Я её полная тёзка. Порой даже внешне очень похожа, говорят. Даже и не знаю, хорошо это или нет.
Человеком она была весьма неоднозначным,
трудно о ней судить беспристрастно.
Школа преподавателей иностранных языков. Балашов, 16.10.1925. Бабушка вторая слева.
Про свои детство и юность бабушка очень много рассказывала. Ужасно жалею теперь, что не записывала все бабушкины повествования - а ведь сидела в глубоком детстве, растопырив уши и раскрыв рот, у стола на кухне, пока бабушка ставила тесто, готовила начинку, и следом пекла невероятные совершенно пироги, между делом рассказывая мне про дела давно минувших дней. Какие-то торжества, накрытые столы, первая звезда, катки и горки, шум большой семьи, круглый дом с коридором вокруг зала в центре, походы в церковь по праздникам... Сейчас это всё мне вспоминается, как будто отрывки из прочитанной когда-то полузабытой книги. Спасибо, сестрень освежает своими рассказами мои обрывки.
Смешно, но сколько людей ни пробовали испечь пироги тютелька-в-тютельку по бабушкиным рецептам, даже самые-пресамые кулинарки, в том числе, и мама моя, ничего подобного у них не выходило. Я уж с моими кривыми пекарскими лапами и соваться не рискую в эту тему.
За пару лет до войны бабушка познакомилась в Челябинске с дедушкой - подающим надежды физиком-конструктором тракторов. Дедушка был зав.кафедрой Тракторы и автомобили сельскохозяйственого института и стал первым в городе кандидатом технаук.
В Челябинске и дети родились - старший сын и младшая дочь.
А после войны там так и остались - дедушку никак не хотели отпускать с работы, хотя были возможности переехать и в Москву, и куда-то ещё, но только бабушка не очень хотела уезжать из обжитого привычного уже места,
В 62-м дедушке предложили очень хорошее место на кафедре в Воронежском СХИ. И замечательную совершенно квартиру в институтском профессорском доме с прилагающимся садом-огородом. Бабушка съездила посмотреть, и не смогла устоять. К тому же, Воронеж гораздо ближе к её родному Балашову, нежели Челябинск..
Такой идиллии, какая была у бабушки с дедушкой, можно только позавидовать.
Для дедушки в доме делалось абсолютно всё: если Фимочка - как бабушка его называла - работал в кабинете, все обитатели квартиры по бабушкиному приказу должны были ходить на цыпочках и разговаривать шёпотом, а ещё лучше и вообще молчать. Дедушка всю свою жизнь был занят исключительно наукой и своими изобретениями, быт ему не был знаком ни с какой стороны, даже я лет в 6 спокойнее покупала булочки в хлебном, чем дедушка в 70. Но он обеспечивал семью финансово, бабушка ж этим всем распоряжалась и вела хозяйство, помимо работы преподавателем английского в институте.
Кстати, о языке: одним из моих страшных детских впечатлений было превращение бабушки в английскую бабушку - если я шкодничала, и бабушка решала меня наказать, она заявляла, что с этого момента больше русский язык не знает, и переходила на английский. Вот так, лет с четырёх, я и приобщилась к английскому. Хорошая школа была.
Бабушка всю жизнь педантично следила за собой, несмотря ни на что - даже на послевоенный туберкулёз, надолго её сваливший и лишивший одного лёгкого, что, впрочем, не мешало ей до самой смерти покуривать, и всегда говорила: у каждой уважающей себя женщины обязательно должны быть дорогие перчатки, дорогая сумочка и дорогая обувь, всё остальное - детали. Сама она никогда не покупала вещи в ширпотрёбе - все костюмчики и платья шились исключительно у проверенной портнихи. К каждому ридикюлю полагались определённые шляпка и перчатки. Своим правилам она следовала неукоснительно до последнего дня.
У нас с ней были и тёплые взаимотношения - когда я была маленькая, были и горячая, и холодная война, когда я начала взрослеть и предъявлять какие-то свои права.. Немало словесных перепалок засорило воздух, и даже немало сковородок по кухне полетало - но это уже я занималась метанием посуды, когда словарный запас заканчивался, а гнев выплеснуть требовалось.
Но в конечном итоге мы всё же помирились. Как оказалось, незадолго до её смерти - бабушка сама подошла и извинилась за все дрязги, что случились между нами, сказала, что не хочет уносить с собой в могилу раздоры, а жить-то ей осталось совсем немного.
Это сейчас, будучи сама уже в довольно солидном возрасте и с некоторым жизненным опытом, я понимаю, что жизнь у бабушки не так уж и просто сложилась, особенно во второй четверти - когда семью, спасибо дедушке Ленину, за короткий срок два раза ссылали, в конце концов в начале тридцатых прадеда расстреляли, а прабабушку выпустили незадолго до войны, но уже в совершенно неадекватном состоянии. Прабабушка долго и не прожила, всего каких-то года два кое-как перекантовалась после лагерей.
Конечно же, это не могло не оставить отпечаток на бабушкиной психике. Когда из прекрасного, наполненного цветами и приятными событиями детства попадаешь в грязную сумасшедшую реальность каких-то строящихся социализмов и рабоче-крестьянских миров, вмиг оказавшись дочерью антинародных элементов, которые, к тому же, сидят за решёткой, а тебе в 17 лет приходится как-то пробиваться и выживать и думать о младшей сестре.. Характер закалился железный и крайне властный...
Изменения в поведении у бабушки стали проявляться с возрастом, и я это всё испытала на себе. Когда мы с челябинской сестрой - двоюродной сестрой, но у меня ближе её родственников никаких больше нет, потому-то и сестра - вспоминаем наши детства, Танька не перестаёт удивляться. У нас разница всего 12 лет, но воспоминания о бабушке её детства и моего сильно разнятся.
Что я не смогла до сих пор толком забыть - то, что бабушка читала мои дневники. Даже сейчас, спустя пару десятков лет, стоит мне раскрыть старую тетрадь, моментально вспоминаю, что бабушка это тоже читала. Несколько раз я её заставала за водворением моего дневника на место, вскипала, естественно, на что она говорила: я же должна знать, что с тобой происходит! Ты такая закрытая стала, ничего не рассказываешь! Между прочим, ты пишешь очень хорошие стихи, не понимаю, почему ты их никому не показываешь!
После таких слов я взрывалась, как сто тонн тротила, и готова была снести всё на моём пути.
Несколько лет у нас даже словесного контакта не было, потепление наступило лишь после рождения дочки, её правнучки.
23-го октября 96-го года я уложила дочь спать, и мы сели втроём - бабушка, мама и я - на кухне поиграть в дурачка и поболтать о всяком разном. Засиделись что-то чуть ли не до трёх утра, потом потихоньку расползлись по комнатам. В 7 утра я толком и не поняла, что происходит, когда в комнату ворвалась мама со словами - бабушка умерла...
Не дожила трёх недель до 85-летия.
Спокойная и тихая смерть ей досталась, наверное, так и правильно.