Крест и смерть корнета Олега Романова. (Часть 2).
Часть 1 - начало истории князя императорской крови Олега Константиновича, единственного Романова, павшего в Первой мировой: http://m2kozhemyakin.livejournal.com/37616.html
Князь Олег, продолжавший с аккуратностью ученого вести фронтовой дневник, как только позволяла боевая обстановка, так описал события своих последних боевых дней:
"Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу.
23 сентября: На север от Владиславова, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза.
24 сентября: Идет бой под злополучным Ширвиндтом... Раух (начальник дивизии генерал-лейтенант Раух) находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки... Ночевали сегодня в Жарделе... Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудой-Це, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки.
25 сентября: Сегодня мы выступили в 8 часов. Холодно. Делали рекогносцировку на Радзен. Шел только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции.
26 сентября: Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен затыкать дыру образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56 дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы... Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «К коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию... Когда подошли лавой, то заняли фольварк... Додик и я на третьем, Голицын на втором, а Кушелев на первом (взводе)".
Российская гвардейская кавалерия в Восточной Пруссии, август 1914 г.:
Это уже не бытописательные заметки, а короткие и предельно информативные записи фронтового офицера, от наметанного взгляда которого не укрываются ни тактическая обстановка, ни просчеты командования, ни плохо отлаженное взаимодействие между родами войск.
Думается, что если бы судьба отвела нашему герою еще несколько лет войны, он стал бы отличным и, как было принято говорить в Российской императорской армии тех лет, "отчетливым командиром".
27 сентября 1914 г., выполняя боевую задачу предыдущего дня, Лейб-гусары в составе своей дивизии продолжили наступление в направлении на Владиславов. Перед их фронтом находились части 1-й кавалерийской дивизии неприятеля (1. Kavallerie-Division), однако выяснить более подробно, с кавалеристами какого из шести ее полков столкнулся в этот день эскадрон нашего героя, не удалось. Впрочем, читая боевое расписание этой отборной немецкой кавдивизии, можно с уверенностью сказать, что противник был регулярный, отлично обученный и опасный - старые германские полки с долгой боевой историей, не какой-нибудь местный ландвер.
Германская кавалерия в 1914 г. Судя по шлемам-"пикельхаубам" и палашам - либо драгуны, либо тяжелая конница:
Поначалу продвижение российской конницы не встречало противодействия. Лейб-гвардии Гусарский полк беспрепятственно форсировал речку Шешупу, прошел несколько небольших фольварков (хуторов). Только у деревни Шарвинишки шедший в охранении полковой колонны 4-й эскадрон натолкнулся на немецкий кавалерийский разъезд. Произошел типичный для стычки кавалерийских патрулей малоэффективный "обмен любезностями" - беспорядочная пальба из карабинов с седла, после чего немцы, уступавшие численно, предпочли развернуть коней и пуститься наутек - вероятно, на соединение со своими главными силами.
Судя по достаточно сумбурным описаниям последнего боя корнета Олега Романова можно заключить, что, отступая, неприятельский разъезд "наскочил" на передовую заставу 1-го эскадрона. Не совсем понятно, была ли эта стычка результатом случайного маневра, или российские гусары под командой корнета Безобразова заметили противника и бросились ему наперерез.
Так или иначе, драпать "гансам" стало некуда, а даже крыса, понимая, что ей не убежать, бросается на преследователя. Немецкие же кавалеристы - здоровенные, вышколенные до автоматизма, отлично вооруженные и сидящие на откормленных жеребцах ганноверской породы - вызывали ассоциацию скорее не с крысами, а с лютыми клыкастыми кабанами.
- Vorwärts Marsch!!! (Вперед марш - нем.) - рявкнул какой-нибудь Leutnant или Wachtmeister, тускло блеснули тяжелые палаши - и "гансы" навалились на разъезд корнета Безобразова, раздавая удары налево-направо...
Отчаянная кавалерийская схватка произошла на глазах у 4-го эскадрона, в котором служил наш герой. Князь Олег со своим взводом находился как раз подле эскадронного командира - ротмистра графа Игнатьева.
Видя, что неприятель вот-вот прорвется и уйдет, он обратился к ротмистру с пылкой просьбой бросить его со взводом в бой, на помощь разъезду Безобразова.
Биографы князя Олега Константиновича приводят следующий диалог, предшествовавший роковой атаке:
- Господин ротмистр, разрешите с моим взводом захватить зарвавшихся немцев!
- Там справятся без вас, Ваше Высочество.
- Опять при штабе? Сколько же можно быть в тылу?!.. Неужели за этим я отправлялся на фронт?!
Уступив напору, а, скорее, титулу юного аристократа с погонами корнета, ротмистр скомандовал его взводу атаку.
Нельзя сказать, чтобы князь Олег был новичком на фронте - боевой опыт там приобретается на удивление быстро. Он уже знал и леденящий душу визг пуль, и оглушительный грохот разрывов, и упоительный свист в ушах ветра кавалерийской атаки... Но вот так - с шашкой в руке, во главе своих людей, в жуткую и упоительную кавалерийскую рубку - это было впервые.
Вспоминает воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский: "В то время все желания князя сосредотачивались на жажде подвига... Желание это осуществилось за несколько дней перед нашим последним свиданием, но оно же его и погубило".
Но совершенно очевидно, что погибать молодой кавалерист отнюдь не собирался, он вел свой взвод, чтобы победить, чтобы ветренная капризница-воинская слава наконец бросила и на него благосклонный взгляд!
Можно только представить, с каким пьянящим восторгом он выхватил из ножен клинок, обернулся к своим гусарам:
- Братцы-молодцы, шашки вон, марш-марш!!
И дал шпоры своей чистокровной летунье Диане...
Князь Игорь, брат нашего героя, в полевой форме Лейб-гвардии Гусарского полка, лето 1914 г. Кстати, князь по-видимому знал толк в стрелковом оружии: у него на боку не уставной "Наган", а, похоже, семизарядный "Браунинг" М1903, более дальнобойный и удобный в перезарядке:
История последнего боя корнета Олега Романова, кочуя из одного официального "парадного" издания в другое, обросла драматическими подробностями и превратились в красивую легенду еще в годы Первой мировой войны.
"При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович," - гласит телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего. Высочайший приказ от 29 сентября 1914 г. о награждении нашего героя орденом Св. Георгия IV cтепени вторит ей: "За мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, при чем Его Высочество первым доскакал до неприятеля".
Считается, что наш герой был сражен пулей в самом конце боя, когда уцелевшие немцы уже сдавались гусарам в плен. В него выстрелил, лежа на земле, раненый германский кавалерист.
Такова официальная история.
За вычетом героических подробностей, которые, как известно, необходимы и неизбежны в военной пропаганде, в сухом остатке мы имеем, что своевременная атака взвода нашего героя действительно решила исход боя в пользу русского оружия. Пятеро германцев были убиты или ранены, столько же попало в плен, остальным все-таки удалось прорваться и уйти. Потери 1-го эскадрона Лейб-гвардии Гусарского полка составили двоих погибших и несколько раненых, 5-го - только одного тяжело раненого - самого князя Олега.
Первичный допрос пленных германцев, 1914 г.:
Наверное, наиболее достоверную картину боестолкновения (выражаясь современным языком) изложил взводный унтер-офицер Николай Карлов, служивший вместе с князем Олегом и шедший вместе с ним в ту роковую атаку в своем письме к его матери великой княгине Елизавете Маврикиевне. Вот бесхитростные и искренние слова простого русского солдата, обращенные к матери погибшего командира и, наверное, друга (в начале Первой мировой войны озлобление и большевицкая агитация еще не проложили между офицерами и нижними чинами непреодолимую пропасть):
"27-го сентября сего года наш полк шел в авангарде. Два эскадрона, наш (5-й - М.К.) и Его
Величества (1-й - М.К.) шли впереди своего полка, от вышеназванных эскадронов были высланы вправо и влево заставы. Через некоторое время какая-то боковая драгунская застава заметила
неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Разъезд, спасаясь от драгунской
заставы, нечаянно наскочил на наши главные силы авангарда, во главе которого шел
4 эскадрон. Названный эскадрон открыл по наскочившему неприятельскому разъезду огонь,
который повернул в сторону как раз на заставу эскадрона Его Величества, которая была под
командой корнета Безобразова. Желая окончательно разбить наскочивший германский разъезд, корнет Безобразов стал просить о помощи, как только б этом услыхал Его Высочество князь Олег Константинович, они немедленно стали просить у эскадронного командира графа Игнатьева разрешения участвовать при атаке неприятельского разъезда, ротмистр граф Игнатьев не разрешили им идти, Его Высочеству очень хотелось быть при этом деле и они выпросились.
Его Высочество князь Олег Константинович во главе 3-го взвода пошли преследовать удирающий немецкий разъезд. Мы нанесли неприятелю страшный удар; удирающий разъезд обстреливался; около полверсты я ехал с их Высочеством вместе; так как лошадь их Высочества была гораздо быстрей моей, то я ни в коем случае не мог следовать и остался позади. С ними вместе ехал эскадрона Его Высочества вольноопределяющийся Бобринский и первого взвода взводный Попанов, который не от взвода Их высочества, с отставшими людьми взвода под командою князя Олега Константиновича. Взводный Попанов видел как Их Высочество упали с лошади, подъехал с вольноопределяющимся Бобринским к Е.В., стали поднимать их, и увидали что они ранены, они стали спрашивать Е.В., что больно вам, Их В. говорили, что мне не больно."
Из этого документа можно заключить, что князь Олег "поймал пулю" действительно в самом конце боя, при преследовании сумевших вырваться остатков германского разъезда. Ни слова о выстреле раненого германского кавалериста унтер-офицер Карлов не пишет. Впрочем, это отнюдь не опровергает основной версии.
Рана юного князя Олега была опасной и, прямо скажем, обидной. Пуля попала в нижнюю часть спины, в область крестца, и, пробив прямую кишку, застряла в тканях. Любому человеку, мало-мальски знакомому с медициной, понятно, что это ранение очень "грязное", грозящее заражением крови, перитонитом и тому подобными мрачными последствиями, смертельно опасными в эпоху, когда развитие антисептиков отставало от современного уровня на огромную дистанцию. Напомним, что медикаментозные антибиотики в 1914 г. еще не были изобретены!
Между тем, раненого перенесли на ближайший хутор, где полковой фельдшер сделал ему перевязку. Узнав о несчастье, галопом примчались из своих эскадронов оба брата князя - Игорь и Гавриил. Князь Олег, хотя он уже начал страдать от сильной боли, нашел в себе силы улыбаться и шутить с ними. В частности, он благородно и не без остроумия защищал от всех нападок своего эскадронного командира: "Разве граф Игнатьев был должен подставить свою голову вместо моей задницы? Никто не виновен, что со мною так случилось".
Когда подошла санитарная повозка, юного князя уложили в нее на солому вместе с другими ранеными в схватке гусарами и долго везли по тряской проселочной дороге. Проявляя удивительное мужество, Олег подавлял стоны и демонстративно грыз румяное яблоко... Может быть, чтобы не откусить от боли язык. Желая хоть как-нибудь облегчить страдания корнета, один из солдат напоил его из своей манерки "бимбром" - местным самогоном. В конце концов раненый забылся, и только тогда начал жалобно стонать.
Перевозка раненых в телеге, 1914 г.:
В "этапном" госпитале на станции Пильвишки (той самой, где каких-нибудь два месяца назад разгружались только прибывшие на войну блестящие Лейб-гусары), скопилось множество раненых, ожидавших эвакуации. Полковой священник исповедовал и причащал умирающих воинов. Князь Олег тоже выразил желание причаститься: "Может быть, так будет легче!"
Священник в российской полевом госпитале, 1914 г.:
Для эвакуации высокородного раненого был немедленно выделен паровоз со спальным вагоном.
Вокруг страдающего от страшной боли молоденького офицерика бесполезно и ретиво суетилось местное военное, медицинское и железнодорожное начальство, решая, куда (в Ковно? В Вильно?) и к каким светилам хирургии его везти. Представляется, что, панически боясь ответственности перед правящей династией, "перепихивая" князя Олега друг на друга, должностные лица преступно упустили "золотой час" после ранения. Если бы нашего героя немедленно оперировал в Пильвишках простой фронтовой врач, быть может, его еще было возможно спасти...
Затем последовал продолжавшийся почти сутки мучительный для раненого переезд по железной дороге в Вильно. Сопровождавшие князя Олега брат Игорь и доктор Дитман были бессильны что-либо сделать. "Подсевший" в Ковно профессор Военно-медицинской академии В.А.Оппель в принципе, вполне правильно заключил, что в поезде оказать помощь невозможно. Однако вместо немедленного помещения князя Олега в местный госпиталь, он согласился: "Надо везти дальше, только устроить поудобнее".
К полудню 28 сентября 1914 г. находившегося в тяжелом состоянии князя Олега наконец довезли до Вильно. Он был помещен в развернутый там (в здании Виленского реального училища, сохранившемся по сей день) Витебский госпиталь Красного Креста. Квалифицированную хирургическую помощь он получил только тогда! Можно сказать, на своем крестном пути предсмертных мук, юный отпрыск династии Романовых разделил судьбу десятков и сотен тысяч простых солдат Российской императорской армии, умиравших в полевых лазаретах и госпиталях Первой мировой потому, что им не была вовремя оказана помощь.
Здание Виленского реального училища, где в 1914 г. помещался госпиталь, в котором умер корнет Олег Романов:
Все это время наш герой находился в сознании и проявлял удивительную твердость и бодрость духа. Даже сейчас он совершенно не собирался умирать - ведь ему столько еще предстояло сделать в этой жизни!
В Вильно у постели князя Олега наконец собрался консилиум маститых "генералов от военной медицины". Вскоре под род руководством профессора Мартынова была проведена сложная хирургическая операция. "Операцию Его Высочество перенес очень хорошо, - записал профессор Оппель, - После операции он перенесен был в отдельную светлую палату, где вскоре пришел в себя. Около трех часов дня раненый чувствовал себя очень хорошо… К вечеру состояние здоровья раненого не ухудшилось. Надежда на благополучный исход заболевания чуть усилилась".
Ключевое слово здесь - "чуть"! Опытные военные медики прекрасно отдавали себе отчет, что раненого уже "упустили"...
Хирургическая операция в российском военном госпитале, 1914 г.:
В это время в Вильно прибыла высочайшая телеграмма о награждении корнета Олега Романова орденом Св.Георгия IV степени. Хотя, глядя правде в глаза, нужно признать, что любой другой раненый офицер получил бы за это максимум "Анненский темляк с клюквой" (орден Св.Анны IV степени)...
С известием о высокой награде раненого посетил начальник Виленского военного училища генерал-майор Борис Викторович Адамович. Он оставил яркое описание этой встречи: «Его Высочество встретил меня как бы «не тяжелый» больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть... Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за Родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома»... Оба князя (с Олегом находился брат Игорь - М.К.) сказали мне несколько восторженных слов о поведении солдат с ними вместе в боях. Князь Игорь прочитал брату телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Выслушав, Олег Константинович перекрестился. Его Высочество был оживлен и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».
Офицерский "Георгий" IV cтепени и Анненский темляк с "клюквой":
Последние часы жизни нашего героя были озарены также радостью от встречи с самыми близкими ему людьми, и в этом он был счастлив: немногим из умирающих воинов Первой мировой довелось испытать такое утешение...
Первым в Вильно примчался воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский, а 29 сентября к умирающему сыну приехали родители - великий князь Константин Константинович и княгиня Елизавета Маврикиевна. Они смогли только проститься с Олегом: в ночь с 28 на 29 сентября его состояние стало катастрофически ухудшаться.
С трудом подавляя рыдания, Константин Константинович встал на колени у изголовья обреченного сына и протянул ему офицерский Георгиевский крест IV степени, некогда принадлежавший его деду, великому князю Константину Николаевичу. Умирающий на мгновение приподнял опухшие веки, слабо улыбнулся и прошептал: "Крест grand-pара (дедушки - фр.)". Он узнал награду.
Отец приложил крест к губам Олега и дрожащими руками приколол орден на его рубашку.
Вскоре после этого началась агония.
Пишет генерал Ермолинский: "Вскоре больной стал задыхаться. По его просьбе ему подымали ноги все выше и выше, но это не помогало. Обратились к кислороду. После третьей подушки стало ясно, что бедный князь умирает. По приказанию великого князя, я позвал священника (о. Георгия Спасского) читать отходную, но по дороге успел его убедить делать это потише, чтобы умирающий не слышал. Началось страшное ожидание смерти: шепот священника, последние резкие вздохи... Великий князь, стоя на коленях у изголовья, зачем-то закрывал сыну глаза; великая княгиня грела холодевшие руки. Мы с князем Игорем Константиновичем стояли на коленях в ногах. В 8 часов 20 минут пополудни окончилась молодая жизнь..."
Крестный путь юного аристократа, подававшего большие надежды молодого ученого, начинающего поэта и писателя, отважного кавалериста Российской императорской армии был пройден до конца. Белая эмаль Георгиевского креста холодно поблескивала на кителе положенного к вечному покою корнета Олега Романова.
Вечный покой корнета Олега Романова:
Как ни кощунственно прозвучат эти слова, князь Олег жил и умер счастливым человеком.
Он был счастлив заниматься любимым делом и увидеть плоды своей работы - первый выпуск издания автографов Пушкина. Он искал красоту в поэтическом, литературном слове и был полон творческих планов. Он стал храбрым неплохим офицером, честно разделил судьбу своей страны и своего народа в большой войне, и еще успел узнать, что его отвага была вознаграждена. Наконец, в свой последний миг он, наверное, так и не понял, что умирает...
Князь Олег никогда не узнал, что в 1915 г., подкошенный утратой, безвременно умрет его отец, великий князь Константин Константинович, поэт К.Р.
Он не стал свидетелем тяжелых поражений и страшных лишений, выпавших на долю его армии в 1915-17 гг. Он не видел ее позорной "самодемобилизации"!
Без него Россия вспыхнула революционным пожаром, в котором рассыпалась в прах монархия Романовых.
Он так и не узнал, что трое его братьев - Иоанн, Игорь и Константин - были убиты большевиками в Алапаевске в 1918 г., а остальная семья вдоволь вкусила горького хлеба изгнания.
Его собственная тихая могила в имении Осташово близ Волоколамска после революции была раскопана, останки - осквернены и выброшены из гроба, потом перезахоронены, и сам след его последнего пристанища затерялся среди садов и полей...
Он не видел всего этого.
Но мне почему-то кажется, что если бы какая-нибудь сверхъестественная сила позволила князю Олегу прозреть будущее, он не изменил бы в своей жизни ничего.
Разве что в бою 27 сентября 1914 г. под Шaрванишками добил бы немецкого кавалериста.
________________________________________________________________________Михаил Кожемякин.
Недавно установленный памятник корнету Олегу Романову в городе Пушкине.
Князь Олег, продолжавший с аккуратностью ученого вести фронтовой дневник, как только позволяла боевая обстановка, так описал события своих последних боевых дней:
"Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу.
23 сентября: На север от Владиславова, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза.
24 сентября: Идет бой под злополучным Ширвиндтом... Раух (начальник дивизии генерал-лейтенант Раух) находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки... Ночевали сегодня в Жарделе... Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудой-Це, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки.
25 сентября: Сегодня мы выступили в 8 часов. Холодно. Делали рекогносцировку на Радзен. Шел только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции.
26 сентября: Выступили в 8 часов утра. Предположено идти в Дайнен затыкать дыру образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56 дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы... Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: «К коням!» Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию... Когда подошли лавой, то заняли фольварк... Додик и я на третьем, Голицын на втором, а Кушелев на первом (взводе)".
Российская гвардейская кавалерия в Восточной Пруссии, август 1914 г.:
Это уже не бытописательные заметки, а короткие и предельно информативные записи фронтового офицера, от наметанного взгляда которого не укрываются ни тактическая обстановка, ни просчеты командования, ни плохо отлаженное взаимодействие между родами войск.
Думается, что если бы судьба отвела нашему герою еще несколько лет войны, он стал бы отличным и, как было принято говорить в Российской императорской армии тех лет, "отчетливым командиром".
27 сентября 1914 г., выполняя боевую задачу предыдущего дня, Лейб-гусары в составе своей дивизии продолжили наступление в направлении на Владиславов. Перед их фронтом находились части 1-й кавалерийской дивизии неприятеля (1. Kavallerie-Division), однако выяснить более подробно, с кавалеристами какого из шести ее полков столкнулся в этот день эскадрон нашего героя, не удалось. Впрочем, читая боевое расписание этой отборной немецкой кавдивизии, можно с уверенностью сказать, что противник был регулярный, отлично обученный и опасный - старые германские полки с долгой боевой историей, не какой-нибудь местный ландвер.
Германская кавалерия в 1914 г. Судя по шлемам-"пикельхаубам" и палашам - либо драгуны, либо тяжелая конница:
Поначалу продвижение российской конницы не встречало противодействия. Лейб-гвардии Гусарский полк беспрепятственно форсировал речку Шешупу, прошел несколько небольших фольварков (хуторов). Только у деревни Шарвинишки шедший в охранении полковой колонны 4-й эскадрон натолкнулся на немецкий кавалерийский разъезд. Произошел типичный для стычки кавалерийских патрулей малоэффективный "обмен любезностями" - беспорядочная пальба из карабинов с седла, после чего немцы, уступавшие численно, предпочли развернуть коней и пуститься наутек - вероятно, на соединение со своими главными силами.
Судя по достаточно сумбурным описаниям последнего боя корнета Олега Романова можно заключить, что, отступая, неприятельский разъезд "наскочил" на передовую заставу 1-го эскадрона. Не совсем понятно, была ли эта стычка результатом случайного маневра, или российские гусары под командой корнета Безобразова заметили противника и бросились ему наперерез.
Так или иначе, драпать "гансам" стало некуда, а даже крыса, понимая, что ей не убежать, бросается на преследователя. Немецкие же кавалеристы - здоровенные, вышколенные до автоматизма, отлично вооруженные и сидящие на откормленных жеребцах ганноверской породы - вызывали ассоциацию скорее не с крысами, а с лютыми клыкастыми кабанами.
- Vorwärts Marsch!!! (Вперед марш - нем.) - рявкнул какой-нибудь Leutnant или Wachtmeister, тускло блеснули тяжелые палаши - и "гансы" навалились на разъезд корнета Безобразова, раздавая удары налево-направо...
Отчаянная кавалерийская схватка произошла на глазах у 4-го эскадрона, в котором служил наш герой. Князь Олег со своим взводом находился как раз подле эскадронного командира - ротмистра графа Игнатьева.
Видя, что неприятель вот-вот прорвется и уйдет, он обратился к ротмистру с пылкой просьбой бросить его со взводом в бой, на помощь разъезду Безобразова.
Биографы князя Олега Константиновича приводят следующий диалог, предшествовавший роковой атаке:
- Господин ротмистр, разрешите с моим взводом захватить зарвавшихся немцев!
- Там справятся без вас, Ваше Высочество.
- Опять при штабе? Сколько же можно быть в тылу?!.. Неужели за этим я отправлялся на фронт?!
Уступив напору, а, скорее, титулу юного аристократа с погонами корнета, ротмистр скомандовал его взводу атаку.
Нельзя сказать, чтобы князь Олег был новичком на фронте - боевой опыт там приобретается на удивление быстро. Он уже знал и леденящий душу визг пуль, и оглушительный грохот разрывов, и упоительный свист в ушах ветра кавалерийской атаки... Но вот так - с шашкой в руке, во главе своих людей, в жуткую и упоительную кавалерийскую рубку - это было впервые.
Вспоминает воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский: "В то время все желания князя сосредотачивались на жажде подвига... Желание это осуществилось за несколько дней перед нашим последним свиданием, но оно же его и погубило".
Но совершенно очевидно, что погибать молодой кавалерист отнюдь не собирался, он вел свой взвод, чтобы победить, чтобы ветренная капризница-воинская слава наконец бросила и на него благосклонный взгляд!
Можно только представить, с каким пьянящим восторгом он выхватил из ножен клинок, обернулся к своим гусарам:
- Братцы-молодцы, шашки вон, марш-марш!!
И дал шпоры своей чистокровной летунье Диане...
Князь Игорь, брат нашего героя, в полевой форме Лейб-гвардии Гусарского полка, лето 1914 г. Кстати, князь по-видимому знал толк в стрелковом оружии: у него на боку не уставной "Наган", а, похоже, семизарядный "Браунинг" М1903, более дальнобойный и удобный в перезарядке:
История последнего боя корнета Олега Романова, кочуя из одного официального "парадного" издания в другое, обросла драматическими подробностями и превратились в красивую легенду еще в годы Первой мировой войны.
"При следовании застав нашей передовой кавалерии были атакованы и уничтожены германские разъезды. Частью немцы были изрублены, частью взяты в плен. Первым доскакал до неприятеля и врубился в него корнет Его Высочество Князь Олег Константинович," - гласит телеграмма штаба Верховного Главнокомандующего. Высочайший приказ от 29 сентября 1914 г. о награждении нашего героя орденом Св. Георгия IV cтепени вторит ей: "За мужество и храбрость, проявленные при атаке и уничтожении германских разведчиков, при чем Его Высочество первым доскакал до неприятеля".
Считается, что наш герой был сражен пулей в самом конце боя, когда уцелевшие немцы уже сдавались гусарам в плен. В него выстрелил, лежа на земле, раненый германский кавалерист.
Такова официальная история.
За вычетом героических подробностей, которые, как известно, необходимы и неизбежны в военной пропаганде, в сухом остатке мы имеем, что своевременная атака взвода нашего героя действительно решила исход боя в пользу русского оружия. Пятеро германцев были убиты или ранены, столько же попало в плен, остальным все-таки удалось прорваться и уйти. Потери 1-го эскадрона Лейб-гвардии Гусарского полка составили двоих погибших и несколько раненых, 5-го - только одного тяжело раненого - самого князя Олега.
Первичный допрос пленных германцев, 1914 г.:
Наверное, наиболее достоверную картину боестолкновения (выражаясь современным языком) изложил взводный унтер-офицер Николай Карлов, служивший вместе с князем Олегом и шедший вместе с ним в ту роковую атаку в своем письме к его матери великой княгине Елизавете Маврикиевне. Вот бесхитростные и искренние слова простого русского солдата, обращенные к матери погибшего командира и, наверное, друга (в начале Первой мировой войны озлобление и большевицкая агитация еще не проложили между офицерами и нижними чинами непреодолимую пропасть):
"27-го сентября сего года наш полк шел в авангарде. Два эскадрона, наш (5-й - М.К.) и Его
Величества (1-й - М.К.) шли впереди своего полка, от вышеназванных эскадронов были высланы вправо и влево заставы. Через некоторое время какая-то боковая драгунская застава заметила
неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Разъезд, спасаясь от драгунской
заставы, нечаянно наскочил на наши главные силы авангарда, во главе которого шел
4 эскадрон. Названный эскадрон открыл по наскочившему неприятельскому разъезду огонь,
который повернул в сторону как раз на заставу эскадрона Его Величества, которая была под
командой корнета Безобразова. Желая окончательно разбить наскочивший германский разъезд, корнет Безобразов стал просить о помощи, как только б этом услыхал Его Высочество князь Олег Константинович, они немедленно стали просить у эскадронного командира графа Игнатьева разрешения участвовать при атаке неприятельского разъезда, ротмистр граф Игнатьев не разрешили им идти, Его Высочеству очень хотелось быть при этом деле и они выпросились.
Его Высочество князь Олег Константинович во главе 3-го взвода пошли преследовать удирающий немецкий разъезд. Мы нанесли неприятелю страшный удар; удирающий разъезд обстреливался; около полверсты я ехал с их Высочеством вместе; так как лошадь их Высочества была гораздо быстрей моей, то я ни в коем случае не мог следовать и остался позади. С ними вместе ехал эскадрона Его Высочества вольноопределяющийся Бобринский и первого взвода взводный Попанов, который не от взвода Их высочества, с отставшими людьми взвода под командою князя Олега Константиновича. Взводный Попанов видел как Их Высочество упали с лошади, подъехал с вольноопределяющимся Бобринским к Е.В., стали поднимать их, и увидали что они ранены, они стали спрашивать Е.В., что больно вам, Их В. говорили, что мне не больно."
Из этого документа можно заключить, что князь Олег "поймал пулю" действительно в самом конце боя, при преследовании сумевших вырваться остатков германского разъезда. Ни слова о выстреле раненого германского кавалериста унтер-офицер Карлов не пишет. Впрочем, это отнюдь не опровергает основной версии.
Рана юного князя Олега была опасной и, прямо скажем, обидной. Пуля попала в нижнюю часть спины, в область крестца, и, пробив прямую кишку, застряла в тканях. Любому человеку, мало-мальски знакомому с медициной, понятно, что это ранение очень "грязное", грозящее заражением крови, перитонитом и тому подобными мрачными последствиями, смертельно опасными в эпоху, когда развитие антисептиков отставало от современного уровня на огромную дистанцию. Напомним, что медикаментозные антибиотики в 1914 г. еще не были изобретены!
Между тем, раненого перенесли на ближайший хутор, где полковой фельдшер сделал ему перевязку. Узнав о несчастье, галопом примчались из своих эскадронов оба брата князя - Игорь и Гавриил. Князь Олег, хотя он уже начал страдать от сильной боли, нашел в себе силы улыбаться и шутить с ними. В частности, он благородно и не без остроумия защищал от всех нападок своего эскадронного командира: "Разве граф Игнатьев был должен подставить свою голову вместо моей задницы? Никто не виновен, что со мною так случилось".
Когда подошла санитарная повозка, юного князя уложили в нее на солому вместе с другими ранеными в схватке гусарами и долго везли по тряской проселочной дороге. Проявляя удивительное мужество, Олег подавлял стоны и демонстративно грыз румяное яблоко... Может быть, чтобы не откусить от боли язык. Желая хоть как-нибудь облегчить страдания корнета, один из солдат напоил его из своей манерки "бимбром" - местным самогоном. В конце концов раненый забылся, и только тогда начал жалобно стонать.
Перевозка раненых в телеге, 1914 г.:
В "этапном" госпитале на станции Пильвишки (той самой, где каких-нибудь два месяца назад разгружались только прибывшие на войну блестящие Лейб-гусары), скопилось множество раненых, ожидавших эвакуации. Полковой священник исповедовал и причащал умирающих воинов. Князь Олег тоже выразил желание причаститься: "Может быть, так будет легче!"
Священник в российской полевом госпитале, 1914 г.:
Для эвакуации высокородного раненого был немедленно выделен паровоз со спальным вагоном.
Вокруг страдающего от страшной боли молоденького офицерика бесполезно и ретиво суетилось местное военное, медицинское и железнодорожное начальство, решая, куда (в Ковно? В Вильно?) и к каким светилам хирургии его везти. Представляется, что, панически боясь ответственности перед правящей династией, "перепихивая" князя Олега друг на друга, должностные лица преступно упустили "золотой час" после ранения. Если бы нашего героя немедленно оперировал в Пильвишках простой фронтовой врач, быть может, его еще было возможно спасти...
Затем последовал продолжавшийся почти сутки мучительный для раненого переезд по железной дороге в Вильно. Сопровождавшие князя Олега брат Игорь и доктор Дитман были бессильны что-либо сделать. "Подсевший" в Ковно профессор Военно-медицинской академии В.А.Оппель в принципе, вполне правильно заключил, что в поезде оказать помощь невозможно. Однако вместо немедленного помещения князя Олега в местный госпиталь, он согласился: "Надо везти дальше, только устроить поудобнее".
К полудню 28 сентября 1914 г. находившегося в тяжелом состоянии князя Олега наконец довезли до Вильно. Он был помещен в развернутый там (в здании Виленского реального училища, сохранившемся по сей день) Витебский госпиталь Красного Креста. Квалифицированную хирургическую помощь он получил только тогда! Можно сказать, на своем крестном пути предсмертных мук, юный отпрыск династии Романовых разделил судьбу десятков и сотен тысяч простых солдат Российской императорской армии, умиравших в полевых лазаретах и госпиталях Первой мировой потому, что им не была вовремя оказана помощь.
Здание Виленского реального училища, где в 1914 г. помещался госпиталь, в котором умер корнет Олег Романов:
Все это время наш герой находился в сознании и проявлял удивительную твердость и бодрость духа. Даже сейчас он совершенно не собирался умирать - ведь ему столько еще предстояло сделать в этой жизни!
В Вильно у постели князя Олега наконец собрался консилиум маститых "генералов от военной медицины". Вскоре под род руководством профессора Мартынова была проведена сложная хирургическая операция. "Операцию Его Высочество перенес очень хорошо, - записал профессор Оппель, - После операции он перенесен был в отдельную светлую палату, где вскоре пришел в себя. Около трех часов дня раненый чувствовал себя очень хорошо… К вечеру состояние здоровья раненого не ухудшилось. Надежда на благополучный исход заболевания чуть усилилась".
Ключевое слово здесь - "чуть"! Опытные военные медики прекрасно отдавали себе отчет, что раненого уже "упустили"...
Хирургическая операция в российском военном госпитале, 1914 г.:
В это время в Вильно прибыла высочайшая телеграмма о награждении корнета Олега Романова орденом Св.Георгия IV степени. Хотя, глядя правде в глаза, нужно признать, что любой другой раненый офицер получил бы за это максимум "Анненский темляк с клюквой" (орден Св.Анны IV степени)...
С известием о высокой награде раненого посетил начальник Виленского военного училища генерал-майор Борис Викторович Адамович. Он оставил яркое описание этой встречи: «Его Высочество встретил меня как бы «не тяжелый» больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку и жестом предложил сесть... Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за Родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведет хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома»... Оба князя (с Олегом находился брат Игорь - М.К.) сказали мне несколько восторженных слов о поведении солдат с ними вместе в боях. Князь Игорь прочитал брату телеграмму от Верховного Главнокомандующего. Выслушав, Олег Константинович перекрестился. Его Высочество был оживлен и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».
Офицерский "Георгий" IV cтепени и Анненский темляк с "клюквой":
Последние часы жизни нашего героя были озарены также радостью от встречи с самыми близкими ему людьми, и в этом он был счастлив: немногим из умирающих воинов Первой мировой довелось испытать такое утешение...
Первым в Вильно примчался воспитатель князя Олега, генерал Ермолинский, а 29 сентября к умирающему сыну приехали родители - великий князь Константин Константинович и княгиня Елизавета Маврикиевна. Они смогли только проститься с Олегом: в ночь с 28 на 29 сентября его состояние стало катастрофически ухудшаться.
С трудом подавляя рыдания, Константин Константинович встал на колени у изголовья обреченного сына и протянул ему офицерский Георгиевский крест IV степени, некогда принадлежавший его деду, великому князю Константину Николаевичу. Умирающий на мгновение приподнял опухшие веки, слабо улыбнулся и прошептал: "Крест grand-pара (дедушки - фр.)". Он узнал награду.
Отец приложил крест к губам Олега и дрожащими руками приколол орден на его рубашку.
Вскоре после этого началась агония.
Пишет генерал Ермолинский: "Вскоре больной стал задыхаться. По его просьбе ему подымали ноги все выше и выше, но это не помогало. Обратились к кислороду. После третьей подушки стало ясно, что бедный князь умирает. По приказанию великого князя, я позвал священника (о. Георгия Спасского) читать отходную, но по дороге успел его убедить делать это потише, чтобы умирающий не слышал. Началось страшное ожидание смерти: шепот священника, последние резкие вздохи... Великий князь, стоя на коленях у изголовья, зачем-то закрывал сыну глаза; великая княгиня грела холодевшие руки. Мы с князем Игорем Константиновичем стояли на коленях в ногах. В 8 часов 20 минут пополудни окончилась молодая жизнь..."
Крестный путь юного аристократа, подававшего большие надежды молодого ученого, начинающего поэта и писателя, отважного кавалериста Российской императорской армии был пройден до конца. Белая эмаль Георгиевского креста холодно поблескивала на кителе положенного к вечному покою корнета Олега Романова.
Вечный покой корнета Олега Романова:
Как ни кощунственно прозвучат эти слова, князь Олег жил и умер счастливым человеком.
Он был счастлив заниматься любимым делом и увидеть плоды своей работы - первый выпуск издания автографов Пушкина. Он искал красоту в поэтическом, литературном слове и был полон творческих планов. Он стал храбрым неплохим офицером, честно разделил судьбу своей страны и своего народа в большой войне, и еще успел узнать, что его отвага была вознаграждена. Наконец, в свой последний миг он, наверное, так и не понял, что умирает...
Князь Олег никогда не узнал, что в 1915 г., подкошенный утратой, безвременно умрет его отец, великий князь Константин Константинович, поэт К.Р.
Он не стал свидетелем тяжелых поражений и страшных лишений, выпавших на долю его армии в 1915-17 гг. Он не видел ее позорной "самодемобилизации"!
Без него Россия вспыхнула революционным пожаром, в котором рассыпалась в прах монархия Романовых.
Он так и не узнал, что трое его братьев - Иоанн, Игорь и Константин - были убиты большевиками в Алапаевске в 1918 г., а остальная семья вдоволь вкусила горького хлеба изгнания.
Его собственная тихая могила в имении Осташово близ Волоколамска после революции была раскопана, останки - осквернены и выброшены из гроба, потом перезахоронены, и сам след его последнего пристанища затерялся среди садов и полей...
Он не видел всего этого.
Но мне почему-то кажется, что если бы какая-нибудь сверхъестественная сила позволила князю Олегу прозреть будущее, он не изменил бы в своей жизни ничего.
Разве что в бою 27 сентября 1914 г. под Шaрванишками добил бы немецкого кавалериста.
________________________________________________________________________Михаил Кожемякин.
Недавно установленный памятник корнету Олегу Романову в городе Пушкине.