Стихотворный диалог между Юрием Верховским и Вячеславом Ивановым, начатый эпистолой первого («Порою дружеских посланий…»; 18 марта 1907 года) и законченный надменным дистихом второго («В римской лачуге моей, за стаканом marino-asciutto / Мы вспоминаем тебя, милый покинутый друг» (10 июля 1926)) - самый продолжительный и насыщенный среди жанровых подобий в среде русских символистов. Публикация его была начата еще самими авторами, а почти закончена в новейшее время - статьей А. В. Лаврова «Дружеские послания Вяч. Иванова и Юрия Верховского» (Вячеслав Иванов - Петербург - мировая культура. Материалы международной научной конференции 9 - 11 сентября 2002. Томск - Москва. 2003. С. 194 - 226). При неторопливом чтении взаимных посланий внимательному читателю начинает мерещиться некоторое зияние в корпусе текстов. 12 октября 1911 года Верховский отправляет Иванову стихотворение «Вячеславу», потом следует почти полугодовая пауза, затем Иванов пишет встречное «Послание на Кавказ». Стихотворение это было отправлено не ранее 21 марта 1912 года (поскольку в нем описываются события, происходившие накануне) и не позднее 1 апреля, поскольку 3-го Верховский на него уже отвечал стихом. Начинается это послание Иванова со строк: «Ты белый стих в обычай ввел отныне // Для дружеских посланий. В добрый час» - но что, собственно, имеется в виду? Даже если предположить, что Иванов отвечает на стихотворение полугодовой давности, все равно связности это не добавит - ибо октябрьский текст Верховского написан совершенно рифмованным четырехстопным ямбом. Заимствуя, как сказал бы Вудхауз, методологию у смежного искусства, постараемся как астроном, по искривлениям орбит соседних планет постулирующий наличие черной дыры, предположить, какой текст мы ищем. Как минимум он должен принадлежать перу Верховского, иметь дату «март 1912 года» и быть написанным белым стихом. Недолгим поискам сопутствует успех: это стихотворение сохранилось в архиве Иванова в ОР РГБ (109.14.52); формально оно адресовано падчерице (и будущей жене) Иванова В. К. Шварсалон, но, как видно из его содержания, в круг его потенциальных реципиентов заведомо включается все население сильно опустевшей «башни». Торопливые читатели увидят этот текст в
следующей записи (в одну не влезло), а иные, быть может, полюбопытствуют моим коротким вступлением в жанре «тысяча и одна сноска».
Юрий Никандрович Верховский - корпулентный1, чернобородый2, неловкий; тонкий поэт3, умный и везучий архивист4, дотошный историк литературы5; «милый»6, «чистая душа»7, «наивный»8; всеобщий (кроме А. Н. Толстого9) любимец; вечно всюду опаздывающий10, превращающий день в ночь11, легкая добыча депрессии12; «уязвленный в лучших чувствах и обиженный не однажды»13 - после девятилетних попыток академической14, библиотечной15, любой столичной16 карьеры принимает предложение тифлисских Высших женских курсов и осенью 1911-го года уезжает на Кавказ.
Это учебное учреждение, открытое 26 сентября 1909 года «небольшою группою частных лиц, состоявшею из 5 человек» в составе двух отделений (историко-словесного и естественного)17 трудно было причислить к числу лучших российских ВУЗов: но выбирать ему особенно было не из чего. Формальный договор был подписан летом 1911 года; в августе Верховский составляет «бесконечный список книг для библиотеки Тифлисских курсов»18; в конце августа, мечась между столицей, где заканчиваются приготовления к отъезду и дачей, где живет семья, он намечает себе такой распорядок: «Уеду в Петербург (как определенно предполагаю) 1-го числа - вместе со своими, значит 2-го буду там. 10-го же думаю выехать в Тифлис»19. 4-го сентября он посылает тому же корреспонденту отчаянный отчет о перемене планов: «Сегодня, т.е. 3-го я возвратился из Меженинки - на один день из-за плачевного случая: в четверг мы уже собрались уезжать - и, садясь в тарантас, Шура <Александра Павловна, жена> оступилась и - не сломала, но надломила себе ногу. Тут же был доктор - и на другой день мы с величайшими затруднениями выехали, а сегодня приехали в СПб. - Не говоря обо всем этом самом по себе, я и опоздал, и совершенно не знаю как устрою свои дела. Шура лежит у своей матери и пролежит с месяц, дети - с ней, я - у брата. Все осложняется страшно - и приготовления к отъезду, и все мои практические дела, и приведение в порядок всех моих работ»20. 8-го числа становится очевидным, что 10-го в Тифлис выехать не удастся: «Обстоятельства мои приблизительно в прежнем положении, мне очень трудно выйти из всех моих затруднений. <...> Дня на два - и даже не больше ли? - мне придется отсрочить отъезд»21. В результате он уезжает из Петербурга около 15-го числа через Москву (где видится с Ал. Чеботаревской22) и прибывает в Тифлис около 20-го сентября23.
7-го (по другим сведениям 2-го) октября он зачислен в штат24 и первый раз в жизни занимает профессорскую кафедру (по истории западно-европейских литератур). В ближайшие четыре года (а ему предстоит пробыть здесь до лета 1915-го25) он постепенно расширит свои полномочия, читая лекции по истории русской, западно-европейской (с углубленным изучением французской литературы XV и XVI вв.), греческой, римской литературы и организовав спецкурс по русской литературе пушкинской эпохи26. В первые недели пребывания здесь Верховский последовательно возобновляет эпистолярные диалоги со своими постоянными корреспондентами27: Блоком, Сологубом, Гершензоном, Ивановым28; в том числе и в форме стихотворных посланий29, одно из которых (не первое, но важное) ныне
предлагается вашему вниманию.
-----
1 Расхожее прозвище Верховского «Слон Слонович», изобретенное его близким другом Ремизовым и охотно воспринятое окружением («Цель нашего пути - Тифлис. / И Слон Слонович наш, Верховский» (триолет Сологуба)) было вполне документальным: «огромный, волосатый дикобраз в сюртуке» (Оношкович-Яцына А. И. Дневник 1919 - 1927. Публ. Н. К. Телетовой // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 13. М - СПб. 1993. С. 423 (запись 26 апреля 1923 г.); «Беспокоюсь я: не такая Ваша комплекция, чтобы сидеть летом в Тифлисе; того и гляди растаете, - нехорошо будет» (письмо Гершензона Верховскому 27 мая 1914 // РГБ.218.1262.10. Л. 3 об.) и мн. др.
2 «Совсем молодой, хотя очень бородатый человек» (Письмо Л. Д. Зиновьевой-Аннибал М. М. Замятниной 3 апреля 1906 г. // Богомолов Н. А. Вячеслав Иванов в 1903 - 1907 годах: Документальные хроники. М. 2009. С. 179); «Огромный, лохматый, с милой улыбкой в чаще бороды и усов» (Письмо М. Гершензона к Л. Шестову от 14 февраля 1925. - Гершензон М. О. Письма к Льву Шестову (1920 - 1925). Публ. А. д'Амелиа и В. Аллоя // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 6. М. 1992. С. 310 Ср. знаменитую сцену стрижки Ремизовым Верховского, описанную и самим куафером (Ремизов.8.96-98; книжка заштабелирована, поэтому нормальную ссылку прикручу позже), и случайным свидетелем: Милашевский В. Вчера, позавчера. Воспоминания художника. М. 1989. С. 161-162.
3 Благосклонно встреченный рецензиями Блока, Гумилева, Брюсова, С.Соловьева и др. ценителей; краткая библиография отзывов - в статье в «Русских писателях».
4 См. прежде всего написанный с нестандартным для жанра драйвом «Отчет о поездке [в Смоленскую губернию] летом 1908 года» (СПб. 1908; оттиск из: Известия императорской Академии наук. VI серия. 1908. № 16. С. 1202-1210), повествующий о разысканиях историко-литературных материалов, по преимуществу начала XIX века.
5 Если б не проклятый дедлайн, то к классическим его работам («Барон Дельвиг. Материалы биографические и литературные» (Пб. 1922), «Е. А. Баратынский. Материалы к его биографии" (Пг. 1916) и др.) прибавились бы еще полноценные комментарии к «Поэтам пушкинской поры» (которые из-за серии издательских банкротств были изрядно купированы), академическое издание Баратынского, в котором его вынужденно сменил расторопный Гофман и мн.др.
6 Дважды повторенная характеристика в дневниках Блока (записи от 27 декабря 1911 и 9 января 1913). - Блок А. Собрание сочинений. Т. 7. М. - Л. 1963. С. 110, 205
7 Недатированное (вероятно, первые числа января 1914) письмо Ан. Н. Чеботаревской к Е. З. Гонзаго-Павличинской // ИРЛИ.289.5.4.27 об.)
8 Блок А. Собрание сочинений. Т. 7. М. - Л. 1963. С. 111
9 С которым дело шло к дуэли в рамках знаменитого дела об утраченном обезьяньем хвосте (подробности, например, здесь: Обатнина Е. Р. От маскарада к третейскому суду («Судное дело об обезьяньем хвосте» в жизни и творчестве А. М.Ремизова) // Лица. Биографический альманах. Вып. 3. М. - СПб. 1993. С. 453 - 458).
10 «<…> при всей моей известной Вам эпистолофобии Вы, пожалуй, удивитесь, если сопоставите начальную дату этого письма с той, какую поставлю в конце» (Верховский - Л. В. Горнунгу 14 - 23 октября 1931 г. // РГБ.697.1.8. Л. 7); «обычная моя манера тянуть, и медлить, и собираться, и откладывать (неспособность моя к «письмоводству» доказывается, думаю, каждой строкой, какую сейчас пишу)» (Верховский - М. Гершензону 21 июня 1914 г. // РГБ.746.30.15.Л.5 об.); «Вы, я думаю, знаете, как он <ЮВ> тяжел на подъем» (П. Ю. Верховская - Л. В. Горнунгу // РГБ.697.1.7.Л. 1); «простите мне вечную мою медлительность» (письмо Ан. Чеботаревской 4 марта 1914 // Письма Ю. Н. Верховского к Ф. Сологубу и А. Н. Чеботаревской (Публ. Т. В. Мисникевич) // Русская литература. 2003. № 2. С. 128); «Вы ровно в воду канули», «Здесь со всех сторон Вас спрашивают» (письма М. Кудашевой к Верховскому от 6 ноября 1925 и 23 октября 1926 // РГБ.218.1262.11)
11 «Ему ничего не стоило придти в гости в час ночи, а то и в два и остаться до утра, не замечая, что слушатели его стихов, наслаждающиеся его поэзией часа три, уже утомились, осовели и уже неспособны воспринять даже Пушкинской музы» (Чулков Г. И. Годы странствий. М. 1999. С. 186); ср. простодушное удивление свидетельницы пробуждения Верховского в 4 часа дня: «Юраша уже встал необычно» (М. М. Замятнина - В. К. Шварсалон 7 июня 1910. - Богомолов Н. А. Из «башенной жизни» 1908 - 1910 годов // Башня Вячеслава Иванова и культура Серебряного века. СПб. 2006. С. 49); «Днем по-прежнему не могу двух слов связать» (Верховский - Л. В. Горнунгу 17 января 1932 // РГБ.697.1.8. Л. 11).
12 «Я в отчаянии» (п. Вяч. Иванову 4 сентября 1911 // РГБ.109.14.51.Л.17); «все идет хуже и хуже» (п. Гершензону 12 апреля 1915 // РГБ. 746.30.15.Л.12) и мн. др.
13 Блок А. Собрание сочинений. Т. 7. М. - Л. 1963. С.110
14 После окончания университета в 1902 году был рекомендован для приготовления к профессорскому званию, но из-за сочетания интриг и невезения места не снискал; пользуясь благосклонностью А. Веселовского (и платя ему почтением) был связан с Академией наук, перебиваясь случайными работами; описывал и каталогизировал библиотеку академика А. Куника в Азиатском музее; участвовал в работе комиссии по изданию сочинений А. Веселовского после смерти последнего и т.д. (подробности в автобиографии: Верховский Ю. Струны. М. 2008. С. 731 - 733).
15 С 11 сентября 1902 по 2 сентября 1903 работал в Отделении полиграфии Публичной библиотеки (вначале - без содержания), с 1904 по 1905 г. - в библиотеке Политехнического института (Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры. Биографический словарь. Т. 1. СПб. 1995. С. 135 - 136; часть сообщаемых в этом источнике сведений о его биографии ошибочны).
16 Преподавал в Преображенской Новой Школе (где был инспектирован И. Ф. Анненским - кажется, к вящему удовольствию обоих), на частных курсах Черняева, на курсах общества «Маяк», давал частные уроки.
17 Официальные сведения заимствованы из: Известия Тифлисских высших женских курсов. Кн. 1, вып. 1-й. Отчет о состоянии курсов за 1912 - 1913 год и научный отдел. Тифлис. 1914
18 Письмо к М. Замятниной 11 августа 1911 г . // РГБ.109.14.50.Л. 3 об.
19 Письмо Вяч. Иванову в ночь на 29 августа 1911 // РГБ.109.14.41. Л. 16
20 Там же. Л. 17
21 Там же. Л. 18
22 «<…> Верховский уехал в Тифлис, жена его еще здесь - сломала себе ногу, теперь лучше» (Ал.Чеботаревская - Ан. Чеботаревской 5 октября 1911 // ИРЛИ.289.5.310. Л.8) (NB В Москве ли в это время Кассандра? Возможно, что это петербургское впечатление)
23 «Я здесь недели полторы. Начал чтение лекций. <…> Тут не худо, даже, вернее, хорошо, но я или занят или один скучаю, или скучаю с людьми новыми» (письмо А. Блоку 4 октября 1911 года // Верховский Ю. Струны. С. 796);
24 Благовидов Ф. В. Отчеты о состоянии Тифлисских Высших Женских курсов за 1913 - 1914 и 1914 - 1915 учебные годы. Тифлис. 1915. С. 8, 53 (две разные версии).
25 Отнюдь не безвылазно: для того, чтобы сбежать из Тифлиса он пользовался не только любой каникулярной возможностью, но и охотно отбывал из города по казенной надобности; ср.: «Крайняя необходимость получения официального уведомления об удовлетворении возбужденного ходатайства заставила Совет Тифлисских высших женских курсов, в заседании от 29 ноября 1913 года, специально командировать в Петроград своих членов С. М. Амбарданова и Ю. Н. Верховского для личного доклада о положении дела Министру Народного Просвещения. Уполномоченная Советом депутация была принята Министром 10 ноября 1914 года» (Благовидов Ф. В. Отчеты о состоянии Тифлисских Высших Женских курсов за 1913 - 1914 и 1914 - 1915 учебные годы. Тифлис. 1915. С. 38 - 39). Возвращается же, впрочем, каждый раз «со страхом и тоской» (письмо Гершензона Вяч. Иванову 26 января 1913 г. // РГБ.109.16.9.л. 9).
26 Программы лекций: Известия Тифлисских высших женских курсов. Кн. 1, вып. 2-й. Программы лекций и другие сведения о преподавании предметов. Тифлис. 1914. С. 80 - 89; о спецкурсе по пушкинской эпохе: Известия Тифлисских высших женских курсов. Кн. 1, вып. 1-й. Отчет о состоянии курсов за 1912 - 1913 год и научный отдел. Тифлис. 1914. С. 19;
27 Архив Верховского при не вполне понятных обстоятельствах в 1940-е годы расщепился и по большей части утратился, поэтому наши суждения об этих корпусах переписки поневоле односторонни. (С архивом получилось так: Иванов-Разумник по просьбе Верховского разобрал его и приготовил наиболее существенную часть к отправке в ГЛМ - но туда он так и не попал, см. фрагмент письма Иванова-Разумника к Бонч-Бруевичу от 11 апреля 1941 г., приведенный в статье: Лавров А. О Блоке и Пушкине (Царском Селе) // НЛО. 1993. № 4. С. 144). Жалкие фрагменты некогда богатейшего inbox'a ЮВ ныне рассеяны между государственными архивами и частными собраниями.
28 Суммируя опыт этой переписки, Иванов вспоминал позже: «Когда я долго не виделся с Юр. Ник. Верховским и, наконец, садился писать ему письмо, то, чтобы сразу ввести его в круг своей жизни, описывал с утра до ночи последний день» (слова В. И. приводит Ольга Мочалова: Мочалова О. Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах. М. 2004. С. 22)
29 Которыми славился среди друзей: «Я был рад оттиску Ваших милых для меня эпиграмм, и рад Вашим прелестным рукописным стихам. По этому поводу мы вчера с Вяч. единогласно решили, что в таких личных обращениях Вы - первый мастер у нас. У Вас это выходит и тепло, и грациозно» (Гершензон - Верховскому 27 мая 1914 // РГБ.218.1262.10.Л. 3 об.; неточно процитировано: Верховский Ю. Струны. С. 751).
(следующая запись -
текст и комментарий)