Михаил Светлов - жидочекистский поэт, кумир комсомольцев и троцкистов
Харьковская ЧК - сборище палачей с литературными наклонностями.
Скрипник там отметился, неподалёку - Мыкола Хвылевый в Богодуховской ЧК
http://man-with-dogs.livejournal.com/672678.html
А вот ещё имя из этой обоймы советских литераторов с кровью на руках. Лирик и романтик заплечных дел. А возможно просто прибился, где лучше кормят - и не тебя убивают, а сам убиваешь. Мойша Шейкман ("Михаил Светлов").
http://www.litera.ru/stixiya/articles/530.html
Михаил Светлов (Строфы века)
Евгений Евтушенко
Род. в Екатеринославе. Ум. в Москве. Чемпион легкого веса в поэзии. "Улыбка недремлющим красноармейцем стоит, охраняя поэму мою",- писал он. Улыбка действительно его хранила и позволяла под своим прикрытием писать и печатать весьма грустные стихи: "Мы покинули в детстве когда-то нашу родину - наш инкубатор. Наш извилистый путь устремлен непосредственно в суп и бульон". Пожалуй, самый талантливый из первого поколения так называемых комсомольских поэтов. Во время гражданской войны добровольцем ушел в Красную Армию, а затем в ЧК из тихой еврейской семьи. В 1923 году в Харькове вышел его первый сборник стихов "Рельсы". Нэпа Светлов не понял и не принял, считая его предательством революционных идеалов и, атакуя в стихах партаппаратчиков, обращался с полными жалости посланиями к старушкам, придавленным "красными человеческими статуями". Именно в это время - от неудовлетворенности "обуржуазившейся революцией" - Светлов отчаянно бросился в романтизм и написал знаменитую "Гренаду", которую Маяковский читал наизусть на своих концертах. Во второй половине 20-х писал стихи для подпольных троцкистских листовок. Он рассказывал мне, как его вызвали в ГПУ, предложили быть стукачом, разумеется, под красивым предлогом "спасения революции от врагов". Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайн. Из ГПУ он прямиком направился в ресторан "Арагви", где сделал все, чтоб напиться. С той поры ему ничего не оставалось делать, как поддерживать эту репутацию. После войны он был самым любимым профессором в Литинституте. Ему не разрешали выезжать за границу, ссылаясь на то, что он пьет и что у него нет "международного опыта". Светлов горько пошутил: "Однажды я был за границей - вместе с Красной Армией дошел до Берлина". Побывав в Гренаде, в которую поэт так и не попал, в 1966 году я привез в Москву горсть красноватой гренадской земли на могилу Светлова и смешал ее с землей русской. В стихах заключенного Вадима Попова мне попались такие строки: "Спросил его опер: "Скажи, на хрена сдалась тебе, как ее, эта... Грена..." Повыпали зубы средь каторжной мглы и мертвые губы шепнули: "Колы..." Грустно. Светлова не арестовали, но колымский ледяной холод проникал всюду - даже за казавшийся уютным столик в "Национале", где Светлов сиживал с таким же, как он, неарестованным арестантом эпохи - Ю. Олешей.
Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
http://www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=300
Еврейский обозреватель 16/59, Август 2003, 5763 Ав
НЕЗНАКОМЫЙ СВЕТЛОВ
К 100-летию со дня рождения «гейнеобразного еврея»
ЮРИЙ КАПЛАН
...
Миша Шейнкман родился в семье мелкого ремесленника в славном городе Екатеринославе (Днепропетровске) и в детстве служил "мальчиком" в местной фотографии и на товарной бирже, совмещая прямые обязанности с писанием крамольных стихов. В 1917 г. стихотворение 14-летнего поэта появилось на страницах газеты "Голос солдата".
"Екатеринославский десант" в составе М.Светлова, М.Голодного, А.Ясного высаживается в Москве, и все трое становятся заметными фигурами литературной группы "Молодая гвардия".
В 23 года Светлов - уже автор легендарной "Гренады", которую сам Маяковский громогласно читал со сцены на своем вечере. ...
Маяковский терпеливо ждал.
- Послушайте, Светлов. Я в харьковской гостинице сидел в очереди к парикмахеру и от скуки начал перелистывать журнал "Октябрь". В нем напечатано ваше стихотворение "Пирушка". Оно мне очень понравилось. Я решил послать вам приветственную телеграмму, но потом передумал - позвоню ему лично - так будет ему приятнее. Приходите завтра ко мне. Вместе пойдем на мой вечер в Политехническом...
Пей, товарищ Орлов,
Председатель ЧК...
Эта ночь беспощадна,
Как подпись твоя, -
читаем мы в "Пирушке". Эпидемия восхваления чекистских подвигов стала моровым поветрием, своего рода "атипичной пневмонией" советской поэзии 20-х годов.
...
Светлов тоже грешил, но у него все получалось гораздо мягче. Даже в архиреволюционной "Гренаде" есть строка, которую вряд ли смог бы написать другой комсомольский поэт, и которая стала в наши дни чуть ли не поговоркой, насколько точно передавала суть большевистского "человеколюбия": "Отряд не заметил потери бойца".
Удивительно стихотворение "Колька", где лирический герой становится другом махновца, которого ему поручили расстрелять. Удивительно оно не только своим лирическим содержанием, но и тем, что после публикации в отношении автора не последовали оргвыводы. (Впрочем, Светлову далеко не всегда "уклоны" так легко сходили с рук.)
Да и от своего местечкового прошлого Светлов отрекается не так безапелляционно, как, скажем, Багрицкий в "Происхождении". И в цикле "Стихи о ребе", и в других стихотворениях 20-х годов явственно проступают органически присущие дарованию Светлова черты...
http://www.hrono.ru/libris/lib_b/baranov_svtlv.html
Юрий БАРАНОВ
ГРЕНАДА, ГРЕНАДА, ГРЕНАДА НЕ МОЯ…
Сколько раз случалось, при упоминании того, что поэт Михаил Светлов на самом деле не Светлов, а Шейнкман, поэт Михаил Голодный вовсе и не Голодный, а Эпштейн, поэт Давид Самойлов вовсе и не Самойлов, а Кауфман, поэт Наум Коржавин вовсе и не Коржавин, а Мандель и т. д., слышать в ответ: ну, разве вы не понимаете, в чём дело… Ну разве можно было в нашей антисемитской стране быть в литературе, имея еврейскую фамилию…
Дождавшись такой откровенности, я всегда говорил - презираю тех, кто стыдится своего родового имени. И добавлял: почему-то Борис Пастернак, Борис Слуцкий, Иосиф Бродский и Осип Мандельштам за псевдонимами не прятались. У них талант был. А Эпштейна сколько в Голодного ни крась, поэта из него не выйдет. И срам Светлова фиговый лист псевдонима не скроет.
В ста процентов случаев провокация удавалась, и оппоненты мои начинали визжать о том, какой это талант. Разумеется, уверяя, что так считают «все». Я возражал: уничижительные характеристики Светлову давали такие авторитетные люди из разных миров, как поэт-эмигрант Дон Аминадо (Аминадав Шполянский) и наш великий композитор Георгий Свиридов. Ну, а мне тыкали в нос «авторитетами» пошиба Льва Аннинского. Сей авторитет (пишу без кавычек - в определённых кругах он действительно авторитетен) умиляется даже тем, что Шейнкман так до конца дней и не усвоил всех тонкостей русского языка. Комментируя малограмотную строфу
«Постой, постой, ты комсомолец? Да!
Давай не расставаться никогда!
На белом свете парня лучше нет,
Чем комсомол шестидесятых лет»,
Лев Аннинский умиляется: «Правильно было бы «годов». Но в этом обаятельном косноязычии - весь Светлов. И сама Поэзия». Представляю, как возмущался бы критик, если бы подобное «косноязычие» допустил какой-то поэт из природных русских!
Но не это главное. Поклонник Шейнкмана, восхищаясь его знаменитой «Гренадой» (1926), пишет: «Светлов не знает и не может знать, что через десять лет (в Испании) закипит такая же лютая гражданская война, какая кипела на его родине, само понятие родины будет передислоцировано в классовые окопы…». Лукавит критик, лукавит. Для Шейнкмана и прочих светловых понятие родины, если оно и было, задолго до 1926-го «передислоцировалось» туда, что Аннинский аккуратно называет классовыми окопами, а точнее было бы назвать мировой революцией. «Гренада» - троцкистский гимн, и в этом секрет, почему вокруг стихотворения была поднята такая шумиха. Напомню, оно было написано на закате Троцкого. Годом раньше, осознав неизбежность падения своего кумира, удавилась кровавая сука Евгения Бош, «прославившаяся» страшными погромами русских деревень. Через несколько месяцев после премьеры «Гренады» Троцкий будет вышвырнут с политической авансцены и в тот же день пустит себе пулю в висок его ближайший сподвижник Адольф Иоффе (раздававший исконные русские земли на всех дипломатических переговорах, которые он вёл с сопредельными государствами и сделавший Оренбург столицей Казахстана).
О, «Гренада» оказалась востребованной - космополитической троцкистской, в основном еврейской, квази-интеллигенцией, столь влиятельной в нашей стране. Бросай родную хату, русско-украинский простак, пусть твои поля зарастают сорняком, а ты посвяти свою жизнь мифическим «гренадским» крестьянам. Троцкизм дожил до самого конца СССР, в светловском стихотворении легко заменить одно слово и получится
«Он землю покинул, пошёл воевать,
Чтоб землю в Афгане крестьянам отдать».
После 7 ноября 1927 года, после изгнания Троцкого с коммунистического Олимпа, его недобитые сторонники смаковали светловский гимн как замаскированный запретный троцкистский плод, полагая, что русские дураки ни о чём не догадываются.
Эти пронырливые квази-интеллигенты довели культ Светлова до того, что в СССР библиотек его имени было больше, чем имени Пушкина или Толстого, не говоря уж о Есенине или Блоке. Комсомольская газета Советской Белоруссии, рассказывал мне историк Владимир Бегун, дошла до того, что уверяла, будто «среди советской молодёжи ширится движение» заменить слово «здравствуйте» словами «со светловским приветом».
Но для меня лично троцкистско-фашистская суть Светлова виднее всего в его позднем стихотворении, написанном уже в послесталинские годы:
«Весёлые песни поют комиссары,
Тачанка в степях шелестит.
Я рад, что в огне мирового пожара
Мой маленький домик горит».
Какой же нужно быть гадиной, чтобы такое написать!
Поразительно, но ни один из поклонников Шейнкмана, с кем мне довелось говорить об этом (а довелось говорить со многими), не осудил своего кумира, все говорили, что в этих строках отражается благородная мечта Светлова о мировой революции, ради которой он готов пожертвовать чем угодно. А профессиональные поклонники-отмыватели Шейнкмана, тот же Аннинский, в своём усердии не по разуму восхищаются даже его трактовкой еврейского вопроса. В прекрасном будущем у Светлова встречаются еврей-хлебороб (стиху подвластна любая фантастика) и бывший погромщик Игнат Петрович, который просит у Моисея Самойловича прощения за погромы. Естественно, Моисей Самойлович прощения за красный террор и за коллективизацию-раскулачивание не просит. Да и вообще трагедия коллективизации Светловым не замечена. В те страшные годы, попивая утренний кофеёк в уютной московской квартире, прежде чем идти пьянствовать в писательский ресторан, он безмятежно пописывал стишата типа
«Пшеница бушует на тысячах га
От Запорожья до Кременчуга».
Аннинский восхищается: «Он (Светлов) позволяет себе воспевать что угодно. Автодор и Могэс. ЧК и ОГПУ. Вождей, которые просто, «как друзья, руки нам на плечи положили» (это в 1932 году!)». Право же, от такого кликушества блевать хочется.
Текст для публикации в ХРОНОСе предоставлен автором.
Стихи Шейкмана - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov.html
Упомянутые стихи:
Гренада (1926) - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov/my-exali-shagom.html
Колька (1924) - http://www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=300
Пирушка (1927) - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov/probivaetsya-v-tuchax.html
Комсомольская песня (196?) - http://www.sovmusic.ru/text.php?fname=koms60 (там же и мп3)
Аннинский о Светлове - http://www.zavtra.ru/denlit/092/82.html
(Баранов полемизирует именно с этой статьёй)
Не нашёл стихов в сети со строками:
«Весёлые песни поют комиссары,
Тачанка в степях шелестит.
Я рад, что в огне мирового пожара
Мой маленький домик горит»
и
«Пшеница бушует на тысячах га
От Запорожья до Кременчуга»
Скрипник там отметился, неподалёку - Мыкола Хвылевый в Богодуховской ЧК
http://man-with-dogs.livejournal.com/672678.html
А вот ещё имя из этой обоймы советских литераторов с кровью на руках. Лирик и романтик заплечных дел. А возможно просто прибился, где лучше кормят - и не тебя убивают, а сам убиваешь. Мойша Шейкман ("Михаил Светлов").
http://www.litera.ru/stixiya/articles/530.html
Михаил Светлов (Строфы века)
Евгений Евтушенко
Род. в Екатеринославе. Ум. в Москве. Чемпион легкого веса в поэзии. "Улыбка недремлющим красноармейцем стоит, охраняя поэму мою",- писал он. Улыбка действительно его хранила и позволяла под своим прикрытием писать и печатать весьма грустные стихи: "Мы покинули в детстве когда-то нашу родину - наш инкубатор. Наш извилистый путь устремлен непосредственно в суп и бульон". Пожалуй, самый талантливый из первого поколения так называемых комсомольских поэтов. Во время гражданской войны добровольцем ушел в Красную Армию, а затем в ЧК из тихой еврейской семьи. В 1923 году в Харькове вышел его первый сборник стихов "Рельсы". Нэпа Светлов не понял и не принял, считая его предательством революционных идеалов и, атакуя в стихах партаппаратчиков, обращался с полными жалости посланиями к старушкам, придавленным "красными человеческими статуями". Именно в это время - от неудовлетворенности "обуржуазившейся революцией" - Светлов отчаянно бросился в романтизм и написал знаменитую "Гренаду", которую Маяковский читал наизусть на своих концертах. Во второй половине 20-х писал стихи для подпольных троцкистских листовок. Он рассказывал мне, как его вызвали в ГПУ, предложили быть стукачом, разумеется, под красивым предлогом "спасения революции от врагов". Светлов отказался, сославшись на то, что он тайный алкоголик и не умеет хранить тайн. Из ГПУ он прямиком направился в ресторан "Арагви", где сделал все, чтоб напиться. С той поры ему ничего не оставалось делать, как поддерживать эту репутацию. После войны он был самым любимым профессором в Литинституте. Ему не разрешали выезжать за границу, ссылаясь на то, что он пьет и что у него нет "международного опыта". Светлов горько пошутил: "Однажды я был за границей - вместе с Красной Армией дошел до Берлина". Побывав в Гренаде, в которую поэт так и не попал, в 1966 году я привез в Москву горсть красноватой гренадской земли на могилу Светлова и смешал ее с землей русской. В стихах заключенного Вадима Попова мне попались такие строки: "Спросил его опер: "Скажи, на хрена сдалась тебе, как ее, эта... Грена..." Повыпали зубы средь каторжной мглы и мертвые губы шепнули: "Колы..." Грустно. Светлова не арестовали, но колымский ледяной холод проникал всюду - даже за казавшийся уютным столик в "Национале", где Светлов сиживал с таким же, как он, неарестованным арестантом эпохи - Ю. Олешей.
Источник: Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
http://www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=300
Еврейский обозреватель 16/59, Август 2003, 5763 Ав
НЕЗНАКОМЫЙ СВЕТЛОВ
К 100-летию со дня рождения «гейнеобразного еврея»
ЮРИЙ КАПЛАН
...
Миша Шейнкман родился в семье мелкого ремесленника в славном городе Екатеринославе (Днепропетровске) и в детстве служил "мальчиком" в местной фотографии и на товарной бирже, совмещая прямые обязанности с писанием крамольных стихов. В 1917 г. стихотворение 14-летнего поэта появилось на страницах газеты "Голос солдата".
"Екатеринославский десант" в составе М.Светлова, М.Голодного, А.Ясного высаживается в Москве, и все трое становятся заметными фигурами литературной группы "Молодая гвардия".
В 23 года Светлов - уже автор легендарной "Гренады", которую сам Маяковский громогласно читал со сцены на своем вечере. ...
Маяковский терпеливо ждал.
- Послушайте, Светлов. Я в харьковской гостинице сидел в очереди к парикмахеру и от скуки начал перелистывать журнал "Октябрь". В нем напечатано ваше стихотворение "Пирушка". Оно мне очень понравилось. Я решил послать вам приветственную телеграмму, но потом передумал - позвоню ему лично - так будет ему приятнее. Приходите завтра ко мне. Вместе пойдем на мой вечер в Политехническом...
Пей, товарищ Орлов,
Председатель ЧК...
Эта ночь беспощадна,
Как подпись твоя, -
читаем мы в "Пирушке". Эпидемия восхваления чекистских подвигов стала моровым поветрием, своего рода "атипичной пневмонией" советской поэзии 20-х годов.
...
Светлов тоже грешил, но у него все получалось гораздо мягче. Даже в архиреволюционной "Гренаде" есть строка, которую вряд ли смог бы написать другой комсомольский поэт, и которая стала в наши дни чуть ли не поговоркой, насколько точно передавала суть большевистского "человеколюбия": "Отряд не заметил потери бойца".
Удивительно стихотворение "Колька", где лирический герой становится другом махновца, которого ему поручили расстрелять. Удивительно оно не только своим лирическим содержанием, но и тем, что после публикации в отношении автора не последовали оргвыводы. (Впрочем, Светлову далеко не всегда "уклоны" так легко сходили с рук.)
Да и от своего местечкового прошлого Светлов отрекается не так безапелляционно, как, скажем, Багрицкий в "Происхождении". И в цикле "Стихи о ребе", и в других стихотворениях 20-х годов явственно проступают органически присущие дарованию Светлова черты...
http://www.hrono.ru/libris/lib_b/baranov_svtlv.html
Юрий БАРАНОВ
ГРЕНАДА, ГРЕНАДА, ГРЕНАДА НЕ МОЯ…
Сколько раз случалось, при упоминании того, что поэт Михаил Светлов на самом деле не Светлов, а Шейнкман, поэт Михаил Голодный вовсе и не Голодный, а Эпштейн, поэт Давид Самойлов вовсе и не Самойлов, а Кауфман, поэт Наум Коржавин вовсе и не Коржавин, а Мандель и т. д., слышать в ответ: ну, разве вы не понимаете, в чём дело… Ну разве можно было в нашей антисемитской стране быть в литературе, имея еврейскую фамилию…
Дождавшись такой откровенности, я всегда говорил - презираю тех, кто стыдится своего родового имени. И добавлял: почему-то Борис Пастернак, Борис Слуцкий, Иосиф Бродский и Осип Мандельштам за псевдонимами не прятались. У них талант был. А Эпштейна сколько в Голодного ни крась, поэта из него не выйдет. И срам Светлова фиговый лист псевдонима не скроет.
В ста процентов случаев провокация удавалась, и оппоненты мои начинали визжать о том, какой это талант. Разумеется, уверяя, что так считают «все». Я возражал: уничижительные характеристики Светлову давали такие авторитетные люди из разных миров, как поэт-эмигрант Дон Аминадо (Аминадав Шполянский) и наш великий композитор Георгий Свиридов. Ну, а мне тыкали в нос «авторитетами» пошиба Льва Аннинского. Сей авторитет (пишу без кавычек - в определённых кругах он действительно авторитетен) умиляется даже тем, что Шейнкман так до конца дней и не усвоил всех тонкостей русского языка. Комментируя малограмотную строфу
«Постой, постой, ты комсомолец? Да!
Давай не расставаться никогда!
На белом свете парня лучше нет,
Чем комсомол шестидесятых лет»,
Лев Аннинский умиляется: «Правильно было бы «годов». Но в этом обаятельном косноязычии - весь Светлов. И сама Поэзия». Представляю, как возмущался бы критик, если бы подобное «косноязычие» допустил какой-то поэт из природных русских!
Но не это главное. Поклонник Шейнкмана, восхищаясь его знаменитой «Гренадой» (1926), пишет: «Светлов не знает и не может знать, что через десять лет (в Испании) закипит такая же лютая гражданская война, какая кипела на его родине, само понятие родины будет передислоцировано в классовые окопы…». Лукавит критик, лукавит. Для Шейнкмана и прочих светловых понятие родины, если оно и было, задолго до 1926-го «передислоцировалось» туда, что Аннинский аккуратно называет классовыми окопами, а точнее было бы назвать мировой революцией. «Гренада» - троцкистский гимн, и в этом секрет, почему вокруг стихотворения была поднята такая шумиха. Напомню, оно было написано на закате Троцкого. Годом раньше, осознав неизбежность падения своего кумира, удавилась кровавая сука Евгения Бош, «прославившаяся» страшными погромами русских деревень. Через несколько месяцев после премьеры «Гренады» Троцкий будет вышвырнут с политической авансцены и в тот же день пустит себе пулю в висок его ближайший сподвижник Адольф Иоффе (раздававший исконные русские земли на всех дипломатических переговорах, которые он вёл с сопредельными государствами и сделавший Оренбург столицей Казахстана).
О, «Гренада» оказалась востребованной - космополитической троцкистской, в основном еврейской, квази-интеллигенцией, столь влиятельной в нашей стране. Бросай родную хату, русско-украинский простак, пусть твои поля зарастают сорняком, а ты посвяти свою жизнь мифическим «гренадским» крестьянам. Троцкизм дожил до самого конца СССР, в светловском стихотворении легко заменить одно слово и получится
«Он землю покинул, пошёл воевать,
Чтоб землю в Афгане крестьянам отдать».
После 7 ноября 1927 года, после изгнания Троцкого с коммунистического Олимпа, его недобитые сторонники смаковали светловский гимн как замаскированный запретный троцкистский плод, полагая, что русские дураки ни о чём не догадываются.
Эти пронырливые квази-интеллигенты довели культ Светлова до того, что в СССР библиотек его имени было больше, чем имени Пушкина или Толстого, не говоря уж о Есенине или Блоке. Комсомольская газета Советской Белоруссии, рассказывал мне историк Владимир Бегун, дошла до того, что уверяла, будто «среди советской молодёжи ширится движение» заменить слово «здравствуйте» словами «со светловским приветом».
Но для меня лично троцкистско-фашистская суть Светлова виднее всего в его позднем стихотворении, написанном уже в послесталинские годы:
«Весёлые песни поют комиссары,
Тачанка в степях шелестит.
Я рад, что в огне мирового пожара
Мой маленький домик горит».
Какой же нужно быть гадиной, чтобы такое написать!
Поразительно, но ни один из поклонников Шейнкмана, с кем мне довелось говорить об этом (а довелось говорить со многими), не осудил своего кумира, все говорили, что в этих строках отражается благородная мечта Светлова о мировой революции, ради которой он готов пожертвовать чем угодно. А профессиональные поклонники-отмыватели Шейнкмана, тот же Аннинский, в своём усердии не по разуму восхищаются даже его трактовкой еврейского вопроса. В прекрасном будущем у Светлова встречаются еврей-хлебороб (стиху подвластна любая фантастика) и бывший погромщик Игнат Петрович, который просит у Моисея Самойловича прощения за погромы. Естественно, Моисей Самойлович прощения за красный террор и за коллективизацию-раскулачивание не просит. Да и вообще трагедия коллективизации Светловым не замечена. В те страшные годы, попивая утренний кофеёк в уютной московской квартире, прежде чем идти пьянствовать в писательский ресторан, он безмятежно пописывал стишата типа
«Пшеница бушует на тысячах га
От Запорожья до Кременчуга».
Аннинский восхищается: «Он (Светлов) позволяет себе воспевать что угодно. Автодор и Могэс. ЧК и ОГПУ. Вождей, которые просто, «как друзья, руки нам на плечи положили» (это в 1932 году!)». Право же, от такого кликушества блевать хочется.
Текст для публикации в ХРОНОСе предоставлен автором.
Стихи Шейкмана - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov.html
Упомянутые стихи:
Гренада (1926) - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov/my-exali-shagom.html
Колька (1924) - http://www.jewukr.org/observer/eo2003/page_show_ru.php?id=300
Пирушка (1927) - http://www.litera.ru/stixiya/authors/svetlov/probivaetsya-v-tuchax.html
Комсомольская песня (196?) - http://www.sovmusic.ru/text.php?fname=koms60 (там же и мп3)
Аннинский о Светлове - http://www.zavtra.ru/denlit/092/82.html
(Баранов полемизирует именно с этой статьёй)
Не нашёл стихов в сети со строками:
«Весёлые песни поют комиссары,
Тачанка в степях шелестит.
Я рад, что в огне мирового пожара
Мой маленький домик горит»
и
«Пшеница бушует на тысячах га
От Запорожья до Кременчуга»