колонка в Forbes
Чуть больше года назад я переехала из Москвы в Кировскую область. С тех пор, как только я начинаю рассказывать о своей работе, мне почти всегда задают два вопроса.
Меня спрашивают, как складываются мои отношения с местной элитой. А еще о том, насколько изменилось мое представление о народе, после того как я, девушка из благополучной столичной семьи, очутилась в глубинке. И правда интересно: как там народ.
Сама постановка вопроса показывает, насколько трудно нам дается осознание себя единой общностью. Мы мыслим локально, в пределах своего города, области или района. Все, что за пределами этого ареала, - это «народ», под которым подразумеваются некие «они», противопоставленные «нам». «Им» приписывается обычно все, что нам не нравится в людях: фашизм, экстремизм, алкоголизм, неумение работать, выбирать, бороться за свои права и т. д. Представление граждан России о российском народе - это удавшаяся попытка отделить себя от своих же собственных проблем.
Работа в Кировской области позволила мне преодолеть в себе комплекс москвича: оказалось, мы напрасно думаем, будто не знаем жизни и поэтому не вправе о ней судить. Единственное существенное различие между жителем деревни Пишнур Арбажского района и жителем Ленинградки в районе Сокола - разрыв в уровне доходов. При этом бедность в глубинке воспринимается как образ жизни, а нищета, вопреки утверждению классика, не становится пороком. На Пушкинской площади только за одни выходные я видела больше пьяных, чем за целый год, проведенный здесь.
Людей в селах мало заботит, как бы купить себе новый телевизор. Они мечтают о хорошем будущем своих детей, их волнует, как обустроить жизнь вокруг: наладить уборку снега, восстановить старинный монастырский колодец, очистить пруд. Они не собираются покидать свои села и в среднем делают за свою жизнь больше малых добрых дел, чем рядовая некоммерческая организация, существующая на гранты Общественной палаты.
Со многими мне куда проще найти общий язык, чем со среднестатистическим посетителем GQ-бара, московским таксистом или Александром Прохановым.
Пьют? Пьют. Но если поговорить с людьми, вам скажут, что всегда пили. Тяжело? Конечно, тяжело, но если вы спросите, вам ответят: «Мы привыкли. А когда легко-то было?» Да никогда, ну, может, в 1970-х, когда государство, не скупясь и не думая об отдаче, закачивало миллиарды рублей в Нечерноземье.
Здесь из сознания выветривается миф, которым отравлено наше общество: будто в 1990-е годы в России произошел обвал и началась необратимая деградация. Сейчас я понимаю, что такое представление возникло из наложения двух образов. Первый - это миф о народе, созданный советской пропагандой: круглолицые задорные юноши и девушки поднимают село, поют песни и хотят учиться на инженера. Второй - «неполитические» сюжеты о маргиналах, алкоголиках и проститутках, выдаваемые центральными каналами в порядке компенсации лакировочных новостей. В таких сюжетах сублимируется весь журналистский поиск и вся накопленная желчь задавленных цензурой талантов и амбиций. Именно цензура порождает бесконечные репортажи о спивающихся деградировавших людях, которые убивают своих детей. Они предвзяты и надуманны настолько же, насколько фальшивы сюжеты об ультрасовременных доильных аппаратах, и дают нам очень малое представление о жизни людей.
Теперь что касается отношений с элитой. Напомню, что само понятие происходит от латинского eligo - выбираю. Толковый словарь Ожегова дает такое определение этого термина: «лучшие представители какой-либо части общества, группировки... люди, относящиеся к верхушке какой-либо организации». В современных российских условиях «лучшая часть общества» подходит единицам, а вот «люди на верхушке какой-нибудь группировки» - в точку. Без выбора и ответственности элита - это просто власть, власть силы. Это человек, с помощью топора получивший право вершить судьбы и заниматься «приватизацией общего интереса».
В тех странах, где элиты выбирают, где академики получают звания не за выслугу лет, а за реальные достижения, где бизнесмены становятся богатыми потому, что они придумали Google, а не потому, что вовремя дали взятку, - элита и есть лучшая часть народа.
Когда так будет и в России, можно будет озаботиться тем, что же думает элита. Пока же гораздо продуктивнее иметь дело с народом.
http://www.forbesrussia.ru/column/46914-est-li-zhizn-v-provintsii
Меня спрашивают, как складываются мои отношения с местной элитой. А еще о том, насколько изменилось мое представление о народе, после того как я, девушка из благополучной столичной семьи, очутилась в глубинке. И правда интересно: как там народ.
Сама постановка вопроса показывает, насколько трудно нам дается осознание себя единой общностью. Мы мыслим локально, в пределах своего города, области или района. Все, что за пределами этого ареала, - это «народ», под которым подразумеваются некие «они», противопоставленные «нам». «Им» приписывается обычно все, что нам не нравится в людях: фашизм, экстремизм, алкоголизм, неумение работать, выбирать, бороться за свои права и т. д. Представление граждан России о российском народе - это удавшаяся попытка отделить себя от своих же собственных проблем.
Работа в Кировской области позволила мне преодолеть в себе комплекс москвича: оказалось, мы напрасно думаем, будто не знаем жизни и поэтому не вправе о ней судить. Единственное существенное различие между жителем деревни Пишнур Арбажского района и жителем Ленинградки в районе Сокола - разрыв в уровне доходов. При этом бедность в глубинке воспринимается как образ жизни, а нищета, вопреки утверждению классика, не становится пороком. На Пушкинской площади только за одни выходные я видела больше пьяных, чем за целый год, проведенный здесь.
Людей в селах мало заботит, как бы купить себе новый телевизор. Они мечтают о хорошем будущем своих детей, их волнует, как обустроить жизнь вокруг: наладить уборку снега, восстановить старинный монастырский колодец, очистить пруд. Они не собираются покидать свои села и в среднем делают за свою жизнь больше малых добрых дел, чем рядовая некоммерческая организация, существующая на гранты Общественной палаты.
Со многими мне куда проще найти общий язык, чем со среднестатистическим посетителем GQ-бара, московским таксистом или Александром Прохановым.
Пьют? Пьют. Но если поговорить с людьми, вам скажут, что всегда пили. Тяжело? Конечно, тяжело, но если вы спросите, вам ответят: «Мы привыкли. А когда легко-то было?» Да никогда, ну, может, в 1970-х, когда государство, не скупясь и не думая об отдаче, закачивало миллиарды рублей в Нечерноземье.
Здесь из сознания выветривается миф, которым отравлено наше общество: будто в 1990-е годы в России произошел обвал и началась необратимая деградация. Сейчас я понимаю, что такое представление возникло из наложения двух образов. Первый - это миф о народе, созданный советской пропагандой: круглолицые задорные юноши и девушки поднимают село, поют песни и хотят учиться на инженера. Второй - «неполитические» сюжеты о маргиналах, алкоголиках и проститутках, выдаваемые центральными каналами в порядке компенсации лакировочных новостей. В таких сюжетах сублимируется весь журналистский поиск и вся накопленная желчь задавленных цензурой талантов и амбиций. Именно цензура порождает бесконечные репортажи о спивающихся деградировавших людях, которые убивают своих детей. Они предвзяты и надуманны настолько же, насколько фальшивы сюжеты об ультрасовременных доильных аппаратах, и дают нам очень малое представление о жизни людей.
Теперь что касается отношений с элитой. Напомню, что само понятие происходит от латинского eligo - выбираю. Толковый словарь Ожегова дает такое определение этого термина: «лучшие представители какой-либо части общества, группировки... люди, относящиеся к верхушке какой-либо организации». В современных российских условиях «лучшая часть общества» подходит единицам, а вот «люди на верхушке какой-нибудь группировки» - в точку. Без выбора и ответственности элита - это просто власть, власть силы. Это человек, с помощью топора получивший право вершить судьбы и заниматься «приватизацией общего интереса».
В тех странах, где элиты выбирают, где академики получают звания не за выслугу лет, а за реальные достижения, где бизнесмены становятся богатыми потому, что они придумали Google, а не потому, что вовремя дали взятку, - элита и есть лучшая часть народа.
Когда так будет и в России, можно будет озаботиться тем, что же думает элита. Пока же гораздо продуктивнее иметь дело с народом.
http://www.forbesrussia.ru/column/46914-est-li-zhizn-v-provintsii