Возможны ли радикальные прорывы в экономике?
Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем?
В Европе - рецессия. В России темпы роста снизились до предела. Даже Китай нынче далек от своей лучшей формы. И хотя ответственные чины по всему свету уверяют, будто скоро начнется выздоровление мировой экономики, чувство беспокойства не оставляет ни научную среду, ни деловые круги. Несколько упростив ситуацию, можно сказать, что рекомендации по радикальному преодолению кризиса в основном варьируются в интервале от "давайте напечатаем денег" до "пусть потребитель купит новый iPad".
Денежная эмиссия или стимулирование спроса могут сработать, если рецессия не связана с фундаментальными проблемами. Но время от времени возникает ситуация, когда потребителю уже не интересно выбрасывать старую вещь ради новой, не отличающейся принципиально иными свойствами. И тогда денежная эмиссия стимулирует уже не столько рост ВВП, сколько рост цен, поскольку экономика нуждается не в деньгах, а, скорее, в идеях. В принципиально новых товарах или рынках.
Я не знаю, подошли ли мы сейчас к подобной черте. Возможно, у мировой экономики есть еще запас прочности на несколько лет или даже десятилетий. Но рано или поздно понадобятся радикальные прорывы. Возникает вопрос: на каких направлениях их можно ждать? А также: что должно делать общество для ускорения позитивных изменений?
Для ответа на эти вопросы надо сначала понять, как раньше общество выходило из серьезных кризисных ситуаций.
Три пути из кризиса
Первый, наиболее древний способ преодоления кризиса состоит в том, чтобы обнаруживать новые рынки сбыта тех товаров, которые ты не можешь продать у себя дома. Со времен средневековых европейских городов купцы отправлялись во все более дальние путешествия с целью найти покупателя.
Поначалу они осваивали окраины Европы, приучая периферийные народы к высококачественным, ярко окрашенным флорентийским тканям, заменявшим примитивную домашнюю одежду. К испанским, итальянским, немецким винам, постепенно вытеснявшим со стола северной аристократии эль, пиво, водку и медовые напитки. К миланским или толедским клинкам, пользовавшимся высоким спросом среди воинов тех стран, где не умели хорошо обрабатывать металл.
В дальнейшем стремление отыскать новые рынки содействовало формированию огромных колониальных империй. За океаном обнаруживались разного рода богатства, от серебряных рудников Боливии до сокровищ, накопленных индийскими магарджами. Новые деньги вовлекались в оборот, что позволяло увеличивать производство товаров.
Наконец, в нашу эпоху расширение рынка означает интенсивное вхождение разных регионов мира в процесс глобализации. Если снимаются таможенные ограничения или, тем более, разрушаются "железные занавесы" на границах, товары, с избытком накопленные в наиболее развитых странах, начинают заполнять прилавки отстающих государств - тех, где у людей давно уже текут слюнки при виде заморских диковинок. Подобным образом, в частности, расширялся мировой рынок на рубеже 1980-1990-х, когда к нему подключились страны бывшего СССР и государства советского блока.
Второй способ выхода из кризиса и ускорения роста состоит в обновлении господствующих технологий, в формировании новых потребностей и в производстве таких товаров, которые раньше либо вообще не существовали, либо были насколько дороги, что использовались лишь узким кругом людей.
Впервые серьезный технологический прорыв случился в Европе XVIII столетия. Промышленная революция, совершившаяся в Англии, способствовала резкому повышению производительности труда в изготовлении тканей. А хлопок, выращенный в Америке с помощью дешевого рабского труда, оказался оптимальным сырьем. В итоге хлопчатобумажная одежда стала удобным и сравнительно недорогим товаром, который могли регулярно приобретать широкие слои населения. Европа приоделась, а спрос, который потребитель предъявлял на бумазею, создал многочисленные рабочие места - как в Англии, так и в других странах.
Следующий технологический сдвиг произошел уже в XIX столетии и был связан с быстрым развитием железных дорог. Спрос на рельсы и паровозы стимулировал металлургию. А созданная новым видом транспорта возможность быстро доставлять товары в отдаленные уголки способствовала тому, что наиболее эффективно работающие предприятия приобрели стабильный рынок сбыта на всех территориях, до которых дотягивалась стальная магистраль.
На рубеже XIX-XX веков появились автомобили. Поначалу их приобретали, естественно, только богатые люди. Однако новая отрасль создала так много высокооплачиваемых рабочих мест, что со временем покупка машины стала возможна для рядового инженера, менеджера, конторского клерка и, наконец, для человека, стоящего за станком. Спрос на автомобили сформировал спрос на бензин, что дало старт развитию нефтяной промышленности. Одновременно развивалась электротехника: лампочки заменили свечи и газовые фонари, по городам стали ходить трамваи. Именно эти технологические сдвиги позволили европейской экономике выйти из многолетней депрессии, последовавшей за кризисом 1870-х.
После Великой депрессии 1930-х мир опять коренным образом изменился. Большая часть домашней техники, лекарств, бытовой химии, которыми мы сегодня пользуемся, стала следствием технологических изменений середины XX века. Тогда же в жизнь вошла гражданская авиация. Вслед за ней появился массовый туризм, предполагающий быстрое перемещение отдыхающих на большие расстояния. Естественно, каждая из новых отраслей создавала высокооплачиваемые рабочие места, а хорошие заработки еще больше стимулировали рост ВВП.
Наконец, ныне мы пользуемся плодами новшеств, вошедших в жизнь после серьезного кризиса середины 1970-х годов. Компьютеры, Интернет, цифровые технологии, биотехнология полностью перевернули мир.
Третий способ выхода из кризиса - это массированное перераспределение ВВП в пользу широких масс населения, т.е. укрепление социалистических начал.
С одной стороны, такого рода перераспределение оказывает негативное воздействие на бизнес, поскольку он теряет часть тех средств, которые могли бы быть инвестированы. Высокое налоговое бремя с большой степенью вероятности подрывает осуществление тех исследований и разработок, благодаря которым возникают технологические прорывы. Особенно в наше время, когда серьезные изобретения часто требуют многомиллиардного финансирования.
С другой же стороны, деньги, перераспределенные через государство в пользу рядовых граждан (бюджетников, пенсионеров, учащихся, получателей разного рода пособий и дотаций), позволяют им в массовом порядке приобретать те новинки, которые становятся результатом технологического прорыва. Чем меньше дифференциация доходов в обществе, чем больше доля тех, кого можно отнести к среднему классу, тем интенсивнее будут приобретаться товары, рассчитанные на широкого потребителя.
Активное внедрение социалистических начал после Второй мировой войны оказало существенное воздействие на технологические прорывы ХХ века. Автомобили, бытовая техника, компьютеры, дорогостоящие лекарства, авиаперелеты, отдых на курортах и многое другое стало не прерогативой узкого круга хорошо обеспеченных лиц, а элементом массового потребления. Собственно говоря, даже возникновение словосочетания "общество потребления" отразило качественные перемены, произошедшие в этой сфере за последние 50-60 лет.
Возможности XXI века
Теперь, нарисовав общую картину того, как ускоряет свой бег экономика, мы можем проанализировать те возможности, которые есть у нее в XXI веке.
Есть ли шанс на осуществление новых технологических прорывов? Бесспорно, есть. Правда, при размышлениях об этих возможностях мы сразу должны сделать несколько важных оговорок.
Во-первых, подобные прорывы по-прежнему остаются уделом лишь небольшого числа стран, где гарантированы права собственности. В частности, интеллектуальной, что особенно важно для технологических прорывов. Как бы ни надувал щеки весь остальной мир, на его долю остается лишь производство товаров на базе технологий, рожденных в США или отдельных европейских государствах. Те страны, которые хотят войти в "клуб технологических лидеров", должны защищать права собственности. Однако чрезвычайно часто они, наоборот, защищают тех, кто стремится отнять чужую собственность или, по крайней мере, крышует ее. Объясняется это тем, что у подобных силовиков существует поддержка во властных структурах. Власти думают не о глобальных перспективах своей страны, а о собственных краткосрочных интересах.
Во-вторых, даже в странах-лидерах перспективы развития все более проблематичны. В первую очередь - из-за так называемого эффекта вытеснения инвестиций. Правительства все более активно внедряются на рынок капиталов, выстраивая многомиллиардные (и даже многотриллионные) пирамиды госдолга. Однако доллар, отданный государству (пусть даже в кредит), уже не может быть использован для инвестиций в развитие исследований и разработок. Государство вытесняет деньги из инвестиционного сектора под предлогом осуществления важнейших социальных и военных расходов. А бизнес на этом фоне постепенно теряет динамизм. Зачем рисковать? Зачем изобретать? Зачем мучиться со сложными проектами? Ведь можно легко зарабатывать, ничего не делая. Одолжишь деньги правительству, а после получишь обратно с процентом.
Возникновение таких проблем, думается, не остановит технический прогресс. Однако наверняка притормозит. Большие пирамиды госдолга - явный признак того, что разработка и внедрение многих изобретений будет отложена на годы. Получается, что деятельность властей не столько способствует технологическим прорывам, сколько препятствует им. Темпы экономических изменений будут зависеть от того, сможет ли общество в XXI веке найти подходы к решению этой проблемы.
А есть ли в мире возможности для дальнейшего расширения рынков?Здесь, думается, перспективы для развития наиболее благоприятны. Производства активно выносятся в развивающиеся страны. Сначала это были отсталые европейские государства и латиноамериканская периферия христианского мира. Затем прорыв осуществили "драконы юго-восточной Азии". Наконец, всемирной мастерской стал Китай. Рядом с ним - Индия, Индонезия, Турция, Малайзия. Впереди подключение к процессу глобализации множества африканских стран.
Сам по себе процесс выноса производства из развитых стран в развивающиеся формирует там емкий рынок для потребления товаров. Люди выбираются в города из деревень, где жили почти натуральным хозяйством. Получают зарплату, пусть небольшую, но достаточную для того, чтобы начать покупать дешевую продукцию собственных предприятий и предприятий, расположенных по соседству. Рост рынка стимулирует переселение в города все новых и новых жителей. Натуральное хозяйство уступает место товарному.
Конечно, у процесса глобализации много противников. К ним относятся идейные антиглобалисты, не признающие выгод рынка; левые радикалы, борющиеся за сохранение природной среды; европейские и американские правые, стремящиеся сохранить рабочие места в своих странах; коррумпированные верхушки развивающихся государств, грабящие бизнес и создающие тем самым препятствия для его развития. Однако опыт последних десятилетий показывает, что группы, заинтересованные в глобализации, пока сильнее. Слишком уж много выгод несет этот процесс миллионам людей, начиная с собственников крупных американских компаний и заканчивая жителями отдаленных китайских деревень.
Есть ли в мире возможности для укрепления социалистических начал и перераспределения ВВП в пользу бедных?
В развитых странах они практически полностью исчерпаны. Наоборот, для выживания экономики им, возможно, придется сворачивать часть программ общества потребления. Однако развивающиеся страны, в которых сегодня обычно господствует "дикий капитализм", постепенно начнут двигаться по тому пути, который проложили развитые страны во второй половине ХХ века. В Китае и других государствах "всемирной мастерской" люди вскоре перестанут радоваться тому, что выбрались из деревни и получили зарплату в городе. Они начнут требовать непрерывного роста реальных доходов. Для поддержания социальной стабильности развивающихся стран придется все больше перераспределять ВВП в пользу бедных, и это сформирует там емкие внутренние рынки, которые станут серьезной базой для укрепления мировой экономики.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
В Европе - рецессия. В России темпы роста снизились до предела. Даже Китай нынче далек от своей лучшей формы. И хотя ответственные чины по всему свету уверяют, будто скоро начнется выздоровление мировой экономики, чувство беспокойства не оставляет ни научную среду, ни деловые круги. Несколько упростив ситуацию, можно сказать, что рекомендации по радикальному преодолению кризиса в основном варьируются в интервале от "давайте напечатаем денег" до "пусть потребитель купит новый iPad".
Денежная эмиссия или стимулирование спроса могут сработать, если рецессия не связана с фундаментальными проблемами. Но время от времени возникает ситуация, когда потребителю уже не интересно выбрасывать старую вещь ради новой, не отличающейся принципиально иными свойствами. И тогда денежная эмиссия стимулирует уже не столько рост ВВП, сколько рост цен, поскольку экономика нуждается не в деньгах, а, скорее, в идеях. В принципиально новых товарах или рынках.
Я не знаю, подошли ли мы сейчас к подобной черте. Возможно, у мировой экономики есть еще запас прочности на несколько лет или даже десятилетий. Но рано или поздно понадобятся радикальные прорывы. Возникает вопрос: на каких направлениях их можно ждать? А также: что должно делать общество для ускорения позитивных изменений?
Для ответа на эти вопросы надо сначала понять, как раньше общество выходило из серьезных кризисных ситуаций.
Три пути из кризиса
Первый, наиболее древний способ преодоления кризиса состоит в том, чтобы обнаруживать новые рынки сбыта тех товаров, которые ты не можешь продать у себя дома. Со времен средневековых европейских городов купцы отправлялись во все более дальние путешествия с целью найти покупателя.
Поначалу они осваивали окраины Европы, приучая периферийные народы к высококачественным, ярко окрашенным флорентийским тканям, заменявшим примитивную домашнюю одежду. К испанским, итальянским, немецким винам, постепенно вытеснявшим со стола северной аристократии эль, пиво, водку и медовые напитки. К миланским или толедским клинкам, пользовавшимся высоким спросом среди воинов тех стран, где не умели хорошо обрабатывать металл.
В дальнейшем стремление отыскать новые рынки содействовало формированию огромных колониальных империй. За океаном обнаруживались разного рода богатства, от серебряных рудников Боливии до сокровищ, накопленных индийскими магарджами. Новые деньги вовлекались в оборот, что позволяло увеличивать производство товаров.
Наконец, в нашу эпоху расширение рынка означает интенсивное вхождение разных регионов мира в процесс глобализации. Если снимаются таможенные ограничения или, тем более, разрушаются "железные занавесы" на границах, товары, с избытком накопленные в наиболее развитых странах, начинают заполнять прилавки отстающих государств - тех, где у людей давно уже текут слюнки при виде заморских диковинок. Подобным образом, в частности, расширялся мировой рынок на рубеже 1980-1990-х, когда к нему подключились страны бывшего СССР и государства советского блока.
Второй способ выхода из кризиса и ускорения роста состоит в обновлении господствующих технологий, в формировании новых потребностей и в производстве таких товаров, которые раньше либо вообще не существовали, либо были насколько дороги, что использовались лишь узким кругом людей.
Впервые серьезный технологический прорыв случился в Европе XVIII столетия. Промышленная революция, совершившаяся в Англии, способствовала резкому повышению производительности труда в изготовлении тканей. А хлопок, выращенный в Америке с помощью дешевого рабского труда, оказался оптимальным сырьем. В итоге хлопчатобумажная одежда стала удобным и сравнительно недорогим товаром, который могли регулярно приобретать широкие слои населения. Европа приоделась, а спрос, который потребитель предъявлял на бумазею, создал многочисленные рабочие места - как в Англии, так и в других странах.
Следующий технологический сдвиг произошел уже в XIX столетии и был связан с быстрым развитием железных дорог. Спрос на рельсы и паровозы стимулировал металлургию. А созданная новым видом транспорта возможность быстро доставлять товары в отдаленные уголки способствовала тому, что наиболее эффективно работающие предприятия приобрели стабильный рынок сбыта на всех территориях, до которых дотягивалась стальная магистраль.
На рубеже XIX-XX веков появились автомобили. Поначалу их приобретали, естественно, только богатые люди. Однако новая отрасль создала так много высокооплачиваемых рабочих мест, что со временем покупка машины стала возможна для рядового инженера, менеджера, конторского клерка и, наконец, для человека, стоящего за станком. Спрос на автомобили сформировал спрос на бензин, что дало старт развитию нефтяной промышленности. Одновременно развивалась электротехника: лампочки заменили свечи и газовые фонари, по городам стали ходить трамваи. Именно эти технологические сдвиги позволили европейской экономике выйти из многолетней депрессии, последовавшей за кризисом 1870-х.
После Великой депрессии 1930-х мир опять коренным образом изменился. Большая часть домашней техники, лекарств, бытовой химии, которыми мы сегодня пользуемся, стала следствием технологических изменений середины XX века. Тогда же в жизнь вошла гражданская авиация. Вслед за ней появился массовый туризм, предполагающий быстрое перемещение отдыхающих на большие расстояния. Естественно, каждая из новых отраслей создавала высокооплачиваемые рабочие места, а хорошие заработки еще больше стимулировали рост ВВП.
Наконец, ныне мы пользуемся плодами новшеств, вошедших в жизнь после серьезного кризиса середины 1970-х годов. Компьютеры, Интернет, цифровые технологии, биотехнология полностью перевернули мир.
Третий способ выхода из кризиса - это массированное перераспределение ВВП в пользу широких масс населения, т.е. укрепление социалистических начал.
С одной стороны, такого рода перераспределение оказывает негативное воздействие на бизнес, поскольку он теряет часть тех средств, которые могли бы быть инвестированы. Высокое налоговое бремя с большой степенью вероятности подрывает осуществление тех исследований и разработок, благодаря которым возникают технологические прорывы. Особенно в наше время, когда серьезные изобретения часто требуют многомиллиардного финансирования.
С другой же стороны, деньги, перераспределенные через государство в пользу рядовых граждан (бюджетников, пенсионеров, учащихся, получателей разного рода пособий и дотаций), позволяют им в массовом порядке приобретать те новинки, которые становятся результатом технологического прорыва. Чем меньше дифференциация доходов в обществе, чем больше доля тех, кого можно отнести к среднему классу, тем интенсивнее будут приобретаться товары, рассчитанные на широкого потребителя.
Активное внедрение социалистических начал после Второй мировой войны оказало существенное воздействие на технологические прорывы ХХ века. Автомобили, бытовая техника, компьютеры, дорогостоящие лекарства, авиаперелеты, отдых на курортах и многое другое стало не прерогативой узкого круга хорошо обеспеченных лиц, а элементом массового потребления. Собственно говоря, даже возникновение словосочетания "общество потребления" отразило качественные перемены, произошедшие в этой сфере за последние 50-60 лет.
Возможности XXI века
Теперь, нарисовав общую картину того, как ускоряет свой бег экономика, мы можем проанализировать те возможности, которые есть у нее в XXI веке.
Есть ли шанс на осуществление новых технологических прорывов? Бесспорно, есть. Правда, при размышлениях об этих возможностях мы сразу должны сделать несколько важных оговорок.
Во-первых, подобные прорывы по-прежнему остаются уделом лишь небольшого числа стран, где гарантированы права собственности. В частности, интеллектуальной, что особенно важно для технологических прорывов. Как бы ни надувал щеки весь остальной мир, на его долю остается лишь производство товаров на базе технологий, рожденных в США или отдельных европейских государствах. Те страны, которые хотят войти в "клуб технологических лидеров", должны защищать права собственности. Однако чрезвычайно часто они, наоборот, защищают тех, кто стремится отнять чужую собственность или, по крайней мере, крышует ее. Объясняется это тем, что у подобных силовиков существует поддержка во властных структурах. Власти думают не о глобальных перспективах своей страны, а о собственных краткосрочных интересах.
Во-вторых, даже в странах-лидерах перспективы развития все более проблематичны. В первую очередь - из-за так называемого эффекта вытеснения инвестиций. Правительства все более активно внедряются на рынок капиталов, выстраивая многомиллиардные (и даже многотриллионные) пирамиды госдолга. Однако доллар, отданный государству (пусть даже в кредит), уже не может быть использован для инвестиций в развитие исследований и разработок. Государство вытесняет деньги из инвестиционного сектора под предлогом осуществления важнейших социальных и военных расходов. А бизнес на этом фоне постепенно теряет динамизм. Зачем рисковать? Зачем изобретать? Зачем мучиться со сложными проектами? Ведь можно легко зарабатывать, ничего не делая. Одолжишь деньги правительству, а после получишь обратно с процентом.
Возникновение таких проблем, думается, не остановит технический прогресс. Однако наверняка притормозит. Большие пирамиды госдолга - явный признак того, что разработка и внедрение многих изобретений будет отложена на годы. Получается, что деятельность властей не столько способствует технологическим прорывам, сколько препятствует им. Темпы экономических изменений будут зависеть от того, сможет ли общество в XXI веке найти подходы к решению этой проблемы.
А есть ли в мире возможности для дальнейшего расширения рынков?Здесь, думается, перспективы для развития наиболее благоприятны. Производства активно выносятся в развивающиеся страны. Сначала это были отсталые европейские государства и латиноамериканская периферия христианского мира. Затем прорыв осуществили "драконы юго-восточной Азии". Наконец, всемирной мастерской стал Китай. Рядом с ним - Индия, Индонезия, Турция, Малайзия. Впереди подключение к процессу глобализации множества африканских стран.
Сам по себе процесс выноса производства из развитых стран в развивающиеся формирует там емкий рынок для потребления товаров. Люди выбираются в города из деревень, где жили почти натуральным хозяйством. Получают зарплату, пусть небольшую, но достаточную для того, чтобы начать покупать дешевую продукцию собственных предприятий и предприятий, расположенных по соседству. Рост рынка стимулирует переселение в города все новых и новых жителей. Натуральное хозяйство уступает место товарному.
Конечно, у процесса глобализации много противников. К ним относятся идейные антиглобалисты, не признающие выгод рынка; левые радикалы, борющиеся за сохранение природной среды; европейские и американские правые, стремящиеся сохранить рабочие места в своих странах; коррумпированные верхушки развивающихся государств, грабящие бизнес и создающие тем самым препятствия для его развития. Однако опыт последних десятилетий показывает, что группы, заинтересованные в глобализации, пока сильнее. Слишком уж много выгод несет этот процесс миллионам людей, начиная с собственников крупных американских компаний и заканчивая жителями отдаленных китайских деревень.
Есть ли в мире возможности для укрепления социалистических начал и перераспределения ВВП в пользу бедных?
В развитых странах они практически полностью исчерпаны. Наоборот, для выживания экономики им, возможно, придется сворачивать часть программ общества потребления. Однако развивающиеся страны, в которых сегодня обычно господствует "дикий капитализм", постепенно начнут двигаться по тому пути, который проложили развитые страны во второй половине ХХ века. В Китае и других государствах "всемирной мастерской" люди вскоре перестанут радоваться тому, что выбрались из деревни и получили зарплату в городе. Они начнут требовать непрерывного роста реальных доходов. Для поддержания социальной стабильности развивающихся стран придется все больше перераспределять ВВП в пользу бедных, и это сформирует там емкие внутренние рынки, которые станут серьезной базой для укрепления мировой экономики.
Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге