"Брисбен" Евгений Водолазкин
Уходя, сказал: Жизнь - это долгое привыкание к смерти.
Пластиковая тарелка фрисби - сорт пляжного развлечения: летает медленно и по предсказуемой траектории. Поймать несложно, хотя порой приходится пробегать по рыхлому песку пару метров, подпрыгивать, падать, плюхаться за ней в воду. В целом, удовольствие получаешь, хотя трудно бывает отделаться от ощущения, что мог бы провести время более осмысленно. Австралийский город Брисбен в названии романа никакого отношения к летающей с использованием принципа бумеранга тарелке, не имеет, это всего лишь ассоциация по смежности.
Но такое уж у слов свойство, порождать ассоциативные связи. И кому, как не автору, который наделил своего героя способностью видеть «полифонию не только в параллельных голосах героев, но и в противопоставленных сюжетах, в разновременных линиях повествования, точка соединения которых может находиться как в тексте произведения, так и вне его - в голове читателя». Кому, как не писателю Водолазкину, знать об этом. Прошлогодний «Авиатор» стал моей книгой года. Идеальное сочетание «России, которую мы потеряли»; болезненной десталинизации; горькой нежности и высокой жертвенности. Забавного, печального, красивого, безобразного; блеска, убожества, вины, невиновности и наказания. Даже сонная болезнь, жертвой которой пал герой, поначалу казавшаяся плодом авторской фантазии, описана в клинически точной симптоматике.
«Авиатор» и куда меньше любимый мной «Лавр» являли собой пример единства из множеств. Целостной картины, гармонично соединяющей многие, на первый взгляд несовместимые, темы. В «Брисбене» полифонии не случается, он распадается на серию бросков, которые автор делает, а смышленый читатель исправно ловит, надеясь, что вот-вот ключ провернется, пазл сложится, многоголосие зазвучит - он, читатель, привык верить своему автору. Бросок: как тяжело нам, небожителям, под бременем всенародной любви - поймали. Бросок: папа украинец, не желающий говорить по-русски, мама русская, не принимающая украинской мовы, демаркационная линия пролегает через сердце сына - поймали. Бросок: неизлечимое заболевание, которое ставит крест на карьере гитариста-виртуоза - ловим.
Бросок: в налаженную мюнхенскую жизнь Глеба и его жены врываются две опереточные аферистки из Мелитополя - кхм, есть контакт. Бросок - этапы тернистого пути, первое жестокое любовное разочарование, первое столкновение подростка с экзистенциальным ужасом смерти - о, да, поймали. Бросок: а вот так непросто жилось в годы тотальной лжи совка - уже прониклись. Бросок: любовь с иностранкой. Советская школа и противостояние молодого учителя с неформальным лидером класса. Защита Белого Дома. Работа на одиозного Ивасика (местами отменно смешная часть книги) - ловим, ловим, ловим. Бросок: письмо от первой любви с просьбой помочь ее больной дочери (салют, «Апофегей» Полякова).
Далее следует серия бросков, призванная раскромсать беззащитное сердце читателя в кровавый мясной фарш, с каковой целью закругленный пластик фрисби сменяют заточенные до лазерной остроты края тарелок-орисс: Паркинсон феерически прогрессирует; первая любовь героя буйная сумасшедшая; ее умирающая от цирроза дочь ангел, да к тому же маленький гений-виртуоз и с пеленок боготворит Глеба Яновского. Па-растите, Евгений Германович. Но игра пианиста виртуоза по энергозатратам сопоставима с работой шахтера в забое. Вы уверены, раз за разом усаживая измотанную болезнью Верочку за инструмент, что она в состоянии справиться с подобной нагрузкой? Воля ваша, профессор, но это вы что-то нехорошо придумали. Пепел Станиславского бьется в мою грудь. Не верю.
А счастье было так возможно, так близко. К рассказу об Ивасике я почти уверилась, что удалось наконец прорвать неподатливую пленку поверхностного натяжения этой книги и погрузиться в ее воды. Но такая уж в дне сегодняшнем начинается клюква с «Утками», Полом Маккартни и Элтоном Джоном, которой ни Коллегия св.Фомы, ни Беата с ее рискованной многогранной одаренностью, ни даже дивный Франц-Петер с Маленькой Даниэлой спасти не смогут.И честному автору ничего не останется, кроме как учинить геноцид на страницах одной отдельно взятой книги. RIP