Те вещи, которые я не могу контролировать, я предпочитаю игнорировать.
Мне до какого-то времени вообще не снились сны.
Мне не повезло, я ни разу не видел НЛО. Но мне было бы очень обидно, если во Вселенной не нашлось бы другой формы жизни, кроме нас.
Прослушивающие устройства стоят в нашем офисе, и в этом я уверен на сто процентов. У всех компаний, с которыми я судился, есть службы безопасности - огромная куча бездельников из бывших полковников ФСБ, которым просто нечем заняться, и они всегда рады какому-то делу.
Мне никогда не угрожали. Даже проколотых шин не было.
Если честно, я никогда не думал над тем, где заправлять машину.
Накал борьбы еще не дошел до такой степени.
Я заправляюсь на BP, потому что она рядом с домом.
Но и они тоже торгуют через Gunvor (четвертый в мире нефтяной трейдер, контролируется гражданином Финляндии Геннадием Тимченко, который, по данным многих СМИ, близок к Владимиру Путину).
Борьба с Лукойлом после аварии на Ленинском - это хорошо, но это борьба ленивых: в «Фейсбуке» плюсики ставить. Хотя и это тоже борьба.
Сколько я ни называл всех ворами и жуликами, мне не особо спешат предъявлять претензии. По той простой причине, что они действительно жулики, и сами это понимают.
Был период, когда я занимался Комитетом защиты москвичей при «Яблоке».
Мы боролись с незаконным строительством и, с моей точки зрения, это было гораздо более опасно.
Потому что застройщики, которым мы мешали, склонны к более простым решениям проблем, чем нефтяники или государство.
Расстояние между директором и человеком, которому можно сказать: «разберитесь с ними», там гораздо меньше.
Поверьте: бороться с начальником ЖКХ маленького города гораздо более опасно, чем бороться с Роснефтью или Путиным.
Когда я судился с «Гунвором», мне все говорили, что это закончится тюрьмой. У моей жены даже была бумажка с телефонами, куда в случае чего звонить. Но я не думаю, что к тюрьме можно быть готовым на сто процентов.
Я никогда не думал о том, что будет, если я повторю судьбу Бекетова или Кашина. Может, кто-то выйдет на улицу, а может и нет. Я, скорее, думаю о другом: лучше уж оказаться в ситуации Кашина, чем в ситуации Бекетова.
Магнитский мне гораздо ближе, чем Ходорковский.
Потому что он не олигарх, и он не политик.
Он юрист, бухгалтер и аудитор, который ни на что не претендовал, а просто делал вещи, которые считал правильными.
Я с бумажками сижу, и он сидел с бумажками.
Но потом за эти бумажки его замучили в тюрьме, а я отчасти почувствовал в этом свою вину.
Ведь в тот момент мы все кивали головами и говорили: ну, все сидят, и этот посидит.
Посидит и выйдет.
А он не вышел.
Если Ходорковский завтра выйдет на свободу, ничего не изменится. Но этот режим не любит новых неконтролируемых факторов и очень боится показать свою слабость. Поэтому Ходорковский будет сидеть пожизненно. Пожизненно - это либо пока не прекратится жизнь Ходорковского, либо пока не прекратится жизнь этого режима.
Я миллион раз слышал, как людям задают в интервью этот вопрос: «Что вы сделаете в первую очередь, когда придете к власти?» Но у меня нет ответа. Не придумал еще.
Наплевать, что меня не показывают по телевизору. Они игнорируют меня, а я игнорирую их.
На заднем стекле моей машины есть наклейка - «Единая Россия» - партия жуликов и воров». Это прекрасное самоограничение. С ней ты уже не похамишь на дороге. Потому что все потом скажут: ага, это же тот самый Навальный.
В метро меня узнают очень редко.
Ненавижу аудиокниги за медлительность. Я быстро читаю, и за то время, пока там читают страницу, я бы прочитал три.
Сегодня людям наплевать, какую музыку ты слушаешь.
Мне кажется, что самая правдивая музыка - это «Гражданская Оборона».
Если бы Медведев вдруг признался, что всю жизнь любил «Гражданскую Оборону», я бы простил ему бадминтон. А ведь этот ролик нанес репутации Медведева даже больший урон, чем его неудачная реформа МВД.
У Путина точно есть чувство юмора.
У человека, сумевшего узурпировать власть в 140-миллионной стране, должны быть развитые интеллектуальные способности, в комплекте с которыми обязательно идет чувство юмора.
В России существует проблема распределения полномочий. Каждый свой чих местные чиновники должны согласовывать с Москвой. Я видел, как кировские чиновники, словно перелетные птицы, ездят в Москву, сидят там на бессмысленных селекторных совещаниях и без конца везут московским чиновникам авоськи с вятскими рыжиками - для согласования.
Проблема лозоплетения, как и всех промыслов, заключается в том, что люди, которые это умеют, умирают, а новые не хотят учиться. Когда моя мать открывала цех лозоплетения, все базировалось на голой идее. Но если сегодня вы пойдете в театр и увидите на сцене плетеную мебель - в 99 случаях из 100 это будет мебель с завода моей матери.
Я мало что понимаю в лозоплетении, но ошкуровка прута у меня получалась.
Я всегда - еще с тех времен, когда работал в «Яблоке», - выглядел очень подозрительно, и ничего не мог с этим поделать.
Вопрос «А зачем ты вообще всем этим занимаешься?» преследует меня уже лет десять.
Когда у тебя все есть, а ты при этом что-то делаешь, люди считают это очень странным.
У меня нет однозначного ответа на вопрос, почему я еще жив.
Жизнь страны можно полностью изменить за пять лет.
Россия в будущем, я надеюсь, будет похожа на большую, иррациональную, метафизическую Канаду.
Я не знаю, кто такой Гай Фокс.
Тетерев на вкус - курица обычная.
Алексей Навальный.