Интервью с современником. Чаадаев
Ещё о литературе, в т.ч. Похрустим Чаадаевым? | Чаадаев и закрытие «Телескопа» | Миф норманизма: чем опасен?
Петр Чаадаев: «Надо избавиться от всякого суетного любопытства, уродующего жизнь»
Интервью с классиком о современной России
2015-й год объявлен в России Годом литературы. «Русская планета» начинает новый проект «Интервью с классиком» - интервью со знаменитыми российскими писателями, творившими в разные времена. Ответами на вопросы будут цитаты из их произведений, писем и дневников. ©Другие интервью с классиками
Петр Яковлевич Чаадаев. Гравюра А.-В. Шульгена. Франция. Середина 1840-х гг.
Русский философ и публицист - о своей любви к Отечеству и критике его недостатков, миссии России, прогрессе человеческой природы, Боге и счастье.
Современник писал о Петре Яковлевиче Чаадаеве, родившемся в Москве в 1794 году: «Его разговор и даже одно его присутствие действовали на других, как действует шпора на благородную лошадь. При нем как-то нельзя, неловко было отдаваться ежедневной пошлости. При его появлении всякий как-то невольно нравственно и умственно осматривался, прибирался и охорашивался». Труды Чаадаева дали мощный импульс развитию русской философии. Оказал он влияние и на духовное становление Пушкина и Лермонтова. Чаадаев считается одним из возможных прототипов Чацкого - героя пьесы Грибоедова «Горе от ума».
- Ваши произведения были запрещены к публикации в императорской России. Правительство считало вас антипатриотом, а затем и вовсе объявило сумасшедшим. Что на самом деле вы думаете о родине?
- Я люблю мое Отечество, как Петр Великий научил меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной. И слава Богу, я всегда любил свое Отечество в его интересах, а не в своих собственных.
- Что же более всего неприятно вам в российской жизни?
- Глуповатое благополучие, блаженное самодовольство, вот наиболее выдающаяся черта эпохи у нас; и что особенно замечательно, это то, что как раз в то время, когда все эти слепые и страстные национальные самоутверждения, враждебные друг другу, унаследованные христианскими народами от времен язычества, сглаживаются и все цивилизованные нации начинают отрекаться от презрительного самодовольства в своих взаимных отношениях, нам взбрело в голову стать в позу бессмысленного созерцания наших воображаемых совершенств.
Есть разные способы любить свое Отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну, конечно, иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь - любовь к Отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к Отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо.
- Своеобразная позиция, с которой многие не согласятся, - можно ведь любить и родину, и истину. Но не будем спорить. В чем вы видите историческую миссию России в мире?
- Россия слишком могущественна, чтобы проводить национальную политику, ее дело в мире есть политика рода человеческого. Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами; оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества. Все наши мысли в жизни, в науке, искусстве должны отправляться от этого и к этому приходить, в этом наше будущее, в этом наш прогресс; мы представляем огромную непосредственность без тесной связи с прошлым мира, без какого-либо безусловного соотношения к его настоящему, в этом наша действительная логическая данность, и, если мы не поймем и не признаем этих наших основ, весь наш последующий прогресс вовеки будет лишь аномалией, анахронизмом, бессмыслицей.
Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей и интересов Европы.
Петр Чаадаев / Портрет: Ш. Козина
- То есть вы считаете Россию чужой в Европе?
- Дело в том, что оценить, как следует, европейские события можно лишь с того расстояния, на котором мы от них находимся. Мы стоим по отношению к Европе на исторической точке зрения, или, если угодно, мы - публика, а там актеры, нам и принадлежит право судить пьесу.
Кстати, на учебное дело в России может быть установлен совершенно особый взгляд, ему возможно дать национальную основу, в корне расходящуюся с той, на которой оно держится в остальной Европе, ибо Россия развивалась во всех отношениях иначе, и ей выпало на долю особое предназначение в этом мире.
- В своих трудах вы говорили о необходимости выработки домашней нравственности народов. Что подразумевается под этим?
- Народам надо сначала научиться знать и оценивать самих себя, как и отдельным личностям; они должны знать свои пороки и свои добродетели; они должны научиться раскаиваться в ошибках и преступлениях, ими совершенных, исправлять совершенное ими зло, упорствовать в добре, по пути которого они идут. В этом заключается, по нашему мнению, первое условие настоящей способности совершенствования для народов, как и для отдельных личностей: как те, так и другие для выполнения своего назначения в мире должны опереться на пройденную часть своей жизни и найти свое будущее в своем прошлом.
Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии. Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована. Но в этом наблюдении нет ничего обидного для национального чувства; если оно верно, его следует принять - вот и все. Есть великие народы, - как и великие исторические личности, - которые нельзя объяснить нормальными законами человеческого разума, но которые таинственно определяет верховная логика Провидения: таков именно наш народ; но, повторяю, все это нисколько не касается национальной чести. История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей; чрез события должна нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться: тогда факт не потерян, он провел борозду в умах, запечатлелся в сердцах, и никакая сила в мире не может изгнать его оттуда. Эту историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит, находит ее готовою и рассказывает ее; но придет он или нет, она все равно существует, и каждый член исторической семьи, как бы ни был он незаметен и ничтожен, носит ее в глубине своего существа. Именно этой истории мы и не имеем.
- Считаете ли вы, что каждое новое поколение совершеннее предшествующего?
- Прогресс человеческой природы отнюдь не безграничен, как это воображают: есть предел, которого ему не удается переступить. Как только удовлетворен интерес материальный, человек не идет вперед, хорошо еще, если он не отступает.
- Ваше отношение к религии?
- Хвала земным мудрецам, но слава одному только Богу! Человек никогда не шествовал иначе, как при сиянии божественного света. Свет этот постоянно озарял дорогу человека, но он не замечал того источника, из которого исходил яркий луч, падающий на его путь.
- А что бы вы посоветовали людям, желающим стать счастливее?
- Есть только три способа быть счастливым: думать только о Боге, думать только о ближнем, думать только об одной идее.
Надо избавиться от всякого суетного любопытства, разбивающего и уродующего жизнь, и первым делом искоренить упорную склонность увлекаться новинками, гоняться за злобами дня и вследствие этого постоянно с жадностью ожидать того, что случится завтра. Иначе вы не обретете ни мира, ни благополучия, а одни только разочарования и отвращение. Хотите вы, чтобы мирской поток разбивался у порога вашего мирного жилища? Если да, то изгоните из вашей души все эти беспокойные страсти, возбуждаемые светскими происшествиями, все эти нервные волнения, вызванные новостями дня. Замкните дверь перед всяким шумом, всякими отголосками света. Наложите у себя запрет, если хватит у вас решимости, даже на всю легковесную литературу, по существу она не что иное, как тот же шум, но только в письменном виде. На мой взгляд, нет ничего вреднее для правильного умственного уклада, чем жажда чтения новинок. Повсюду мы встречаем людей, ставших неспособными серьезно размышлять, глубоко чувствовать вследствие того, что пищу их составляли одни только эти произведения последнего дня, в которых за все хватаются, ничего не углубив, в которых все обещают, ничего не выполняя, где все принимает сомнительную или лживую окраску и все вместе оставляет после себя пустоту и неопределенность.
В материале использованы цитаты из «Философических писем» и «Апологии сумасшедшего» П. Я. Чаадаева
Подготовил Андрей Петров
«Русская планета», 19 августа 2015
Петр Чаадаев: «Надо избавиться от всякого суетного любопытства, уродующего жизнь»
Интервью с классиком о современной России
2015-й год объявлен в России Годом литературы. «Русская планета» начинает новый проект «Интервью с классиком» - интервью со знаменитыми российскими писателями, творившими в разные времена. Ответами на вопросы будут цитаты из их произведений, писем и дневников. ©Другие интервью с классиками
Петр Яковлевич Чаадаев. Гравюра А.-В. Шульгена. Франция. Середина 1840-х гг.
Русский философ и публицист - о своей любви к Отечеству и критике его недостатков, миссии России, прогрессе человеческой природы, Боге и счастье.
Современник писал о Петре Яковлевиче Чаадаеве, родившемся в Москве в 1794 году: «Его разговор и даже одно его присутствие действовали на других, как действует шпора на благородную лошадь. При нем как-то нельзя, неловко было отдаваться ежедневной пошлости. При его появлении всякий как-то невольно нравственно и умственно осматривался, прибирался и охорашивался». Труды Чаадаева дали мощный импульс развитию русской философии. Оказал он влияние и на духовное становление Пушкина и Лермонтова. Чаадаев считается одним из возможных прототипов Чацкого - героя пьесы Грибоедова «Горе от ума».
- Ваши произведения были запрещены к публикации в императорской России. Правительство считало вас антипатриотом, а затем и вовсе объявило сумасшедшим. Что на самом деле вы думаете о родине?
- Я люблю мое Отечество, как Петр Великий научил меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который умудряется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями. Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной. И слава Богу, я всегда любил свое Отечество в его интересах, а не в своих собственных.
- Что же более всего неприятно вам в российской жизни?
- Глуповатое благополучие, блаженное самодовольство, вот наиболее выдающаяся черта эпохи у нас; и что особенно замечательно, это то, что как раз в то время, когда все эти слепые и страстные национальные самоутверждения, враждебные друг другу, унаследованные христианскими народами от времен язычества, сглаживаются и все цивилизованные нации начинают отрекаться от презрительного самодовольства в своих взаимных отношениях, нам взбрело в голову стать в позу бессмысленного созерцания наших воображаемых совершенств.
Есть разные способы любить свое Отечество; например, самоед, любящий свои родные снега, которые сделали его близоруким, закоптелую юрту, где он, скорчившись, проводит половину своей жизни, и прогорклый олений жир, заражающий вокруг него воздух зловонием, любит свою страну, конечно, иначе, нежели английский гражданин, гордый учреждениями и высокой цивилизацией своего славного острова; и без сомнения, было бы прискорбно для нас, если бы нам все еще приходилось любить места, где мы родились, на манер самоедов. Прекрасная вещь - любовь к Отечеству, но есть еще нечто более прекрасное - это любовь к истине. Любовь к Отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества. Любовь к родине разделяет народы, питает национальную ненависть и подчас одевает землю в траур; любовь к истине распространяет свет знания, создает духовные наслаждения, приближает людей к Божеству. Не через родину, а через истину ведет путь на небо.
- Своеобразная позиция, с которой многие не согласятся, - можно ведь любить и родину, и истину. Но не будем спорить. В чем вы видите историческую миссию России в мире?
- Россия слишком могущественна, чтобы проводить национальную политику, ее дело в мире есть политика рода человеческого. Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами; оно поставило нас вне интересов национальностей и поручило нам интересы человечества. Все наши мысли в жизни, в науке, искусстве должны отправляться от этого и к этому приходить, в этом наше будущее, в этом наш прогресс; мы представляем огромную непосредственность без тесной связи с прошлым мира, без какого-либо безусловного соотношения к его настоящему, в этом наша действительная логическая данность, и, если мы не поймем и не признаем этих наших основ, весь наш последующий прогресс вовеки будет лишь аномалией, анахронизмом, бессмыслицей.
Россия, если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей и интересов Европы.
Петр Чаадаев / Портрет: Ш. Козина
- То есть вы считаете Россию чужой в Европе?
- Дело в том, что оценить, как следует, европейские события можно лишь с того расстояния, на котором мы от них находимся. Мы стоим по отношению к Европе на исторической точке зрения, или, если угодно, мы - публика, а там актеры, нам и принадлежит право судить пьесу.
Кстати, на учебное дело в России может быть установлен совершенно особый взгляд, ему возможно дать национальную основу, в корне расходящуюся с той, на которой оно держится в остальной Европе, ибо Россия развивалась во всех отношениях иначе, и ей выпало на долю особое предназначение в этом мире.
- В своих трудах вы говорили о необходимости выработки домашней нравственности народов. Что подразумевается под этим?
- Народам надо сначала научиться знать и оценивать самих себя, как и отдельным личностям; они должны знать свои пороки и свои добродетели; они должны научиться раскаиваться в ошибках и преступлениях, ими совершенных, исправлять совершенное ими зло, упорствовать в добре, по пути которого они идут. В этом заключается, по нашему мнению, первое условие настоящей способности совершенствования для народов, как и для отдельных личностей: как те, так и другие для выполнения своего назначения в мире должны опереться на пройденную часть своей жизни и найти свое будущее в своем прошлом.
Самой глубокой чертой нашего исторического облика является отсутствие свободного почина в нашем социальном развитии. Присмотритесь хорошенько, и вы увидите, что каждый важный факт нашей истории пришел извне, каждая новая идея почти всегда заимствована. Но в этом наблюдении нет ничего обидного для национального чувства; если оно верно, его следует принять - вот и все. Есть великие народы, - как и великие исторические личности, - которые нельзя объяснить нормальными законами человеческого разума, но которые таинственно определяет верховная логика Провидения: таков именно наш народ; но, повторяю, все это нисколько не касается национальной чести. История всякого народа представляет собою не только вереницу следующих друг за другом фактов, но и цепь связанных друг с другом идей. Каждый факт должен выражаться идеей; чрез события должна нитью проходить мысль или принцип, стремясь осуществиться: тогда факт не потерян, он провел борозду в умах, запечатлелся в сердцах, и никакая сила в мире не может изгнать его оттуда. Эту историю создает не историк, а сила вещей. Историк приходит, находит ее готовою и рассказывает ее; но придет он или нет, она все равно существует, и каждый член исторической семьи, как бы ни был он незаметен и ничтожен, носит ее в глубине своего существа. Именно этой истории мы и не имеем.
- Считаете ли вы, что каждое новое поколение совершеннее предшествующего?
- Прогресс человеческой природы отнюдь не безграничен, как это воображают: есть предел, которого ему не удается переступить. Как только удовлетворен интерес материальный, человек не идет вперед, хорошо еще, если он не отступает.
- Ваше отношение к религии?
- Хвала земным мудрецам, но слава одному только Богу! Человек никогда не шествовал иначе, как при сиянии божественного света. Свет этот постоянно озарял дорогу человека, но он не замечал того источника, из которого исходил яркий луч, падающий на его путь.
- А что бы вы посоветовали людям, желающим стать счастливее?
- Есть только три способа быть счастливым: думать только о Боге, думать только о ближнем, думать только об одной идее.
Надо избавиться от всякого суетного любопытства, разбивающего и уродующего жизнь, и первым делом искоренить упорную склонность увлекаться новинками, гоняться за злобами дня и вследствие этого постоянно с жадностью ожидать того, что случится завтра. Иначе вы не обретете ни мира, ни благополучия, а одни только разочарования и отвращение. Хотите вы, чтобы мирской поток разбивался у порога вашего мирного жилища? Если да, то изгоните из вашей души все эти беспокойные страсти, возбуждаемые светскими происшествиями, все эти нервные волнения, вызванные новостями дня. Замкните дверь перед всяким шумом, всякими отголосками света. Наложите у себя запрет, если хватит у вас решимости, даже на всю легковесную литературу, по существу она не что иное, как тот же шум, но только в письменном виде. На мой взгляд, нет ничего вреднее для правильного умственного уклада, чем жажда чтения новинок. Повсюду мы встречаем людей, ставших неспособными серьезно размышлять, глубоко чувствовать вследствие того, что пищу их составляли одни только эти произведения последнего дня, в которых за все хватаются, ничего не углубив, в которых все обещают, ничего не выполняя, где все принимает сомнительную или лживую окраску и все вместе оставляет после себя пустоту и неопределенность.
В материале использованы цитаты из «Философических писем» и «Апологии сумасшедшего» П. Я. Чаадаева
Подготовил Андрей Петров
«Русская планета», 19 августа 2015