Опять Лапин
Вот вдогонку к предыдущему посту еще одна обложка и три стихотворения Лапина - к стыду своему забыл, что у меня есть этот сборник, а когда нашел - понял, что лучше признаться в… эээ….. рассеянности, чем не воспользоваться таким случаем. (№№ 1 и 2 фрагментарно приведены в воспоминаниях Кунина).
1.
Загремела гороховая артиллерия,
музыка морковной гвардии
заиграла известный триумфальный марш:
«Салат, салат. Салат ты мой зеленый».
Гофман
Бог питал нас голодовкой
И портянкой прикрывал,
Повар нас схватил мутовкой
И в кастрюльку покидал.
Там нас медленно варили,
Там питались нами вши,
А потом нас оцепили
И лишили нас души.
И отрезали нам пятки
И не стали мы кричать,
И велели, как на святки
Одеваться и не спать.
И они нас будут бесить
Вечно и мешать нам жить,
Как я их мечтал повесить
И мутовкой перебить.
И молитвы (ветра пенье)
Потекли по чашкам ртов:
«Не введи нас в искушенье,
Но избавь от страшных снов».
2.
У входа мерзнет старый дог,
Он машет, машет красной тряпкой,
Он ухватился за курок
Продрогшей, посиневшей лапкой.
И одевая черный шарф
Он тмится прелестию места,
Где ткут винты железных арф
И крики лирника гефеста.
Да, умерла сия страна!
Ты - в гроб, ты опустилась низко,
О, адюльтерная жена,
Авантюристка и садистка.
Но дорогие рысаки
Свистя от Смольного промчались
И опустились все курки,
И все миры заволновались,
И дог, поджав голодный хвост,
Питался терниями мрака,
И ссыльный, покидая пост,
Вскричал: «Се лев, а не собака».
3.
Immer erlebe ich den herbsten Herbst.
A. Ehrenstein
Детство. Рост под знаком Таракана;
Зодиак плиты;
Всех, кто пьет забвенье, здесь, из крана,
Я зову на ты.
С тех времен, с тех строк месяцеслова,
Так, из года в год,
Как любовь и боль, любви обнова
Важная цветет.
Анфилады тонких, светлых комнат,
Рамы, ровный зал,
Обо мне забыли и не помнят,
Кто их покидал.
И лучи опять опустят темя
В грязь, в канавы, в ил
И не спросят, как провел я время,
Где я, чем я жил.
Память - молоко. О, память - кринка,
Лед пустого лба.
О, моя высокая пружинка,
О моя судьба.
1.
Загремела гороховая артиллерия,
музыка морковной гвардии
заиграла известный триумфальный марш:
«Салат, салат. Салат ты мой зеленый».
Гофман
Бог питал нас голодовкой
И портянкой прикрывал,
Повар нас схватил мутовкой
И в кастрюльку покидал.
Там нас медленно варили,
Там питались нами вши,
А потом нас оцепили
И лишили нас души.
И отрезали нам пятки
И не стали мы кричать,
И велели, как на святки
Одеваться и не спать.
И они нас будут бесить
Вечно и мешать нам жить,
Как я их мечтал повесить
И мутовкой перебить.
И молитвы (ветра пенье)
Потекли по чашкам ртов:
«Не введи нас в искушенье,
Но избавь от страшных снов».
2.
У входа мерзнет старый дог,
Он машет, машет красной тряпкой,
Он ухватился за курок
Продрогшей, посиневшей лапкой.
И одевая черный шарф
Он тмится прелестию места,
Где ткут винты железных арф
И крики лирника гефеста.
Да, умерла сия страна!
Ты - в гроб, ты опустилась низко,
О, адюльтерная жена,
Авантюристка и садистка.
Но дорогие рысаки
Свистя от Смольного промчались
И опустились все курки,
И все миры заволновались,
И дог, поджав голодный хвост,
Питался терниями мрака,
И ссыльный, покидая пост,
Вскричал: «Се лев, а не собака».
3.
Immer erlebe ich den herbsten Herbst.
A. Ehrenstein
Детство. Рост под знаком Таракана;
Зодиак плиты;
Всех, кто пьет забвенье, здесь, из крана,
Я зову на ты.
С тех времен, с тех строк месяцеслова,
Так, из года в год,
Как любовь и боль, любви обнова
Важная цветет.
Анфилады тонких, светлых комнат,
Рамы, ровный зал,
Обо мне забыли и не помнят,
Кто их покидал.
И лучи опять опустят темя
В грязь, в канавы, в ил
И не спросят, как провел я время,
Где я, чем я жил.
Память - молоко. О, память - кринка,
Лед пустого лба.
О, моя высокая пружинка,
О моя судьба.