Хелен Ниринг, Скотт Ниринг. The Good Life. Глава 1. В поисках новой жизни
Изменение жизни. - Ситуация в мире. - Альтернативный образ жизни. - Основные ценности новой жизни. - Где начать новую жизнь? - Мы выбираем Вермонт. - От летнего пребывания до круглогодичного. - Мы покупаем лесной участок и расстаёмся с ним. - Мы узнаём о производстве кленового сиропа. - Как заработать на жизнь.
Многие горожане, зависящие от зарплаты, живущие в тесноте городских квартир или в плотно застроенном пригороде, изо дня в день мучимые однообразной работой, потребностями своей семьи и другими запутанными обстоятельствами, пытаются найти выход из тисков своего социального окружения, взять жизнь в собственные руки и переехать в деревню, чтобы жить там достойно, просто, в мире. Однако осторожность, беспокойство о родственниках или страх перед неизвестностью становятся препятствиями на этом пути. Люди проводят годы в нерешительности и продолжают сомневаться. Справимся ли мы с деревенской жизнью? Сможем ли обеспечить себя, работая на земле? Достаточно ли у нас физической силы? Обязательно ли быть молодым, чтобы начать новую жизнь? Где получить необходимые знания? Сможем ли мы построить дом? Получится ли прокормить семью за счёт собственного огорода? Стоит ли заводить животных? Насколько хозяйство привязывает? Не станет ли оно новой тягостной работой? Эти и многие другие вопросы наполняют сознание человека, который хочет отказаться от городского образа жизни.
Эта книга написана как раз для таких людей. Мы полагаем, что любая пара в возрасте от 20 до 50 лет, с минимальным ресурсом здоровья, ума и денег, может приспособиться к жизни в деревне, освоить необходимые навыки, преодолеть трудности и построить жизнь, основанную на простых ценностях и приносящую благо личности и обществу.
Социальные перемены, произошедшие за 20 лет, начиная с 1910 г., лишили нас профессионального статуса и привычного заработка. С удовольствием или без, но нам пришлось приспособиться к новой ситуации, на которую оказывали своё влияние война, революция и экономическая депрессия. Немолодой уже возраст (мы [точнее Скотт] приближались к своему пятидесятилетию), безусловно, играл свою роль в изменении нашего мировоззрения, но гораздо большее влияние имели мировые процессы.
Не считая этого социального давления, наш выбор был полностью в наших руках, и с его последствиями нам бы пришлось разбираться только самим. Мы могли бы остаться в городе, постоянно сожалея о тех условиях жизни, которые мы считали по сути неудовлетворительными. Или можно было выбрать другой путь, по менее известной тропе.
Внимательно изучив перемены в Европе, Азии и Северной Америке, мы пришли к выводу, что западная цивилизация уже не сможет обеспечить пригодные для стабильной и безопасной жизни условия даже тем, кто пытается следовать предложенным правилам. Если накопление прибыли в руках богатых и облечённых властью продолжит толкать экономику к ещё более катастрофическим кризисам; если альтернативой депрессии в рамках современного социального устройства станет создание и использование ещё более смертоносного оружия - тогда рано или поздно все, кто зависит от существующей системы жизнеобеспечения и безопасности, окажутся в пропасти. Теоретически мы не одобряли общественный порядок, основанный на алчности, который существует за счёт эксплуатации, стяжательства и накопительства. И на практике прогноз для такой социальной модели не обещал ничего хорошего в связи с ростом националистических настроений у колониальных народов и другими тревожными тенденциями. Вдобавок к этому проблемы, приносившие всё больше страданий западному человеку, наиболее остро стояли в центрах цивилизации и преумножались с каждым годом. Из-за этих обстоятельств мы решили, что не сможем начать новую жизнь на Западе, если не найдём альтернативу западной цивилизации и её устаревшей культурной модели.
Существовала ли альтернатива? Мы искали ответ в трёх направлениях. Сначала мы рассмотрели и отвергли отъезд за границу в качестве беженцев от невыносимой и отталкивающей социальной обстановки. Даже два десятилетия назад, в начале 1930-х, уехать за рубеж было гораздо проще, чем сейчас. Можно сказать буквально, что перед нами был открыт весь мир. Куда же нам следовало отправиться в поисках новой жизни? Мы не искали способа сбежать от проблем. Наоборот, мы хотели найти наиболее плодотворный путь к полноценной жизни. Мы не отказывались от обязательств, но искали возможность взять на себя ответственность, которая действительно стоила бы приложения усилий. Мы хотели помочь, исправить и построить жизнь заново и рассматривали это как часть своего гражданского долга. Поэтому мы решили не эмигрировать.
В качестве второй альтернативы городскому образу жизни на Западе мы рассмотрели специально созданные сообщества, основанные на кооперации. В конце 1920-х годов таких объединений было очень мало, и их перспективы были туманны. Мы бы хотели присоединиться к кооперативной или коммунальной альтернативе, но опыт и собранная информация привели нас к выводу, что не существовало подходящего варианта, где мы бы смогли вести продуктивную и счастливую жизнь.
Наконец, мы решились на третью альтернативу - создание деревенского хозяйства в США, которое мы хотели сделать рентабельным, эффективным и самодостаточным. После принятия этого решения нам нужно было определить свои задачи и привести их в соответствие с имевшимися возможностями.
Мы обдумывали образ действий и мировоззрение, которые позволят нам реализовать хотя бы минимальный набор тех ценностей, которые мы считали основой для новой жизни. В число этих ценностей входили: простота, свобода от беспокойства и напряжения, возможность быть полезными и вести гармоничную жизнь. Простота, искренность, целесообразность и гармония не единственные ценности в жизни, но они относятся к тем идеалам, важным целям и понятиям, на воплощение которых вправе рассчитывать человек, стремящейся к лучшей жизни в пригодных для этого природных и социальных условиях. В современном мире воплощаются отнюдь не эти, а скорее противоположные понятия (сложность, беспокойство, расточительство, уродство, волнение), которые люди связывают с городскими центрами западной цивилизации.
Нашей второй задачей было создание таких условий для жизни, которые сохраняли бы и преумножали радость труда, приносили удовлетворение от результативности работы, поддерживали честность и самоуважение; давали ощущение самодостаточности и таким образом затрудняли бы возникновение ограничений, принуждения и экономического давления, типичных для западной цивилизации, и помогли бы гарантировать финансовую устойчивость предприятия.
Нашей третьей задачей было обеспечение досуга в течение значительного времени ежедневно, ежемесячно и ежегодно, так чтобы его можно было посвятить занятиям, не связанным с обязательной работой ради хлеба насущного, радостному и плодотворному сотрудничеству с друзьями, а также личным и коллективным попыткам улучшить общество.
Наши поиски лучшей жизни поставили нас лицом к лицу с несколькими неотложными вопросами. Где начать новую жизнь? Как финансировать наше предприятие? И, наконец, центральное место занимал вопрос: как жить этой новой жизнью, когда мы найдём место и экономические средства?
Какое место в США следует выбрать? Количество вариантов было бесконечным. Многие люди выбрали солнечные южные районы в Каролине, Флориде, Аризоне, Нью-Мексико, Калифорнии. Другие направились на северо-запад. Мы предпочли северо-восток по ряду причин. С эстетической точки зрения нам нравилась смена времён года. В любой другой части страны мы были бы лишены бесконечных сюрпризов и радостей, которыми природа Новой Англии оделяет своих поклонников: снежные сугробы зимой, чёрно-белая гамма с декабря по март; долгожданная весна с первыми неуверенными ростками зелёного; великолепный взрыв жаркой летней красоты в сочетании с прохладными ночами; хрустящие осенние заморозки с неожиданными вспышками цвета, которые делают осень самым красочным из времён года. В месте, где сменяются четыре ярко очерченных времени года, красота всегда будет в избытке, оно не может надоесть скучной монотонностью. С физической точки зрения, мы полагали, что изменения в погоде полезны для здоровья и добавляют вкуса жизни. Нам даже нравится испытание суровыми зимними морозами. Географически Новая Англия ближе к Старому Свету, с которым нам не хотелось обрывать связь.
Мы не торопились и многие месяцы изучали северо-восточные штаты. И наконец остановились на Вермонте. Нам понравились густо поросшие лесом холмы в районе Зеленых гор (Green Mountains). Долины выглядели уютными, а местные жители были простыми и скромными. Большая часть штата была открытой и дикой, здесь не было атмосферы городских предместий или курорта.
Мы выбрали Вермонт и по экономическим причинам. В Нью-Йорке, Нью-Джерси или Восточной Пенсильвании, которые мы рассматривали сначала, цена на землю была высокой даже в годы депрессии. По сравнению с этими штатами цены в Вермонте были разумными.
В какое место Вермонта нам отправится? На карте штат выглядит маленьким по сравнению с более крупными соседями. Нам казалось, что это не сложно - объехать штат и посмотреть условия, но когда мы доехали до района Зелёных гор с крутыми извилистыми дорогами и начали петлять по бесконечному лабиринту объездных путей или пешком переходить от долины к долине по вырубкам и тропинкам, которые терялись в зарослях на склонах, Вермонт показался нам большим и необъятным. Мы решили, что нам нужна помощь. Мы ознакомились с рекламными объявлениями фермеров, с благодарностью приняли предложения друзей и наконец попали в дружественные руки бывшего фермера, а ныне торговца недвижимостью Люка Мартина из Нью-Фейн, Вермонт.
Может быть, Люк Мартин был хорошим фермером, а может быть, и нет, но риэлтором он был прирождённым. Подробные описания, короткие реплики и длинные истории, а также небольшие профессиональные уловки наверняка обеспечили ему первое место в рейтинге торговцев недвижимостью. Люк хвастал, что он со своими помощниками продал больше ферм в Вермонте, чем все другие риэлторы в округе вместе взятые. Люк непрерывно говорил, а Грей и Винчестер по очереди вели машину. Три дня подряд они возили нас по южной части штата и в итоге продали нам ферму в городке Уинхолл. На самом деле мы купили первую из показанных нам ферм, но между первым просмотром и покупкой мы посмотрели десяток других вариантов. Ни один из них не понравился нам больше, чем старая ферма Эллоненов в долине Пайк Холлз, в которой расположены три города Стрэттон, Уинхолл и Ямайка. Так что мы вернулись туда в прохладный день осенью 1932 г. и подписали договор.
Расположение фермы было прелестным. Она находилась напротив северного склона горы Стрэттон, откуда открывался вид на 25 тысяч акров [10 тысяч гектаров] «резервного» леса, принадлежащего бумажным компаниям. Гора Стрэттон была дикой и обособленной, она поднималась вверх на 1200 метров. На склонах горы жило 50-60 человек, а в лучшие времена их было полторы тысячи. «Здесь на скудной почве расположено несколько заброшенных ферм, которые продержались, пока было кому на них работать, а потом опустели. За этими пустошами тянутся леса, где медведь и олень ещё могут найти убежище, а иногда даже бобёр забывает об охотниках и осмеливается построить плотину». (Редьярд Киплинг, «Письма из путешествия» // Rudyard Kipling “Letters of Travel”)
Наше новое жилище было типичной заброшенной фермой с деревянным домом, требующим ремонта, большим амбаром с подгнившими венцами и протекающей крышей, с финской сауной и 26 гектарами земли, на которых были вырублены деревья. «Удобства» состояли из насоса воды и чугунной раковины на кухне и туалета с выгребной ямой. Также в наших владениях был родник с отличной водой, луг, пара заболоченных участков и целина на южной стороне, которая тянулась на треть мили [чуть более 500 м] до горы Пиннакл, расположенной на востоке от горы Стрэттон. Ближайшее почтовое отделение находилось в городке Ямайка, и до него было семь миль [около 11 км] по просёлочной дороге, а в двух милях находилось село Бондвилль. В обоих населённых пунктах проживало меньше 600 человек, а на всём протяжении 15 километров нашей просёлочной дороги было не более дюжины семей.
Предыдущий владелец фермы финн Петер Элонен погиб во время работы на мельнице. Большинство его детей создали собственные семьи и переехали. На постепенно зараставшей ферме остались только миссис Элонен с сыном Уно. Они очень хотели уехать и продали нам ферму за $300 наличными и $800 векселем Федерального земельного банка.
Когда сделка была завершена, а право собственности зарегистрировано на новых владельцев, мы начали понимать, какой решительный шаг сделали. Дорога от Нью-Йорка до нашей дикой земли была короткой, если считать в милях, но очень дальней, если говорить о социальных последствиях. Мы шагнули от экономической и социальной усложнённости мегаполиса в сообщество, где только некоторые взрослые видели большой город своими глазами, где дома отапливались дровами и освещались керосиновыми лампами, и где не было ни одного привычного городского туалета. В первый год своего пребывания на ферме мы совершили несколько поездок с соседскими детьми - так они впервые увидели океан, поезд, кино, впервые попробовали молочный коктейль. Дети никогда не видели уголь. Они с интересом рассматривали куски угля, но не могли понять, как он может гореть. Они были так далеки от современной цивилизации, как будто родились в какой-нибудь глухой альпийской деревушке. Мы перешагнули пропасть, переехав из Нью-Йорка в этот обособленный мир.
Мы начали со статуса дачников, к которым местные обычно относятся отчуждённо, воспринимая их как угрозу для сельского хозяйства. Эти «чужаки» приезжают с большим или меньшим запасом денег, они не собираются задерживаться здесь надолго или много работать.
Если дачники занимают брошенную землю или не подходящие для сельского хозяйства участки, то они не причиняют большого вреда. Как правило, они не используют землю за пределами своего небольшого огорода и сада. Но купленные ими пастбища зарастают лесной порослью, а деревья на лесных участках растут без санитарных порубок. Летним гостям не нужен доход от земли, или же они рассчитывают на прибыль от повышения её стоимости в будущем. Если дачники покупают пригодную для сельского хозяйства землю, перестают её обрабатывать, позволяя ей зарастать, они наносят урон сельскому хозяйству штата. Конечно, это справедливо и для более производительных земель.
Что ещё можно сказать о влиянии дачников на сельское хозяйство Вермонта? Они отдают предпочтение промышленным товарам, которые поставляются в магазины из-за пределов штата, тем самым убеждая местных, что проще и дешевле достать деньги, обменять их на консервированные продукты из магазина, а не ждать плодов из собственного сада. Таким образом штат начинает меньше зависеть от собственного сельскохозяйственного производства и больше - от денег, значительная часть которых будет тратиться на привозные товары.
Если этот процесс зайдёт достаточно далеко, в Вермонте сложится экономика предместий и курортных районов, основанная на деньгах тех людей, которые зарабатывают их где-то в другом месте, а тратят в течение нескольких летних недель или месяцев в Вермонте. Это паразитическая экономика, если говорить о производстве, хотя формально доходы и расходы могут быть сбалансированы. Если довести эту модель до логического завершения, она заставит жителей Вермонта продавать свою рабочую силу дачникам, постригать их газоны и стирать их бельё, уменьшая в значительной степени свою экономическую самостоятельность. Такая экономика может привлечь в штат больше дешёвых денег, но едва ли она воспитает независимых людей, которые привыкли полагаться на самих себя.
Летние гости не только наносят урон экономике Вермонта. Живя в своих домах летом и закрывая их на большую часть года, они создают города-призраки, мёртвые посёлки, паразитирующие на своих соседях.
Социальные последствия превращения населённых пунктов в место летнего отдыха гораздо мрачнее экономических изменений. Любому сообществу необходимы личности, хозяева, сельские и городские жители, которые живут вместе и сотрудничают день за днём и год за годом, производят полезные и красивые товары, которых хватает на оплату потребляемой продукции и немного более того. Вот это финансовая устойчивость в хорошем смысле слова. Её трудно или вообще невозможно достичь без круглогодично существующего сообщества.
Мы решили найти средства к существованию как можно скорее, так чтобы мы смогли жить и работать в Вермонте круглый год. Сначала мы каждые два-три месяца перемещались из Нью-Йорка и Нью-Джерси на ферму в Вермонте и обратно. Нам совсем не понравилось 8-10 раз за год проезжать по 345 километров, которые отделяли ферму от Нью-Йорка, и мы наконец пришли к выводу, что испытательный срок закончен и мы готовы к решительному шагу. Мы погрузили все свои вещи в наш грузовичок и превратились из дачников в постоянных жителей.
Мы не знали наверняка, как новички должны себя вести в Вермонте, но были согласны с капитаном Бэзилом Холлом (Captain Basil Hall), который писал в 1829 году: «Я думаю, это должно быть правилом для переехавших в другую страну - сначала следовать обычаям этой страны, насколько это возможно, отложив все усовершенствования на потом, когда новички полностью укоренятся и увидят веские причины для перемен». Довольно робко, не стремясь к резким изменениям, мы срубили несколько тополей рядом с домом и покололи их на дрова. Потом мы выбрали неправильное место и посадили огород. Выбор был невелик, так как большая часть наших 26 гектаров была покрыта жёстким кустарником, на чистой земле ровные места были слишком влажными, а сухие участки находились на склоне и были настолько крутыми, что дожди смывали верхний слой почвы.
Земля, которую мы выбрали для своего огорода, осенью выглядела не так уж плохо. Участок имел уклон на юг и юго-запад, как и положено хорошему вермонтскому огороду, казался довольно сухим и имел хороший травяной покров, уходящий корнями глубоко в чернозём. Следующей весной мы поняли, откуда взялась и густая трава и чернозём. Пока таял снег и шли весенние дожди, огород утопал в потоках воды и подсох только летом. Если бы мы оставили всё, как есть, наш огород был бы трясиной до середины лета. Мы вырыли канаву, чтобы отвести воду из огорода, а затем сделали дренажный слив и для всего участка, следуя естественному уклону. Нам пришлось быть очень внимательными и изрядно попотеть. В итоге мы справились с трудностями дренирования, удалили с нашего огорода сорняки и через восемь лет огородничества на этом месте стали получать довольно хорошие урожаи.
Только очень богатые люди могут поехать за город, купить ферму, устроить водопровод, ванную, подвести электричество, снести курятник и хлев, сделать из амбара студию и гараж, покрасить всё в белый цвет, уехать в начале сентября и вернуться в июне следующего года. Мы были не богаты, мы сожгли мосты и переехали на ферму, чтобы жить там круглый год. Как же нам надо было действовать?
Мы всё обдумали и решили попробовать заработать на жизнь заготовкой древесины. В наших местах лес восстанавливается быстро, и рынок сбыта рядом. Вскоре после переезда мы купили большую делянку леса, примыкающую к нашей ферме и расположенную в стороне от городской дороги. Лес стоил три доллара за акр (0,4 га или 40 соток). Лесопромышленник Джон Тиббетс, которому принадлежала делянка, вырубил её в 1916-1919 годах и не хотел платить налоги на землю ближайшие 20-30 лет, пока не вырастет новый лес. В этой части Вермонта вырубленные делянки без построек и не граничащие с дорогами до сих пор можно купить дешевле 10 долларов за акр (0,4 га) при площади в 40 или более гектаров.
Когда лесопромышленники вырубают делянку, они берут только деревья, из которых можно получить хотя бы одно бревно длиной 3,5 метров, или же молодняк, который можно порубить на четыре части 30 см длиной и продать на производство бумаги. Земля и оставшиеся деревья бесполезны для лесопромышленника, который работает с большими объёмами, но они могут обеспечить постоянный скромный доход одному или двум людям, которые не планируют разбогатеть и будут довольствоваться умеренной прибылью.
На купленной нами делянке было много берёз, буков и клёнов с короткими, искривлёнными или частично трухлявыми стволами, из них нельзя было получить брёвна, но из каждого вышло бы по вязанке дров или больше. Итак, можно пустить на дрова отбракованные деревья; также можно заготавливать деревья с древесиной не первого сорта - тополь, мягкий клён и бук; можно рубить деревья, которые каждый год валят зимние бури; можно использовать молодые хвойные деревья в качестве рождественских елей и украшений; продавать молодую поросль на производство бумаги; а из деревьев получше получать брёвна, дав им возможность подрасти. (В «Книге о кленовом сахаре», в четвёртой и одиннадцатой главах мы подробно обсуждаем заготовку леса и её место в независимой сельской экономике).
Выборочные порубки, которые проводятся постепенно, по мере того, как деревья на уже отработанной делянке приобретают товарный вид, обеспечивают небольшой стабильный доход на неопределённо долгий период. Скорее всего, на этом удастся заработать меньше, чем на профессиональной лесоторговле, но при этом человек ни от кого не зависит и может выполнять работу, когда она оптимально вписывается в его личную экономику.
Отработанные лесные делянки имеют одно существенное преимущество для тех, кто оказался в таком же положении, что и мы. Они требуют небольших начальных вложений, и их часто можно купить за незначительную сумму. Можно наверняка сказать, что лесопромышленная компания, которая завершила порубки на участке и хочет его продать по цене в несколько долларов за акр [0,4 га], не будет утруждать себя продажей участка менее, чем в 40 га. Нам известно о целом ряде сделок по фантастически низким ценам, которые были актуальны в Вермонте в период с 1932 по 1945 год.
Но обстоятельства сложились так, что мы не стали заниматься лесным бизнесом и не использовали нашу делянку. Мы 18 лет платили за неё налоги и обнаружили, что она содержит 2,5 млн. погонных футов товарной древесины и вновь интересует крупных лесоторговцев. Резкое повышение цен на древесину во время войны 1941-45 гг. подняло цену на нашу делянку в 10 раз по сравнению с той суммой, за которую мы её купили в 1933 г. Поскольку это повышение было связано не с нашим трудом, а с ростом населения США и повышением его благосостояния, а главным образом с участием в войне, мы решили, что не будем так или иначе получать прибыль от вырубки нашего участка.
Мы знали, что у европейских городов лесные участки часто находятся в коллективной собственности [имеется в виду муниципальная или государственная собственность]. Эти леса служат отличным источником дохода и становятся прекрасным наследством, которое одно поколение может передать другому. Законы штата Вермонт позволяют городам владеть муниципальными лесами, при условии что рубки осуществляются под надзором Государственного департамента лесного хозяйства. Так что мы передали наш участок городу Уинхоллу в 1951 г. На следующий год город начал выборочные порубки на четвёртой части делянки под надзором государства. Если за участком будет осуществляться надлежащий уход, он обеспечит городу значительный доход на неопределённо долгий срок.
Вскоре появилась новая возможность заработка, которая и отвлекла наше внимание от заготовки древесины. В первую весну после нашего переезда братья Ховард, которые жили со своей матерью по соседству от нас, жгли сухую траву на своих пастбищах. Когда они начали двигаться в нашу сторону, мы с тревогой заметили, что хотя наши дома и отстоят друг от друга на полмили, но земля соседей подходит совсем близко к нашему дому и амбару. Братья контролировали огонь, но всё-таки он был слишком близко, так что было невозможно сохранять спокойствие.
Мы решили попросить Мерси Ховард продать нам полоску земли, которая защитила бы наш дом и амбар, когда они снова будут жечь сухую траву. Оказалось, что хозяйка хочет переехать, и она тут же предложила нам купить всю ферму с постройками, расположенными на склоне, и плантацию сахарного клёна вместе со старым оборудованием для производства сиропа. Хозяйка хотела в течение года срубить деревья на своей земле и после этого продать нам ферму по вполне разумной цене.
Муж хозяйки Фрэнк Ховард умер, дети выросли и разъехались, и Мерси с оставшимися при ней сыновьями давно хотели продать ферму. Плантацию сахарного клёна также использовали Флойд Хёрд, его жена Зои и их 11 детей, достаточно взрослых для работы. Мы обсудили с ними ситуацию и решили продлить партнёрство на прежних условиях. В тот первый год мы, не шевельнув пальцем, получили четвёртую часть заготовленного кленового сиропа за использование плантации и оборудования и за оплату топлива. Мы не знали, что можно сделать с таким количеством сиропа, так что просто закатали его в 4-литровые банки и положили на хранение в амбар. Тем же летом мы обнаружили, что кленовый сироп в Вермонте лучше наличных денег. Он быстро распродаётся и не падает в цене. Такого мы не ожидали. Сезонная работа на плантации клёна длится от четырёх до восьми недель в год. Мы не работали, а получили достаточно сиропа, чтобы оплатить налоги и страховку, обеспечили себя сиропом на год, и у нас остались излишки для того, чтобы раздать друзьям и продать. Мы поняли, что если будем работать сами, то сможем обеспечить себе прожиточный минимум.
Мы были удивлены и обрадованы - производство кленового сиропа стало решением нашей проблемы. Теперь мы сможем зарабатывать прямо здесь, не покидая зелёные холмы Вермонта. Мы планировали зарабатывать на заготовке леса, но вот прямо перед нами стояли ряды сияющих ёмкостей с кленовым сиропом, которые можно было быстро продать и получить наличные. До этой минуты мы даже не задумывались о производстве кленового сиропа. Мы не обращали внимания на то, что у некоторых наших соседей было оборудование для получения сиропа и сахара, и не рассматривали для себя такую возможность заработка. Отличный урожай 1934 г. открыл нам глаза на новые перспективы и дал надежду на создание прочного экономического фундамента для нашего вермонтского проекта.
Мы нашли подходящее место в Вермонте и таким образом получили ответ на свой первый вопрос: где начать новую жизнь. Возможность зарабатывать на производстве сахара стала ответом на второй вопрос: как заработать на новую жизнь. Следующим нашим шагом должен стать ответ на третий вопрос: как жить новой жизнью.
Перевод Анастасии Лаврентьевой
Многие горожане, зависящие от зарплаты, живущие в тесноте городских квартир или в плотно застроенном пригороде, изо дня в день мучимые однообразной работой, потребностями своей семьи и другими запутанными обстоятельствами, пытаются найти выход из тисков своего социального окружения, взять жизнь в собственные руки и переехать в деревню, чтобы жить там достойно, просто, в мире. Однако осторожность, беспокойство о родственниках или страх перед неизвестностью становятся препятствиями на этом пути. Люди проводят годы в нерешительности и продолжают сомневаться. Справимся ли мы с деревенской жизнью? Сможем ли обеспечить себя, работая на земле? Достаточно ли у нас физической силы? Обязательно ли быть молодым, чтобы начать новую жизнь? Где получить необходимые знания? Сможем ли мы построить дом? Получится ли прокормить семью за счёт собственного огорода? Стоит ли заводить животных? Насколько хозяйство привязывает? Не станет ли оно новой тягостной работой? Эти и многие другие вопросы наполняют сознание человека, который хочет отказаться от городского образа жизни.
Эта книга написана как раз для таких людей. Мы полагаем, что любая пара в возрасте от 20 до 50 лет, с минимальным ресурсом здоровья, ума и денег, может приспособиться к жизни в деревне, освоить необходимые навыки, преодолеть трудности и построить жизнь, основанную на простых ценностях и приносящую благо личности и обществу.
Социальные перемены, произошедшие за 20 лет, начиная с 1910 г., лишили нас профессионального статуса и привычного заработка. С удовольствием или без, но нам пришлось приспособиться к новой ситуации, на которую оказывали своё влияние война, революция и экономическая депрессия. Немолодой уже возраст (мы [точнее Скотт] приближались к своему пятидесятилетию), безусловно, играл свою роль в изменении нашего мировоззрения, но гораздо большее влияние имели мировые процессы.
Не считая этого социального давления, наш выбор был полностью в наших руках, и с его последствиями нам бы пришлось разбираться только самим. Мы могли бы остаться в городе, постоянно сожалея о тех условиях жизни, которые мы считали по сути неудовлетворительными. Или можно было выбрать другой путь, по менее известной тропе.
Внимательно изучив перемены в Европе, Азии и Северной Америке, мы пришли к выводу, что западная цивилизация уже не сможет обеспечить пригодные для стабильной и безопасной жизни условия даже тем, кто пытается следовать предложенным правилам. Если накопление прибыли в руках богатых и облечённых властью продолжит толкать экономику к ещё более катастрофическим кризисам; если альтернативой депрессии в рамках современного социального устройства станет создание и использование ещё более смертоносного оружия - тогда рано или поздно все, кто зависит от существующей системы жизнеобеспечения и безопасности, окажутся в пропасти. Теоретически мы не одобряли общественный порядок, основанный на алчности, который существует за счёт эксплуатации, стяжательства и накопительства. И на практике прогноз для такой социальной модели не обещал ничего хорошего в связи с ростом националистических настроений у колониальных народов и другими тревожными тенденциями. Вдобавок к этому проблемы, приносившие всё больше страданий западному человеку, наиболее остро стояли в центрах цивилизации и преумножались с каждым годом. Из-за этих обстоятельств мы решили, что не сможем начать новую жизнь на Западе, если не найдём альтернативу западной цивилизации и её устаревшей культурной модели.
Существовала ли альтернатива? Мы искали ответ в трёх направлениях. Сначала мы рассмотрели и отвергли отъезд за границу в качестве беженцев от невыносимой и отталкивающей социальной обстановки. Даже два десятилетия назад, в начале 1930-х, уехать за рубеж было гораздо проще, чем сейчас. Можно сказать буквально, что перед нами был открыт весь мир. Куда же нам следовало отправиться в поисках новой жизни? Мы не искали способа сбежать от проблем. Наоборот, мы хотели найти наиболее плодотворный путь к полноценной жизни. Мы не отказывались от обязательств, но искали возможность взять на себя ответственность, которая действительно стоила бы приложения усилий. Мы хотели помочь, исправить и построить жизнь заново и рассматривали это как часть своего гражданского долга. Поэтому мы решили не эмигрировать.
В качестве второй альтернативы городскому образу жизни на Западе мы рассмотрели специально созданные сообщества, основанные на кооперации. В конце 1920-х годов таких объединений было очень мало, и их перспективы были туманны. Мы бы хотели присоединиться к кооперативной или коммунальной альтернативе, но опыт и собранная информация привели нас к выводу, что не существовало подходящего варианта, где мы бы смогли вести продуктивную и счастливую жизнь.
Наконец, мы решились на третью альтернативу - создание деревенского хозяйства в США, которое мы хотели сделать рентабельным, эффективным и самодостаточным. После принятия этого решения нам нужно было определить свои задачи и привести их в соответствие с имевшимися возможностями.
Мы обдумывали образ действий и мировоззрение, которые позволят нам реализовать хотя бы минимальный набор тех ценностей, которые мы считали основой для новой жизни. В число этих ценностей входили: простота, свобода от беспокойства и напряжения, возможность быть полезными и вести гармоничную жизнь. Простота, искренность, целесообразность и гармония не единственные ценности в жизни, но они относятся к тем идеалам, важным целям и понятиям, на воплощение которых вправе рассчитывать человек, стремящейся к лучшей жизни в пригодных для этого природных и социальных условиях. В современном мире воплощаются отнюдь не эти, а скорее противоположные понятия (сложность, беспокойство, расточительство, уродство, волнение), которые люди связывают с городскими центрами западной цивилизации.
Нашей второй задачей было создание таких условий для жизни, которые сохраняли бы и преумножали радость труда, приносили удовлетворение от результативности работы, поддерживали честность и самоуважение; давали ощущение самодостаточности и таким образом затрудняли бы возникновение ограничений, принуждения и экономического давления, типичных для западной цивилизации, и помогли бы гарантировать финансовую устойчивость предприятия.
Нашей третьей задачей было обеспечение досуга в течение значительного времени ежедневно, ежемесячно и ежегодно, так чтобы его можно было посвятить занятиям, не связанным с обязательной работой ради хлеба насущного, радостному и плодотворному сотрудничеству с друзьями, а также личным и коллективным попыткам улучшить общество.
Наши поиски лучшей жизни поставили нас лицом к лицу с несколькими неотложными вопросами. Где начать новую жизнь? Как финансировать наше предприятие? И, наконец, центральное место занимал вопрос: как жить этой новой жизнью, когда мы найдём место и экономические средства?
Какое место в США следует выбрать? Количество вариантов было бесконечным. Многие люди выбрали солнечные южные районы в Каролине, Флориде, Аризоне, Нью-Мексико, Калифорнии. Другие направились на северо-запад. Мы предпочли северо-восток по ряду причин. С эстетической точки зрения нам нравилась смена времён года. В любой другой части страны мы были бы лишены бесконечных сюрпризов и радостей, которыми природа Новой Англии оделяет своих поклонников: снежные сугробы зимой, чёрно-белая гамма с декабря по март; долгожданная весна с первыми неуверенными ростками зелёного; великолепный взрыв жаркой летней красоты в сочетании с прохладными ночами; хрустящие осенние заморозки с неожиданными вспышками цвета, которые делают осень самым красочным из времён года. В месте, где сменяются четыре ярко очерченных времени года, красота всегда будет в избытке, оно не может надоесть скучной монотонностью. С физической точки зрения, мы полагали, что изменения в погоде полезны для здоровья и добавляют вкуса жизни. Нам даже нравится испытание суровыми зимними морозами. Географически Новая Англия ближе к Старому Свету, с которым нам не хотелось обрывать связь.
Мы не торопились и многие месяцы изучали северо-восточные штаты. И наконец остановились на Вермонте. Нам понравились густо поросшие лесом холмы в районе Зеленых гор (Green Mountains). Долины выглядели уютными, а местные жители были простыми и скромными. Большая часть штата была открытой и дикой, здесь не было атмосферы городских предместий или курорта.
Мы выбрали Вермонт и по экономическим причинам. В Нью-Йорке, Нью-Джерси или Восточной Пенсильвании, которые мы рассматривали сначала, цена на землю была высокой даже в годы депрессии. По сравнению с этими штатами цены в Вермонте были разумными.
В какое место Вермонта нам отправится? На карте штат выглядит маленьким по сравнению с более крупными соседями. Нам казалось, что это не сложно - объехать штат и посмотреть условия, но когда мы доехали до района Зелёных гор с крутыми извилистыми дорогами и начали петлять по бесконечному лабиринту объездных путей или пешком переходить от долины к долине по вырубкам и тропинкам, которые терялись в зарослях на склонах, Вермонт показался нам большим и необъятным. Мы решили, что нам нужна помощь. Мы ознакомились с рекламными объявлениями фермеров, с благодарностью приняли предложения друзей и наконец попали в дружественные руки бывшего фермера, а ныне торговца недвижимостью Люка Мартина из Нью-Фейн, Вермонт.
Может быть, Люк Мартин был хорошим фермером, а может быть, и нет, но риэлтором он был прирождённым. Подробные описания, короткие реплики и длинные истории, а также небольшие профессиональные уловки наверняка обеспечили ему первое место в рейтинге торговцев недвижимостью. Люк хвастал, что он со своими помощниками продал больше ферм в Вермонте, чем все другие риэлторы в округе вместе взятые. Люк непрерывно говорил, а Грей и Винчестер по очереди вели машину. Три дня подряд они возили нас по южной части штата и в итоге продали нам ферму в городке Уинхолл. На самом деле мы купили первую из показанных нам ферм, но между первым просмотром и покупкой мы посмотрели десяток других вариантов. Ни один из них не понравился нам больше, чем старая ферма Эллоненов в долине Пайк Холлз, в которой расположены три города Стрэттон, Уинхолл и Ямайка. Так что мы вернулись туда в прохладный день осенью 1932 г. и подписали договор.
Расположение фермы было прелестным. Она находилась напротив северного склона горы Стрэттон, откуда открывался вид на 25 тысяч акров [10 тысяч гектаров] «резервного» леса, принадлежащего бумажным компаниям. Гора Стрэттон была дикой и обособленной, она поднималась вверх на 1200 метров. На склонах горы жило 50-60 человек, а в лучшие времена их было полторы тысячи. «Здесь на скудной почве расположено несколько заброшенных ферм, которые продержались, пока было кому на них работать, а потом опустели. За этими пустошами тянутся леса, где медведь и олень ещё могут найти убежище, а иногда даже бобёр забывает об охотниках и осмеливается построить плотину». (Редьярд Киплинг, «Письма из путешествия» // Rudyard Kipling “Letters of Travel”)
Наше новое жилище было типичной заброшенной фермой с деревянным домом, требующим ремонта, большим амбаром с подгнившими венцами и протекающей крышей, с финской сауной и 26 гектарами земли, на которых были вырублены деревья. «Удобства» состояли из насоса воды и чугунной раковины на кухне и туалета с выгребной ямой. Также в наших владениях был родник с отличной водой, луг, пара заболоченных участков и целина на южной стороне, которая тянулась на треть мили [чуть более 500 м] до горы Пиннакл, расположенной на востоке от горы Стрэттон. Ближайшее почтовое отделение находилось в городке Ямайка, и до него было семь миль [около 11 км] по просёлочной дороге, а в двух милях находилось село Бондвилль. В обоих населённых пунктах проживало меньше 600 человек, а на всём протяжении 15 километров нашей просёлочной дороги было не более дюжины семей.
Предыдущий владелец фермы финн Петер Элонен погиб во время работы на мельнице. Большинство его детей создали собственные семьи и переехали. На постепенно зараставшей ферме остались только миссис Элонен с сыном Уно. Они очень хотели уехать и продали нам ферму за $300 наличными и $800 векселем Федерального земельного банка.
Когда сделка была завершена, а право собственности зарегистрировано на новых владельцев, мы начали понимать, какой решительный шаг сделали. Дорога от Нью-Йорка до нашей дикой земли была короткой, если считать в милях, но очень дальней, если говорить о социальных последствиях. Мы шагнули от экономической и социальной усложнённости мегаполиса в сообщество, где только некоторые взрослые видели большой город своими глазами, где дома отапливались дровами и освещались керосиновыми лампами, и где не было ни одного привычного городского туалета. В первый год своего пребывания на ферме мы совершили несколько поездок с соседскими детьми - так они впервые увидели океан, поезд, кино, впервые попробовали молочный коктейль. Дети никогда не видели уголь. Они с интересом рассматривали куски угля, но не могли понять, как он может гореть. Они были так далеки от современной цивилизации, как будто родились в какой-нибудь глухой альпийской деревушке. Мы перешагнули пропасть, переехав из Нью-Йорка в этот обособленный мир.
Мы начали со статуса дачников, к которым местные обычно относятся отчуждённо, воспринимая их как угрозу для сельского хозяйства. Эти «чужаки» приезжают с большим или меньшим запасом денег, они не собираются задерживаться здесь надолго или много работать.
Если дачники занимают брошенную землю или не подходящие для сельского хозяйства участки, то они не причиняют большого вреда. Как правило, они не используют землю за пределами своего небольшого огорода и сада. Но купленные ими пастбища зарастают лесной порослью, а деревья на лесных участках растут без санитарных порубок. Летним гостям не нужен доход от земли, или же они рассчитывают на прибыль от повышения её стоимости в будущем. Если дачники покупают пригодную для сельского хозяйства землю, перестают её обрабатывать, позволяя ей зарастать, они наносят урон сельскому хозяйству штата. Конечно, это справедливо и для более производительных земель.
Что ещё можно сказать о влиянии дачников на сельское хозяйство Вермонта? Они отдают предпочтение промышленным товарам, которые поставляются в магазины из-за пределов штата, тем самым убеждая местных, что проще и дешевле достать деньги, обменять их на консервированные продукты из магазина, а не ждать плодов из собственного сада. Таким образом штат начинает меньше зависеть от собственного сельскохозяйственного производства и больше - от денег, значительная часть которых будет тратиться на привозные товары.
Если этот процесс зайдёт достаточно далеко, в Вермонте сложится экономика предместий и курортных районов, основанная на деньгах тех людей, которые зарабатывают их где-то в другом месте, а тратят в течение нескольких летних недель или месяцев в Вермонте. Это паразитическая экономика, если говорить о производстве, хотя формально доходы и расходы могут быть сбалансированы. Если довести эту модель до логического завершения, она заставит жителей Вермонта продавать свою рабочую силу дачникам, постригать их газоны и стирать их бельё, уменьшая в значительной степени свою экономическую самостоятельность. Такая экономика может привлечь в штат больше дешёвых денег, но едва ли она воспитает независимых людей, которые привыкли полагаться на самих себя.
Летние гости не только наносят урон экономике Вермонта. Живя в своих домах летом и закрывая их на большую часть года, они создают города-призраки, мёртвые посёлки, паразитирующие на своих соседях.
Социальные последствия превращения населённых пунктов в место летнего отдыха гораздо мрачнее экономических изменений. Любому сообществу необходимы личности, хозяева, сельские и городские жители, которые живут вместе и сотрудничают день за днём и год за годом, производят полезные и красивые товары, которых хватает на оплату потребляемой продукции и немного более того. Вот это финансовая устойчивость в хорошем смысле слова. Её трудно или вообще невозможно достичь без круглогодично существующего сообщества.
Мы решили найти средства к существованию как можно скорее, так чтобы мы смогли жить и работать в Вермонте круглый год. Сначала мы каждые два-три месяца перемещались из Нью-Йорка и Нью-Джерси на ферму в Вермонте и обратно. Нам совсем не понравилось 8-10 раз за год проезжать по 345 километров, которые отделяли ферму от Нью-Йорка, и мы наконец пришли к выводу, что испытательный срок закончен и мы готовы к решительному шагу. Мы погрузили все свои вещи в наш грузовичок и превратились из дачников в постоянных жителей.
Мы не знали наверняка, как новички должны себя вести в Вермонте, но были согласны с капитаном Бэзилом Холлом (Captain Basil Hall), который писал в 1829 году: «Я думаю, это должно быть правилом для переехавших в другую страну - сначала следовать обычаям этой страны, насколько это возможно, отложив все усовершенствования на потом, когда новички полностью укоренятся и увидят веские причины для перемен». Довольно робко, не стремясь к резким изменениям, мы срубили несколько тополей рядом с домом и покололи их на дрова. Потом мы выбрали неправильное место и посадили огород. Выбор был невелик, так как большая часть наших 26 гектаров была покрыта жёстким кустарником, на чистой земле ровные места были слишком влажными, а сухие участки находились на склоне и были настолько крутыми, что дожди смывали верхний слой почвы.
Земля, которую мы выбрали для своего огорода, осенью выглядела не так уж плохо. Участок имел уклон на юг и юго-запад, как и положено хорошему вермонтскому огороду, казался довольно сухим и имел хороший травяной покров, уходящий корнями глубоко в чернозём. Следующей весной мы поняли, откуда взялась и густая трава и чернозём. Пока таял снег и шли весенние дожди, огород утопал в потоках воды и подсох только летом. Если бы мы оставили всё, как есть, наш огород был бы трясиной до середины лета. Мы вырыли канаву, чтобы отвести воду из огорода, а затем сделали дренажный слив и для всего участка, следуя естественному уклону. Нам пришлось быть очень внимательными и изрядно попотеть. В итоге мы справились с трудностями дренирования, удалили с нашего огорода сорняки и через восемь лет огородничества на этом месте стали получать довольно хорошие урожаи.
Только очень богатые люди могут поехать за город, купить ферму, устроить водопровод, ванную, подвести электричество, снести курятник и хлев, сделать из амбара студию и гараж, покрасить всё в белый цвет, уехать в начале сентября и вернуться в июне следующего года. Мы были не богаты, мы сожгли мосты и переехали на ферму, чтобы жить там круглый год. Как же нам надо было действовать?
Мы всё обдумали и решили попробовать заработать на жизнь заготовкой древесины. В наших местах лес восстанавливается быстро, и рынок сбыта рядом. Вскоре после переезда мы купили большую делянку леса, примыкающую к нашей ферме и расположенную в стороне от городской дороги. Лес стоил три доллара за акр (0,4 га или 40 соток). Лесопромышленник Джон Тиббетс, которому принадлежала делянка, вырубил её в 1916-1919 годах и не хотел платить налоги на землю ближайшие 20-30 лет, пока не вырастет новый лес. В этой части Вермонта вырубленные делянки без построек и не граничащие с дорогами до сих пор можно купить дешевле 10 долларов за акр (0,4 га) при площади в 40 или более гектаров.
Когда лесопромышленники вырубают делянку, они берут только деревья, из которых можно получить хотя бы одно бревно длиной 3,5 метров, или же молодняк, который можно порубить на четыре части 30 см длиной и продать на производство бумаги. Земля и оставшиеся деревья бесполезны для лесопромышленника, который работает с большими объёмами, но они могут обеспечить постоянный скромный доход одному или двум людям, которые не планируют разбогатеть и будут довольствоваться умеренной прибылью.
На купленной нами делянке было много берёз, буков и клёнов с короткими, искривлёнными или частично трухлявыми стволами, из них нельзя было получить брёвна, но из каждого вышло бы по вязанке дров или больше. Итак, можно пустить на дрова отбракованные деревья; также можно заготавливать деревья с древесиной не первого сорта - тополь, мягкий клён и бук; можно рубить деревья, которые каждый год валят зимние бури; можно использовать молодые хвойные деревья в качестве рождественских елей и украшений; продавать молодую поросль на производство бумаги; а из деревьев получше получать брёвна, дав им возможность подрасти. (В «Книге о кленовом сахаре», в четвёртой и одиннадцатой главах мы подробно обсуждаем заготовку леса и её место в независимой сельской экономике).
Выборочные порубки, которые проводятся постепенно, по мере того, как деревья на уже отработанной делянке приобретают товарный вид, обеспечивают небольшой стабильный доход на неопределённо долгий период. Скорее всего, на этом удастся заработать меньше, чем на профессиональной лесоторговле, но при этом человек ни от кого не зависит и может выполнять работу, когда она оптимально вписывается в его личную экономику.
Отработанные лесные делянки имеют одно существенное преимущество для тех, кто оказался в таком же положении, что и мы. Они требуют небольших начальных вложений, и их часто можно купить за незначительную сумму. Можно наверняка сказать, что лесопромышленная компания, которая завершила порубки на участке и хочет его продать по цене в несколько долларов за акр [0,4 га], не будет утруждать себя продажей участка менее, чем в 40 га. Нам известно о целом ряде сделок по фантастически низким ценам, которые были актуальны в Вермонте в период с 1932 по 1945 год.
Но обстоятельства сложились так, что мы не стали заниматься лесным бизнесом и не использовали нашу делянку. Мы 18 лет платили за неё налоги и обнаружили, что она содержит 2,5 млн. погонных футов товарной древесины и вновь интересует крупных лесоторговцев. Резкое повышение цен на древесину во время войны 1941-45 гг. подняло цену на нашу делянку в 10 раз по сравнению с той суммой, за которую мы её купили в 1933 г. Поскольку это повышение было связано не с нашим трудом, а с ростом населения США и повышением его благосостояния, а главным образом с участием в войне, мы решили, что не будем так или иначе получать прибыль от вырубки нашего участка.
Мы знали, что у европейских городов лесные участки часто находятся в коллективной собственности [имеется в виду муниципальная или государственная собственность]. Эти леса служат отличным источником дохода и становятся прекрасным наследством, которое одно поколение может передать другому. Законы штата Вермонт позволяют городам владеть муниципальными лесами, при условии что рубки осуществляются под надзором Государственного департамента лесного хозяйства. Так что мы передали наш участок городу Уинхоллу в 1951 г. На следующий год город начал выборочные порубки на четвёртой части делянки под надзором государства. Если за участком будет осуществляться надлежащий уход, он обеспечит городу значительный доход на неопределённо долгий срок.
Вскоре появилась новая возможность заработка, которая и отвлекла наше внимание от заготовки древесины. В первую весну после нашего переезда братья Ховард, которые жили со своей матерью по соседству от нас, жгли сухую траву на своих пастбищах. Когда они начали двигаться в нашу сторону, мы с тревогой заметили, что хотя наши дома и отстоят друг от друга на полмили, но земля соседей подходит совсем близко к нашему дому и амбару. Братья контролировали огонь, но всё-таки он был слишком близко, так что было невозможно сохранять спокойствие.
Мы решили попросить Мерси Ховард продать нам полоску земли, которая защитила бы наш дом и амбар, когда они снова будут жечь сухую траву. Оказалось, что хозяйка хочет переехать, и она тут же предложила нам купить всю ферму с постройками, расположенными на склоне, и плантацию сахарного клёна вместе со старым оборудованием для производства сиропа. Хозяйка хотела в течение года срубить деревья на своей земле и после этого продать нам ферму по вполне разумной цене.
Муж хозяйки Фрэнк Ховард умер, дети выросли и разъехались, и Мерси с оставшимися при ней сыновьями давно хотели продать ферму. Плантацию сахарного клёна также использовали Флойд Хёрд, его жена Зои и их 11 детей, достаточно взрослых для работы. Мы обсудили с ними ситуацию и решили продлить партнёрство на прежних условиях. В тот первый год мы, не шевельнув пальцем, получили четвёртую часть заготовленного кленового сиропа за использование плантации и оборудования и за оплату топлива. Мы не знали, что можно сделать с таким количеством сиропа, так что просто закатали его в 4-литровые банки и положили на хранение в амбар. Тем же летом мы обнаружили, что кленовый сироп в Вермонте лучше наличных денег. Он быстро распродаётся и не падает в цене. Такого мы не ожидали. Сезонная работа на плантации клёна длится от четырёх до восьми недель в год. Мы не работали, а получили достаточно сиропа, чтобы оплатить налоги и страховку, обеспечили себя сиропом на год, и у нас остались излишки для того, чтобы раздать друзьям и продать. Мы поняли, что если будем работать сами, то сможем обеспечить себе прожиточный минимум.
Мы были удивлены и обрадованы - производство кленового сиропа стало решением нашей проблемы. Теперь мы сможем зарабатывать прямо здесь, не покидая зелёные холмы Вермонта. Мы планировали зарабатывать на заготовке леса, но вот прямо перед нами стояли ряды сияющих ёмкостей с кленовым сиропом, которые можно было быстро продать и получить наличные. До этой минуты мы даже не задумывались о производстве кленового сиропа. Мы не обращали внимания на то, что у некоторых наших соседей было оборудование для получения сиропа и сахара, и не рассматривали для себя такую возможность заработка. Отличный урожай 1934 г. открыл нам глаза на новые перспективы и дал надежду на создание прочного экономического фундамента для нашего вермонтского проекта.
Мы нашли подходящее место в Вермонте и таким образом получили ответ на свой первый вопрос: где начать новую жизнь. Возможность зарабатывать на производстве сахара стала ответом на второй вопрос: как заработать на новую жизнь. Следующим нашим шагом должен стать ответ на третий вопрос: как жить новой жизнью.
Перевод Анастасии Лаврентьевой