Кавказские борзые
Окончание текста
Свидетель
Одно-единственное дело кажется мне перспективным, и не потому, что следствие велось хорошо, вовсе нет.
А потому, что это единственный случай из семи, когда похищенному удалось спастись.
У нас есть живой свидетель - Ислам Умарпашаев.
Родители Умарпашаева сообщили нам о пропаже своего 26-летнего сына, которого увели из их дома на улице Михайлика в Грозном в декабре 2009 года.
Никакого формального повода для задержания не было, все было абсолютно незаконно, а причиной, как потом выяснилось, стало то, что со своего мобильного Ислам выходил в чат, где писал какие-то нелицеприятные вещи про чеченских милиционеров.
Ислама засекли, задержали и четыре месяца продержали прикованным к трубе на территории базы ОМОНа в Грозном, планируя потом убить и выдать за уничтоженного боевика.
Когда Ислам находился в подвале, ему откровенно говорили, что его готовят на 9 Мая, к празднику: «Мы на тебя форму наденем, автомат дадим, умрешь, как мужчина!» Освободили его по нескольким причинам.
Во-первых, наша СМГ уже действовала на территории Чечни, мы быстро подняли шум. Европейский суд, куда мы немедленно обратились, провел срочную коммуникацию жалобы, и это совпало с нашей информационной кампанией.
После этого выдать Умарпашаева за боевика стало уже сложно.
Во-вторых, нам удалось получить данные биллинга с его телефона и оперативно установить, куда его увезли.
В общем, через четыре месяца - 2 апреля 2010 года - опер Анзор Дышниев из Октябрьского РУВД самолично вывел Ислама из подвала на территории ОМОНа.
Но для того чтобы освободить Умарпашаева, Дышниев должен был знать, где он все это время находился.
И он взял с Ислама обещание, что тот ему напишет заявление: дескать, я все эти четыре месяца находился в Подмосковье.
Дышниев немедленно позвонил следователю Исаеву, в производстве у которого находилось дело Ислама, чтобы тот приехал и это заявление записал.
Но выяснилось, что из-за поднятого нами шума дело Умарпашаева уже передали на более высокий уровень - в республиканскую прокуратуру, следователю по особо важным делам Гайрбекову.
Умарпашаева отпустили домой, сказав ему, что он по первому требованию должен явиться в Октябрьское РУВД и написать заявление о том, что четыре месяца просто гулял и претензий к сотрудникам органов не имеет.
Ислама побрили, поскольку борода у него была уже как у Карабаса-Барабаса, и передали на руки приехавшим брату и отцу - Ирисбаю и Гелани Умарпашаевым.
И может быть, Ислам написал бы заявление о том, что находился в Подмосковье, но его родители испугались, что на него тогда «повесят» взрыв в московском метро - теракт как раз случился в дни подвального заточения.
Они решили для начала посоветоваться с нами.
А мы приняли решение: Ислама надо срочно из республики вывезти.
В ту же ночь его посадили в самолет, довезли до Москвы, а оттуда, чтобы немного запутать следы, на машине - до Нижнего Новгорода.
Ислам в дороге рассказал нам, что били его только в первые дни, а потом - максимум затрещины отвешивали.
Относились к нему так, как хороший хозяин относится к скотине: сносно кормили, поскольку боевик должен выглядеть более или менее прилично.
Когда группа товарищей из чеченского ОМОНа выяснила, что Ислам исчез, Ирисбай и Гелани были задержаны и доставлены в Октябрьское РУВД.
Узнав, что Ислам находится в Нижнем Новгороде, милиционеры пришли в ярость и сказали: «Вы отсюда не выйдете, пока он обратно не вернется».
Их держали в отделении допоздна, а потом Ирисбай и Гелани предложили милиционерам связаться с нашим Комитетом.
Поздно ночью мне в Нижний Новгород позвонил оперуполномоченный Дышниев и сказал: «У меня сидят родственники Ислама, и они будут сидеть, пока ты не посадишь мальчика в поезд и не скажешь мне номер билета».
Я вежливо послал его куда подальше и позвонил министру внутренних дел Чечни Алханову.
Он пообещал мне, что вопрос немедленно будет решен.
Вскоре после этого мне перезвонили родственники Ислама и сказали, что их освободили.
Но мои юристы стояли возле выхода из Октябрьского РОВД.
Я звоню им, а они говорят, что никто так и не выходил.
Я понял, что их не отпустили, и набрал Алханову еще раз: «Товарищ генерал, ваши сотрудники не только меня, они и вас обманывают».
И через сорок минут Ирисбай и Гелани вышли.
А потом мне рассказали, что один из сотрудников РОВД, по имени Закир, кричал: «На приказ Алханова мне плевать, потому что Алханов простой генерал, а я - родственник Рамзана!
Я главнее Алханова!»
Но родственников отпустили, а мне из милиции и от следователя начали направлять официальные запросы - где же находится Ислам Умарпашаев?
Я честно отвечаю: «Ислам Умарпашаев находится в таком-то санатории, проходит курс лечения».
Отправляю ответ и прикидываю, что день-два ответ будет идти, а на третий день его прочитают.
Соответственно, у нас есть три дня на то, чтобы Ислама перепрятать.
В Чечне получают мой запрос, по своим милицейским каналам начинают проверять, есть ли в указанном санатории гражданин Умарпашаев, и выясняют, что да, был, но уже съехал. И так - несколько раз.
Но я закон не нарушил, родной милиции и следствию не соврал.
Одновременно с этим мы добивались от следователя Гайрбекова, чтобы он, как положено, по закону, закрепил показания Умарпашаева.
Тот дал их в Нижнем Новгороде, и его подробное объяснение по нашему ходатайству было приобщено к уголовному делу.
Чтобы продублировать эффект, мы отвезли Ислама на встречу с Уполномоченным по правам человека Владимиром Лукиным, записали еще одно объяснение и послали в Чечню копию для приобщения.
Следующее процессуальное действие - проверка показаний на месте.
Что требуется?
Зайти на базу ОМОНа, чтобы Ислам, которого мы привезем, мог сказать: «Да, я находился именно в этой комнате, в этом подвале, я видел вот это окно».
И вот прохода на базу ОМОНа мы добивались больше полугода.
Следователь Гайрбеков объяснял, что его туда не пускают, а в доверительных беседах говорил: «Мне здесь жить, а после этого меня убьют».
Официальных мер Гайрбеков не принимал и только уговаривал нас все время, чтобы мы привезли ему Ислама Умарпашаева и он лично его допросил.
А мы, конечно, понимали, для чего Гайрбекову нужен приезд Умарпашаева, и поставили вопрос о применении госзащиты.
В конце концов в сентябре 2010 года мы привозим Ислама в город Грозный.
В течение недели Гайрбеков не может его допросить.
К Исламу и его родственникам приставляют вооруженного охранника, который в один прекрасный вечер везет отца Умарпашаева в особняк командира того самого чеченского ОМОНа Алихана Цакаева.
Там от отца требуют, чтобы он отозвал все свои жалобы и заявления, и дают срок - один день.
Взамен Цакаев обещает, что эту семью ОМОН никогда «трогать не будет».
Мы поняли, что всех Умарпашаевых надо срочно вывозить в безопасное место, а дело передавать следователю либо более высокой инстанции, либо - другого региона.
И чтобы у следователя не было родственников в Чечне, иначе он будет бояться.
Мы направили толстое и обоснованное ходатайство на имя Александра Бастрыкина.
Отказ.
С Бастрыкиным связался Лукин и тоже получил отказ.
Тогда мы начали политическую кампанию: стали рассылать это ходатайство по всем посольствам и полпредствам стран, входящих в Совет Европы, поскольку дело рассматривалось в Европейском суде.
Решающей, наверное, стала долгая беседа комиссара Европейского суда по правам человека Томаса Хаммарберга с Бастрыкиным.
Хаммарберг лично уговаривал его просто передать в другую инстанцию одно-единственное дело.
И уговорил: сразу после Нового года дело было передано в отдел по расследованию особо важных дел Главного следственного управления по Северо-Кавказскому и Южному федеральным округам.
Соболь
В середине января этого года дело Умарпашаева принял в свое производство следователь Игорь Соболь (полковник юстиции, следователь по особо важным делам Игорь Соболь возглавляет группу по расследованию убийства Натальи Эстемировой. - Esquire).
Я могу сказать, что Соболь - хороший человек и хороший следователь.
Первое, что он сделал - допросил Цакаева, которого до этого времени никто допросить не мог.
Понятно, что это формальное действие и что Цакаев, скорее всего, сказал, что знать не знает никакого Умарпашаева.
Тем не менее и эту формальность выполнить раньше никто не мог.
В день допроса, 12 февраля, Соболь сказал Цакаеву: «Ваш допрос мы провели, а теперь нам нужно провести проверку показаний потерпевшего на месте. Завтра мы с потерпевшим выходим на вашу базу».
Как мне рассказывали, Цакаев начал орать: «Ко мне на базу вы не зайдете, а если зайдете, то я дам команду открыть огонь».
Тем не менее на следующий день следственная группа выехала на место.
Мы приехали с Исламом Умарпашаевым.
Никакой стрельбы, слава богу, не было.
Ислам подтвердил свои показания, указав на все помещения.
Соболь делает все, что может: к нему не явились на допрос омоновцы - он тут же садится и пишет заявление о принудительном приводе.
И получает ответ из вышестоящего ведомства: «Мы не можем доставить вам указанных бойцов на допрос».
Соболь пишет в вышестоящую инстанцию, проводит допрос министра внутренних дел Алханова, и, если Бастрыкин не даст ему команду «стоп», то это дело рано или поздно до суда дойдет.
Хотя одна тревожная новость: Соболь сказал, что ему пришла бумага из центра госзащиты МВД Чеченской Республики - они отказываются продолжать предоставлять Умарпашаевым защиту.
На самом деле они эту защиту нам никогда и не предоставляли: последний месяц мы жили не в Чечне, а в одной из соседних республик, не будем говорить, в какой.
Каждое утро вместе с Соболем ехали на машине в Следственное управление Чечни, а вечером возвращались обратно.
Тем не менее от чеченской госзащиты мы не отказывались, потому что нам было важно, чтобы МВД Чечни, случись что, несло какую-то ответственность.
И то, что они именно сейчас хотят с себя эту ответственность снять, меня настораживает. Я думаю, активность Соболя многих озадачила, и кто-то наверху принял решение заткнуть Исламу Умарпашаеву рот.
Поэтому сейчас все Умарпашаевы живут, назовем это так, где-то в Центральной России - в доме в лесу, отрезанном от любых коммуникаций, и под усиленной охраной.
Кремль
Мне очевидно, что и ВОГОиП, и ФСБ имеют строгое указание сверху не трогать Кадырова и его людей, чтобы не дестабилизировать ситуацию в республике.
По сути, у Кадырова абсолютный карт-бланш, и насколько я понимаю, от господина Путина лично.
Люди в Кремле полагают, что Кадыров - это единственная альтернатива войне.
Он бармалей и людоед, но тем не менее удерживает в узде террористов и ваххабитов, а если Кадырова отдать под суд, то начнется беспредел.
Это все неправда.
Я точно знаю, что именно из-за угрозы со стороны людей Кадырова, из-за невозможности найти справедливость ближе Страсбурга очень многие молодые люди уходят в горы.
Они просто устают бояться.
И если люди, которые отвечают за силовую политику на Северном Кавказе, действительно думают, что они могут при помощи Кадырова постепенно нормализовать ситуацию, то они ошибаются.
Ситуация не нормализуется, она - расползается, причем не линейно, а по экспоненте.
Эти даудовы, цакаевы, делимхановы и прочие «чеченские полковники», считающиеся ближайшим окружением Кадырова и получившие в Чечне полный карт-бланш, привыкли к абсолютной власти.
У них есть персональные войска, которые не подчиняются российскому закону.
И они наслаждаются абсолютной безнаказанностью.
Чеченские группировки, состоящие из представителей силовых структур и находящиеся под высоким покровительством, давно уже занимаются рэкетом в соседних республиках и по всей трассе «Дон» до самой Москвы.
Они активно приобретают землю и недвижимость в Ставрополье и Краснодаре, устанавливают там свои порядки.
И останавливаться они не собираются.
Они располагают гигантскими деньгами, причем не только из бюджета, хотя и бюджет в Чечню идет порядочный: в десятки раз больший чем в регионы Центральной России, если пересчитывать на количество населения.
При этом они фактически независимы от России - ее права, ее контролирующих органов, прокуратуры, ФСБ, Следственного комитета, суда - полный иммунитет.
По сравнению с этими людьми правительство Дудаева было кучкой мечтателей.
Записала Светлана Рейтер.
Свидетель
Одно-единственное дело кажется мне перспективным, и не потому, что следствие велось хорошо, вовсе нет.
А потому, что это единственный случай из семи, когда похищенному удалось спастись.
У нас есть живой свидетель - Ислам Умарпашаев.
Родители Умарпашаева сообщили нам о пропаже своего 26-летнего сына, которого увели из их дома на улице Михайлика в Грозном в декабре 2009 года.
Никакого формального повода для задержания не было, все было абсолютно незаконно, а причиной, как потом выяснилось, стало то, что со своего мобильного Ислам выходил в чат, где писал какие-то нелицеприятные вещи про чеченских милиционеров.
Ислама засекли, задержали и четыре месяца продержали прикованным к трубе на территории базы ОМОНа в Грозном, планируя потом убить и выдать за уничтоженного боевика.
Когда Ислам находился в подвале, ему откровенно говорили, что его готовят на 9 Мая, к празднику: «Мы на тебя форму наденем, автомат дадим, умрешь, как мужчина!» Освободили его по нескольким причинам.
Во-первых, наша СМГ уже действовала на территории Чечни, мы быстро подняли шум. Европейский суд, куда мы немедленно обратились, провел срочную коммуникацию жалобы, и это совпало с нашей информационной кампанией.
После этого выдать Умарпашаева за боевика стало уже сложно.
Во-вторых, нам удалось получить данные биллинга с его телефона и оперативно установить, куда его увезли.
В общем, через четыре месяца - 2 апреля 2010 года - опер Анзор Дышниев из Октябрьского РУВД самолично вывел Ислама из подвала на территории ОМОНа.
Но для того чтобы освободить Умарпашаева, Дышниев должен был знать, где он все это время находился.
И он взял с Ислама обещание, что тот ему напишет заявление: дескать, я все эти четыре месяца находился в Подмосковье.
Дышниев немедленно позвонил следователю Исаеву, в производстве у которого находилось дело Ислама, чтобы тот приехал и это заявление записал.
Но выяснилось, что из-за поднятого нами шума дело Умарпашаева уже передали на более высокий уровень - в республиканскую прокуратуру, следователю по особо важным делам Гайрбекову.
Умарпашаева отпустили домой, сказав ему, что он по первому требованию должен явиться в Октябрьское РУВД и написать заявление о том, что четыре месяца просто гулял и претензий к сотрудникам органов не имеет.
Ислама побрили, поскольку борода у него была уже как у Карабаса-Барабаса, и передали на руки приехавшим брату и отцу - Ирисбаю и Гелани Умарпашаевым.
И может быть, Ислам написал бы заявление о том, что находился в Подмосковье, но его родители испугались, что на него тогда «повесят» взрыв в московском метро - теракт как раз случился в дни подвального заточения.
Они решили для начала посоветоваться с нами.
А мы приняли решение: Ислама надо срочно из республики вывезти.
В ту же ночь его посадили в самолет, довезли до Москвы, а оттуда, чтобы немного запутать следы, на машине - до Нижнего Новгорода.
Ислам в дороге рассказал нам, что били его только в первые дни, а потом - максимум затрещины отвешивали.
Относились к нему так, как хороший хозяин относится к скотине: сносно кормили, поскольку боевик должен выглядеть более или менее прилично.
Когда группа товарищей из чеченского ОМОНа выяснила, что Ислам исчез, Ирисбай и Гелани были задержаны и доставлены в Октябрьское РУВД.
Узнав, что Ислам находится в Нижнем Новгороде, милиционеры пришли в ярость и сказали: «Вы отсюда не выйдете, пока он обратно не вернется».
Их держали в отделении допоздна, а потом Ирисбай и Гелани предложили милиционерам связаться с нашим Комитетом.
Поздно ночью мне в Нижний Новгород позвонил оперуполномоченный Дышниев и сказал: «У меня сидят родственники Ислама, и они будут сидеть, пока ты не посадишь мальчика в поезд и не скажешь мне номер билета».
Я вежливо послал его куда подальше и позвонил министру внутренних дел Чечни Алханову.
Он пообещал мне, что вопрос немедленно будет решен.
Вскоре после этого мне перезвонили родственники Ислама и сказали, что их освободили.
Но мои юристы стояли возле выхода из Октябрьского РОВД.
Я звоню им, а они говорят, что никто так и не выходил.
Я понял, что их не отпустили, и набрал Алханову еще раз: «Товарищ генерал, ваши сотрудники не только меня, они и вас обманывают».
И через сорок минут Ирисбай и Гелани вышли.
А потом мне рассказали, что один из сотрудников РОВД, по имени Закир, кричал: «На приказ Алханова мне плевать, потому что Алханов простой генерал, а я - родственник Рамзана!
Я главнее Алханова!»
Но родственников отпустили, а мне из милиции и от следователя начали направлять официальные запросы - где же находится Ислам Умарпашаев?
Я честно отвечаю: «Ислам Умарпашаев находится в таком-то санатории, проходит курс лечения».
Отправляю ответ и прикидываю, что день-два ответ будет идти, а на третий день его прочитают.
Соответственно, у нас есть три дня на то, чтобы Ислама перепрятать.
В Чечне получают мой запрос, по своим милицейским каналам начинают проверять, есть ли в указанном санатории гражданин Умарпашаев, и выясняют, что да, был, но уже съехал. И так - несколько раз.
Но я закон не нарушил, родной милиции и следствию не соврал.
Одновременно с этим мы добивались от следователя Гайрбекова, чтобы он, как положено, по закону, закрепил показания Умарпашаева.
Тот дал их в Нижнем Новгороде, и его подробное объяснение по нашему ходатайству было приобщено к уголовному делу.
Чтобы продублировать эффект, мы отвезли Ислама на встречу с Уполномоченным по правам человека Владимиром Лукиным, записали еще одно объяснение и послали в Чечню копию для приобщения.
Следующее процессуальное действие - проверка показаний на месте.
Что требуется?
Зайти на базу ОМОНа, чтобы Ислам, которого мы привезем, мог сказать: «Да, я находился именно в этой комнате, в этом подвале, я видел вот это окно».
И вот прохода на базу ОМОНа мы добивались больше полугода.
Следователь Гайрбеков объяснял, что его туда не пускают, а в доверительных беседах говорил: «Мне здесь жить, а после этого меня убьют».
Официальных мер Гайрбеков не принимал и только уговаривал нас все время, чтобы мы привезли ему Ислама Умарпашаева и он лично его допросил.
А мы, конечно, понимали, для чего Гайрбекову нужен приезд Умарпашаева, и поставили вопрос о применении госзащиты.
В конце концов в сентябре 2010 года мы привозим Ислама в город Грозный.
В течение недели Гайрбеков не может его допросить.
К Исламу и его родственникам приставляют вооруженного охранника, который в один прекрасный вечер везет отца Умарпашаева в особняк командира того самого чеченского ОМОНа Алихана Цакаева.
Там от отца требуют, чтобы он отозвал все свои жалобы и заявления, и дают срок - один день.
Взамен Цакаев обещает, что эту семью ОМОН никогда «трогать не будет».
Мы поняли, что всех Умарпашаевых надо срочно вывозить в безопасное место, а дело передавать следователю либо более высокой инстанции, либо - другого региона.
И чтобы у следователя не было родственников в Чечне, иначе он будет бояться.
Мы направили толстое и обоснованное ходатайство на имя Александра Бастрыкина.
Отказ.
С Бастрыкиным связался Лукин и тоже получил отказ.
Тогда мы начали политическую кампанию: стали рассылать это ходатайство по всем посольствам и полпредствам стран, входящих в Совет Европы, поскольку дело рассматривалось в Европейском суде.
Решающей, наверное, стала долгая беседа комиссара Европейского суда по правам человека Томаса Хаммарберга с Бастрыкиным.
Хаммарберг лично уговаривал его просто передать в другую инстанцию одно-единственное дело.
И уговорил: сразу после Нового года дело было передано в отдел по расследованию особо важных дел Главного следственного управления по Северо-Кавказскому и Южному федеральным округам.
Соболь
В середине января этого года дело Умарпашаева принял в свое производство следователь Игорь Соболь (полковник юстиции, следователь по особо важным делам Игорь Соболь возглавляет группу по расследованию убийства Натальи Эстемировой. - Esquire).
Я могу сказать, что Соболь - хороший человек и хороший следователь.
Первое, что он сделал - допросил Цакаева, которого до этого времени никто допросить не мог.
Понятно, что это формальное действие и что Цакаев, скорее всего, сказал, что знать не знает никакого Умарпашаева.
Тем не менее и эту формальность выполнить раньше никто не мог.
В день допроса, 12 февраля, Соболь сказал Цакаеву: «Ваш допрос мы провели, а теперь нам нужно провести проверку показаний потерпевшего на месте. Завтра мы с потерпевшим выходим на вашу базу».
Как мне рассказывали, Цакаев начал орать: «Ко мне на базу вы не зайдете, а если зайдете, то я дам команду открыть огонь».
Тем не менее на следующий день следственная группа выехала на место.
Мы приехали с Исламом Умарпашаевым.
Никакой стрельбы, слава богу, не было.
Ислам подтвердил свои показания, указав на все помещения.
Соболь делает все, что может: к нему не явились на допрос омоновцы - он тут же садится и пишет заявление о принудительном приводе.
И получает ответ из вышестоящего ведомства: «Мы не можем доставить вам указанных бойцов на допрос».
Соболь пишет в вышестоящую инстанцию, проводит допрос министра внутренних дел Алханова, и, если Бастрыкин не даст ему команду «стоп», то это дело рано или поздно до суда дойдет.
Хотя одна тревожная новость: Соболь сказал, что ему пришла бумага из центра госзащиты МВД Чеченской Республики - они отказываются продолжать предоставлять Умарпашаевым защиту.
На самом деле они эту защиту нам никогда и не предоставляли: последний месяц мы жили не в Чечне, а в одной из соседних республик, не будем говорить, в какой.
Каждое утро вместе с Соболем ехали на машине в Следственное управление Чечни, а вечером возвращались обратно.
Тем не менее от чеченской госзащиты мы не отказывались, потому что нам было важно, чтобы МВД Чечни, случись что, несло какую-то ответственность.
И то, что они именно сейчас хотят с себя эту ответственность снять, меня настораживает. Я думаю, активность Соболя многих озадачила, и кто-то наверху принял решение заткнуть Исламу Умарпашаеву рот.
Поэтому сейчас все Умарпашаевы живут, назовем это так, где-то в Центральной России - в доме в лесу, отрезанном от любых коммуникаций, и под усиленной охраной.
Кремль
Мне очевидно, что и ВОГОиП, и ФСБ имеют строгое указание сверху не трогать Кадырова и его людей, чтобы не дестабилизировать ситуацию в республике.
По сути, у Кадырова абсолютный карт-бланш, и насколько я понимаю, от господина Путина лично.
Люди в Кремле полагают, что Кадыров - это единственная альтернатива войне.
Он бармалей и людоед, но тем не менее удерживает в узде террористов и ваххабитов, а если Кадырова отдать под суд, то начнется беспредел.
Это все неправда.
Я точно знаю, что именно из-за угрозы со стороны людей Кадырова, из-за невозможности найти справедливость ближе Страсбурга очень многие молодые люди уходят в горы.
Они просто устают бояться.
И если люди, которые отвечают за силовую политику на Северном Кавказе, действительно думают, что они могут при помощи Кадырова постепенно нормализовать ситуацию, то они ошибаются.
Ситуация не нормализуется, она - расползается, причем не линейно, а по экспоненте.
Эти даудовы, цакаевы, делимхановы и прочие «чеченские полковники», считающиеся ближайшим окружением Кадырова и получившие в Чечне полный карт-бланш, привыкли к абсолютной власти.
У них есть персональные войска, которые не подчиняются российскому закону.
И они наслаждаются абсолютной безнаказанностью.
Чеченские группировки, состоящие из представителей силовых структур и находящиеся под высоким покровительством, давно уже занимаются рэкетом в соседних республиках и по всей трассе «Дон» до самой Москвы.
Они активно приобретают землю и недвижимость в Ставрополье и Краснодаре, устанавливают там свои порядки.
И останавливаться они не собираются.
Они располагают гигантскими деньгами, причем не только из бюджета, хотя и бюджет в Чечню идет порядочный: в десятки раз больший чем в регионы Центральной России, если пересчитывать на количество населения.
При этом они фактически независимы от России - ее права, ее контролирующих органов, прокуратуры, ФСБ, Следственного комитета, суда - полный иммунитет.
По сравнению с этими людьми правительство Дудаева было кучкой мечтателей.
Записала Светлана Рейтер.