Перпендикулярное
Бывает так, что появятся рядышком в френд-ленте несколько текстов и замыкаются какие-то реле в темных глубинах мозга. И хочется сказать, в полном соответствии с классическим «Да несогласен я … С обоими».
А уж когда такие тексты косяком идут, да на протяжении продолжительного времени… То нужно лишь дождаться приступа вдохновения.
И сегодня он есть у меня!
А назовем мы надвигающийся опус (с продолжениями) просто и незатейливо (опять-таки, в классических образцах)
ИМПЕРИЯ и НАЦИЯ
Блестящая столица, сосредоточение всех денег, всех возможностей, всего гламура, в общем, всего-всего, предмет мечтаний всех без исключения провинциалов и поприще для реализации амбиций самых активных из них.
Именно так, наверное, выглядит столица империи, как в представлении противников имперства, так и сторонников оного. Просто первые воспринимают это в негативном ключе, а вторые - наоборот.
А между тем я попытался одним предложением описать «д’артаньяновский Париж» (как по Дюма, так и по Юнгвальд-Хилькевичу).
Заслуживает ли Франция времен кардинала Ришельё звания «империи»? С моей точки зрения вполне. С той лишь оговоркой, что именно благодаря деятельности кардинала Франция начала делать первые робкие шажки на пути превращения в эталонное национальное государство. Когда же заплетающиеся шажки превратились в мерную поступь? Аккурат в тот момент, когда Франция назвалась гордым именем «Империя» (Первая Империя). А во времена Третьей Республики этот процесс (в общих чертах) был завершен и французы превратились в эталонную нацию. Причем, что любопытно, на протяжении XIX века «д’артаньяновский Париж» никуда не делся, а приобрел уж совсем гипертрофированные черты, сравнимые разве что с советской и эрэфской Москвой.
В сторону. Может Дюма (сам проделавший путь юного д’артаньяна) и запечатлел окружающий его Париж?
В любом случае, к концу XIX века мы видим сверхцентрализованную унитарную Францию, где министр образования точно знает, какую страницу (и в каком учебнике) перевернули в данный момент ученики 5-го класса, независимо от того в Нормандии, Бургундии, Шампани или Провансе находится школа. Ну, а местные патуа мало того, что являются признаком не просто провинциалов, а мужичья (Ойген Вебер свою книгу так и назвал «Из мужиков во французы. Модернизация французской деревни 1870-1914»), так еще и законодательно запрещены.
И над всем этим стройным великолепием сверкает (особенно после реконструкции барона Османа) блестящий во всех смыслах Париж.
Именно эта Франция (и, добавим, французская нация) стали образцом для подражания и эталоном слова «Нация».
Однако. Уж не знаю, как это получилось, но в современной российской (и украинской, если дело касается прошлого) публицистике именно такая картинка является иллюстрацией слова «империя», а также «имперство», «имперское сознание», «имперская точка зрения» и т.п.
To be continued
А уж когда такие тексты косяком идут, да на протяжении продолжительного времени… То нужно лишь дождаться приступа вдохновения.
И сегодня он есть у меня!
А назовем мы надвигающийся опус (с продолжениями) просто и незатейливо (опять-таки, в классических образцах)
ИМПЕРИЯ и НАЦИЯ
Блестящая столица, сосредоточение всех денег, всех возможностей, всего гламура, в общем, всего-всего, предмет мечтаний всех без исключения провинциалов и поприще для реализации амбиций самых активных из них.
Именно так, наверное, выглядит столица империи, как в представлении противников имперства, так и сторонников оного. Просто первые воспринимают это в негативном ключе, а вторые - наоборот.
А между тем я попытался одним предложением описать «д’артаньяновский Париж» (как по Дюма, так и по Юнгвальд-Хилькевичу).
Заслуживает ли Франция времен кардинала Ришельё звания «империи»? С моей точки зрения вполне. С той лишь оговоркой, что именно благодаря деятельности кардинала Франция начала делать первые робкие шажки на пути превращения в эталонное национальное государство. Когда же заплетающиеся шажки превратились в мерную поступь? Аккурат в тот момент, когда Франция назвалась гордым именем «Империя» (Первая Империя). А во времена Третьей Республики этот процесс (в общих чертах) был завершен и французы превратились в эталонную нацию. Причем, что любопытно, на протяжении XIX века «д’артаньяновский Париж» никуда не делся, а приобрел уж совсем гипертрофированные черты, сравнимые разве что с советской и эрэфской Москвой.
В сторону. Может Дюма (сам проделавший путь юного д’артаньяна) и запечатлел окружающий его Париж?
В любом случае, к концу XIX века мы видим сверхцентрализованную унитарную Францию, где министр образования точно знает, какую страницу (и в каком учебнике) перевернули в данный момент ученики 5-го класса, независимо от того в Нормандии, Бургундии, Шампани или Провансе находится школа. Ну, а местные патуа мало того, что являются признаком не просто провинциалов, а мужичья (Ойген Вебер свою книгу так и назвал «Из мужиков во французы. Модернизация французской деревни 1870-1914»), так еще и законодательно запрещены.
И над всем этим стройным великолепием сверкает (особенно после реконструкции барона Османа) блестящий во всех смыслах Париж.
Именно эта Франция (и, добавим, французская нация) стали образцом для подражания и эталоном слова «Нация».
Однако. Уж не знаю, как это получилось, но в современной российской (и украинской, если дело касается прошлого) публицистике именно такая картинка является иллюстрацией слова «империя», а также «имперство», «имперское сознание», «имперская точка зрения» и т.п.
To be continued