Джо Мартин - "Распахнутая дверь: Руми и суфизм сегодня"
Интервью Джо Мартина с Кабиром и Камиллой Хельмински, взятое нами из журнала "Sufi Magazin" (выражаем благодарность sidi Халиду Б. за помощь в работе над текстом). Шейх Эдмунд Кабир Хельмински является носителем ортодоксальной традиции суфиев ордена Маулавийя в Северной Америке и имеет порядка 100 000 мюридов в Канаде и США. Недавно на русском языке вышла его книга "Знающее сердце", но русскоязычные читатели по-прежнему мало знают об этом выдающемся подвижнике. Надеемся, небольшое интервью с четой Хельмински немного подправит ситуацию.
ДЖО МАРТИН - "РАСПАХНУТАЯ ДВЕРЬ: РУМИ И СУФИЗМ СЕГОДНЯ"
Кабир Хельмински - шейх и представитель на территории США суфийского ордена Маулавийя (по-турецки звучит как Мевлеви), основанного Джалаладдином Руми. Переводы на английский язык стихов Руми, в том числе сборник "Love is a Stranger", выполненные Кабиром Хельмински, считаются наиболее точными. Кабир Хельмински имеет музыкальное образование. Он добавил к своим переводам музыкальное сопровождение в турецком стиле, исполняемое на традиционных инструментах. Кабир - автор нескольких книг, в том числе - "Living Presence: A Sufi Path to Mindfulness & the Essential Self" и "The Knowing Heart: A Sufi Path of Transformation".
Камилла Хельмински переводит и редактирует книги, среди которых: "Rumi: Daylight. A Daybook of Spiritual Guidance"; "Happiness without Guidance: Desert Hymns of Assad Ali" (совместно с Кабиром Хельмински) и "Awakened Dreams", книга Ахмада Хильми (совместно с Рафиком Алганом).
Камилла и Кабир Хельмински возглавляют общество Threshold Society. Целью общества является распространение знаний и практики суфизма. Кабир Хелмински на протяжении двадцати лет работает в издательстве "Threshold Books". Это издательство внесло существенный вклад в популяризацию Руми, который сегодня считается одним из наиболее читаемых поэтов в мире.
Интервью состоялось 8 августа 1999 г. в Аптосе, Калифорния. В беседе принимали участие шейх Кабир Хельмински, Камилла Хельмински, Джо Мартин и Лиза Лиас. Лиза вела запись и помогала при последующей расшифровке текста. Первая часть беседы содержит размышления Кабира Хелмински о распространении традиций суфизма и ордена Маулавийя на Западе. Вторая часть включает рассуждения Камиллы Хельмински о роли в суфизме женщин и женского начала.
Джо Мартин: Думаю, мы могли бы начать с вашей книги "The Knowing Heart" ("Знающее сердце"). В ней вы приводите подробное толкование суфийской терминологии, прежде чем перейти к разговору об общих представлениях, об исламе и религиозности в целом, о значении и звучании слова "Бог". Неужели мы живем в такое время, когда определения божественного нуждаются в новой классификации?
Шейх Кабир Хельмински: В западной культуре есть ряд проблем, связанных с языком духовности. Одна из них - отсутствие соответствующего словарного запаса. Некоторые языки, например, арабский или санскрит, обладают обширным лексиконом для описания духовных состояний, духовного опыта. Нам нужно выработать свою терминологию и создать английский глоссарий, отвечающий нашим духовным потребностям.
Кроме того, на Западе многие слова, описывающие духовность, имеют христианское, библейское происхождение, и мы воспринимаем ключевые термины через призму ассоциаций, возникших за последние семнадцать столетий. Говоря о семнадцати веках, я имею в виду время, на протяжении которого формировалось христианство. Таким образом, существуют ассоциации, к которым часть людей относится с предубеждением. Религиозный язык нашей культуры создает людям, и в том числе - суфиям, множество проблем, потому что суфии тоже используют слова "вера", "раскаяние", "молитва", "Бог", которые часто ассоциируются с культурной традицией, далекой от суфизма.
Никогда и нигде не возникало такого множества проблем духовной жизни, проблем самого человека, как в европейской христианской цивилизации. В Исламе основные дилеммы и противоречия были разрешены четырнадцать веков назад. Возьмем в качестве примера идею единства тела и духа. В Исламе телу отведено определенное место. Например, тело задействовано во время богослужения. Другой пример - вопрос веры. С точки зрения Иислама вера разумна, она не иррациональна. По-моему, в Исламе не может быть такого понятия как "слепая вера". Оно может существовать только в рамках иррациональной теологии, не оставляющей вам ничего, кроме слепой веры.
Напротив, с точки зрения Ислама и Корана, понятие веры можно выразить так: посмотрите на природу, посмотрите, как идет дождь, оживляя мертвую землю - разве в этом нет знамения для людей, которые размышляют? Вера - это дело не ума или чувств, а сердца. И именно сердце является инструментом познания. С точки зрения Ислама в вере нет ничего такого, что противоречило бы здравому смыслу, но за пределами рассудка и возможностей восприятия существует что-то еще. Глядя на внешнее и внутреннее, человек может сам придти к выводу, что есть и более глубокая реальность, что за всеми этими внешними проявлениями есть порядок, исполненный смысла, и что сердце, инструмент познания, об этом знает. Это и есть вера с точки зрения Ислама.
Вера - это проверка, а не доверие. Слово "иман" (вера) этимологически связано со словом "проверка". Таким образом, вера - одно из важнейших качеств, которые можно развить. Подвергая положения веры проверке, мы ее развиваем. Мы можем выбрать образ жизни, предлагаемый Кораном, и увидеть, насколько возвысилось в нас человеческое начало, насколько улучшилось наше душевное и физическое здоровье. И все это - знамения веры.
Джо Мартин: Вы хотите сказать, что хотя суфии и прославились своими экстатическими наитиями, на практике к суфийскому пути подходят только посредством бытийного опыта?
Шейх Кабир Хельмински: Напомню, что мы говорили о проблемах языка и определении веры. Весь суфизм основывается на божественном откровении, данном в Коране. Коран предоставляет нам базовый словарный запас для описания духовности. Для меня, кстати, это один из главных даров человечеству: духовный словарь, содержащийся в Коране. Коран - это откровение из высшего мира, от высшего разума, разума природы, если хотите, а не сборник догматических или иррациональных утверждений. Это указания от Создателя человечества, руководство в том, как выполнить наше человеческое предназначение. Здесь открывается настоящий простор для исследований: как испытать и проверить эти указания на практике? Это и есть связь между откровением и человеческим опытом.
Джо Мартин: Я читал об этом в "Знающем сердце", и вы коснулись этой темы сейчас: вы хотите подчеркнуть, что суфийское мировоззрение лишено двойственности? - Вы пишете: "Духовная задача нашего времени состоит в том, чтобы осознать наше священное человеческое начало. Осознать, что нет конфликта между естественным и сверхъестественным, ограниченным и беспредельным, между временем и вечностью, рассудком и мистицизмом. Нет противоречия между социальной справедливостью и созерцательностью, сексуальностью и духовностью, исполнением человеческого предназначения и духовной самореализацией, между самым человеческим и самым священным". Вы говорите о том, что называете дуалистическим мышлением в религиях - в том их виде, в котором эти религии дошли до нас?
Шейх Кабир Хельмински: Ислам и суфизм основываются на концепции таухида, представляющей собой идею единства Бытия. Это единство проявляется на разных уровнях и в разных областях. Одна из них - это область нашего собственного опыта. Задача состоит в том, чтобы объединить все уровни опыта, проживать их одновременно и сознательно. Так что это объединение происходит в рамках человеческого бытия.
Для примера: если бы все наши способности, чувства, эмоции, разум, впечатления, прозрения и интуиция работали гармонично, мы бы жили, действовали и принимали решения на основе этой целостности нашего восприятия. Я говорю о проникновении не только в психическое пространство или пространство интуиции, - все эти пространства функционировали бы вместе и сообщались друг с другом, представляя собой единое и полноценное человеческое бытие.
Если говорить о более высоком уровне: какова связь между индивидуальным человеческим бытием и Бытием божественным? Руми очень хорошо описывает эту связь в стихотворении, которое я называю "Рубин". Он начинает его словами (цитирует по памяти):
"За утренним чаем возлюбленная
спросила влюбленного:
«Кого ты больше любишь -
себя или меня?»
И влюбленный отвечает:
«Я стал тобой от головы до пят.
Ничего, кроме имени,
от меня не осталось.
Глубоко в недрах земли
камни, получая силу солнца,
медленно превращаются в рубины.
Если рубин любит солнце -
он любит себя.
Если он любит себя -
он любит солнце.
Если булыжник говорит «я»,
он весь - тьма.
Если рубин говорит «я» -
он отражает свет.
...Потому что он стал прозрачным
Благодаря силе солнца.
Если фараон говорит: «Я - Бог»,
он навлекает проклятие.
Если Халладж говорит: «Я - Бог»,
он обретает благословение...»"
Есть разница между этими двумя "я". Связь человека с Сущим подобна связи между солнцем и рубином. Рубин отражает свет, потому что он развил эту способность, и между ним и светом существует сокровенная связь. Эта связь, лишенная двойственности, также ясно описывается шейха Ибн аль-Араби: "Я странствовал внутри себя. Когда же достиг присутствия Господа, то увидел, что стал чистым служением без тени богослужения". Кажется, что он говорит о двойственности: "Я увидел, что стал чистым служением без тени богослужения". Но далее Ибн аль-Араби указывает, что хотя внешне различие между слугой и Господом сохраняется, они неотделимы друг от друга. Существование слуги - это условность. Воистину существует только Господь. Я сам убедился, что не обладаю ничем, подобным божественному всевластию. Таким образом, с одной стороны кажется, что есть двое, с другой - что есть только всевластие Господа.
Джо Мартин: Какие практики и какой образ жизни приводят к такому пониманию? Какая роль в суфийской традиции, и особенно в традиции Маулавийа, отводится медитации и созерцанию? Широкая общественность, так сказать, немного знакома с «вращениями», или сама ордена Маулавийа. Достаточно ли этих практик?
Шейх Кабир Хельмински: В суфизме основной практикой, и даже не практикой, а богослужением, является зикр - поминание Бога. Если рассматривать зикр лишь как практику или технику, то с такой позиции понять его до конца невозможно. Зикр - это установление связи с божественной Реальностью. У него много форм. Когда в качестве зикра поется слово "Аллах", например, важно обращать внимание на дыхание, звук, ритм пения. Они оказывают реальное воздействие на нервную систему человека.
И это тоже служит примером таухида - единства на всех уровнях Бытия. Если я с искренностью пою "Аллах, Аллах, Аллах", я побуждаю свою нервную систему точнее настраиваться на Истину, на божественное Бытие. Но чтобы бесконечное могло влиться в меня, важна открытость, готовность к установлению связи. Божественное Бытие заполняет только тот сосуд, который открыт для наполнения.
Обучая основам духовности в странах Запада, мы обнаружили, что там полезно вначале сосредотачиваться на теме «присутствия», синонимом которого может быть "внимательность".
Сначала присутствие. Это осведомленность о себе, освобождение от мыслей и эмоциональных реакций. Нужно просто "пребывать в настоящем", быть внимательным и сознающим. Далее следует этап, когда мы стремимся сделать это присутствие устойчивым. Следующая стадия - раскрытие нашего индивидуального присутствия для присутствия бесконечного. Это грань между присутствием и поминанием. Прежде, чем мы сможем узнать поминание, мы должны упрочить присутствие.
Присутствие раскрывает нас для более сильной связи - связи поминания божественного Бытия. Это подразумевает работу ума не мысленным, аналитическим способом, а осознание божественного присутствия и его качеств. Таким образом, медитация - это способность к внутреннему вслушиванию.
Созерцание - это умение направлять свое внимание в духовное пространство. Внутри этого пространства мы сначала сталкиваемся с божественными качествами, или "божественными именами", и с их помощью стараемся ощутить божественное Бытие. Созерцание сродни поминанию - за исключением того, что созерцание подразумевает определенное положение тела, спокойствие и сосредоточенность. Как об этом говорится в Коране, поминать имена Бога можно стоя, сидя, лежа.
Джо Мартин: Следовательно, поминание может быть частью повседневной жизни?
Шейх Кабир Хельмински: Безусловно. В практике ислама и суфизма к этому стремились на протяжении четырнадцати веков. Ранее в традиции Маулавийя на созерцание отводилось очень мало времени - полчаса утром. При этом считалось, что полчаса созерцания достаточно, чтобы весь день поддерживать состояние духовного подъема. Далее следовали пять ежедневных молитв, подготовка к церемонии вращения, сама, развитие творческих способностей с помощью занятий музыкой, каллиграфией, ремеслами и тому подобным. Такой распорядок отражает стремление всю жизнь сделать воплощением поминания.
Джо Мартин: Чтобы перейти от ограниченного "присутствия" к присутствию дыхания и присутствию зикра, требуется учитель?
Шейх Кабир Хельмински: В продвижении от присутствия к поминанию помощь учителя не обязательна. Но за этим вашим вопросом стоит следующий: какова роль учителя? Функция учителя связана с традицией, или с цепью передачи. У наставника много обязанностей: передавать знания, создавать обучающие ситуации, служить примером, поддерживать дисциплину. Его состояние - это состояние истинного бытия, состояние завершенности и сознательности, которое не обязательно находит выражение в словах. Но через учителя душа искателя ощущает вкус (Божественного).
Джо Мартин: Вероятно, поэтому вы где-то писали о том, что просветление без зрелости может стать разновидностью ложной благодати?
Шейх Кабир Хельмински: Да, точно (смеется). Очень важный момент. Рад, что вы это подметили. Среди прочего я пытался отметить там, что в прошлом мы делали ошибку, сосредотачиваясь на высших состояниях сознания и не уделяя при этом внимания развитию характера и зрелости. Суфийские мастера иногда определяли суфизм как развитие "ахляк", что означает "добрый нрав".
Джо Мартин: Это указывает на значимость для повседневной жизни адаба (уважения, или учтивости), а может быть и джаванмарди - кодекса изысканного рыцарского поведения. А могут они стать поверхностными и утратить подлинность? Может ли такое поведение, сохранившись внешне, каким-то образом лишиться содержания?
Шейх Кабир Хельмински: Во многих сферах жизни люди проповедуют добродетель - политики, религиозные лидеры, педагоги. Но как спонтанным и естественным образом человек может стать воплощением блага? Нравоучений недостаточно, проповеди скучны и банальны. Как нам очистить свою внутреннюю природу? Для этого нам необходимы знания, соратники и помощь. Помощь может придти явно и скрыто. В суфизме мы говорим о "бараке" - благодати, которая передается по линии преемственности.
Если направить взгляд назад, к истокам, эта линия идет от дервиша к шейху, от шейха - к основателю ордена, к Али ибн Абу Талибу и Пророку Мухаммаду, мир ему и молитва. Цепь благодати состоит из звеньев.
Когда мы приветствуем вступающего на духовный путь, то иногда сравниваем его с листом, который становится частью дерева. На Западе люди иногда думают, что только отделившись от дерева, лист обретает свободу. Мы же прилагаем усилия, чтобы присоединить его обратно, чтобы к нему мог поступать жизненный сок. Жизненный сок поступает как благодаря сознательному взаимодействию, так и неосознанно, посредством бараки - благословения подлинной и священной традиции, истоки которой лежат и в откровении, и в просветлении.
Джо Мартин: Мы уже говорили о том, что после многих десятилетий официального запрета орден Маулавийя возобновил публичную деятельность, начиная с Турции, в 1960-1970-е гг. ХХ века. В суфийском сообществе были расхождения во взглядах на "публичное" сема: стоит выносить его на всеобщее обозрение, или нет. Теперь сема - это то, с чем чаще всего отождествляют традицию Маулавийя. Какие цели ставятся перед сема, представляющим собой священнодействие в присутствии публики - с одной стороны, и сценическое зрелище - с другой?
Шейх Кабир Хельмински: Наша традиция всегда была гостеприимной. Зал для вращений у ордена Маулавийа похож на маленький театр. Но сема - не театральное представление, а богослужение. Задача дервишей состоит в том, чтобы во время действа поддерживать в сема дух богослужения. И, по большей части, мы так это и ощущаем. Мы никогда не стремимся к тому, чтобы устроить представление. Наша задача - донести образец священной культуры до людей, жаждущих чего-то большего, нежели развлечений.
Сама Маулавийя - это эталон культуры любви. Это редкий образец высокой формы культуры, в котором используется изысканная классическая музыка, вдохновлявшая таких композиторов, как Моцарт и Иоганн Штраус, в сочетании с церемонией, движением-медитацией, прекрасными стихами Руми. Это образец культуры, восходящий к рецитации Корана как воплощения внутренней красоты человека в его связи с божественным.
Джо Мартин: Посещая сема - как в Турции, в местах, созданных для церемонии сотни лет назад, так и в Cеверной Америке, - я чувствовал, что событие само по себе явно не нацелено на то, чтобы сильно и надолго менять сознание присутствующих. В то же время, я вспоминаю строчку из Руми, где говорится, что, подходя к базару, ощущаешь легкий запах благовоний. Может быть, для гостей дело так и обстоит?
Шейх Кабир Хельмински: Это больше, чем просто намек на аромат: я был удивлен количеством людей, сказавших мне, что их жизнь изменилась после того, как они оказались свидетелями церемонии. Я бы не поверил, что это ощущение может так глубоко затронуть стольких людей.
Камилла Хелмински: Похоже, некоторые люди в благоприятных обстоятельствах могут обрести очень многое.
Шейх Кабир Хельмински: Конечно, находится немало критикующих то, что издали кажется им коммерциализацией священной церемонии. Но, как бы то ни было, весь мир - наша дергах (смеется).
Джо Мартин: Традиции кружения в Центральной Азии включают музыку, танец и экстатическое состояние. В отличие от них в сема, начало которому положили Руми и его сын Султан Велед, важным элементом, наряду с экстазом, была трезвость. Я обратил на это внимание, присутствуя на сама. Можете ли вы что-нибудь сказать об этом?
Шейх Кабир Хельмински: Во время вращения дервиши приближаются к экстатическому состоянию, иногда они пересекают эту грань. Но периодические остановки во время церемонии напоминают дервишам о состоянии служения. Вот еще один пример гармонии между экстазом и служением.
Во время четвертого салама, когда шейх входит в центр и вращается медленно и величественно, он держит свою хирку (плащ) распахнутой. Так воздаются почести дервишам прошлого, которые в экстазе срывали с себя одежды. Однако давать волю своим чувствам в ордене Маулавийя считается едва ли не эгоизмом. Дервиш должен сохранять сдержанность, чтобы быть готовым к служению.
Джо Мартин: Как соотносятся экстаз и трезвость в практике суфизма? Как они воздействуют на повседневную жизнь дервишей?
Шейх Кабир Хельмински: Шамс Табризи сказал о своем учителе, духовный уровень которого он превзошел: "Мой наставник достиг экстаза, но не возвысился до трезвости". Это высказывание иллюстрирует, что состояние трезвости выше экстаза.
Джо Мартин: Возвращаясь к теме возросшего значения Руми в наши дни. Так много всего сделано! Недавно состоялось исполнение оратории Роберта Вилсона и Филиппа Гласа, сопровождаемое современными зрелищными эффектами; был выпущен компакт-диск с записями поп-звезд, исполняющих любовную лирику Руми - но в каком-то смысле о любви говорят все его стихи. Многие знают, что Руми был суфием. И хотя эта мощная традиция учителей, мастеров, святых существовала задолго до его рождения, кажется, что, проходя сквозь Руми, она втягивается воронкой гигантского водоворота, и затем мощным потоком изливается вовне. Суфизм распространился вплоть до Китая, а теперь, многие столетия спустя - в Европе и Северной Америке. Оглядываясь назад, что можно сказать о значимости Руми для суфизма в целом?
Шейх Кабир Хельмински: Свой вклад внес каждый из великих суфиев. О Руми я бы сказал, что он - дверь, распахнутая для человечества. Его учение достаточно универсально, чтобы пригласить все человечество войти в эти врата. И становится все более очевидным, что предназначение Руми именно в этом.
Джо Мартин: Если мы входим в эту открытую дверь - есть ли способ использовать эту практику, этот образ жизни для прогресса, политики, миротворчества? Способ, который не сможет использовать в своих интересах нафс, или эго?
Шейх Кабир Хельмински: С одной стороны, учение Руми применимо во многих сферах жизни, и мы видели, что результаты его трудов используются в самых разных областях деятельности. С другой стороны, если человеку удастся понять учение Руми на высшем уровне, он может потерять интерес ко многому из того, что удерживает его внимание сейчас. Руми говорит, что хотя мир устроен небрежно, но эта небрежность необходима для продолжения существования мира.
Джо Мартин: Я как раз собирался спросить вас об этом отрывке.
Шейх Кабир Хельмински: В этой жизни каждый человек вдохновлен любовью на выполнение определенной работы. В шатре материального существования одни люди вдохновлены ткать парусину, другие - заготавливать шесты, третьи - вбивать колышки. Они могут довольствоваться такой работой всю жизнь. Но лишь немногие из них понимают, что цель возведения шатра - подготовить место свидания короля с возлюбленной.
Джо Мартин: Значит, у каждого есть своя, возможно, непохожая на другие, роль.
Руми приводит определение, что Путь - это приятие противоположностей, не только единства, но и множественности.
Шейх Кабир Хельмински: Да, верно.
Джо Мартин: Есть ли у нас духовные обязательства перед планетой, о которых мы должны попытаться сообщить как можно большему количеству людей?
Шейх Кабир Хельмински: С точки зрения Корана человек - венец Творения. Но предназначение человека также и в том, чтобы быть хранителем Творения, поскольку именно наш эгоизм, наша небрежность лишают природу равновесия. Человек, живущий в смирении, покорный воле Творца, - к чему нас подвигают все божественные откровения, - помогает поддерживать природный порядок наилучшим образом. Мы делаем для этой жизни все возможное, но не властны над ней. Это противоречит идеям "глубинной экологии", сторонники которой воспринимают человечество как паразитов, распространяющихся подобно вирусам и заражающих природу (смеется).
Джо Мартин: Исчезновение с лица Земли косяка рыбы или деревни - для них это одно и то же, так как эта идеология отвергает иерархичность форм существования жизни.
Шейх Кабир Хельмински: Верно. На мой взгляд, такая точка зрения принижает человеческое начало. Самое важное для нас - осознание нашей ценности. Знать свою ценность - не значит быть исполненными гордыни или эгоистичности. Это подразумевает осознанное служение, знание о завете между человеком и божественным Сущим, сотворившим его.
Служение является для человека великой целью и высоким предназначением. Но это не единственная и не величайшая цель человеческого существования: Руми говорит, что мы должны родиться в духовную реальность, которая так же фундаментально нова и необычна, как мир чувственного восприятия для новорожденного. И точно так же, как ребенок в уюте чрева не имеет понятия о мире, в котором есть запахи, цвета и звуки, так и многие люди не могут представить себе реальность духовного рождения.
Сначала мы рождаемся в теле. Но наша судьба - родиться в духе и войти в пространство близости к божественному, где становятся доступными новые уровни опыта. Цель суфия - испытать это второе рождение, существуя еще в этом мире. Может показаться, что родившись в духе, человек просто смиряется перед окружающим его миром чувственного восприятия, он же - привносит в этот дольний мир божественные тайны.
Джо Мартин: В отличие от впечатлений, полученных при изучении других традиций, после чтения трудов Руми возникает ощущение Единобытия: божественного присутствия в скалах, минералах, атомах, а не только в "чувствующих созданиях".
Шейх Кабир Хельмински: Да, все вокруг - живое.
Джо Мартин: Теперь я хотел бы обратиться к Камилле. Есть один вопрос, важный как для суфизма на Западе, так и для тех стран, откуда различные суфийские ордены берут свое начало. Это вопрос о месте в истории женщин-учителей, женщин-наставников. Конечно, всегда были женщины среди учеников, но я слышал, что некоторые из них сами не принимали руководства со стороны женщины, думая, что это нарушение традиции. Как вы считаете, является ли это препятствием, например, в Турции? Как к этому относятся на Западе?
Камилла Хельмински: Я не думаю, что есть основания накладывать какие-либо ограничения на деятельность женщин в сфере духовности, и мне не приходилось встречаться с людьми, поддерживающими негативную точку зрения. Вопрос о женщинах-руководителях обсуждался в суфийских традициях раньше, существует он и сейчас. Случаи, когда женщины выступали в роли лидеров, были еще во времена Пророка, мир ему и молитва. Ритуальная молитва совершалась мужчинами и женщинами, разбившимися на группы, но стоявшими бок о бок, наравне.
Равное отношение к обоим полам можно обнаружить в самом основании традиции. Коран, единственная из известных мне священных книг, которая содержит обращение и к мужчинам, и к женщинам: "О, вы, верующие мужчины и верующие женщины", - и указание на то, что в глазах Бога имеет значение только сердце человека.
Во многих направлениях суфизма были женщины-руководители. Иногда женщины возглавляли смешанную группу. Я слышала о множестве подобных случаев в истории ордена Маулавийа. В Стамбуле женщина-дервиш взяла на себя роль наставника после того, как один из шейхов отошел от дел. Знание в традиции передается от сердца к сердцу, а мужчина это или женщина - не имеет значения (смеется). С Божьей помощью, мы найдем возможность не отступать от этого принципа и в наше время - кем бы мы ни были.
Джо Мартин: Какие чувства вы испытываете, являясь наставником в этой традиции, обладая правом вести людей по Пути Руми, объединять их и распространять среди них духовные знания? Есть ли какие-нибудь отличия или специфические проблемы из-за того, что вы - женщина?
Камилла Хельмински: Я бы отметила, что иногда опыт женщины может отличаться от опыта мужчины, как опыт одного индивидуума отличается от опыта другого. У всех нас разное естество. У женщины, которая имеет семью, могут возникать сложности с поездками - ведь ей нужно уделять время семейным и домашним делам. Часто именно женщина имеет больше обязанностей в воспитании детей. Для решения этих проблем каждая из нас должна найти свой способ. Целью Threshold Society является достижение равного партнерства мужчин и женщин, обмен опытом, обретение любви, мудрости и единства в каждом аспекте этой жизни.
Джо Мартин: В суфизме существует несколько философских вопросов, на которые указывали ученые из числа последователей традиции, например, Аннемари Шиммель. Параллели мы находим и в других мистических системах, вроде Веданты, где женское начало является "нисходящим" - это вопрос о множественности, творении, или о том, чему дается рождение. В Веданте, где творение обозначено как майя, иллюзия, были учители, которые осуждали женское начало как нечто негативное. В суфизме также иногда встречаются представления о том, что творение, множественность, или Мать, Мать-Земля и все, что с этим связано - негативное явление, которое необходимо преодолевать. Есть ли в учениях Руми альтернатива такому подходу?
Камилла Хельмински: Да, в "Маснави" есть куплет, где Мауляна говорит о женщине не только как о сотворенном существе, но и творящем. Это основа знаний о свойствах женского начала.
Джо Мартин: Кажется, здесь заложен глубокий смысл: что женщина - не только творение, но и творец?
Камилла Хельмински: Это общее свойство женского начала и божественного импульса. Есть прекрасный хадис: "Рай находится под ногами матерей". Существует множество высказываний, раскрывающих глубокую значимость женского начала. С момента основания традиции постоянно повторяется фраза "Бисмилляхи-р-Рахмани-р-Рахим", с нее начинается каждая глава Корана. Оба эти слова: "рахман" и "рахим" - сострадание и милосердие, происходят из одного корня, обозначающего "лоно".
Так что в традиции есть толкование как мужского, так и женского начала, есть понимание значимости обоих аспектов: природы и Бытия. Традиция указывает на то, что все тварное содержится в этом лоне сострадания и милосердия. Даже те строки в Коране, которые исполнены силы, и могут восприниматься как проявления гнева, полны Божьим состраданием.
Между мужскими и женскими качествами существует глубинная взаимосвязь, которая помогает нам выработать более целостный образ мышления, понять нашу собственную природу, нашу связь с жизнью.
Шейх Кабир Хельмински: Дополню. Если мы будем рассматривать мужское и женское начала как противоположные полюса в рамках реальности - тогда мы получим ситуацию, в которой они будут дисгармоничными, лишенными равновесия или противостоящими божественному. Воспринимая творение, его красоту - должны ли мы противопоставлять природу и Дух? Может, величайшее стремление природы - быть в еще более тесной связи с Духом.
Земля сама стремится к браку с небесами. Но в некоторых современных мифологиях Новой Эры влага, или тьма природы, образ божественного женского начала, иногда изображается в виде дразнящего духа. Это уводит нас в ложном направлении. Ближе к истине то, что стремление объединиться с небесами свойственно самой природе.
Камилла Хельмински: У Руми есть иллюстрация эволюции Бытия в "Маснави": "Я был минералом, я стал растением", - и она продолжается через уровни Бытия, через человека, к тому, "что превыше нашего воображения".
Джо Мартин: К теме отрывка из Руми, который вы процитировали: продолжится ли духовная эволюция, которая поведет нас еще дальше?
Шейх Кабир Хельмински: Я не знаю, отражают ли наши представления об эволюции ту цель, в направлении которой движется все Творение. В конце концов, эволюция - это понятие девятнадцатого века. Уместно ли с его помощью описывать движение Истины? Не уверен. В священных откровениях, насколько я знаю, об этом ничего не говорится. Там сказано о том, что все в природе естественным образом воздает хвалу Богу. Все прославляет Бога, кроме человека, которому предоставлено право сознательного выбора. Допускаю, что это исключительно результат эволюции нашей нервной системы - то, что мы можем отвернуться от действительности, а можем предпочесть гармонию с Истиной.
Камилла Хельмински: И позволить этому процессу, который можно назвать эволюцией, протекать внутри нас самих, чтобы булыжник смог превратиться в рубин.
Шейх Кабир Хельмински: Так что наша цель может быть осознана с помощью нашего собственного жизненного опыта. И эта цель состоит в том, чтобы познавать и любить Бога.
ДЖО МАРТИН - "РАСПАХНУТАЯ ДВЕРЬ: РУМИ И СУФИЗМ СЕГОДНЯ"
Кабир Хельмински - шейх и представитель на территории США суфийского ордена Маулавийя (по-турецки звучит как Мевлеви), основанного Джалаладдином Руми. Переводы на английский язык стихов Руми, в том числе сборник "Love is a Stranger", выполненные Кабиром Хельмински, считаются наиболее точными. Кабир Хельмински имеет музыкальное образование. Он добавил к своим переводам музыкальное сопровождение в турецком стиле, исполняемое на традиционных инструментах. Кабир - автор нескольких книг, в том числе - "Living Presence: A Sufi Path to Mindfulness & the Essential Self" и "The Knowing Heart: A Sufi Path of Transformation".
Камилла Хельмински переводит и редактирует книги, среди которых: "Rumi: Daylight. A Daybook of Spiritual Guidance"; "Happiness without Guidance: Desert Hymns of Assad Ali" (совместно с Кабиром Хельмински) и "Awakened Dreams", книга Ахмада Хильми (совместно с Рафиком Алганом).
Камилла и Кабир Хельмински возглавляют общество Threshold Society. Целью общества является распространение знаний и практики суфизма. Кабир Хелмински на протяжении двадцати лет работает в издательстве "Threshold Books". Это издательство внесло существенный вклад в популяризацию Руми, который сегодня считается одним из наиболее читаемых поэтов в мире.
Интервью состоялось 8 августа 1999 г. в Аптосе, Калифорния. В беседе принимали участие шейх Кабир Хельмински, Камилла Хельмински, Джо Мартин и Лиза Лиас. Лиза вела запись и помогала при последующей расшифровке текста. Первая часть беседы содержит размышления Кабира Хелмински о распространении традиций суфизма и ордена Маулавийя на Западе. Вторая часть включает рассуждения Камиллы Хельмински о роли в суфизме женщин и женского начала.
Джо Мартин: Думаю, мы могли бы начать с вашей книги "The Knowing Heart" ("Знающее сердце"). В ней вы приводите подробное толкование суфийской терминологии, прежде чем перейти к разговору об общих представлениях, об исламе и религиозности в целом, о значении и звучании слова "Бог". Неужели мы живем в такое время, когда определения божественного нуждаются в новой классификации?
Шейх Кабир Хельмински: В западной культуре есть ряд проблем, связанных с языком духовности. Одна из них - отсутствие соответствующего словарного запаса. Некоторые языки, например, арабский или санскрит, обладают обширным лексиконом для описания духовных состояний, духовного опыта. Нам нужно выработать свою терминологию и создать английский глоссарий, отвечающий нашим духовным потребностям.
Кроме того, на Западе многие слова, описывающие духовность, имеют христианское, библейское происхождение, и мы воспринимаем ключевые термины через призму ассоциаций, возникших за последние семнадцать столетий. Говоря о семнадцати веках, я имею в виду время, на протяжении которого формировалось христианство. Таким образом, существуют ассоциации, к которым часть людей относится с предубеждением. Религиозный язык нашей культуры создает людям, и в том числе - суфиям, множество проблем, потому что суфии тоже используют слова "вера", "раскаяние", "молитва", "Бог", которые часто ассоциируются с культурной традицией, далекой от суфизма.
Никогда и нигде не возникало такого множества проблем духовной жизни, проблем самого человека, как в европейской христианской цивилизации. В Исламе основные дилеммы и противоречия были разрешены четырнадцать веков назад. Возьмем в качестве примера идею единства тела и духа. В Исламе телу отведено определенное место. Например, тело задействовано во время богослужения. Другой пример - вопрос веры. С точки зрения Иислама вера разумна, она не иррациональна. По-моему, в Исламе не может быть такого понятия как "слепая вера". Оно может существовать только в рамках иррациональной теологии, не оставляющей вам ничего, кроме слепой веры.
Напротив, с точки зрения Ислама и Корана, понятие веры можно выразить так: посмотрите на природу, посмотрите, как идет дождь, оживляя мертвую землю - разве в этом нет знамения для людей, которые размышляют? Вера - это дело не ума или чувств, а сердца. И именно сердце является инструментом познания. С точки зрения Ислама в вере нет ничего такого, что противоречило бы здравому смыслу, но за пределами рассудка и возможностей восприятия существует что-то еще. Глядя на внешнее и внутреннее, человек может сам придти к выводу, что есть и более глубокая реальность, что за всеми этими внешними проявлениями есть порядок, исполненный смысла, и что сердце, инструмент познания, об этом знает. Это и есть вера с точки зрения Ислама.
Вера - это проверка, а не доверие. Слово "иман" (вера) этимологически связано со словом "проверка". Таким образом, вера - одно из важнейших качеств, которые можно развить. Подвергая положения веры проверке, мы ее развиваем. Мы можем выбрать образ жизни, предлагаемый Кораном, и увидеть, насколько возвысилось в нас человеческое начало, насколько улучшилось наше душевное и физическое здоровье. И все это - знамения веры.
Джо Мартин: Вы хотите сказать, что хотя суфии и прославились своими экстатическими наитиями, на практике к суфийскому пути подходят только посредством бытийного опыта?
Шейх Кабир Хельмински: Напомню, что мы говорили о проблемах языка и определении веры. Весь суфизм основывается на божественном откровении, данном в Коране. Коран предоставляет нам базовый словарный запас для описания духовности. Для меня, кстати, это один из главных даров человечеству: духовный словарь, содержащийся в Коране. Коран - это откровение из высшего мира, от высшего разума, разума природы, если хотите, а не сборник догматических или иррациональных утверждений. Это указания от Создателя человечества, руководство в том, как выполнить наше человеческое предназначение. Здесь открывается настоящий простор для исследований: как испытать и проверить эти указания на практике? Это и есть связь между откровением и человеческим опытом.
Джо Мартин: Я читал об этом в "Знающем сердце", и вы коснулись этой темы сейчас: вы хотите подчеркнуть, что суфийское мировоззрение лишено двойственности? - Вы пишете: "Духовная задача нашего времени состоит в том, чтобы осознать наше священное человеческое начало. Осознать, что нет конфликта между естественным и сверхъестественным, ограниченным и беспредельным, между временем и вечностью, рассудком и мистицизмом. Нет противоречия между социальной справедливостью и созерцательностью, сексуальностью и духовностью, исполнением человеческого предназначения и духовной самореализацией, между самым человеческим и самым священным". Вы говорите о том, что называете дуалистическим мышлением в религиях - в том их виде, в котором эти религии дошли до нас?
Шейх Кабир Хельмински: Ислам и суфизм основываются на концепции таухида, представляющей собой идею единства Бытия. Это единство проявляется на разных уровнях и в разных областях. Одна из них - это область нашего собственного опыта. Задача состоит в том, чтобы объединить все уровни опыта, проживать их одновременно и сознательно. Так что это объединение происходит в рамках человеческого бытия.
Для примера: если бы все наши способности, чувства, эмоции, разум, впечатления, прозрения и интуиция работали гармонично, мы бы жили, действовали и принимали решения на основе этой целостности нашего восприятия. Я говорю о проникновении не только в психическое пространство или пространство интуиции, - все эти пространства функционировали бы вместе и сообщались друг с другом, представляя собой единое и полноценное человеческое бытие.
Если говорить о более высоком уровне: какова связь между индивидуальным человеческим бытием и Бытием божественным? Руми очень хорошо описывает эту связь в стихотворении, которое я называю "Рубин". Он начинает его словами (цитирует по памяти):
"За утренним чаем возлюбленная
спросила влюбленного:
«Кого ты больше любишь -
себя или меня?»
И влюбленный отвечает:
«Я стал тобой от головы до пят.
Ничего, кроме имени,
от меня не осталось.
Глубоко в недрах земли
камни, получая силу солнца,
медленно превращаются в рубины.
Если рубин любит солнце -
он любит себя.
Если он любит себя -
он любит солнце.
Если булыжник говорит «я»,
он весь - тьма.
Если рубин говорит «я» -
он отражает свет.
...Потому что он стал прозрачным
Благодаря силе солнца.
Если фараон говорит: «Я - Бог»,
он навлекает проклятие.
Если Халладж говорит: «Я - Бог»,
он обретает благословение...»"
Есть разница между этими двумя "я". Связь человека с Сущим подобна связи между солнцем и рубином. Рубин отражает свет, потому что он развил эту способность, и между ним и светом существует сокровенная связь. Эта связь, лишенная двойственности, также ясно описывается шейха Ибн аль-Араби: "Я странствовал внутри себя. Когда же достиг присутствия Господа, то увидел, что стал чистым служением без тени богослужения". Кажется, что он говорит о двойственности: "Я увидел, что стал чистым служением без тени богослужения". Но далее Ибн аль-Араби указывает, что хотя внешне различие между слугой и Господом сохраняется, они неотделимы друг от друга. Существование слуги - это условность. Воистину существует только Господь. Я сам убедился, что не обладаю ничем, подобным божественному всевластию. Таким образом, с одной стороны кажется, что есть двое, с другой - что есть только всевластие Господа.
Джо Мартин: Какие практики и какой образ жизни приводят к такому пониманию? Какая роль в суфийской традиции, и особенно в традиции Маулавийа, отводится медитации и созерцанию? Широкая общественность, так сказать, немного знакома с «вращениями», или сама ордена Маулавийа. Достаточно ли этих практик?
Шейх Кабир Хельмински: В суфизме основной практикой, и даже не практикой, а богослужением, является зикр - поминание Бога. Если рассматривать зикр лишь как практику или технику, то с такой позиции понять его до конца невозможно. Зикр - это установление связи с божественной Реальностью. У него много форм. Когда в качестве зикра поется слово "Аллах", например, важно обращать внимание на дыхание, звук, ритм пения. Они оказывают реальное воздействие на нервную систему человека.
И это тоже служит примером таухида - единства на всех уровнях Бытия. Если я с искренностью пою "Аллах, Аллах, Аллах", я побуждаю свою нервную систему точнее настраиваться на Истину, на божественное Бытие. Но чтобы бесконечное могло влиться в меня, важна открытость, готовность к установлению связи. Божественное Бытие заполняет только тот сосуд, который открыт для наполнения.
Обучая основам духовности в странах Запада, мы обнаружили, что там полезно вначале сосредотачиваться на теме «присутствия», синонимом которого может быть "внимательность".
Сначала присутствие. Это осведомленность о себе, освобождение от мыслей и эмоциональных реакций. Нужно просто "пребывать в настоящем", быть внимательным и сознающим. Далее следует этап, когда мы стремимся сделать это присутствие устойчивым. Следующая стадия - раскрытие нашего индивидуального присутствия для присутствия бесконечного. Это грань между присутствием и поминанием. Прежде, чем мы сможем узнать поминание, мы должны упрочить присутствие.
Присутствие раскрывает нас для более сильной связи - связи поминания божественного Бытия. Это подразумевает работу ума не мысленным, аналитическим способом, а осознание божественного присутствия и его качеств. Таким образом, медитация - это способность к внутреннему вслушиванию.
Созерцание - это умение направлять свое внимание в духовное пространство. Внутри этого пространства мы сначала сталкиваемся с божественными качествами, или "божественными именами", и с их помощью стараемся ощутить божественное Бытие. Созерцание сродни поминанию - за исключением того, что созерцание подразумевает определенное положение тела, спокойствие и сосредоточенность. Как об этом говорится в Коране, поминать имена Бога можно стоя, сидя, лежа.
Джо Мартин: Следовательно, поминание может быть частью повседневной жизни?
Шейх Кабир Хельмински: Безусловно. В практике ислама и суфизма к этому стремились на протяжении четырнадцати веков. Ранее в традиции Маулавийя на созерцание отводилось очень мало времени - полчаса утром. При этом считалось, что полчаса созерцания достаточно, чтобы весь день поддерживать состояние духовного подъема. Далее следовали пять ежедневных молитв, подготовка к церемонии вращения, сама, развитие творческих способностей с помощью занятий музыкой, каллиграфией, ремеслами и тому подобным. Такой распорядок отражает стремление всю жизнь сделать воплощением поминания.
Джо Мартин: Чтобы перейти от ограниченного "присутствия" к присутствию дыхания и присутствию зикра, требуется учитель?
Шейх Кабир Хельмински: В продвижении от присутствия к поминанию помощь учителя не обязательна. Но за этим вашим вопросом стоит следующий: какова роль учителя? Функция учителя связана с традицией, или с цепью передачи. У наставника много обязанностей: передавать знания, создавать обучающие ситуации, служить примером, поддерживать дисциплину. Его состояние - это состояние истинного бытия, состояние завершенности и сознательности, которое не обязательно находит выражение в словах. Но через учителя душа искателя ощущает вкус (Божественного).
Джо Мартин: Вероятно, поэтому вы где-то писали о том, что просветление без зрелости может стать разновидностью ложной благодати?
Шейх Кабир Хельмински: Да, точно (смеется). Очень важный момент. Рад, что вы это подметили. Среди прочего я пытался отметить там, что в прошлом мы делали ошибку, сосредотачиваясь на высших состояниях сознания и не уделяя при этом внимания развитию характера и зрелости. Суфийские мастера иногда определяли суфизм как развитие "ахляк", что означает "добрый нрав".
Джо Мартин: Это указывает на значимость для повседневной жизни адаба (уважения, или учтивости), а может быть и джаванмарди - кодекса изысканного рыцарского поведения. А могут они стать поверхностными и утратить подлинность? Может ли такое поведение, сохранившись внешне, каким-то образом лишиться содержания?
Шейх Кабир Хельмински: Во многих сферах жизни люди проповедуют добродетель - политики, религиозные лидеры, педагоги. Но как спонтанным и естественным образом человек может стать воплощением блага? Нравоучений недостаточно, проповеди скучны и банальны. Как нам очистить свою внутреннюю природу? Для этого нам необходимы знания, соратники и помощь. Помощь может придти явно и скрыто. В суфизме мы говорим о "бараке" - благодати, которая передается по линии преемственности.
Если направить взгляд назад, к истокам, эта линия идет от дервиша к шейху, от шейха - к основателю ордена, к Али ибн Абу Талибу и Пророку Мухаммаду, мир ему и молитва. Цепь благодати состоит из звеньев.
Когда мы приветствуем вступающего на духовный путь, то иногда сравниваем его с листом, который становится частью дерева. На Западе люди иногда думают, что только отделившись от дерева, лист обретает свободу. Мы же прилагаем усилия, чтобы присоединить его обратно, чтобы к нему мог поступать жизненный сок. Жизненный сок поступает как благодаря сознательному взаимодействию, так и неосознанно, посредством бараки - благословения подлинной и священной традиции, истоки которой лежат и в откровении, и в просветлении.
Джо Мартин: Мы уже говорили о том, что после многих десятилетий официального запрета орден Маулавийя возобновил публичную деятельность, начиная с Турции, в 1960-1970-е гг. ХХ века. В суфийском сообществе были расхождения во взглядах на "публичное" сема: стоит выносить его на всеобщее обозрение, или нет. Теперь сема - это то, с чем чаще всего отождествляют традицию Маулавийя. Какие цели ставятся перед сема, представляющим собой священнодействие в присутствии публики - с одной стороны, и сценическое зрелище - с другой?
Шейх Кабир Хельмински: Наша традиция всегда была гостеприимной. Зал для вращений у ордена Маулавийа похож на маленький театр. Но сема - не театральное представление, а богослужение. Задача дервишей состоит в том, чтобы во время действа поддерживать в сема дух богослужения. И, по большей части, мы так это и ощущаем. Мы никогда не стремимся к тому, чтобы устроить представление. Наша задача - донести образец священной культуры до людей, жаждущих чего-то большего, нежели развлечений.
Сама Маулавийя - это эталон культуры любви. Это редкий образец высокой формы культуры, в котором используется изысканная классическая музыка, вдохновлявшая таких композиторов, как Моцарт и Иоганн Штраус, в сочетании с церемонией, движением-медитацией, прекрасными стихами Руми. Это образец культуры, восходящий к рецитации Корана как воплощения внутренней красоты человека в его связи с божественным.
Джо Мартин: Посещая сема - как в Турции, в местах, созданных для церемонии сотни лет назад, так и в Cеверной Америке, - я чувствовал, что событие само по себе явно не нацелено на то, чтобы сильно и надолго менять сознание присутствующих. В то же время, я вспоминаю строчку из Руми, где говорится, что, подходя к базару, ощущаешь легкий запах благовоний. Может быть, для гостей дело так и обстоит?
Шейх Кабир Хельмински: Это больше, чем просто намек на аромат: я был удивлен количеством людей, сказавших мне, что их жизнь изменилась после того, как они оказались свидетелями церемонии. Я бы не поверил, что это ощущение может так глубоко затронуть стольких людей.
Камилла Хелмински: Похоже, некоторые люди в благоприятных обстоятельствах могут обрести очень многое.
Шейх Кабир Хельмински: Конечно, находится немало критикующих то, что издали кажется им коммерциализацией священной церемонии. Но, как бы то ни было, весь мир - наша дергах (смеется).
Джо Мартин: Традиции кружения в Центральной Азии включают музыку, танец и экстатическое состояние. В отличие от них в сема, начало которому положили Руми и его сын Султан Велед, важным элементом, наряду с экстазом, была трезвость. Я обратил на это внимание, присутствуя на сама. Можете ли вы что-нибудь сказать об этом?
Шейх Кабир Хельмински: Во время вращения дервиши приближаются к экстатическому состоянию, иногда они пересекают эту грань. Но периодические остановки во время церемонии напоминают дервишам о состоянии служения. Вот еще один пример гармонии между экстазом и служением.
Во время четвертого салама, когда шейх входит в центр и вращается медленно и величественно, он держит свою хирку (плащ) распахнутой. Так воздаются почести дервишам прошлого, которые в экстазе срывали с себя одежды. Однако давать волю своим чувствам в ордене Маулавийя считается едва ли не эгоизмом. Дервиш должен сохранять сдержанность, чтобы быть готовым к служению.
Джо Мартин: Как соотносятся экстаз и трезвость в практике суфизма? Как они воздействуют на повседневную жизнь дервишей?
Шейх Кабир Хельмински: Шамс Табризи сказал о своем учителе, духовный уровень которого он превзошел: "Мой наставник достиг экстаза, но не возвысился до трезвости". Это высказывание иллюстрирует, что состояние трезвости выше экстаза.
Джо Мартин: Возвращаясь к теме возросшего значения Руми в наши дни. Так много всего сделано! Недавно состоялось исполнение оратории Роберта Вилсона и Филиппа Гласа, сопровождаемое современными зрелищными эффектами; был выпущен компакт-диск с записями поп-звезд, исполняющих любовную лирику Руми - но в каком-то смысле о любви говорят все его стихи. Многие знают, что Руми был суфием. И хотя эта мощная традиция учителей, мастеров, святых существовала задолго до его рождения, кажется, что, проходя сквозь Руми, она втягивается воронкой гигантского водоворота, и затем мощным потоком изливается вовне. Суфизм распространился вплоть до Китая, а теперь, многие столетия спустя - в Европе и Северной Америке. Оглядываясь назад, что можно сказать о значимости Руми для суфизма в целом?
Шейх Кабир Хельмински: Свой вклад внес каждый из великих суфиев. О Руми я бы сказал, что он - дверь, распахнутая для человечества. Его учение достаточно универсально, чтобы пригласить все человечество войти в эти врата. И становится все более очевидным, что предназначение Руми именно в этом.
Джо Мартин: Если мы входим в эту открытую дверь - есть ли способ использовать эту практику, этот образ жизни для прогресса, политики, миротворчества? Способ, который не сможет использовать в своих интересах нафс, или эго?
Шейх Кабир Хельмински: С одной стороны, учение Руми применимо во многих сферах жизни, и мы видели, что результаты его трудов используются в самых разных областях деятельности. С другой стороны, если человеку удастся понять учение Руми на высшем уровне, он может потерять интерес ко многому из того, что удерживает его внимание сейчас. Руми говорит, что хотя мир устроен небрежно, но эта небрежность необходима для продолжения существования мира.
Джо Мартин: Я как раз собирался спросить вас об этом отрывке.
Шейх Кабир Хельмински: В этой жизни каждый человек вдохновлен любовью на выполнение определенной работы. В шатре материального существования одни люди вдохновлены ткать парусину, другие - заготавливать шесты, третьи - вбивать колышки. Они могут довольствоваться такой работой всю жизнь. Но лишь немногие из них понимают, что цель возведения шатра - подготовить место свидания короля с возлюбленной.
Джо Мартин: Значит, у каждого есть своя, возможно, непохожая на другие, роль.
Руми приводит определение, что Путь - это приятие противоположностей, не только единства, но и множественности.
Шейх Кабир Хельмински: Да, верно.
Джо Мартин: Есть ли у нас духовные обязательства перед планетой, о которых мы должны попытаться сообщить как можно большему количеству людей?
Шейх Кабир Хельмински: С точки зрения Корана человек - венец Творения. Но предназначение человека также и в том, чтобы быть хранителем Творения, поскольку именно наш эгоизм, наша небрежность лишают природу равновесия. Человек, живущий в смирении, покорный воле Творца, - к чему нас подвигают все божественные откровения, - помогает поддерживать природный порядок наилучшим образом. Мы делаем для этой жизни все возможное, но не властны над ней. Это противоречит идеям "глубинной экологии", сторонники которой воспринимают человечество как паразитов, распространяющихся подобно вирусам и заражающих природу (смеется).
Джо Мартин: Исчезновение с лица Земли косяка рыбы или деревни - для них это одно и то же, так как эта идеология отвергает иерархичность форм существования жизни.
Шейх Кабир Хельмински: Верно. На мой взгляд, такая точка зрения принижает человеческое начало. Самое важное для нас - осознание нашей ценности. Знать свою ценность - не значит быть исполненными гордыни или эгоистичности. Это подразумевает осознанное служение, знание о завете между человеком и божественным Сущим, сотворившим его.
Служение является для человека великой целью и высоким предназначением. Но это не единственная и не величайшая цель человеческого существования: Руми говорит, что мы должны родиться в духовную реальность, которая так же фундаментально нова и необычна, как мир чувственного восприятия для новорожденного. И точно так же, как ребенок в уюте чрева не имеет понятия о мире, в котором есть запахи, цвета и звуки, так и многие люди не могут представить себе реальность духовного рождения.
Сначала мы рождаемся в теле. Но наша судьба - родиться в духе и войти в пространство близости к божественному, где становятся доступными новые уровни опыта. Цель суфия - испытать это второе рождение, существуя еще в этом мире. Может показаться, что родившись в духе, человек просто смиряется перед окружающим его миром чувственного восприятия, он же - привносит в этот дольний мир божественные тайны.
Джо Мартин: В отличие от впечатлений, полученных при изучении других традиций, после чтения трудов Руми возникает ощущение Единобытия: божественного присутствия в скалах, минералах, атомах, а не только в "чувствующих созданиях".
Шейх Кабир Хельмински: Да, все вокруг - живое.
Джо Мартин: Теперь я хотел бы обратиться к Камилле. Есть один вопрос, важный как для суфизма на Западе, так и для тех стран, откуда различные суфийские ордены берут свое начало. Это вопрос о месте в истории женщин-учителей, женщин-наставников. Конечно, всегда были женщины среди учеников, но я слышал, что некоторые из них сами не принимали руководства со стороны женщины, думая, что это нарушение традиции. Как вы считаете, является ли это препятствием, например, в Турции? Как к этому относятся на Западе?
Камилла Хельмински: Я не думаю, что есть основания накладывать какие-либо ограничения на деятельность женщин в сфере духовности, и мне не приходилось встречаться с людьми, поддерживающими негативную точку зрения. Вопрос о женщинах-руководителях обсуждался в суфийских традициях раньше, существует он и сейчас. Случаи, когда женщины выступали в роли лидеров, были еще во времена Пророка, мир ему и молитва. Ритуальная молитва совершалась мужчинами и женщинами, разбившимися на группы, но стоявшими бок о бок, наравне.
Равное отношение к обоим полам можно обнаружить в самом основании традиции. Коран, единственная из известных мне священных книг, которая содержит обращение и к мужчинам, и к женщинам: "О, вы, верующие мужчины и верующие женщины", - и указание на то, что в глазах Бога имеет значение только сердце человека.
Во многих направлениях суфизма были женщины-руководители. Иногда женщины возглавляли смешанную группу. Я слышала о множестве подобных случаев в истории ордена Маулавийа. В Стамбуле женщина-дервиш взяла на себя роль наставника после того, как один из шейхов отошел от дел. Знание в традиции передается от сердца к сердцу, а мужчина это или женщина - не имеет значения (смеется). С Божьей помощью, мы найдем возможность не отступать от этого принципа и в наше время - кем бы мы ни были.
Джо Мартин: Какие чувства вы испытываете, являясь наставником в этой традиции, обладая правом вести людей по Пути Руми, объединять их и распространять среди них духовные знания? Есть ли какие-нибудь отличия или специфические проблемы из-за того, что вы - женщина?
Камилла Хельмински: Я бы отметила, что иногда опыт женщины может отличаться от опыта мужчины, как опыт одного индивидуума отличается от опыта другого. У всех нас разное естество. У женщины, которая имеет семью, могут возникать сложности с поездками - ведь ей нужно уделять время семейным и домашним делам. Часто именно женщина имеет больше обязанностей в воспитании детей. Для решения этих проблем каждая из нас должна найти свой способ. Целью Threshold Society является достижение равного партнерства мужчин и женщин, обмен опытом, обретение любви, мудрости и единства в каждом аспекте этой жизни.
Джо Мартин: В суфизме существует несколько философских вопросов, на которые указывали ученые из числа последователей традиции, например, Аннемари Шиммель. Параллели мы находим и в других мистических системах, вроде Веданты, где женское начало является "нисходящим" - это вопрос о множественности, творении, или о том, чему дается рождение. В Веданте, где творение обозначено как майя, иллюзия, были учители, которые осуждали женское начало как нечто негативное. В суфизме также иногда встречаются представления о том, что творение, множественность, или Мать, Мать-Земля и все, что с этим связано - негативное явление, которое необходимо преодолевать. Есть ли в учениях Руми альтернатива такому подходу?
Камилла Хельмински: Да, в "Маснави" есть куплет, где Мауляна говорит о женщине не только как о сотворенном существе, но и творящем. Это основа знаний о свойствах женского начала.
Джо Мартин: Кажется, здесь заложен глубокий смысл: что женщина - не только творение, но и творец?
Камилла Хельмински: Это общее свойство женского начала и божественного импульса. Есть прекрасный хадис: "Рай находится под ногами матерей". Существует множество высказываний, раскрывающих глубокую значимость женского начала. С момента основания традиции постоянно повторяется фраза "Бисмилляхи-р-Рахмани-р-Рахим", с нее начинается каждая глава Корана. Оба эти слова: "рахман" и "рахим" - сострадание и милосердие, происходят из одного корня, обозначающего "лоно".
Так что в традиции есть толкование как мужского, так и женского начала, есть понимание значимости обоих аспектов: природы и Бытия. Традиция указывает на то, что все тварное содержится в этом лоне сострадания и милосердия. Даже те строки в Коране, которые исполнены силы, и могут восприниматься как проявления гнева, полны Божьим состраданием.
Между мужскими и женскими качествами существует глубинная взаимосвязь, которая помогает нам выработать более целостный образ мышления, понять нашу собственную природу, нашу связь с жизнью.
Шейх Кабир Хельмински: Дополню. Если мы будем рассматривать мужское и женское начала как противоположные полюса в рамках реальности - тогда мы получим ситуацию, в которой они будут дисгармоничными, лишенными равновесия или противостоящими божественному. Воспринимая творение, его красоту - должны ли мы противопоставлять природу и Дух? Может, величайшее стремление природы - быть в еще более тесной связи с Духом.
Земля сама стремится к браку с небесами. Но в некоторых современных мифологиях Новой Эры влага, или тьма природы, образ божественного женского начала, иногда изображается в виде дразнящего духа. Это уводит нас в ложном направлении. Ближе к истине то, что стремление объединиться с небесами свойственно самой природе.
Камилла Хельмински: У Руми есть иллюстрация эволюции Бытия в "Маснави": "Я был минералом, я стал растением", - и она продолжается через уровни Бытия, через человека, к тому, "что превыше нашего воображения".
Джо Мартин: К теме отрывка из Руми, который вы процитировали: продолжится ли духовная эволюция, которая поведет нас еще дальше?
Шейх Кабир Хельмински: Я не знаю, отражают ли наши представления об эволюции ту цель, в направлении которой движется все Творение. В конце концов, эволюция - это понятие девятнадцатого века. Уместно ли с его помощью описывать движение Истины? Не уверен. В священных откровениях, насколько я знаю, об этом ничего не говорится. Там сказано о том, что все в природе естественным образом воздает хвалу Богу. Все прославляет Бога, кроме человека, которому предоставлено право сознательного выбора. Допускаю, что это исключительно результат эволюции нашей нервной системы - то, что мы можем отвернуться от действительности, а можем предпочесть гармонию с Истиной.
Камилла Хельмински: И позволить этому процессу, который можно назвать эволюцией, протекать внутри нас самих, чтобы булыжник смог превратиться в рубин.
Шейх Кабир Хельмински: Так что наша цель может быть осознана с помощью нашего собственного жизненного опыта. И эта цель состоит в том, чтобы познавать и любить Бога.