(no subject)
ГАЛКИН В. М.
Моя творческая автобиография
Я родился в Москве на Таганской площади 7 декабря 1937 года.
Когда мне было три года, кто-то заметил: это гениальный ребёнок.
В 4 года я уже читал и писал (как Моцарт). Как-то печатными буквами написал рассказ про немецкого шпиона и советского следователя, который его уловил, за что мать меня выдрала. Но с тех пор мечтал быть шпионом и следователем и писателем одновременно.
Учился в школе, был октябрёнком и пионером. Так случилось, что в свободное от уроков время написал 300 (!!!) романов, но - по одной странице в каждом. За это уже отлупил меня отец. Быть писателем в нашей семье считалось неприличным, не настоящим делом.
Затем комсомол (полунасильственно), окончание десятилетки и технический вуз. Зачем - не знаю. Но в Литинститут постеснялся поступать. Кончил вуз, работал инженером, но уже с вуза в ихнем ЛИТО (вёл Ал. Марков) читал свои первые настоящие (но, думаю, хреновые всё-таки) рассказы. Хвалили. Тема всегда была одна: любимая Москва, люди дна и вершин духа, фантастический реализм, который, думаю, как раз и является истинным реализмом. Правда, одно время (из мести режиму, который всегда не любил) увлёкся жизнью тиранов (Ленин, Сталин и Гитлер) и писал о них всякие псевдоисторические глупости, которые слушатели, однако, принимали за истинные.
Всегда я был верующим и православным монархистом по убеждениям. В моём родовом племени были пострадавшие от коммунизма, и я соответственно относился к нему, как к убийце России. Поэтому писал откровенно антисоветские, но русские по духу произведения, нигде не печатал их (и не взяли бы), но это давало свободу творчеству. Я не знаю такой болезни, как самоцензура.
С 1963 г. ходил по пятам за Э. Иодковским и его богемой по всем официальным, полуофициальным и неофициальным литобъединениям. Был, так скзать, птенцом из гнезда Эдмундова. За что вызывался в департамент Григория Борисыча (ГБ) и имел воспитательные беседы. Делались даже попытки вербовать меня, но я, как Швейк, утверждал, что несколько повреждён в уме. Этому верили и отставали. Как они меня «вычисляли», не знаю - ведь рукописи мои ходили по Москве под псевдонимами, каждый новый рассказ - новый псевдоним: Бездыханных, Ник. Дешура, Евг. Брачный, Иван Хулиганов, Вит. Цесаревич, Вл. Рогожский, К. Федин, А. Фадеев, Павленко и т.д. Думал, что спрячусь от ока государева.
На всех ЛИТО мои вещи принимались весьма и. весьма (это может подтвердить шеф - Э. Иодковский), не хуже, чем любимого мною Венедикта Ерофеева, хотя нас обоих не печатали. Эдмунд Феликсович однако оптимистично восклицал: «Придёт время, В.М., и тебя-то уж непременно напечатают!» Правда, став гл. редактором «Литновостей», он напечатал только три рассказа, и самых худших.
Всё же в Париже в 197[8] году журнал «Ковчег» (Н. Боков) напечатал мой рассказ восьмилетней давности «Вечера Паши Мосина». Я был счастлив, но испуган, хотя и подписался «Кирилл Сарнов», да ещё Би-Би-Си его зачитало по радио.
И лишь с 1991 г. я вздохнул свободнее, ибо пошло пусть и редкое, но печатание моих сочинений: газеты («Русский курьер», «Гуманитарный вестник», «Независимая», «Литновости», «Ступени»), журналы («Азазель», «Сельская молодёжь», «Грани»), альманахи («Тёплый стан»). Правда, печатали почему-то не лучшие рассказы. Дело в том, мне кажется, что меня привлекала всегда тема Смерти и кладбища, а при новом оптимизме эпохи это как раз и не привлекало.
С 1963 г. женат, и счастливо, было трое детей, уже взрослых, но старший сын погиб во время августовского путча 1991 г.
Работал без перерыва в стаже инженером-проектировщиком, инженером-патентоведом, затем спустился: банщик (результат горбачёвских сокращений ИТР), слесарь-аварийщик, слесарь-сантехник, фотокорреспондент и, наконец, фотограф в одной спекулятивной фирме.
Написано мной много, даже стыдно приводить цифру, чтобы не посчитали графоманом.
8 февраля 1994 г.
Москва
(В. Галкин)