К разделу Ваэтханан
В нашей праше есть слова ובקשתם משם , «И станете искать оттуда», название эссе рава Соловейчика, которое я уже почти перевела за довольно много лет - как я могла не попросить слова на эту драшу? Честно говоря, я не раз уже говорила об этом эссе, в частности, когда рассказывала немножко о "Шир аШирим" (Песь Песней), на аллегории которой построена практически вся эта статья. Повторюсь немного, но в основном я надеюсь затронуть другие аспекты этой статьи, прежде всего - ее соотношение с другими работами рава Соловейчика и с его личностью. Но сначала напомню вам основной конфликт этой статьи, диалектику, содержащуюся также и в Шир аШирим, тем более что основные понятия этой диалектики тоже содержатся в этой же праше. Мечта религиозного еврея, говорит нам эта статья, - приблизиться как можно ближе к Вс, прилепиться к нему. Это прилепление - высшее счастье и к тому же вечная жизнь: ואתם הדבקים ביהוה אלהיכם חיים כלכם היום 4:4, тоже в нашей праше.
На этом основывается стремление человека приблизиться к Вс, его движение навстречу Ему в любви. Но про Вс сказано также и כי יהוה אלהיך אש אכלה הוא, тоже наша праша, 4:24, поэтому, приблизившись, человек отпрянывает в страхе, и это постоянное движение "рацо вешов" и есть главная тема Шир аШирим, на аллегории которой и построена статья рава С.
Второе противоречие, отмечаемое равом С. это дуализм любви и страха в отношении человека к Вс. Об этом тоже, конечно, говорится в нашей праше, но этим пронизана вся Тора, так что это не является специфической темой глав Веэтханан. Специфической темой статьи это, однако, является. Эта двойственность, считает рав С, связана с двойственностью человеческого сознания -природного, интеллектуального - и пророческого, сознания Откровения. Интеллект человека стремится к Вс, приближается к Нему своей свободной творческой волей. Его разум и особенно - его творческая способность делает его партнером, другом Вс.
Но, говорит, рав С, «Душа человека взмывает ввысь, выталкиваемая мощными толчками тяжелых потрясений и ведомая страстным желанием проникнуть в высшие миры - но она достигает лишь тени Всевышнего, отражения Его отражения; она никогда не сможет сидеть на Его объятиях и прижаться к своему возлюбленному. Поэтому Бог открылся человеку, сказав: «Я - Господь, Бог твой» (Шемот 20:2). Эта истина, говорит сознание Откровения, никогда не будет исчерпана человеческим сознанием. Само видение непостижимого, вызывающего ужас Откровения имело место не по воле человека и без его согласия. Напротив, он боится проникновения невообразимого в его простой мир и закрывает свое лицо.»
Это я попыталась очень кратко пересказать основные идеи этой длинной, трудной, написанной сложным поэтически-философским языком статьи. Но теперь я хочу немного, как я и заявила, поговорить о том, какое место она занимает в философии рава Соловейчика. Эта статья - продолжение работы «Человек галахи», она и печатается обычно с ней под одним переплетом. Некоторые считают, однако, и сразу после публикации «ובקשתם משם» такие мнения высказывались очень бурно, что эти работы настолько разные, что нельзя даже поверить, что их написал один человек. Кстати «Человек галахи» переведен в некотором сокращении на русский язык много лет назад Левой Китросским, издан в Маханаим в сборнике Катарсис.
Статья была написана сразу после «Иш Халаха», (называлась сначала «Иш хаЭлоким») в разгаре Второй Мировой войны. Рассказывает зять рава С рав Лихтенштейн זצ"ל, что он писал в каком-то безумии, как в горячке: если садился писать вечером, писал без перерыва до рассвета. Жена удивлялась: что же это такое срочное, что он пишет? Но вышла в свет она только в 1978 г, больше чем через 30 лет после войны.
Некоторые считают, что Иш халаха - это идеальный образ Брискеров - предков рава С, а ובקשתם משם - это уже сам рав С, несколько умягченный хасидскими корнями со стороны матери и Хабадским меламедом, которого ему по ошибке нанял в детстве отец. Другие говорят, что это тот же образ, но с двух сторон: объективной и субъективной. Иш халаха - идеал личности, к которому следует стремиться, а Увикаштем - переживания и развитие этой личности.
ובקשתם משם, без сомнений - произведение глубоко личное, говорящее о переживаниях и развитии религиозного еврея вообще, но через призму переживаний самого рава С.
Всем известна работа рава С «Одинокий верующий человек». В ней рав С рассказывает о верующем человеке вообще - но без сомнения, рав С сам - это и есть одинокий верующий человек, и тема одиночества красной нитью проходит и по другим его работам. Именно в ובקשתם משם он рассказывает о своем детстве, говоря, что он был в детстве очень одиноким ребенком, у него не было друзей, он постоянно боялся, что над ним будут смеяться, боялся мира… Рав Норманн Ламм заль в своем хеспеде рава С тоже говорит, что несмотря на то, что рав С рос у очень заботливых, любящих родителей, жизнь в доме иш галаха была нелегка. В доме считалось неприличным показывать эмоции; рав С сам пишет, что отец его ни разу в жизни не поцеловал. Эмоции нельзя было не только показывать; в общем-то похоже, что человек галахи не вполне должен был их и иметь. Рав С рассказывает о том, как его отец одернул кантора, который плакал при звуке шофара в Рош аШана. Он сказал ему: а когда ты поднимаешь лулав, ты тоже плачешь?
И тем не менее, чувства и даже страсти в доме имели место: страсти при изучении Торы И друг у маленького рава С тоже был: это был Рамбам. Да, он так и пишет: он слушал, как отец с товарищами разбирают сложную сугью и иногда говорят: Нет, Рамбама здесь понять невозможно, и он волновался, переживал, бежал к маме: папа не может объяснить Рамбама! А потом объяснение находилось, и он радовался: Рамбам оправдан! Позже, он пишет, круг его друзей расширился, к нему присоединились Абайей и Рава, и другие мудрецы Талмуда, он наблюдал, а потом и сам участвовал в бурных спорах с ними, и они стали его верными товарищами и постоянными собеседниками.
Мама рава С по происхождению имела какие-то хасидские корни, читала ему Пушкина. К тому же отец по ошибке нанял ему в какой-то момент меламеда - хабадника, так что воспитание рава имело смешанные черты.
Как я уже говорила, ובקשתם משם полностью построена на Шир аШирим, ее главки прямо называются пасуками из Шир аШирим. У рава С есть и другое произведение, названное пасуком из Шир аШирим: Коль Доди дофек. Я бы сказала, что Шир аШирим - некоторый символ творчества рава С в целом, в котором его поэтическая и эмоциональная натура провозглашает идеалом религиозного сознания строгую галахическую рамбамистскую систему. Чувства, которые переполняют Шир аШирим - и их подчиненность в сознании человека галахи настолько, что порой кажется, что они стираются
Но одиночество рава С было не просто социальным и эмоциональным. Впоследствии у него была замечательная семья, прекрасная жена. Оно было экзистенциальным; он был тем самым одиноким верующим человеком, которого он описал в своей книге. Он постоянно ощущал этот экзистенциальный конфликт, диалектику мира, тот самый парадокс стремления к Вс и сжигания в Его присутствии, невозможность полностью с ним соединиться. А пока это невозможно, ты остаешься в этом холодном, герметично запечатанном, глухонемом мире. Этот образ постоянно встречается в ובקשתם משם.
«…Одинокое существо из плоти и крови пытается побудить немой, запечатанный мир говорить с ним», - пишет рав Соловейчик. И я когда-то уже отмечала перекличку с этими словами стихотворения Бродского, я думаю, едва ли читавшего рава С. Бр пишет в стихотворении на столетие Анны Ахматовой:
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной
И это не просто совпадение образа, это та же идея. «Культурное сознание вглядывается здесь в закрытую, отделенную от него область, не ему принадлежащую», - это слова рава Соловейчика. А вот отрывки из других строф того же стихотворения:
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос…
..
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Уподобление поэта пророку известно нам из всей мировой культуры, . А вот что пишет в своем эссе рав Соловейчик:
«Все пророки призывали нас вглядываться в рассказ о Сотворении мира, исследовать тайны космического процесса, всмотреться в источник мира и открыть в нем спрятанное и сокрытое - великолепие царства Создателя, парящее над немым творением. Все они украшали венцами ищущих Бога, пытающихся рассмотреть Его в «механистической» природе, в ее темной непрозрачности, тех, кто приоткрывали окно навстречу чудесному, высшему, чистому и совершенному».
Многим легче услышать голос Бога в словах поэта, чем различит его из «надмирной ваты» - трансцендентного далека. Поклон вам, великие поэты, за то, что вы нашли эти слова.
Я могла бы упомянуть здесь еще одно стихотворение Бродского, в котором есть перекликающийся с идеями рава С образ одинокого существа, взмывающего ввысь: «Осенний крик ястреба» - но оно, как и статья ובקשתם משם, очень длинное и сложное. Так что читайте сами. Шабат шалом
На этом основывается стремление человека приблизиться к Вс, его движение навстречу Ему в любви. Но про Вс сказано также и כי יהוה אלהיך אש אכלה הוא, тоже наша праша, 4:24, поэтому, приблизившись, человек отпрянывает в страхе, и это постоянное движение "рацо вешов" и есть главная тема Шир аШирим, на аллегории которой и построена статья рава С.
Второе противоречие, отмечаемое равом С. это дуализм любви и страха в отношении человека к Вс. Об этом тоже, конечно, говорится в нашей праше, но этим пронизана вся Тора, так что это не является специфической темой глав Веэтханан. Специфической темой статьи это, однако, является. Эта двойственность, считает рав С, связана с двойственностью человеческого сознания -природного, интеллектуального - и пророческого, сознания Откровения. Интеллект человека стремится к Вс, приближается к Нему своей свободной творческой волей. Его разум и особенно - его творческая способность делает его партнером, другом Вс.
Но, говорит, рав С, «Душа человека взмывает ввысь, выталкиваемая мощными толчками тяжелых потрясений и ведомая страстным желанием проникнуть в высшие миры - но она достигает лишь тени Всевышнего, отражения Его отражения; она никогда не сможет сидеть на Его объятиях и прижаться к своему возлюбленному. Поэтому Бог открылся человеку, сказав: «Я - Господь, Бог твой» (Шемот 20:2). Эта истина, говорит сознание Откровения, никогда не будет исчерпана человеческим сознанием. Само видение непостижимого, вызывающего ужас Откровения имело место не по воле человека и без его согласия. Напротив, он боится проникновения невообразимого в его простой мир и закрывает свое лицо.»
Это я попыталась очень кратко пересказать основные идеи этой длинной, трудной, написанной сложным поэтически-философским языком статьи. Но теперь я хочу немного, как я и заявила, поговорить о том, какое место она занимает в философии рава Соловейчика. Эта статья - продолжение работы «Человек галахи», она и печатается обычно с ней под одним переплетом. Некоторые считают, однако, и сразу после публикации «ובקשתם משם» такие мнения высказывались очень бурно, что эти работы настолько разные, что нельзя даже поверить, что их написал один человек. Кстати «Человек галахи» переведен в некотором сокращении на русский язык много лет назад Левой Китросским, издан в Маханаим в сборнике Катарсис.
Статья была написана сразу после «Иш Халаха», (называлась сначала «Иш хаЭлоким») в разгаре Второй Мировой войны. Рассказывает зять рава С рав Лихтенштейн זצ"ל, что он писал в каком-то безумии, как в горячке: если садился писать вечером, писал без перерыва до рассвета. Жена удивлялась: что же это такое срочное, что он пишет? Но вышла в свет она только в 1978 г, больше чем через 30 лет после войны.
Некоторые считают, что Иш халаха - это идеальный образ Брискеров - предков рава С, а ובקשתם משם - это уже сам рав С, несколько умягченный хасидскими корнями со стороны матери и Хабадским меламедом, которого ему по ошибке нанял в детстве отец. Другие говорят, что это тот же образ, но с двух сторон: объективной и субъективной. Иш халаха - идеал личности, к которому следует стремиться, а Увикаштем - переживания и развитие этой личности.
ובקשתם משם, без сомнений - произведение глубоко личное, говорящее о переживаниях и развитии религиозного еврея вообще, но через призму переживаний самого рава С.
Всем известна работа рава С «Одинокий верующий человек». В ней рав С рассказывает о верующем человеке вообще - но без сомнения, рав С сам - это и есть одинокий верующий человек, и тема одиночества красной нитью проходит и по другим его работам. Именно в ובקשתם משם он рассказывает о своем детстве, говоря, что он был в детстве очень одиноким ребенком, у него не было друзей, он постоянно боялся, что над ним будут смеяться, боялся мира… Рав Норманн Ламм заль в своем хеспеде рава С тоже говорит, что несмотря на то, что рав С рос у очень заботливых, любящих родителей, жизнь в доме иш галаха была нелегка. В доме считалось неприличным показывать эмоции; рав С сам пишет, что отец его ни разу в жизни не поцеловал. Эмоции нельзя было не только показывать; в общем-то похоже, что человек галахи не вполне должен был их и иметь. Рав С рассказывает о том, как его отец одернул кантора, который плакал при звуке шофара в Рош аШана. Он сказал ему: а когда ты поднимаешь лулав, ты тоже плачешь?
И тем не менее, чувства и даже страсти в доме имели место: страсти при изучении Торы И друг у маленького рава С тоже был: это был Рамбам. Да, он так и пишет: он слушал, как отец с товарищами разбирают сложную сугью и иногда говорят: Нет, Рамбама здесь понять невозможно, и он волновался, переживал, бежал к маме: папа не может объяснить Рамбама! А потом объяснение находилось, и он радовался: Рамбам оправдан! Позже, он пишет, круг его друзей расширился, к нему присоединились Абайей и Рава, и другие мудрецы Талмуда, он наблюдал, а потом и сам участвовал в бурных спорах с ними, и они стали его верными товарищами и постоянными собеседниками.
Мама рава С по происхождению имела какие-то хасидские корни, читала ему Пушкина. К тому же отец по ошибке нанял ему в какой-то момент меламеда - хабадника, так что воспитание рава имело смешанные черты.
Как я уже говорила, ובקשתם משם полностью построена на Шир аШирим, ее главки прямо называются пасуками из Шир аШирим. У рава С есть и другое произведение, названное пасуком из Шир аШирим: Коль Доди дофек. Я бы сказала, что Шир аШирим - некоторый символ творчества рава С в целом, в котором его поэтическая и эмоциональная натура провозглашает идеалом религиозного сознания строгую галахическую рамбамистскую систему. Чувства, которые переполняют Шир аШирим - и их подчиненность в сознании человека галахи настолько, что порой кажется, что они стираются
Но одиночество рава С было не просто социальным и эмоциональным. Впоследствии у него была замечательная семья, прекрасная жена. Оно было экзистенциальным; он был тем самым одиноким верующим человеком, которого он описал в своей книге. Он постоянно ощущал этот экзистенциальный конфликт, диалектику мира, тот самый парадокс стремления к Вс и сжигания в Его присутствии, невозможность полностью с ним соединиться. А пока это невозможно, ты остаешься в этом холодном, герметично запечатанном, глухонемом мире. Этот образ постоянно встречается в ובקשתם משם.
«…Одинокое существо из плоти и крови пытается побудить немой, запечатанный мир говорить с ним», - пишет рав Соловейчик. И я когда-то уже отмечала перекличку с этими словами стихотворения Бродского, я думаю, едва ли читавшего рава С. Бр пишет в стихотворении на столетие Анны Ахматовой:
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной
И это не просто совпадение образа, это та же идея. «Культурное сознание вглядывается здесь в закрытую, отделенную от него область, не ему принадлежащую», - это слова рава Соловейчика. А вот отрывки из других строф того же стихотворения:
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос…
..
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Уподобление поэта пророку известно нам из всей мировой культуры, . А вот что пишет в своем эссе рав Соловейчик:
«Все пророки призывали нас вглядываться в рассказ о Сотворении мира, исследовать тайны космического процесса, всмотреться в источник мира и открыть в нем спрятанное и сокрытое - великолепие царства Создателя, парящее над немым творением. Все они украшали венцами ищущих Бога, пытающихся рассмотреть Его в «механистической» природе, в ее темной непрозрачности, тех, кто приоткрывали окно навстречу чудесному, высшему, чистому и совершенному».
Многим легче услышать голос Бога в словах поэта, чем различит его из «надмирной ваты» - трансцендентного далека. Поклон вам, великие поэты, за то, что вы нашли эти слова.
Я могла бы упомянуть здесь еще одно стихотворение Бродского, в котором есть перекликающийся с идеями рава С образ одинокого существа, взмывающего ввысь: «Осенний крик ястреба» - но оно, как и статья ובקשתם משם, очень длинное и сложное. Так что читайте сами. Шабат шалом