(начало тут
http://marta-ketro.livejournal.com/556097.html)
Осенью всё разладилось настолько, что у нас закончился секс. Не умею спать с мужчинами, которые меня обижают, а он - с женщинами, которые его злят.
К октябрю осознала, что, в общем-то, свободна. Он удалился в деревню в калужской или во владимирской, что ли, области - господи, где это? - и мы иногда перезванивались.
- Тут рядом деревня Сима, есть река, Сима, продуктовый магазин...
- ...тоже Сима? Было бы последовательно.
- Нннет.
- Это из книжки: "Мой друг называл всю свою живность одинаково, его кота звали Марвел, его рыбку звали Марвел, его цветок звали Марвел. Позже кот оказался кошкой и родил пять маленьких марвелов"
- Смешно...
- Я это. Я пошла тогда, наверное. Раз такое дело. Чего теперь. - В человеческих разговорах у меня словарный запас становился, как у собаки.
- Да? Я буду скучать. И не приедешь попрощаться?
- А можно?
- Один друг на выходные в эту сторону едет, может забрать, а потом я тебя вывезу.
Не знаю, за каким грехом его друг ехал "в эту сторону", потому что без разговоров высадил меня возле одинокого дома, развернулся и свалил. Мужская дружба похожа на кошачий клуб - ну, когда самцы собираются вместе и молча греются на солнце, внешне никак не общаясь. Сходишься с кем-то, отношения развиваются или портятся, всё вроде бы только между вами двоими, но время от времени замечаешь вокруг молчаливых мужчин, которые "имеют мнение". Один, оказывается, тебя терпеть не может, и старается не здороваться при встрече; у второго вдруг обнаруживает эротический интерес - но сообщает он о нём не раньше, чем после вашего расставания с другом. У всех остальных также множество мыслей насчёт тебя, но угадать, какого рода, невозможно. То ли дело женщины, которые выкладывают всё с первой секунды, - "этот твой мне не нравится, а того дай поносить, как надоест", - и до последней комментируют процесс, не стесняясь.
Так вот, этот друг, видимо, был из разряда тех, что считали меня сукой, которая мучит хорошего парня, поэтому сработал таксистом и умчался. А я была просто женщиной, чья любовь оказалась избыточной и с ней предстояло что-то сделать.
О, я прекрасно умела обращаться с ненужной любовью: обезболить, отсечь, прижечь рану, выпить кодеиносодержащего и к весне проснуться пустой и лёгкой. Но сначала я хотела её прожить, хотя бы в течение одной короткой бесплодной недели.
И потому каждый день мы выходили и гуляли до изнеможения. Летом в округе горели торфяники, и поля вокруг остались чёрными, снег ещё не выпал, мы бродили по выжженной земле, спотыкаясь о кочки. Было легко представить, что мы затерялись и можем не дойти, упасть, давясь леденеющим воздухом, погибнуть от усталости и голода. Когда же нам надоедало играть в бродяг, мы разворачивались на сто восемьдесят градусов и шли домой. Это очень удобно, когда пафос и лишения можно тщательно дозировать.
Дома разогревали красное вино и разговаривали о чём угодно, избегая темы "наших отношений" - не обсуждали, что с нами происходи и как это закончится. Лишь в первый вечер он спросил, зачем приехала, а я пообещала ответить накануне отъезда. Да ещё по ночам, каждый раз перед тем как заснуть, - целомудренно, как и было решено, - я приподнималась на локтях, смотрела на него в темноте и говорила: "я тебя люблю", а потом отворачивалась к стене.
Пока всё было хорошо, я этого не смела. Нет ничего глупей, когда говорят "я тебя люблю", а ты не можешь ответить "и я". Что тогда - спасибо? извини? а я - нет? Не могла же я ставить хорошего человека в неловкое положение.
И ещё я знала, как одиноко бывает с любящим. Когда влюблён сам, жизнь наполнена, ты отдаёшь её каждую минуту и совершенно счастлив. Но если ты - холодный реципиент, невозможно забыть, что у тебя на руках уязвимый обескровленный донор, которого легко задеть случайным словом. Он в зоне твоей ответственности, со всем своим пылом и безмозглой щедростью, с ним нельзя говорить о множестве вещей - например, о прошлом, где остались более любимые люди, и о будущем, в котором нет места для него. Только законченный эгоист может купаться в чужой любви, не угрызаясь совестью.
От всего этого я берегла его прежде, но сейчас разрешила себе.
И потому перед отъездом, когда он снова спросил, "так зачем всё же ты приезжала?", я ответила:
- Чтобы каждую ночь перед сном говорить "я тебя люблю". Так вышло, что никогда у меня не получалось жить с любимым мужчиной, и некому было сказать этого по-честному. Хотела узнать, как оно бывает.
Это, как водится, было частью правды. Если у человека хватит духа принять твою безответную любовь, ничем её не подкрепляя, ни обещаниями, ни сексом, но просто позволить её проявлять, то любовь постепенно начнёт убывать, и есть шанс освободиться. Она тогда не портится, не отравляет, а просто впитывается в сухой песок или горелую землю и никак не восполняется. И домой я уезжала пустой. Или почти пустой.