Оседлые и кочевники
Проблемы возникшие в связи со сносом столичных пятиэтажек проще всего, конечно, объяснять либо устойчивыми аппетитами стройкомлекса, которому, чтобы кушать, надо постоянно ломать и строить, строить и ломать, либо темпераментом общественности, которой надо постоянно поднимать гевалт по поводу и без повода.
В определенной степени, конечно, присутствует и то, и то. Но если посмотреть на проблему в общем, дело не столько в злонравии тех или иных классов, сколько в свойстве поземельной собственности порождать раздоры. У всех, завязанных в поземельном вопросе, может быть своя правда - "И ты прав, реб Мендель, и ты прав, реб Лейзер", но вычертить среднюю линию и провести какие-то преобразования (хотя бы нужда в них давно была назревшей и перезревшей) оказывается чрезвычайно трудно.
Возьмем хоть крестьянский вопрос в России XIX в. При мало-мальском углублении в проблему выясняется, что схема из советских учебников - злой царь и помещики vs. угнетенные крестьяне - не работает. Цари, начиная с Александра I, прекрасно понимали, что крепостное право есть зло, но при обращении не к идеологическим постулатам, а к конкретной проблематике реформы, выяснялось, что и так нехорошо, и эдак плохо, и кроме весьма несовершенной реформы Александра II, понавязавшей к тому же множество новых роковых узлов, лучше придумать ничего не удалось. Кричать: "Земля и воля!" хорошо, бия в колокол из Лондона, но если тебе на этой земле жить, все оказывается несколько сложнее.
Нынешняя реновация на той же линии. Стоит немного углубиться в проблему, как вопросы нарастают по экспоненте, и неясно, удастся ли прочертить весьма кривую, но все же среднюю линию.
Желающие заливисто камлать по поводу реновации пусть камлают, но менее заливистым гражданам имело бы смысл без гнева и пристрастия отрефлексировать вопрос: "А если завтра меня придут реновировать? Что тогда? Горевать? Ликовать?".
Сидя во дворе моего дома на Беляеве, я постарался примерно прикинуть pro и contra. Наш квартал был застроен в 1970 г. одними панельными девятиэтажками. Одни из серии похуже, другие (как мой дом) чуть получше, но в общем 1970-й он 1970-й и есть. Бывают более совершенные жилища.
Формально мой дом не подпадает - девять этажей - под реновацию, с другой стороны, месторасположение - 100 метров до метро - вселяет известные мысли. В таком козырном месте, снеся мой дом, можно построить и что-нибудь получше.
Осознав, что скоро моей девятиэтажке будет полвека (если достоит), я мысленно вернулся в 1970 г., когда в округе была глушь и дичь. Нынешней Профсоюзной ул. не было, было шедшее параллельно узенькое Старокалужское шоссе, метро, естественно, тоже не было, рядом с домом были руины коровника, продолжающие сильно озонировать, сквозь непролазную грязь ходили по дорожке из криво набросанных ж/б плит.
Сейчас картина гораздо более благодатна, напоминая описанный Некрасовым в поэме "Дедушка" старообрядческий Тарбагатай. Началось с того, что
"Горсточку русских сослали
В страшную глушь -- за раскол".
Со временем, однако, произошло обустройство нового микрорайона --
"Так постепенно в полвека
Вырос огромный посад -
Воля и труд человека
Дивные дивы творят!
Всё принялось, раздобрело!
Сколько там, Саша, свиней,
Перед селением бело
На полверсты от гусей;
Как там возделаны нивы,
Как там обильны стада!
Высокорослы, красивы
Жители бодры всегда".
Mutatis mutandis - живых гусей и свиней у нас не наблюдается - прогресс налицо и на Беляеве. Кругом разрослись кущи и рощи, построились магазины, парковки, детские площадки, заведения общепита, метро, троллейбус и автобус. Внутри дома тоже все изрядно благоустроено, а в большинстве квартир силами проживающих произведен ремонт. Везде следы довольства и труда.
Реновация же означает возвращение на полвека назад. В страшную глушь или не в очень страшную, или даже не в глушь, но в любом случае на новое место, которое предстоит обживать с нуля, а на это, по хорошему, потребны десятилетия. Опять же и внутреннюю квартирную реновацию с собой не повезешь. Весь мирской аналог намоленности пропадет, надо все начинать сначала. Что иным людям уже и не под силу.
Конечно, и дома бывают разные, и проживающие в них люди - тоже.
Снос бараков вообще ни у кого не вызывал неприятия. На тридцать восемь комнаток всего одна уборная - бежать от этой прелести хоть в самое дальнее Алешино-Калошино. Расселение коммуналок тоже не вызывало особенного протеста - разве что элегические чувства, как в финале фильма "Покровские ворота". Наконец, и хрущевки в массе своей не вызывали большой ностальгии. Лужковская реновация скорее вызывала у переезжающих чувство глубокого удовлетворения.
Проблемы начались - и, вероятно, будут умножаться - в основном теперь, когда первоначальное качество жилья хоть и не идельное, но все же более или менее сносное, а улучшение этого жилья - и его самого непосредственно, и окружающей среды - достаточно существенное. В этом случае итоговая сумма (исходная стоимость минус естественная амортизация но плюс набор улучшений, мирская "намоленность") может вполне конкурировать с ценностью формально лучшего (больше квадратных метров) жилья, но совершенно не намоленного и расположенного черт-те где. По крайней мере вопрос не очевиден.
Эта неочевидность и порождает настроения "Никуда я отсюда не уеду". Причем для такого настроения не обязательно быть крайним консерватором - достаточно простого нежелания вновь начинать трудный, длительный и дорогостоящий процесс обустройства с чистого листа.
Здесь могут быть разные мирососерцания - оседлого человека и кочевника. Для оседлого ценность жилья может со временем возрастать благодаря постепенному его благоустроению. Для номада более важной является сиюминутная новизна. Причем в современном глобальном мире номадов все больше -
"Подобно птичке беззаботной,
И он, изгнанник перелетный,
Гнезда надежного не знал.
И ни к чему не привыкал".
Жилье есть чужой, наемный дом, меняемый с большой легкостью. Примерно, как автомобиль, в идеале меняемый каждые пять лет. Старый экипаж отправляется под пресс, потребитель пересаживается в новый, и никакой ностальгии, ниже неудобства никто при этом не испытывает. Как указал на слушаниях в Думе В. В. Жириновский, "Сегодня ваши квартиры - "Запорожцы", вам предлагают "Мерседес".
Выгодная пересадка - и ничего более.
Тот же Жириновский выступает, как твердый корбюзьерианец - "Дом это машина для жилья". Или как Цветаева - "Дом, и не знающий, что мой, как госпиталь или казарма". Поменять машину или госпиталь - да в чем проблема-то?
Носители кочевой психологии искренне не понимают людей оседлых, отсюда и возникает сшибка.
В определенной степени, конечно, присутствует и то, и то. Но если посмотреть на проблему в общем, дело не столько в злонравии тех или иных классов, сколько в свойстве поземельной собственности порождать раздоры. У всех, завязанных в поземельном вопросе, может быть своя правда - "И ты прав, реб Мендель, и ты прав, реб Лейзер", но вычертить среднюю линию и провести какие-то преобразования (хотя бы нужда в них давно была назревшей и перезревшей) оказывается чрезвычайно трудно.
Возьмем хоть крестьянский вопрос в России XIX в. При мало-мальском углублении в проблему выясняется, что схема из советских учебников - злой царь и помещики vs. угнетенные крестьяне - не работает. Цари, начиная с Александра I, прекрасно понимали, что крепостное право есть зло, но при обращении не к идеологическим постулатам, а к конкретной проблематике реформы, выяснялось, что и так нехорошо, и эдак плохо, и кроме весьма несовершенной реформы Александра II, понавязавшей к тому же множество новых роковых узлов, лучше придумать ничего не удалось. Кричать: "Земля и воля!" хорошо, бия в колокол из Лондона, но если тебе на этой земле жить, все оказывается несколько сложнее.
Нынешняя реновация на той же линии. Стоит немного углубиться в проблему, как вопросы нарастают по экспоненте, и неясно, удастся ли прочертить весьма кривую, но все же среднюю линию.
Желающие заливисто камлать по поводу реновации пусть камлают, но менее заливистым гражданам имело бы смысл без гнева и пристрастия отрефлексировать вопрос: "А если завтра меня придут реновировать? Что тогда? Горевать? Ликовать?".
Сидя во дворе моего дома на Беляеве, я постарался примерно прикинуть pro и contra. Наш квартал был застроен в 1970 г. одними панельными девятиэтажками. Одни из серии похуже, другие (как мой дом) чуть получше, но в общем 1970-й он 1970-й и есть. Бывают более совершенные жилища.
Формально мой дом не подпадает - девять этажей - под реновацию, с другой стороны, месторасположение - 100 метров до метро - вселяет известные мысли. В таком козырном месте, снеся мой дом, можно построить и что-нибудь получше.
Осознав, что скоро моей девятиэтажке будет полвека (если достоит), я мысленно вернулся в 1970 г., когда в округе была глушь и дичь. Нынешней Профсоюзной ул. не было, было шедшее параллельно узенькое Старокалужское шоссе, метро, естественно, тоже не было, рядом с домом были руины коровника, продолжающие сильно озонировать, сквозь непролазную грязь ходили по дорожке из криво набросанных ж/б плит.
Сейчас картина гораздо более благодатна, напоминая описанный Некрасовым в поэме "Дедушка" старообрядческий Тарбагатай. Началось с того, что
"Горсточку русских сослали
В страшную глушь -- за раскол".
Со временем, однако, произошло обустройство нового микрорайона --
"Так постепенно в полвека
Вырос огромный посад -
Воля и труд человека
Дивные дивы творят!
Всё принялось, раздобрело!
Сколько там, Саша, свиней,
Перед селением бело
На полверсты от гусей;
Как там возделаны нивы,
Как там обильны стада!
Высокорослы, красивы
Жители бодры всегда".
Mutatis mutandis - живых гусей и свиней у нас не наблюдается - прогресс налицо и на Беляеве. Кругом разрослись кущи и рощи, построились магазины, парковки, детские площадки, заведения общепита, метро, троллейбус и автобус. Внутри дома тоже все изрядно благоустроено, а в большинстве квартир силами проживающих произведен ремонт. Везде следы довольства и труда.
Реновация же означает возвращение на полвека назад. В страшную глушь или не в очень страшную, или даже не в глушь, но в любом случае на новое место, которое предстоит обживать с нуля, а на это, по хорошему, потребны десятилетия. Опять же и внутреннюю квартирную реновацию с собой не повезешь. Весь мирской аналог намоленности пропадет, надо все начинать сначала. Что иным людям уже и не под силу.
Конечно, и дома бывают разные, и проживающие в них люди - тоже.
Снос бараков вообще ни у кого не вызывал неприятия. На тридцать восемь комнаток всего одна уборная - бежать от этой прелести хоть в самое дальнее Алешино-Калошино. Расселение коммуналок тоже не вызывало особенного протеста - разве что элегические чувства, как в финале фильма "Покровские ворота". Наконец, и хрущевки в массе своей не вызывали большой ностальгии. Лужковская реновация скорее вызывала у переезжающих чувство глубокого удовлетворения.
Проблемы начались - и, вероятно, будут умножаться - в основном теперь, когда первоначальное качество жилья хоть и не идельное, но все же более или менее сносное, а улучшение этого жилья - и его самого непосредственно, и окружающей среды - достаточно существенное. В этом случае итоговая сумма (исходная стоимость минус естественная амортизация но плюс набор улучшений, мирская "намоленность") может вполне конкурировать с ценностью формально лучшего (больше квадратных метров) жилья, но совершенно не намоленного и расположенного черт-те где. По крайней мере вопрос не очевиден.
Эта неочевидность и порождает настроения "Никуда я отсюда не уеду". Причем для такого настроения не обязательно быть крайним консерватором - достаточно простого нежелания вновь начинать трудный, длительный и дорогостоящий процесс обустройства с чистого листа.
Здесь могут быть разные мирососерцания - оседлого человека и кочевника. Для оседлого ценность жилья может со временем возрастать благодаря постепенному его благоустроению. Для номада более важной является сиюминутная новизна. Причем в современном глобальном мире номадов все больше -
"Подобно птичке беззаботной,
И он, изгнанник перелетный,
Гнезда надежного не знал.
И ни к чему не привыкал".
Жилье есть чужой, наемный дом, меняемый с большой легкостью. Примерно, как автомобиль, в идеале меняемый каждые пять лет. Старый экипаж отправляется под пресс, потребитель пересаживается в новый, и никакой ностальгии, ниже неудобства никто при этом не испытывает. Как указал на слушаниях в Думе В. В. Жириновский, "Сегодня ваши квартиры - "Запорожцы", вам предлагают "Мерседес".
Выгодная пересадка - и ничего более.
Тот же Жириновский выступает, как твердый корбюзьерианец - "Дом это машина для жилья". Или как Цветаева - "Дом, и не знающий, что мой, как госпиталь или казарма". Поменять машину или госпиталь - да в чем проблема-то?
Носители кочевой психологии искренне не понимают людей оседлых, отсюда и возникает сшибка.