На полях басни «Осел и Соловей»

[m_bezrodnyj]

Comments

[simon_mag]

Спасибо. Теперь стало понятно, на какой почве возник прием нагромождения в "Маргарите" Пастернака и ее подтексте - "Вечере" Языкова. Он принадлежит все к той же традиции изображения «соловьиного пения профессионально-глагольными обозначениями <...>»

[m_bezrodnyj]

Да, помню Вашу заметку об этом. У Вас, конечно, имеется козырная карта - отзыв Мандельштама: "разве щелканьем и цоканием Языкова не был предсказан Пастернак". Но этот отзыв все же больше говорит о читательском кругозоре Мандельштама, чем об объеме вероятного контекста строчки Бился, щелкал, царил и сиял соловей. Синтаксически она похожа на языковскую И трелил, и вздыхал, и щелкал соловей, однако в сериях глаголов у обоих авторов совпадает только один: щелкал, а его для обознач-я соловьиного пения использовали очень многие, в. т. ч. задолго до Языкова, и ко времени "Вечера" уже существовало выраж-е щелкать соловьем (встречается, напр., в "Горе от ума"). Иначе говоря, я согласен с Вами в том, что "Вечер" непременно стоит взять на учет при изучении генезиса "Маргариты" (как, м. б., и гоголевское Блистательно всю рощу оглашает / Царь соловей?), но не уверен, что на правах именно "подтекста", к тому же "несомненного".

[simon_mag]

Вот-вот, мое Вам спасибо относится не только к удовольствию от чтения, но и к осознанию того, что «Вечер» не обязательно является подтекстом «Маргариты». Меня, однако, интересует прежде всего рецепция Пастернака Мандельштамом, а ее, мне кажется, я правильно «считал». Кстати, сейчас только сообразил, что глаголные ряды двух редакций «Как соловей сиротствующий славит…», у Петрарки отсутствующие (по крайней мере в таком виде), восходят к той же самой традиции (ср. также в след. сонете: «Чую, горю, рвусь, плачу»).

[m_bezrodnyj]

Рецепция П-а М-мом восстановлена очень убедительно.

Вы правы и относит-но "Как соловей...": сонет (если говорить о т. н. основном варианте) примыкает к указ-й традиции: повед-е соловья описывается серией из семи глаголов одной формы (что на три больше, чем требовалось бы для нужд рифмовки), однако используются глаголы не из традиционной соловьиной кассы, исключая, конечно, пару славит и щекочет.

[vladimirpotapov]

Здорово.
А вот мне интересно, "себя внимать" - именно такой была изначальная форма?

[m_bezrodnyj]

Спасибо.

Точно не скажу, тут нужен лингвист. Кажется, издавна (но вот с каких пор, не знаю) и долго (еще во 2-й пол. 19 в.) использовались оба варианта.

[ka_o]

Выходит, что для замечательной и очень немецкой формулы глубоко интериоризированного переживания музыки (если читать буквально) или текста (если метафорически) -- Die Blätter ... fühlten ein geheim Vergnügen -- по-русски не находится языка?

[m_bezrodnyj]

Почему же не находится? Муравьев в 70-х перевел это место так: "Листочки ... тайной прелестью влеклись".

[ka_o]

совсем другое получается, хотя он, конечно отдавал себя отчет в значениях немецкого слова. Vergnügen подразумевало акт познания и личной рефлексии, смешанных с удовольствием.

[ol_re]

Замечательно и очень интересно! Антитеза осла и соловья включает еще и звуковой аспект. "Осел" входит в тот же звуковой ряд, где С и Л, и оказывается анаграмматически связанным с "соловьем". Переиначивание очень соответствует роли Осла в басне.

[m_bezrodnyj]

Совершенно верно. В др. басне Крылов "наивно" сближает осла и слово: "Одобрили Ослы ослово / Красно-хитро-сплетенно слово". А у Блока атрибут осла волосатость (соловьиность наоборот).

Вообще, анаграмматизм в наимен-нии антиподов - тема прелюбопытная. Мой любимый пример - звуковый орнаментализм рассказа Зощенко, в к-м монтер, обидевшись на тенора, предстает источником темноты: "... главный оперный тенор ... говорит своим тенором: ' - Я в темноте петь тенором отказываюсь. ... Монтёр говорит: - Думает - тенор, так ему и свети всё время. Теноров нынче нету!' Тут, конечно, монтёр схлестнулся с тенором".

[m_bezrodnyj]

Да, верно, спасибо. А ведь я собирался в это стих-е заглянуть, прочитав о нем у Грота (с цитаты из к-го начал заметку):

"Во II-й и III-й кн. Аонид мы опять встречаем по Соловью, и один из них - М. Магницкого (этот человек, приобретший впоследствии такую печальную известность, был в молодости поэтом!). Стихотворцы наши порывались выразить на русском языке разнообразные переливы соловьиной песни, пока наконец Крылов не решил задачи".

Старею.

[m_bezrodnyj]

Пожалуй.