Невидимые миру слезы
"Свидания с детьми младше 12 лет матерям запрещены". Да почему? Что, ребенок на ход следствия повлияет? Малявву передаст в трусах? Или дети заключенных -- не дети, и по мамам не тоскуют? Не имеют права хоть раз в неделю на час к маме прижаться? За что с ними так?
А ведь ни за что -- просто удобно, хороший способ давить на женщин. И неохота связываться, все ж надо организовать, да еще пойдут слезы-мольбы, зачем это. Обыскивать ребенка, опять же, непонятно как. А ну как малява. Проще запретить -- и все. Пусть забудет поскорей, ему же лучше.
И если дети в больницах, лишенные возможности быть с мамой, вызывают сочувствие у всех (кроме медработников, ага), то эти -- нет. Они ж дети "преступниц". Они ж "своим матерям не нужны, а то бы они думали головой, что делают". Это не та, не настоящая привязанность, не как у "порядочных граждан". Это не дети, это не тоска, это не любовь.
В какой же жестокой дикости мы до сих пор живем. И не знаем, пока не коснется нас самих или тех, кого мы выделили из общей массы, "своих". Я вот не знала, что все так. Вернее, знала, что есть вроде такие правила, встречались же по работе дети заключенных, но как-то не впускала в сознание, что происходит НА САМОМ ДЕЛЕ. Например, что это действует идля женщин в СИЗО , вообще пока не признанных виновными. А для детей они уже казнены. Это в норму возведенное жестокое обращение с детьми, гораздо более жесткое, чем физические наказания или "плохой уход".
Ребенка, чья мать попала в эти жернова, искуственно делают сиротой, обрекают на все муки тоски и потери. Даже если он не сирота по закону, в эмоциональном, душевном плане он мать теряет. Особенно если маленький.
АПД.
Только что. ВОСЕМЬ ЛЕТ. В два раза больше, чем просил прокурор. Катрин не увидит маму еще 6 лет.
Оригинал взят у avmalgin в Свидание
Позавчера политзаключенной Таисии Осиповой исполнилось 28 лет. Месяц назад ей разрешили свидание с дочерью. Это огромное послабление: свидания с детьми младше 12 лет матерям запрещены.
Осипова больна сахарным диабетом. Основываясь на показаниях лжесвидетелей, суд дал активистке "Другой России" 10 лет.
"С моей дочерью Катрин мы не виделись полтора года. Последний раз я ее видела в день ареста, мы собирались в город. Первый раз мне сказали, что ее приведут, но так и не привели. Я неделю подряд просыпалась по утренней кормежке, красилась и ждала. Думала, а как это будет, что она скажет. Знала твердо одно - плакать нельзя. Но уже при этих мыслях слезы наворачивались на глаза. После очередного суда я уже точно знала: ее приведут. И опять все заново - утро, баланда, умываюсь, крашусь, сажусь, жду: вот сейчас придут и закажут. Минуты были вечностью. Мысли перемешались, сигареты одна за одной. От избытка кофе подташнивает. Еда в горло не лезет. Чувствую, плохо становится, вот и затрясло - пара ложек сахара решает проблему.
И вот долгожданный удар в двери. Из-за дверей: «Осипова без вещей на улицу, прямо сейчас». Поджилки затряслись, чуть ли не бегом бегу за конвоиром, ноги не мои. Заходим в здание администрации, поднимаемся на второй этаж. В этой части тюрьмы я ни разу не была, но и осматриваться не хотелось. Обычный кабинет, точнее, приемная начальника СИЗО, стоит стол, сидят секретарь и Катрин на стульчиках. Конвоир говорит, надо подождать. Его голос как какое-то далекое эхо в ушах. Наши глаза встретились, я ей махнула - иди ко мне. Она подбежала, я взяла ее на руки и заплакала. А ведь знала, готовилась, твердила: плакать нельзя. И вот за полтора года не слезинки, а тут не выдержала. Конвоир говорит, заходите в кабинет начальника. Отпустить ее с рук я не смогла. Так и зашла с ней на руках.
Начальник у нас нормальный человек, понимающе вышел из своего же кабинета и дал нам спокойно поговорить. Катрин сидела у меня на коленях и своими маленькими пальчиками трогала мне лицо, как будто не веря, что это я. Рот у нее не закрывался, она много раз произносила слово «мам». Что-то рассказывала, говорила, что ждет меня домой в августе к моему дню рождения. Готовит подарки и свадьбу нашей собаки Дели. Я пыталась поговорить с ней на тему предстоящей учебы, ей в первый класс пора идти, а она мне: «Мам, ты придешь, мы по магазинам и в парк пойдем, а жить будем дома». И ей срочно необходимы щенок и котенок.
Зашел конвоир и сказал, что время вышло. Вот тут началось самое тяжелое. Я аккуратно сказала, что все будет хорошо и я обязательно вернусь. Меня вывели. Путь в камеру был особенно тяжелый, хотелось плакать как никогда раньше. Но нельзя. Всю неделю после встречи практически не вставала с кровати. Словно робот: утро, проверка, вечер, проверка, отбой. На очередном судебном заседании адвокат сказала, что у Катрин куча эмоций, она всем рассказывает, что видела маму".
ОТСЮДА
НА ФОТО: Катрин в помещении для передач Смоленского СИЗО
А ведь ни за что -- просто удобно, хороший способ давить на женщин. И неохота связываться, все ж надо организовать, да еще пойдут слезы-мольбы, зачем это. Обыскивать ребенка, опять же, непонятно как. А ну как малява. Проще запретить -- и все. Пусть забудет поскорей, ему же лучше.
И если дети в больницах, лишенные возможности быть с мамой, вызывают сочувствие у всех (кроме медработников, ага), то эти -- нет. Они ж дети "преступниц". Они ж "своим матерям не нужны, а то бы они думали головой, что делают". Это не та, не настоящая привязанность, не как у "порядочных граждан". Это не дети, это не тоска, это не любовь.
В какой же жестокой дикости мы до сих пор живем. И не знаем, пока не коснется нас самих или тех, кого мы выделили из общей массы, "своих". Я вот не знала, что все так. Вернее, знала, что есть вроде такие правила, встречались же по работе дети заключенных, но как-то не впускала в сознание, что происходит НА САМОМ ДЕЛЕ. Например, что это действует идля женщин в СИЗО , вообще пока не признанных виновными. А для детей они уже казнены. Это в норму возведенное жестокое обращение с детьми, гораздо более жесткое, чем физические наказания или "плохой уход".
Ребенка, чья мать попала в эти жернова, искуственно делают сиротой, обрекают на все муки тоски и потери. Даже если он не сирота по закону, в эмоциональном, душевном плане он мать теряет. Особенно если маленький.
АПД.
Только что. ВОСЕМЬ ЛЕТ. В два раза больше, чем просил прокурор. Катрин не увидит маму еще 6 лет.
Оригинал взят у avmalgin в Свидание
Позавчера политзаключенной Таисии Осиповой исполнилось 28 лет. Месяц назад ей разрешили свидание с дочерью. Это огромное послабление: свидания с детьми младше 12 лет матерям запрещены.
Осипова больна сахарным диабетом. Основываясь на показаниях лжесвидетелей, суд дал активистке "Другой России" 10 лет.
"С моей дочерью Катрин мы не виделись полтора года. Последний раз я ее видела в день ареста, мы собирались в город. Первый раз мне сказали, что ее приведут, но так и не привели. Я неделю подряд просыпалась по утренней кормежке, красилась и ждала. Думала, а как это будет, что она скажет. Знала твердо одно - плакать нельзя. Но уже при этих мыслях слезы наворачивались на глаза. После очередного суда я уже точно знала: ее приведут. И опять все заново - утро, баланда, умываюсь, крашусь, сажусь, жду: вот сейчас придут и закажут. Минуты были вечностью. Мысли перемешались, сигареты одна за одной. От избытка кофе подташнивает. Еда в горло не лезет. Чувствую, плохо становится, вот и затрясло - пара ложек сахара решает проблему.
И вот долгожданный удар в двери. Из-за дверей: «Осипова без вещей на улицу, прямо сейчас». Поджилки затряслись, чуть ли не бегом бегу за конвоиром, ноги не мои. Заходим в здание администрации, поднимаемся на второй этаж. В этой части тюрьмы я ни разу не была, но и осматриваться не хотелось. Обычный кабинет, точнее, приемная начальника СИЗО, стоит стол, сидят секретарь и Катрин на стульчиках. Конвоир говорит, надо подождать. Его голос как какое-то далекое эхо в ушах. Наши глаза встретились, я ей махнула - иди ко мне. Она подбежала, я взяла ее на руки и заплакала. А ведь знала, готовилась, твердила: плакать нельзя. И вот за полтора года не слезинки, а тут не выдержала. Конвоир говорит, заходите в кабинет начальника. Отпустить ее с рук я не смогла. Так и зашла с ней на руках.
Начальник у нас нормальный человек, понимающе вышел из своего же кабинета и дал нам спокойно поговорить. Катрин сидела у меня на коленях и своими маленькими пальчиками трогала мне лицо, как будто не веря, что это я. Рот у нее не закрывался, она много раз произносила слово «мам». Что-то рассказывала, говорила, что ждет меня домой в августе к моему дню рождения. Готовит подарки и свадьбу нашей собаки Дели. Я пыталась поговорить с ней на тему предстоящей учебы, ей в первый класс пора идти, а она мне: «Мам, ты придешь, мы по магазинам и в парк пойдем, а жить будем дома». И ей срочно необходимы щенок и котенок.
Зашел конвоир и сказал, что время вышло. Вот тут началось самое тяжелое. Я аккуратно сказала, что все будет хорошо и я обязательно вернусь. Меня вывели. Путь в камеру был особенно тяжелый, хотелось плакать как никогда раньше. Но нельзя. Всю неделю после встречи практически не вставала с кровати. Словно робот: утро, проверка, вечер, проверка, отбой. На очередном судебном заседании адвокат сказала, что у Катрин куча эмоций, она всем рассказывает, что видела маму".
ОТСЮДА
НА ФОТО: Катрин в помещении для передач Смоленского СИЗО