Забытый поэт
Прочитала я этот пост - https://www.facebook.com/vladimir.yaskov/posts/805738942797321
Сначала задумалась: это я такая необразованная или имя Леонида Киселёва и правда мало кому что говорит?
Пошла искать дальше. Не вопрос, стихи его в интернете есть. Вот, например - http://vilavi.ru/raz/kis/kis1.shtml , http://vilavi.ru/raz/kis/kis2.shtml
Почитав побольше, поняла: как минимум "Осип Мандельштам. Злобная поэма" я в своё время не просто читала, а знала наизусть. А вот остального - не припомню. И уж точно ничего не знала о судьбе автора.
Стихи разные (в том числе и по уровню). Но есть же совсем обалдеть, да. А уж если прикидывать, сколько лет человеку было...
Вот выборочно:
* * *
Этой ночью умер Сталин.
Восемь лет назад.
Рано утром люди встали -
Флаги с лентами висят.
Этой ночью в знак печали
Рано на заре
Управдомы прикрепляли
К флагам чёрный креп.
...В серой мартовской кадрили
Снега и дождя
Управдомы хоронили
Своего вождя.
1961 (автору 14 лет)
* * *
Расковали Прометея,
Дали хлеба и вина.
К Прометею возвратилась
Старая жена.
- Я жила у винодела,
С гончаром жила,
Ну а в том, что так случилось,
Не моя вина.
Не кори меня.
Дни разматывались нитью.
Слушал сказки стариков
О царях и о героях,
О делах богов.
Он узнал, что бог Юпитер
Людям дал огонь.
И жилось ему на свете
Хорошо, легко.
Только печень пошаливала...
1963 (автор уже год как болен лейкемией)
Из цикла "Степан Разин"
Чья-то тень скользит по стеночке
К неширокому окну.
- Вот и свиделись мы, Стенюшка,
Не узнал свою княжну?
- Заперта моя темница,
Сгинь, лукавый!
- Погоди.
Смыло волжскую водицею
Синяки с моей груди.
После страшной брачи ночи той
И заутрени хмельной,
Стала Волга моей вотчиной,
Моей синею тюрьмой.
Не умчаться и не вырваться,
Надо мной бегут года,
Ну а мне всего четырнадцать,
Как и прежде, как тогда.
Я кричала: помогите!
Маму я звала...
Завтра утром ты увидишь,
Что велик Аллах,
Что палач в рубаху прячет
Пару чёрных крыл,
И поймешь, что не палач он -
Ангел Джебраил.
Ты пойдёшь, но сил не хватит
на последний шаг.
И персидские проклятья
Зазвучат в ушах.
1964
* * *
Я любил когда-то большие числа:
Миллионы, квадриллионы,
Знал, что такое миллиард
В европейском значении этого слова,
В нашем русском значении этого слова.
А ещё я любил световые годы
Переводить в километры, метры
И подсчитывать, сколько нужно спичек,
Чтобы до Сириуса достать.
А потом полюбил я малые числа,
Очень многое знал я о малых числах:
Объём молекулы водорода,
Длину берцовой кости клопа,
Сколько микробов в одном микроне
И что такое миллимикрон.
А потом полюбил я простые числа:
Вот живёт человек, и он одинокий,
Потом женился, их стало двое,
А после дети у них пошли.
Один ребёнок, второй ребёнок,
И тёща приехала жить к нему.
И он подсчитывает зарплату:
Сколько нужно котлет к обеду,
Сколько купить билетов в кино.
Это и есть простые числа,
И пока они в пределах десятка,
Можно им доверять вполне.
1964
* * *
Целые сутки крути баранку,
Каждый день штрафует ОРУД.
А дома баба - страшнее танка
И, мать её, тёща. И все орут.
Выйдешь на кухню помыться, что ли,
Всё равно обед не готов.
А там соседи. Девчонка в школе,
А бабка дома. Гонит глистов.
Пьёт кипяток и ужасно стонет,
И портит воздух - прямо беда.
А всё-таки нашей автоколонне
Дали звание комтруда.
1967
Сонет
Начальству не положено смеяться.
Он только улыбается слегка
И трогает коротким жирным пальцем
Кровавые поджилки на щеках.
Ему везёт во всех его делах.
Строг с низшими, серьёзен с секретаршей,
Когда пошутит кто-нибудь из старших,
Почтительно хихикает в кулак.
Одиннадцать. Попили чаю на ночь.
Спит дочка. Ей приснился Дон-Кихот.
Но громкий смех поднял её с дивана.
Отец хохочет. Кругленький живот
Двумя руками держит. Пётр Иваныч
Припомнили солдатский анекдот.
1967
* * *
Погляжу, как окно напротив
Золотится в закатном окне.
И мышонок в баночку из-под шпротин
Прибежит рыдать обо мне.
1967
* * *
Как моя вселенная мала!
В десяти шагах стена тумана.
И тревога в сердце, словно рана,
И в ушах звенят колокола.
Это осень. Ранняя пора,
Но уже подсчитаны приметы:
По этапу в ссылку гонит ветер
Вместе с паутиной паука.
Лужицы в прозрачном серебре,
Словно в запечатанном конверте.
Маленький эскиз. Набросок смерти -
Пасмурное утро в сентябре.
1967
* * *
Дарница вскрикнет испуганной птицей,
В белых днепровских песках притаится.
Ночь наступает великим потом -
Словно орда подступает с Востока.
Пляшет в степи половецкое знамя -
Сосен и дюн коллективная память.
Хрипло и грозно горланят татары -
Белых массивов ночные кошмары...
Полночь клубилась, и полночью этой
Что-то творилось со мной и планетой.
Прошлое с будущим плавилось в слиток
Новых смертей и последних попыток.
Чёрный песок был рассыпчат и влажен,
Грязный рассвет начинался над пляжем.
Всё позабуду. Но врезались в память
Запахи трав над речными волнами.
Полночь, в которой сплетались столетья,
Ночь, что казалась последней на свете,
Скудное утро и два силуэта,
Неразделимых, как грех и расплата,
Чёрная лавра на фоне заката.
1967
Из цикла "Осип Мандельштам. Злобная поэма"
IV
Русская поэзия
Дайте Тютчеву стрекозу,
Догадайтесь, почему.
Веневитинову - розу...
Остальных на Колыму.
Дайте пулю Гумилёву,
Сам предвидел, сам просил.
Пусть смердит живое слово
От наркомовских чернил.
Убивайте, чтоб уснули,
Чтоб не встали, сдохли чтоб.
Бейте пулей, верной пулей,
Ртутной пулей в бледный лоб.
Убивайте, ваше право,
Ваша должность, ваша власть.
Ты швыряешь нас, держава,
В окровавленную пасть.
Бережёт тебя начальство
От невзгоды от любой.
Но подумай: в смертный час твой
Кто останется с тобой?
VI
Нет, не мигрень, но подай
карандашик ментоловый.
О. Мандельштам
Не мигрень, уверяю вас -
Элегическая грусть.
У полковника Ширяева
Бритый череп, чёрный ус.
У полковника Горяева
Белый чубчик, рыжий ус.
Не мигрень, ни в коем случае -
Мимолетная тоска.
От мигрени средство лучшее
Шевелится у виска.
Воронёное и жгучее
Ваше средство у виска.
Ах, полковник, вам бы птичкою,
Мне бы розою цвести,
От мигрени поэтической
Не спастись и не спасти.
Та мигрень великим бедствием
Осеняет мой народ.
Я боюсь её пришествия,
И боюсь, что не придёт,
Потому что дар пророчества -
Не медаль - не заслужить...
...потому что очень хочется
Хоть немного, а пожить.
Но душа моя - не пленница,
И когда настанет день,
Я приму по праву первенца
Эту алую мигрень.
И вселенная в агонии
Ляжет навзничь у огня.
И тогда придут полковники,
Чтобы вылечить меня.
* * *
Згадаєш їжака, що я приніс,
І як вночі він бігав по кімнаті.
А вже роки убогі і багаті,
Як сніг січневий, промайнуть навкіс.
Забудь ім'я, і голос, і слова,
Лише згадай, що серпень був, як вершник.
Заносилось на дощ. Дивак і віршник
Прийшов вночі і руки цілував…
А інший хтось цей аркуш відшука,
І в нім, далекім, блисне, наче спалах,
Моя любов до жінки, що не спала
І хлібом годувала їжака.
1968
Ніч у Харкові
Хмари повстяні, немов кирея,
На дахи лягли, на димарі.
Ніч, і дощ, і вулиця - над нею
В далечінь простують ліхтарі.
Ніч страшна, як перша ніч потопу.
В темнім небі чорні корогви,
Ґотика слов'янської Європи,
Празькі замки, краківські церкви.
В темнім небі, наче на театрі,
Сунуть із безодні, із глибин
Обриси Карпат, Високі Татри,
Чеські села, київські горби.
І до ранку в темряві, в пустелі,
В атомовім сяйві блискавиць
Молиться сусідка із готелю,
Сива католичка з Катовиць.
Борони солдатів, мати божа,
Всі ж бо кревні, всі вони сини.
Від докорів і від куль ворожих,
І вночі від марень борони!
1968
* * *
Така золота, що нема зупину.
Така буйна - нема вороття.
В останніх коників, що завтра загинуть,
Вчуся ставленню до життя.
1968
* * *
Суматоха смены декораций,
У дождей октябрьских суета.
Это листья. Как они ложатся -
Брызги краски в плоскости холста.
Это птицы. Как они боятся
Покидать знакомые места.
Это листья - как они кружатся!
Мне на грудь упало два листа.
1968
В октябре 1968 года Леонид Киселёв умер. Ему было 22 года.
Сначала задумалась: это я такая необразованная или имя Леонида Киселёва и правда мало кому что говорит?
Пошла искать дальше. Не вопрос, стихи его в интернете есть. Вот, например - http://vilavi.ru/raz/kis/kis1.shtml , http://vilavi.ru/raz/kis/kis2.shtml
Почитав побольше, поняла: как минимум "Осип Мандельштам. Злобная поэма" я в своё время не просто читала, а знала наизусть. А вот остального - не припомню. И уж точно ничего не знала о судьбе автора.
Стихи разные (в том числе и по уровню). Но есть же совсем обалдеть, да. А уж если прикидывать, сколько лет человеку было...
Вот выборочно:
* * *
Этой ночью умер Сталин.
Восемь лет назад.
Рано утром люди встали -
Флаги с лентами висят.
Этой ночью в знак печали
Рано на заре
Управдомы прикрепляли
К флагам чёрный креп.
...В серой мартовской кадрили
Снега и дождя
Управдомы хоронили
Своего вождя.
1961 (автору 14 лет)
* * *
Расковали Прометея,
Дали хлеба и вина.
К Прометею возвратилась
Старая жена.
- Я жила у винодела,
С гончаром жила,
Ну а в том, что так случилось,
Не моя вина.
Не кори меня.
Дни разматывались нитью.
Слушал сказки стариков
О царях и о героях,
О делах богов.
Он узнал, что бог Юпитер
Людям дал огонь.
И жилось ему на свете
Хорошо, легко.
Только печень пошаливала...
1963 (автор уже год как болен лейкемией)
Из цикла "Степан Разин"
Чья-то тень скользит по стеночке
К неширокому окну.
- Вот и свиделись мы, Стенюшка,
Не узнал свою княжну?
- Заперта моя темница,
Сгинь, лукавый!
- Погоди.
Смыло волжскую водицею
Синяки с моей груди.
После страшной брачи ночи той
И заутрени хмельной,
Стала Волга моей вотчиной,
Моей синею тюрьмой.
Не умчаться и не вырваться,
Надо мной бегут года,
Ну а мне всего четырнадцать,
Как и прежде, как тогда.
Я кричала: помогите!
Маму я звала...
Завтра утром ты увидишь,
Что велик Аллах,
Что палач в рубаху прячет
Пару чёрных крыл,
И поймешь, что не палач он -
Ангел Джебраил.
Ты пойдёшь, но сил не хватит
на последний шаг.
И персидские проклятья
Зазвучат в ушах.
1964
* * *
Я любил когда-то большие числа:
Миллионы, квадриллионы,
Знал, что такое миллиард
В европейском значении этого слова,
В нашем русском значении этого слова.
А ещё я любил световые годы
Переводить в километры, метры
И подсчитывать, сколько нужно спичек,
Чтобы до Сириуса достать.
А потом полюбил я малые числа,
Очень многое знал я о малых числах:
Объём молекулы водорода,
Длину берцовой кости клопа,
Сколько микробов в одном микроне
И что такое миллимикрон.
А потом полюбил я простые числа:
Вот живёт человек, и он одинокий,
Потом женился, их стало двое,
А после дети у них пошли.
Один ребёнок, второй ребёнок,
И тёща приехала жить к нему.
И он подсчитывает зарплату:
Сколько нужно котлет к обеду,
Сколько купить билетов в кино.
Это и есть простые числа,
И пока они в пределах десятка,
Можно им доверять вполне.
1964
* * *
Целые сутки крути баранку,
Каждый день штрафует ОРУД.
А дома баба - страшнее танка
И, мать её, тёща. И все орут.
Выйдешь на кухню помыться, что ли,
Всё равно обед не готов.
А там соседи. Девчонка в школе,
А бабка дома. Гонит глистов.
Пьёт кипяток и ужасно стонет,
И портит воздух - прямо беда.
А всё-таки нашей автоколонне
Дали звание комтруда.
1967
Сонет
Начальству не положено смеяться.
Он только улыбается слегка
И трогает коротким жирным пальцем
Кровавые поджилки на щеках.
Ему везёт во всех его делах.
Строг с низшими, серьёзен с секретаршей,
Когда пошутит кто-нибудь из старших,
Почтительно хихикает в кулак.
Одиннадцать. Попили чаю на ночь.
Спит дочка. Ей приснился Дон-Кихот.
Но громкий смех поднял её с дивана.
Отец хохочет. Кругленький живот
Двумя руками держит. Пётр Иваныч
Припомнили солдатский анекдот.
1967
* * *
Погляжу, как окно напротив
Золотится в закатном окне.
И мышонок в баночку из-под шпротин
Прибежит рыдать обо мне.
1967
* * *
Как моя вселенная мала!
В десяти шагах стена тумана.
И тревога в сердце, словно рана,
И в ушах звенят колокола.
Это осень. Ранняя пора,
Но уже подсчитаны приметы:
По этапу в ссылку гонит ветер
Вместе с паутиной паука.
Лужицы в прозрачном серебре,
Словно в запечатанном конверте.
Маленький эскиз. Набросок смерти -
Пасмурное утро в сентябре.
1967
* * *
Дарница вскрикнет испуганной птицей,
В белых днепровских песках притаится.
Ночь наступает великим потом -
Словно орда подступает с Востока.
Пляшет в степи половецкое знамя -
Сосен и дюн коллективная память.
Хрипло и грозно горланят татары -
Белых массивов ночные кошмары...
Полночь клубилась, и полночью этой
Что-то творилось со мной и планетой.
Прошлое с будущим плавилось в слиток
Новых смертей и последних попыток.
Чёрный песок был рассыпчат и влажен,
Грязный рассвет начинался над пляжем.
Всё позабуду. Но врезались в память
Запахи трав над речными волнами.
Полночь, в которой сплетались столетья,
Ночь, что казалась последней на свете,
Скудное утро и два силуэта,
Неразделимых, как грех и расплата,
Чёрная лавра на фоне заката.
1967
Из цикла "Осип Мандельштам. Злобная поэма"
IV
Русская поэзия
Дайте Тютчеву стрекозу,
Догадайтесь, почему.
Веневитинову - розу...
Остальных на Колыму.
Дайте пулю Гумилёву,
Сам предвидел, сам просил.
Пусть смердит живое слово
От наркомовских чернил.
Убивайте, чтоб уснули,
Чтоб не встали, сдохли чтоб.
Бейте пулей, верной пулей,
Ртутной пулей в бледный лоб.
Убивайте, ваше право,
Ваша должность, ваша власть.
Ты швыряешь нас, держава,
В окровавленную пасть.
Бережёт тебя начальство
От невзгоды от любой.
Но подумай: в смертный час твой
Кто останется с тобой?
VI
Нет, не мигрень, но подай
карандашик ментоловый.
О. Мандельштам
Не мигрень, уверяю вас -
Элегическая грусть.
У полковника Ширяева
Бритый череп, чёрный ус.
У полковника Горяева
Белый чубчик, рыжий ус.
Не мигрень, ни в коем случае -
Мимолетная тоска.
От мигрени средство лучшее
Шевелится у виска.
Воронёное и жгучее
Ваше средство у виска.
Ах, полковник, вам бы птичкою,
Мне бы розою цвести,
От мигрени поэтической
Не спастись и не спасти.
Та мигрень великим бедствием
Осеняет мой народ.
Я боюсь её пришествия,
И боюсь, что не придёт,
Потому что дар пророчества -
Не медаль - не заслужить...
...потому что очень хочется
Хоть немного, а пожить.
Но душа моя - не пленница,
И когда настанет день,
Я приму по праву первенца
Эту алую мигрень.
И вселенная в агонии
Ляжет навзничь у огня.
И тогда придут полковники,
Чтобы вылечить меня.
* * *
Згадаєш їжака, що я приніс,
І як вночі він бігав по кімнаті.
А вже роки убогі і багаті,
Як сніг січневий, промайнуть навкіс.
Забудь ім'я, і голос, і слова,
Лише згадай, що серпень був, як вершник.
Заносилось на дощ. Дивак і віршник
Прийшов вночі і руки цілував…
А інший хтось цей аркуш відшука,
І в нім, далекім, блисне, наче спалах,
Моя любов до жінки, що не спала
І хлібом годувала їжака.
1968
Ніч у Харкові
Хмари повстяні, немов кирея,
На дахи лягли, на димарі.
Ніч, і дощ, і вулиця - над нею
В далечінь простують ліхтарі.
Ніч страшна, як перша ніч потопу.
В темнім небі чорні корогви,
Ґотика слов'янської Європи,
Празькі замки, краківські церкви.
В темнім небі, наче на театрі,
Сунуть із безодні, із глибин
Обриси Карпат, Високі Татри,
Чеські села, київські горби.
І до ранку в темряві, в пустелі,
В атомовім сяйві блискавиць
Молиться сусідка із готелю,
Сива католичка з Катовиць.
Борони солдатів, мати божа,
Всі ж бо кревні, всі вони сини.
Від докорів і від куль ворожих,
І вночі від марень борони!
1968
* * *
Така золота, що нема зупину.
Така буйна - нема вороття.
В останніх коників, що завтра загинуть,
Вчуся ставленню до життя.
1968
* * *
Суматоха смены декораций,
У дождей октябрьских суета.
Это листья. Как они ложатся -
Брызги краски в плоскости холста.
Это птицы. Как они боятся
Покидать знакомые места.
Это листья - как они кружатся!
Мне на грудь упало два листа.
1968
В октябре 1968 года Леонид Киселёв умер. Ему было 22 года.