РУЛЬ ВЫСОТЫ
Мой папа, Анатолий Васильевич Литвинов, был журналистом. Почему-то так случилось, что в этом году ему должно было исполниться шестьдесят лет со дня рождения, а исполнилось 16 лет со дня смерти. Он был одарённым, харизматичным, красивым.
Время проходит. С каждым годом о нём всё реже стали вспоминать. Уходят из жизни те, с кем он был близок. Я решила - нельзя допустить, чтобы память о моём отце и его труды канули в Лету.
Художники оставляют после себя полотна. Писатели - книги. Мой отец оставил после себя газетные публикации. Их можно найти лишь в областной библиотеке, в отделе периодики. Естественно, в единственном экземпляре. Может быть, ещё в архивах редакций, в которых он работал. Но кое-что сохранилось в папках и у меня.
Некоторое время назад я загорелась идеей издать книгу - сборник фельетонов, статей, зарисовок, очерков, написанных в разные годы моим отцом. На этот момент издать книгу по финансовым причинам не реально, пусть это дело пока погодит. Материалы буду набирать и публиковать здесь.
Первый текст - очерк о лётчике. Героя материала, возможно, давно нет в живых. Но может быть, во всемирной паутине на очерк случайно наткнутся потомки и откликнутся)) Будет для них сюрприз. Может даже, тот самый внук, с которым в далёком 1979 (меня, кстати, тогда и в помине не было, а папе моему было... без малого 30 лет), с которым лётчик гулял возле театра))
«Ленинская смена», 30 января, 1979 года
Анатолий Литвинов
Мой современник
РУЛЬ ВЫСОТЫ
ЛАЙНЕР сановито разбежался по «ВПП» и, по-восточному поджав «ноги», лёг на курс. Руки Лёвина привычно держали штурвал, автоматически манипулировали тумблерами, подправляли ларинг.
Обычный полёт. «Высота девять тысяч… - объявила стюардесса, температура за бортом…» Пилот не слушал. Ощущал информацию без подсказчиков и приборов. «Что-то трудно держать горизонт… Центровка?» Рука командира оторвалась от штурвала и вдруг… резкий шлепок по вздувшимся венам! «Включи автопилот, - строго посоветовала жена, - на нас уже люди обращают внимание».
Путаясь в фалдах штатского пиджака, Григорий Тимофеевич рассовывает смущённые руки по карманам. Оглядывается… Пассажирский салон блестит любопытствующими взглядами. «Всё ясно, - с лукавинкой кивает догадливый сосед справа, - бывший авиатор».
* * *
ЖИВЁТ в Белгороде человек. Я видел его недавно, на прошлой неделе. У снежной горки возле драмтеатра - с санками и внуком. Потом один из них (тот, что помоложе) взобрался на ледяную верхушку, а другой терпеливо дожидался внизу. Первый - розовощёкий крепыш - в эти минуты считал себя вполне геройским внуком, а второй - Герой Советского Союза, подполковник ВВС в отставке Григорий Тимофеевич Лёвин - чувствовал себя вполне счастливым дедом…
Говорят, когда летаешь во сне - в это время растёшь. Я задумался: а если человек летает наяву? Не в кровати - в небе 43-го. На штурмовике Ил-2. Без «бронеспинки».
- Это потом, через какое-то время, прикрепили к сиденью лётчика эту самую «бронеспинку», - рассказывал мне однажды Григорий Тимофеевич. А до этого летали без неё. Лётчики сами себе такую защиту придумали. Жизнь заставила, а точнее - гибель боевых товарищей. С «бронеспинкой» воевать стало спокойнее и веселее. После полёта техники из фюзеляжей горстями выгребали двадцатимиллиметровые снаряды, те, что отскочили, значит, от спинки.
Встретившись с настоящим Героем, да ещё вот так, как сейчас, уютно и ладно в редакционном кабинете, трудно удержаться и не поговорить о подвиге, о мужестве, о войне, о Золотой Звезде, что так доверчиво поблёскивает на лацкане. А мы вначале заговорили о мечте. Может потому, что с неё всё и начинается. И подвиги тоже. Я сказал это слово - «всё» - и засомневался: «Всё ли?». Нет. Только стоящее и светлое, значительное и радостное, счастливое и нужное людям начинается с хорошей мечты. Мечту рождает случай - так считает Лёвин, так с ним и произошло. В общем я согласен с ним, но уверен: настоящая мечта никогда не случайна. Это тоже подтверждается жизнью Григория Тимофеевича.
Немного
ретроспективы
Если бы не,.. то… Так, наверное, можно говорить об уже сложившейся судьбе любого человека. Действительно: если бы много лет назад в пяти километрах от Кадиевки 1-го Мая не заблудился самолёт и не приземлился в степи невдалеке от дома третьеклассника Гриши, то, может быть, и не стать Лёвину знаменитым командиром эскадрильи. Дребезжащий, чихающий, но казавшийся чудом техники ПО-2, обернулся для десятилетнего мальчишки тем самым «неслучайным случаем». Летящей и призывно покачивающей крыльями МЕЧТОЙ.
- Григорий Тимофеевич, и всё-таки, думаю, если человек со своей мечтой, как говорится, один на один - ему нелегко. А если говорить о её достижении, опять-таки в одиночку, самостоятельно, то…
Лёвин: - Самостоятельность, вера в себя - большое, конечно, дело. Но без людей, их помощи - стать, кем я хотел, было бы задачей невыполнимой. Думаю, и для других тоже. Тут дело не в потребительском, так сказать, смысле, а в стремлении вслушиваться в советы окружающих, в искреннем желании видеть в старших своих единомышленников, желающих тебе добра, подталкивающих на верный путь.
Никогда не забуду своего учителя математики - Кузьму Матвеевича. Он говорил не «урок», а «академический час». Когда получал у него «четвёрку» - дома был праздник. Правда, праздновали редко. Академический час! В семье нас было шестеро. Уроки уроками, а приходилось, в основном, помогать маме, думать о хлебе. Мама у нас одна была.
А Кузьма Матвеич говорил: «Гриша, хочешь иль не хочешь, а учиться будешь. И я тебя выучу». Его «любимчиком» я не был. Но сам его полюбил на всю жизнь.
Письмо в редакцию
Делится своей бедой мама двадцатитрёхлетнего «неудачника»: «Мой сын три года подряд поступал на юридический. Каждый раз «проваливался», хотя в перерывах между поступлениями мы с отцом не позволяли ему где-либо работать, думали: пусть готовится, зубрит учебники. И вот такой результат. Сын говорит: «Теперь из меня ничего не получится».
Лёвин поднялся в небо из-под земли. В буквальном смысле. Пятнадцатилетним пошёл работать на шахту. Спустился в забой (мечта о небе и тогда была при нём). Определили электрослесарем по ремонту оборудования. Закончилась первая рабочая смена - одно расстройство, хоть плачь. Работа-то слесарная оказалась… «чистой». Как теперь домой показаться на мамины глаза?! Пристроился к коногонам, зачерпнул с тележки антрацитовой пыльцы и вычернил ею лицо, уши, грудь, руки по локоть… Держись, домашние! Рабочий человек идёт! Но первым на выходе встретился «шахтёру» мастер участка: «Не красней, сам таким был».
Работал в шахте и учился в аэроклубе. В лётную школу не приняли, устроился на аэродром мотористом - на земле готовил к полётам других. А в душе - себя.
Несколько ответов на вопросы, которые
обязательно, всегда задают герою
- Вы спрашиваете: боюсь ли я чего-нибудь, испытываю ли когда-либо чувство страха?.. Сейчас, пожалуй, нет. А вот, когда летал, почему-то опасался прыгать с парашютом. Парадоксально, конечно, для лётчика, но ничего не поделаешь - так было. Однажды загорелся в воздухе - не прыгнул, сел вместе «с огнём». Раз подбили - опять падал на лес в машине. А вообще страх страху рознь. Да и храбрость тоже не одинакова. Вряд ли нормальный человек останется спокойным, если целей для бомбометания на планшете не видно - одни зенитные батареи. Тут главное преодолеть свой, вполне естественный, страх. А это значит и увеличить шанс на спасение собственной жизни. А ведь и так может случиться. Был в нашем полку лётчик из новичков. Взлетает на задание аккуратно вместе с эскадрильей. Только эскадрилья летит, куда надо, а он сделает круг над аэродромом и - на посадку. Всегда «уважительные» причины находил: то мотор-де забарахлил, то желудок. Страшно ему было - через линию фронта. И вот в очередной раз разогнался на полосе, и вдруг решил прекратить взлёт, да не рассчитал: перевернулся, загорелся. Погиб. Убил новичка его собственный страх.
А мне самому каково было! Сидишь в кабине, ждёшь ракету «на вылет» - страшно. Взлетел, пристроился к группе - теперь все вместе - страха как не бывало.
Случаи из жизни, которые
когда-то попали в милицейские протоколы
Случай первый. Белгород. Поздний вечер. По опустевшему проспекту возвращаются домой двое дружинников. Один из них - шестидесятилетний Лёвин. В тишине грохнули разбитые окна. Три фигуры метнулись туда-сюда и бросились бежать. Дружинники в погоню. Точнее, один дружинник - Левин. Напарник (из молодых) «предусмотрительно» поотстал. Ну, и шут с ним! Хорошо, хоть не расписывал своё геройство, когда хулиганов всё же задержали.
Случай второй. Шёл Григорий Тимофеевич с работы. Подходил уже к дому, услышал ругань, удары. Два «амбала» били третьего, лежащего на земле. Можно было Левину ловко «сманеврировать», тихо юркнуть в подъезд, щёлкнуть замочным предохранителем… А он, совсем не богатырского телосложения, пошёл на них. Как тогда, в 43-м, ходил на штурмовку вражеского аэродрома. Не с кулаками. Окликнул резко, резанул взглядом… Трухнули «амбалы».
А тридцать пять лет назад…
(несколько фраз из журналистского блокнота -
неотредактированных и «непричёсанных»)
21/VII-43 г. Сообщение: «На Брянском аэродроме более 120 фашистских бомбардировщиков. Возможно пойдут на Москву». «Илюшины» решили нанести удар. Ночью. Специальной подготовки не проходили. Поднялась «семёрка». Ла-5 «взяли прикрытие». Линия фронта. Зенитный обстрел. Истребители прикрытия ушли ввысь. Вышли на вражеский аэродром без прикрытия. Немец-стартовик дал две «зелёные», пригласил на посадку.
Принял за своих. Мы бомбим. Попали в эшелон с горючим, взорвался склад с боеприпасами. Гитлеровские самолёты подскакивали с бетонки вверх. От взрывов. Вокруг только небо и огонь. Самолёт подбит, дистанционный снаряд перебил управление элеронами. Вражеские зенитки замолкли: первый признак - в воздухе ихние истребители. А вот и Ме-109. Почему-то зажмурил и открыл глаза. Рядом с моей - кабина «Мессера», немецкий лётчик сложил три пальца, показывает: «вниз». Вдруг «Ил» резко «упал». Левая плоскость касается леса. Прорубил 150 метров лесопосадки. Сел. Часа через 4 очнулся. 2 ночи. Где? Куда? По деревьям определяю: «север-юг». Иду 10 дней. По лесу. Обед - дикие яблоки. Нашёл село. Крестьяне переодели в гражданское, дали махорки. Вскоре выхожу к своим. Объятия. Сбрил бороду. Вручили орден Красной Звезды. [Это один из боевых вылетов Лёвина. А всего их было 130].
«Арифметика» лётчика Левина,
Ныне старшего инженера диспетчерской
службы объединения Центротяжстрой.
- Вы спрашиваете, что значит любить свою работу?.. Я не знаю. Видно от того, что никогда не задумывался над этим. Я люблю небо, жизнь. А работа, что ж…
(И увидев, что я чего-то недопонимаю, берётся объяснить «на пальцах»).
- Рабочий мой день - семь часов. Каждый месяц получаю, допустим,пятнадцать приглашений: выступить в школе, ПТУ или в рабочем цехе. Рассказывать приходится по полтора-два часа. Простая арифметика - если буду этим заниматься безотказно, то за месяц натечёт« пять «митинговых» дней. А когда работать? Поэтому я от таких приглашений отказываюсь, говорю: давайте встретимся после работы или в выходной день. Я же на ра-бо-те. Не понимают люди: звонят начальству: «Откомандируйте героя Левина на пионерский сбор 6 «А». Это очень важно!»
Я ПОДУМАЛ: может и неоправданно «затираем» это слово - «любовь»? К работе своей, наверное, надо относиться, как к жизненно необходимому делу - необходимому для себя и для других. А любить (в первозданном смысле этого слова) можно мать, землю, людей.
Сижу напротив Григория Тимофеевича, и только сейчас замечаю на левом бортике его пиджака небольшой значок (видно, полученные накануне) - «Победитель социалистического соревнования». И уже готов сорваться неуместный вопрос: «Куда он будет прикреплять этот знак, если понадобится вдруг надеть все свои награды? Как «Победитель соревнования» будет «смотреться» рядом с тремя орденами Боевого Красного Знамени, орденами Красной Звезды и Алексанлра Невского, невдалеке от Золотой Звезды Героя Советского Союза?»
Я, КОНЕЧНО, обо всём этом Лёвина не спросил. Ведь тогда, после разговора с ним, я понял: человек, поднимающийся в небо не во сне, а наяву - так и должен: постоянно, в любой жизненной ситуации крепко и уверенно держать в руках руль своей жизненной высоты. В особенности - такой человек, как Григорий Тимофеевич, верящий, что на земле все эти послевоенные десятилетия, он, как бы находится в затяжном, длящемся до конца жизни, сто тридцать первом боевом вылете.
А.Литвинов