Тайные знаки любви и её окончания
Как водится, я придумала только название, совершенное, как яблоко. Нейминг - моя сильная сторона, я умею дать книге такое имя, что её можно уже не писать. Такое, что едва придумав, начинаешь искать его в Яндексе - невероятно, чтобы столь очевидная вещь не пришла никому в голову прежде. Но нет, искомая комбинация слов нигде не встречается, попробуйте без кавычек. Спаси бог, я не хочу пробовать без кавычек, иначе засыплют пошлостью - мистикой, астрологией и лирушечкой. В чём-то они правы, там внутри обязательно должны быть изображения длинноруких женщин и чуть желтоватая бумага. Карты таро, монеты и парочка яблонь, возможно, горящих, чтобы только люди с быстрым и дурным воображением оценили аллюзию, остальные пусть пройдут мимо, пожав плечами - «а, это что-то бабское». И ещё кинжал, отсылающий к определённому эпизоду:
«- Да, немного боли никому не повредит, если вы понимаете, о чём я. Кроме того, я думаю, что ножи, это отличная идея. Здоровенные блестящие охуенные ножи, такие, которыми можно шкуру с крокодила снять. Ножи хороши тем, что от них нет шума. И чем меньше от них шума, тем удобнее нам будет их использовать. Порезать всех как следует, пустить кровь, пусть видят, что мы не шутим. Стволы - для лохов, ножи - выбор мастеров.
- Мыло, может, ты нам о себе чего-то не рассказываешь? Я ещё не знаю, о чём больше волноваться, о деле или о твоём прошлом»
Не напрасно ты волнуешься о моём прошлом, потому что в нём заключено твоё будущее, дружочек. Я вижу его не в арканах, свечах и кофейной гуще, а во снах, которые прежде были моими, а теперь перебрались к тебе - от виска к виску, пока мы коротко задрёмывали на сырых простынях. Был у меня один такой сон, который всегда означал окончание любви. Будто я привожу домой человека, которого люблю, и пытаюсь его как-то легализировать, маме показать, мужу, ещё кому-то: «Это? Это мой друг, пришёл чайку попить», стараясь между делом к нему непристойно прижаться, потому что страсть, - а чего бы я иначе его притащила. И в какой-то момент, поглощенная хитростью и вожделением, я всегда, в каждом сне, понимаю: ничего не выйдет. Мне никого не обмануть, мне его не получить. В моей жизни, такой, как она есть сейчас, нет места этому человеку. Мою реальность невозможно так растянуть и вывернуть, чтобы иметь его при себе и не ободрать жопу, - ах, пардон, другой лексический пласт, - и никому не сделать больно. Это не говоря о том, что у предмета тоже своя какая-то свобода воли, он, может, и не хочет в мою жизнь. Но, главное, что я со своей влажной ложью всегда оказываюсь перед неколебимыми, как на скале Рашмор, образами моей семьи, которую до поры ещё как-то можно морочить, но так или иначе скоро придёт время разрушить покой, сделать то, от чего их лица станут беззащитными и растерзанными. Мне даже не надо зажмуриваться, чтобы представить, как поплывёт этот твердый рот, как рука тщетно метнётся к нему, чтобы удержать, но в последний момент предпочтёт зажать ладонью глаза - тоже без толку. И тут я всегда отступаюсь.
Ну, почти всегда.
И то, что ты в очередном душном сновидении норовишь запихнуть меня в шкаф, спрятать до того момента, пока она уберётся из комнаты, означает: совсем скоро и без видимых причин придёт осень, которой не ждали. Она заявится, как Алиса, со здоровенным блестящим охуенным ножом и очень, очень тебя удивит. Просто очистит яблочко и уйдёт, забрав меня с собой.
«- Да, немного боли никому не повредит, если вы понимаете, о чём я. Кроме того, я думаю, что ножи, это отличная идея. Здоровенные блестящие охуенные ножи, такие, которыми можно шкуру с крокодила снять. Ножи хороши тем, что от них нет шума. И чем меньше от них шума, тем удобнее нам будет их использовать. Порезать всех как следует, пустить кровь, пусть видят, что мы не шутим. Стволы - для лохов, ножи - выбор мастеров.
- Мыло, может, ты нам о себе чего-то не рассказываешь? Я ещё не знаю, о чём больше волноваться, о деле или о твоём прошлом»
Не напрасно ты волнуешься о моём прошлом, потому что в нём заключено твоё будущее, дружочек. Я вижу его не в арканах, свечах и кофейной гуще, а во снах, которые прежде были моими, а теперь перебрались к тебе - от виска к виску, пока мы коротко задрёмывали на сырых простынях. Был у меня один такой сон, который всегда означал окончание любви. Будто я привожу домой человека, которого люблю, и пытаюсь его как-то легализировать, маме показать, мужу, ещё кому-то: «Это? Это мой друг, пришёл чайку попить», стараясь между делом к нему непристойно прижаться, потому что страсть, - а чего бы я иначе его притащила. И в какой-то момент, поглощенная хитростью и вожделением, я всегда, в каждом сне, понимаю: ничего не выйдет. Мне никого не обмануть, мне его не получить. В моей жизни, такой, как она есть сейчас, нет места этому человеку. Мою реальность невозможно так растянуть и вывернуть, чтобы иметь его при себе и не ободрать жопу, - ах, пардон, другой лексический пласт, - и никому не сделать больно. Это не говоря о том, что у предмета тоже своя какая-то свобода воли, он, может, и не хочет в мою жизнь. Но, главное, что я со своей влажной ложью всегда оказываюсь перед неколебимыми, как на скале Рашмор, образами моей семьи, которую до поры ещё как-то можно морочить, но так или иначе скоро придёт время разрушить покой, сделать то, от чего их лица станут беззащитными и растерзанными. Мне даже не надо зажмуриваться, чтобы представить, как поплывёт этот твердый рот, как рука тщетно метнётся к нему, чтобы удержать, но в последний момент предпочтёт зажать ладонью глаза - тоже без толку. И тут я всегда отступаюсь.
Ну, почти всегда.
И то, что ты в очередном душном сновидении норовишь запихнуть меня в шкаф, спрятать до того момента, пока она уберётся из комнаты, означает: совсем скоро и без видимых причин придёт осень, которой не ждали. Она заявится, как Алиса, со здоровенным блестящим охуенным ножом и очень, очень тебя удивит. Просто очистит яблочко и уйдёт, забрав меня с собой.