ЗАПИСКИ КОММЕНТАТОРА: ДОНОС
Печатая несколько лет назад стихотворение из лагерного цикла Минаева, я приводил в примечаниях афористическое четверостишие, которым он отметил свое водворение в камеру :
СЛЕДОВАТЕЛЬ И АВТОР
- «Скажи, за что по-твоему, Ник-Ник,
Ты к нам попал в лефортовский тайник?
Что сделал ты? Твои какие вины?!.»
- «Писал стихи и чай пил у Мальвины!..»
-
1953 г. 6 марта. Пятница.
Москва.
Тогда же мне показалось, что этот катрен (разошедшийся в некотором числе рукописных экземпляров1) содержит в себе завуалированный намек на причину ареста. Упомянутая в нем Мальвина - это Мальвина Мироновна Марьянова (1896 - 1972), автор нескольких поэтических сборников и заметное действующее лицо в московском поэтическом мире. Дочь бердичевского раввина, вышедшая замуж за типичного для эпохи бескорыстного авантюриста, который сделал стремительную, хоть и довольно причудливую карьеру: в качестве сотрудника Главполитпросвета он выехал в Берлин, где, отринув большевиков, служил секретарем Рабиндраната Тагора, строил в Швейцарии «Дворец мира», женился на скрипачках и на некоторое время стабилизировался в статусе зятя Энштейна. Наследством от неудачного брака (раввиново приданое было быстро проедено) ей достались факты знакомства с Горьким и Есениным, позже любовно растянутые в немаленькие мемуары2, и мощный творческий импульс, одно из запечатлений которого украшено фигуристым предисловием Рукавишникова:
«- Женщина, ты любила?
- Да.
- Женщина, ты страдала?
Молчание»3.
В молодости она была очень хороша собой: «Мальвина напоминала «Мадонну» Рафаэля и была в ту пору очень красива»4, «Мальвина, поражавшая сходством с Джокондой <…>»5, «Она была когда-то красивой (давно) - Рубенсовская женщина, но глупа и тогда была невероятно (извините меня за грубость)»6; о ее запутанных романах слагались легенды:
«В ту пору она была влюблена в художника Вербова (который, между прочим, однажды «согрешил» с Борисом Прозоровским). Вербов был к ней более чем равнодушен. Мальвина приставала ко мне с вопросом, как ей «заворожить» Мих. Ал-ча. Я сказал ей: «Для того чтобы дать тебе какой-нибудь совет, я должен знать, было ли у тебя с ним что-нибудь или нет». Мальвина очень быстро ответила: «Ты мне дай два совета. Один совет на тот случай, если было, а другой - если не было, а я сама выберу, что мне больше подходит»»7. Из литературных образцов ее стихи больше всего напоминают, признаться, творчество Е. Боголеповой (впрочем, в переводе С. Ильина) - и попробуйте-ка разгадать, какой из этих двух фрагментов принадлежит поэтессе выдуманной, а какой - натуральной:
1. Самоцветов кроме очей
Нет у меня никаких,
Но есть роза еще нежней
Розовых губ моих.
2. Близко от полуденной рощи моих снов мелькали молнии.
Возлюбленный наклонился и хотел сорвать алый цветок в моих садах.
Я прикрыла его рукой и сказала: - Нельзя.
Все это несколько поблекло к послевоенным годам: «Мальвина Марьянова была довольно пожилая, небольшого роста женщина. Ее увядающее лицо было добро, приветливо. Даже в тяжелые годы она старалась «принять» к ней приходящих и из последних возможностей пекла хоть какой-нибудь пирожок тоненький, но чтобы всем по кусочку хватило к чаю, коим она обносила гостей»8.
Ее квартира сделалась местом сбора уцелевших московских неоклассиков: почти еженедельно там бывали Минаев, Рюрик Ивнев, Дмитрий Шепеленко; из не-поэтов - Д. Богомильский (экс-большевик, литературный функционер, сдержанный благодетель бывших знакомых), А. Н. Златовратский (о котором я недавно рассказывал), еще некоторые лица9. Одна из попыток расширения этого круга окончилась трагически.
«В МГБ
Темкина И. М.
Москва, Подсосенский пер., 21, кв. 41
Заявление
В 1950 г. я жил в Успенском пер., д. № 6. В янв.-фев. того года меня встретила гр. Марьянова Мальвина, заявила, что она живет в одном дворе со мной, рекомендовала себя поэтессой, в свое время знакомой с А. М. Горьким. Она стала рассказывать о своих встречах с Горьким на о. Капри. Затем показала журнал, издававшийся не то в Киргизии, не то в Казахстане, в котором была отпечатана статья с воспоминаниями о Горьком. В заключение разговора она попросила одолжить 50 р. и сказала, что у нее часто собираются известные литераторы, представители искусства: во время этих вечером читаются произведения и критически разбираются. Она попросила меня с женой посетить такой вечер, который состоится на днях и выразила желание, чтобы я прочел какой-нибудь из моих рассказов.
Заинтересовавшись этим, мы с женой посетили ее в указанный ею день. Застали ее мать, которая кажется, спала и пожилого человека интеллигентной внешности, который был представлен как скульптор, сын писателя Златовратского10. Мы вступили с ним в беседу, т.к. он был глух, то мы предпочитали слушать его. Он рассказывал о своих встречах с Чеховым и Горьким в Крыму, как он работал над скульптурным портретом Горького, после этого стал читать поэму, посвященную Горькому11. Это было слабое ученическое произведение, в поэтическом отношении примитивное, в идейном отношении не представляющее никакого интереса. Этакий обывательский пересказ о встречах с Горьким. Я счел это за чудачество старика, увлекающегося поэзией.
Затем они попросили меня прочесть что-нибудь. Из вежливости я прочитал какой-то отрывок, намереваясь скорее уйти. В это время явился новый посетитель, которого Марьянова отрекомендовала как талантливого поэта, однако работающего сейчас не по своему призванию12. Фамилии, имени, отчества сейчас не помню (возможно, Николай Николаевич). Он был среднего роста человек в чрезмерно поношенном костюме. Лицо оставляло впечатление больного туберкулезом, либо много лет работающего в дореволюционных типографиях и общающегося со свинцом, такие лица бывают и у пропойц. На вид ему было лет 50, говорил глухим голосом. Вслед за ним (возможно, и раньше) пришел молодой человек, лет около 30 и был представлен как непосредственный начальник ее, Марьяновой, по работе13. Она сказала, что он литератор, работающий сейчас над какой-то повестью, не то очерками, не то рассказом. Фамилии, имени, отчества его не помню. Вел он себя чрезмерно молчаливо, в разговор почти не вступал, читать произведения свои отказался.
После этого Марьяновой был подан пустой чай, без закусок и поэт, назовем его условно Ник. Ник., выразил согласие прочитать свои стихи. Он извлек из кармана небольшую потрепанную тетрадку и заунывным голосом стилем декадентского поэта стал читать. Прочитал стихотворений 15-20, относительно небольших по размеру, в 5-6 строф, иногда в 1-2.
Все стихотворения были написаны в духе акмеизма, не то символизма, отличались пессимизмом, разочарованием в жизни. Некоторые стихотворения затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер. Из них запомнились стихи, в которых он издевательски говорил о советских поэтах, описывающих жизнь колхозов, заводов; высмеивалась карточная система во время войны (не то затруднения с питанием), а также выражалась мысль о том, что если будешь писать не о современности, то тебя вроде заставит НКВД. Описывались также портреты <нрзб> лиц, помнится были стихи о Керенском, о Распутине.
На вопрос, понравились ли мне стихи, не желая вступать в прения с подобным «автором», сказал, что они не современны и даже (более?), на что поэт отозвался, что писать в современном духе не может, а пишет как умеет. При этом он оставлял впечатление человека, никем не понятого и всеми обиженного.
Когда жена моя заявила, что стихи ей не понравились, Марьянова выразила сожаление, и сказала, что стихи, хотя и не современны и не в духе сегодняшнего дня, но Ник. Ник. человек талантливый и что он даже посвятил ей стихотворение14.
Высказывания Златовратского и второго (молодого человека) не помню. После этого Марьянова прочла свое стихотворение о какой-то скульптуре в саду. Стихотворение примитивное и безыдейное. Я с женой заявили, что нам нужно срочно уйти, и, провожая нас, Марьянова сказала, что она очень жалеет, что не пришли еще какие-то литераторы (фамилии их не помню), что они «очень милы», а Ник. Николаевич, хотя и очень презирает ее мать, но она его жалеет и уважает. Просила еще приходить.
Когда мы выходили, за нами увязался вышеупомянутый молодой человек (нрзб) и, прощаясь с нами во дворе, попросил мой адрес с тем, чтобы придти почитать свои рассказы. Я сказал, где я живу, но он ко мне не приходил, и я его больше не видел.
После этого ни я, ни жена моя у Марьяновой не бывали и никого из позванного сборища не встречали.
(подпись)» 15
Об авторе этого текста известно совсем немного: судя по всему, он был неудачником-прозаиком; по крайней мере, таковым он предстает из описаний архивных дел. В РГАЛИ хранятся его присланные на конкурс одноактные пьесы «Американское пари» и «Сдается»16, а также образцы его рассказов вкупе с личным делом17. Последнее, конечно, расширило бы наше представление о его биографии, если бы было открыто - но до истечения 75-летнего запрета осталось еще два года.
Оригиналы доносов, несмотря на исключительную популярность жанра в Советском Союзе и России, в настоящее время весьма труднодоступны - и не без усилий раздобытая мною копия не имеет даже даты. Поэтому доподлинно неизвестно, отчитался ли Темкин о случившемся немедленно по горячим следам (но почему тогда он не мог датировать визит к Марьяновой с точностью до дня?) или, простимулированный какими-то внешними событиями, написал его позже. По крайней мере, делу был дан ход 4-го марта 1953 года - пока на «Ближней даче» исполнялось дыхание Чейн-Стокса, на Лубянке вызревал следующий документ:
«Постановление
(на арест)
гор. Москва, 1953 г. март 4 дня
Я, ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МГБ СССР майор госбезопасности Олещук, рассмотрев поступившие в МГБ СССР материалы о преступной деятельности Минаева Николая Николаевича, 1893 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, беспартийного, без определенных занятий, проживающего по адресу: ул. Герцена дом 19 кв. 28, -
Нашел:
Минаев Н. Н., будучи озлоблен против существующего в СССР строя, принимает активное участие в антисоветских сборищах группы враждебно настроенных лиц и вместе с ними занимается преступной деятельностью.
Враждебная деятельность Минаева Н. Н. подтверждается показаниями осужденного в 1943 году Русова Н. Н., свидетелей Темкина И. М., Канонич С. М., Рябова Г. З. и официальными материалами Главлита СССР.
На основании изложенного, -
Постановил:
Минаева Николая Николаевича подвергнуть аресту и обыску».
Здесь нотабене. Упомянутый Николай Николаевич Русов (1884 - после 1943) - исключительно любопытная фигура. Сын серпуховского бухгалтера («он сам из Серпухова», - как написано в бессмертном произведении); студент Московского университета, поэт, мистик, анархист, ученик Трубецкого, посетитель Толстого, корреспондент Блока, член клуба Московского Союза Анархистов, неоднократно арестовывавшийся за свои убеждения; сотрудник журнала «Совхоз»; член запрещенной организации «Орден Света»; после ареста 1930 года пропал из вида18. В 1942 году он обнаружился в Москве, а в 1943, по всей вероятности, был вновь арестован - и на допросе 1 апреля 1943 года назвал Минаева: «В эпоху военных действий МИНАЕВ оказался в лагере сочувствующих фашизму и мнимым победам германской армии в унисон настроений СТРАЖЕВА и моим»19. Ровно через десять лет этим показаниям был дан ход.
Второй свидетель - Канонич Сара-Иось Менделевна - жена Темкина. Текст ее доноса остался нам недоступен; показания, данные ею на очной ставке, я приведу ниже.
Рябов Г. З. - вероятно, это Григорий Захарович Рябов (1894-1967), врач и историк медицины с обширными знакомствами в писательских кругах, но подробности его участия в этом деле мне неизвестны.
5 марта 1953 года (какова усмешка судьбы!) Минаева арестовывают:
«Нач. Оператив. отделения 7 Управления МГБ СССР - подполковнику гос. безопасности
тов. Куприянову А. Г.
Рапорт
Докладываю, что 5.3.53 г. мною совместно с капитаном госбезопасности Столяровым В. М. был произведен арест и обыск Минаева Н. Н. прожив. по адресу: гор. Москва, ул. Герцена, д. 19 кв. 28
В момент нашего приезда по месту жительства Минаева Н. Н. последний находился дома. Прочитав ордер на арест, Минаев проговорил, что его арестовывают ни за что, ибо он якобы не виноват, «вот разве только за 1929 год», - добавил он.
В продолжении сбора на квартире и в пути следования в МГБ арестованный вел себя спокойно.
Арест на имущество Минаева Н. Н. не наложен, ввиду отсутствия такового. Арестованный проживал совместно со своей семьей, занимая одну комнату.
При обыске присутствовал и материал просматривал ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МГБ СССР, майор госбезопасности тов. Олещук <…> Майор госбезопасности Копцов
7 марта 1953 г.»
Спустя несколько дней на допрос была вызвана Марьянова и - удивительная вещь! - насколько она, не производящая, признаться, впечатления обладательницы острого ума, тонко и точно обходит все ловушки, расставляемые ей следователем. Почти шестидесятилетняя леди с опытом ссылки, с памятью об аресте и гибели ближайших друзей, не поддавшись искушению дотопить уже почти обреченного Минаева, действует в рамках единственно верной стратегии - все отрицать:
«Об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний по ст.ст. 92 и 95 УК РСФСР предупреждена.
Вопрос: Минаева Вы давно знаете?
Ответ: Да. С М-ым Н. Н. я познакомилась в начале 20 годов, когда именно за давностью времени не помню.
Познакомилась я с ним в Союзе писателей в Москве и с тех пор поддерживала с ним знакомство как с поэтом, однако близкой дружбы с ним никогда не имела.
Вопрос: Чем же объясните, что М-в на протяжении длительного времени посещал Вашу квартиру?
Ответ: М-в знал меня как поэтессу, кроме того ему было известно, что меня посещают другие поэты, которые иногда читают свои новые произведения и обсуждают их.
Иногда М-в заставал у меня общество из литературных работников, а иногда у меня никого не было. В последнем случае он посидев у меня и поговорив на различные темы уходил.
Когда же у меня были др. поэты, то М-в вместе с ними читал и свои произведения.
Вопрос: Какие именно?
Ответ: Большей частью М-в читал свои лирические стихи упаднического содержания, названия всех его стихотворений я сейчас не помню.
Как я припоминаю М-в читал так же стихи о Керенском и Николае II, которые по содержанию носили сатирический хар-р, однако политической оценки этим личностям М-в в своих стихах не давал и они были не уместны в современной действительности.
Вопрос: А какие антисоветские стихотворения читал М-в у Вас на квартире?
Ответ: Этого я не помню. Может быть он и читал какие-либо не советские стихи, но я видимо их не слышала т.к. часто выходила на кухню, чтобы приготовить чай для гостей или подать что-нибудь к столу.
Вопрос: Что Вам известно о прошлом М-ва?
Ответ: Мне трудно ответить на этот вопрос, т.е. М-ва я знаю только как поэта. Личной его жизнью никогда не интересовалась, семью его не знаю и дома у него никогда не была, хотя и находилась с ним в нормальных взаимоотношениях и личных счетов и ссор с ним не имела.
Вопрос: Что имеете дополнить к своим показаниям?
Ответ: Я хочу сказать, что никаких сборищ у меня на квартире не было. Ко мне приходили старые поэты, с которыми я знакома около 30 лет. Иногда они у меня просто посидев и поговорив на различные темы уходили, а иногда читали свои произведения и обсуждали их.
Заранее эти встречи не обсуждались и никаких определенных дней для этого не назначалось. Обычно или я кого-нибудь из них приглашала или они сами заходили ко мне, или знали что я вечерами почти всегда бываю дома и охотно их принимаю.
Никаких антисоветских разговоров у меня на квартире не было, а если бы кто и попытался их вести то я это запретила бы.
Если некоторые из присутствующих и допускали какие-либо неправильные суждения, то я их останавливала.
Допрос окончен в 22 ч. 00 м.
Протокол допроса мною прочитан, ответы с моих слов записаны правильно.
Подпись:
Допросил: ст. следователь следотдела 4 Управления МВД СССР майор Орлов».
Здесь к кругу наших источников присоединяется еще один: надзорное дело прокуратуры. Основную его часть составляет вялая дискуссия между жестокосердым прокурором и неправедным судьей, заканчивающаяся призывом первого оставить в силе приговор, вынесенный вторым, но среди доказательств есть выписка из протокола очной ставки:
«На очной ставке со свидетелем Канонич С. И. на л. д. 137 последняя показала:
«…В этот вечер архитектор и мой муж - Темкин Израиль Маркович читали свои произведения. Вскоре на квартиру Марьяновой пришел Минаев… Минаев пришел сел за стол и впоследствии по просьбе Марьяновой принял участие в чтении стихотворений…. По моему общему впечатлению некоторые стихотворения Минаева были упадническими, а некоторые носили явно антисоветский характер с клеветой на советскую действительность и советских людей. Как я сейчас припоминаю, одно из стихотворений, которое читал Минаев, было о Керенском, в котором Минаев критиковал отдельные черты характера Керенского, не давая однако ему политической оценки как контрреволюционеру»20.
Эти показания вряд ли могли уже что-нибудь изменить: при обыске у Минаева было изъято такое количество не вполне лояльных стихотворений, что дополнительных доказательств его «антисоветской» деятельности не требовалось. 17 августа 1953 года он был осужден по статье 58-10 к десяти годам лишения свободы с поражением в правах еще на три года. Инерция репрессивной машины была такова, что, несмотря на смерть главного ее движителя, все продолжало работать - и потребовалось еще два с лишним года, чтобы добиться освобождения: он был выпущен из лагеря только в сентябре 1955-го.
Не по картинам и не со слов,
День этот мне наяву знаком: -
Небо синеет между стволов,
Тлением пахнет за цветником.
Палевый, розовый, золотой,
Щедро пронизанный светом дня,
Грустной и немощной красотой
Сад очаровывает меня.
Пусть красота эта, немощь, грусть,
Только преддверье дождей и тьмы,
Пусть нездоровы они и пусть
Недолговечны, но вместе мы,
Листьями высохшими шурша,
Бродим в аллеях плечо с плечом,
И успокоенная душа
Не беспокоится ни о чем.
==
1 Корпус творческих рукописей Минаева весьма компактен и почти полностью хранится в ГЛМ. Среди немногих исключений - в частности, листок с этим стихотворением, отложившийся в архиве Д. Богомильского: РГБ. Ф. 516. Карт. 4. Ед. хр. 19.
2 Марьянова М. М. На Капри: (Из воспоминаний об А. М. Горьком) //Литературный Казахстан. 1937. № 6. С. 35 - 40. Марьянова М. М. Встречи с Есениным // Воспоминания о Сергее Есенине. М. 1965. С. 176 - 178. По поводу выступления Марьяновой на есенинских торжествах Кугушева писала Д. Шепеленко: «Молодец Марьянова - пролезла на юбилей Есенина. Ему уже было бы 60 лет! Вообще все мы возмутительно и катастрофически стары!» (письмо 30 октября 1955 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 290 об.). Коллекцию едких высказываний Кугушевой в адрес Марьяновой см.: Кугушева Н. Проржавленные дни. М. 2010. С. 310 - 311.
3 Марьянова М. Сад осени. Стихотворения в прозе. М. 1922. С. 3.
4 Ивнев Р. Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма. Спб. 2007. С. 215.
5 Ивнев Р. Богема. М. 2004. С. 409.
6 Кугушева Н. Проржавленные дни. М. 2010. С. 311.
7 Ивнев Р. Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма. Спб. 2007. С. 000.
8 Цветаева А. Сердце - к сердцу… // Знамя. 1986. № 10. С. 229.
9 Один из лучших мемуаров об этом кружке: Шаповалов М. Под венецианским фонарем (Встречи с Рюриком Ивневым) // Лепта. 1996. № 28. С. 000.
10 А. Н. Златовратский.
11 Прозаические его мемуары о Горьком сохранились (РГАЛИ. Ф. 202. Оп. 2. Ед. хр. 92); поэма, вероятно, утрачена.
12 После 1928 года Минаев работал в областях, сравнительно далеких от литературы; на время описываемых событий, например - на заводе «Манометр» (Нижняя Сыромятническая ул.).
13 Неустановленное лицо.
14 И не одно. Вот, например: «Поэты слишком любят вина, / Но не моя - увы! - вина, / Что имя Ваше мне, Мальвина, / Приятней всякого вина!».
15 Копия в частном собрании.
16 РГАЛИ. Ф. 627. Оп. 7. Ед. хр. 3001, 3002.
17 РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 1. Ед. хр. 4717.
18 До этого момента его биография (хотя и с существенными лакунами) доведена в: Орден российских тамплиеров. II. Публ., вступ. ст., комм., указ. А. Л. Никитина. М. 2003. С. 126 - 128.
19 Копия в частном собрании. Более подробно о связи Минаева и Русова я пишу в комментарии к посвященному ему стихотворению Минаева.
20 ГАРФ. Ф. 461. Оп. 1. Ед. хр. 1026. Л. 2. Биографических данных о ней не сохранилось. Полное имя ее нам известно из протокола допроса Минаева:
«ВОПРОС: КАНОНИЧ Сарру-Иось Менделевну вы знаете?
ОТВЕТ: Эту фамилию я слышу впервые.
ВОПРОС: КАНОНИЧ показала, что в феврале 1950 года в ее присутствии вы читали свои антисоветские стихотворения. Почему же вы ее не помните.
ОТВЕТ: Я не отрицаю того положения, что КАНОНИЧ могла быть у МАРЬЯНОВОЙ, когда я читал свои стихотворения. Однако еще раз повторяю, что КАНОНИЧ лично я не знаю и поэтому не мог в присутствии ее читать антисоветские стихотворения.
ВОПРОС: Это противоречит фактам. Свидетель КАНОНИЧ на допросе 15 декабря 1952 года опознала вас по фотокарточке и показала, что вы читали стихотворения, в которых критиковали с враждебных позиций советскую систему, допускали клевету на советскую действительность и быт советских людей. Теперь вы припоминаете это?
ОТВЕТ: Повторяю, при КАНОНИЧ я подобных стихотворений читать не мог.
ВОПРОС: В том, что вы читали антисоветские стихи у МАРЬЯНОВОЙ вас изобличает и второй свидетель ТЕМКИН Израиль Маркович.
ОТВЕТ: ТЕМКИНА я также не знаю и в присутствии его никогда, никаких антисоветских стихотворений не читал.
ВОПРОС: На допросе 12 декабря 1952 года ТЕМКИН опознал вас по фотокарточке и показал:
«Некоторые стихотворения Николая Николаевича затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер…
В этих стихах Николай Николаевич в издевательской форме высмеивал советскую систему. В них выражалась мысль о том, что НКВД заставляет якобы советских писателей писать о современности».
Что вы теперь скажете?
ОТВЕТ: Таких стихотворений в присутствии ТЕМКИНА я читать не мог, так как у меня нет стихотворений, где бы упоминалась деятельность НКВД» (копия в частном собрании).
СЛЕДОВАТЕЛЬ И АВТОР
- «Скажи, за что по-твоему, Ник-Ник,
Ты к нам попал в лефортовский тайник?
Что сделал ты? Твои какие вины?!.»
- «Писал стихи и чай пил у Мальвины!..»
-
1953 г. 6 марта. Пятница.
Москва.
Тогда же мне показалось, что этот катрен (разошедшийся в некотором числе рукописных экземпляров1) содержит в себе завуалированный намек на причину ареста. Упомянутая в нем Мальвина - это Мальвина Мироновна Марьянова (1896 - 1972), автор нескольких поэтических сборников и заметное действующее лицо в московском поэтическом мире. Дочь бердичевского раввина, вышедшая замуж за типичного для эпохи бескорыстного авантюриста, который сделал стремительную, хоть и довольно причудливую карьеру: в качестве сотрудника Главполитпросвета он выехал в Берлин, где, отринув большевиков, служил секретарем Рабиндраната Тагора, строил в Швейцарии «Дворец мира», женился на скрипачках и на некоторое время стабилизировался в статусе зятя Энштейна. Наследством от неудачного брака (раввиново приданое было быстро проедено) ей достались факты знакомства с Горьким и Есениным, позже любовно растянутые в немаленькие мемуары2, и мощный творческий импульс, одно из запечатлений которого украшено фигуристым предисловием Рукавишникова:
«- Женщина, ты любила?
- Да.
- Женщина, ты страдала?
Молчание»3.
В молодости она была очень хороша собой: «Мальвина напоминала «Мадонну» Рафаэля и была в ту пору очень красива»4, «Мальвина, поражавшая сходством с Джокондой <…>»5, «Она была когда-то красивой (давно) - Рубенсовская женщина, но глупа и тогда была невероятно (извините меня за грубость)»6; о ее запутанных романах слагались легенды:
«В ту пору она была влюблена в художника Вербова (который, между прочим, однажды «согрешил» с Борисом Прозоровским). Вербов был к ней более чем равнодушен. Мальвина приставала ко мне с вопросом, как ей «заворожить» Мих. Ал-ча. Я сказал ей: «Для того чтобы дать тебе какой-нибудь совет, я должен знать, было ли у тебя с ним что-нибудь или нет». Мальвина очень быстро ответила: «Ты мне дай два совета. Один совет на тот случай, если было, а другой - если не было, а я сама выберу, что мне больше подходит»»7. Из литературных образцов ее стихи больше всего напоминают, признаться, творчество Е. Боголеповой (впрочем, в переводе С. Ильина) - и попробуйте-ка разгадать, какой из этих двух фрагментов принадлежит поэтессе выдуманной, а какой - натуральной:
1. Самоцветов кроме очей
Нет у меня никаких,
Но есть роза еще нежней
Розовых губ моих.
2. Близко от полуденной рощи моих снов мелькали молнии.
Возлюбленный наклонился и хотел сорвать алый цветок в моих садах.
Я прикрыла его рукой и сказала: - Нельзя.
Все это несколько поблекло к послевоенным годам: «Мальвина Марьянова была довольно пожилая, небольшого роста женщина. Ее увядающее лицо было добро, приветливо. Даже в тяжелые годы она старалась «принять» к ней приходящих и из последних возможностей пекла хоть какой-нибудь пирожок тоненький, но чтобы всем по кусочку хватило к чаю, коим она обносила гостей»8.
Ее квартира сделалась местом сбора уцелевших московских неоклассиков: почти еженедельно там бывали Минаев, Рюрик Ивнев, Дмитрий Шепеленко; из не-поэтов - Д. Богомильский (экс-большевик, литературный функционер, сдержанный благодетель бывших знакомых), А. Н. Златовратский (о котором я недавно рассказывал), еще некоторые лица9. Одна из попыток расширения этого круга окончилась трагически.
«В МГБ
Темкина И. М.
Москва, Подсосенский пер., 21, кв. 41
Заявление
В 1950 г. я жил в Успенском пер., д. № 6. В янв.-фев. того года меня встретила гр. Марьянова Мальвина, заявила, что она живет в одном дворе со мной, рекомендовала себя поэтессой, в свое время знакомой с А. М. Горьким. Она стала рассказывать о своих встречах с Горьким на о. Капри. Затем показала журнал, издававшийся не то в Киргизии, не то в Казахстане, в котором была отпечатана статья с воспоминаниями о Горьком. В заключение разговора она попросила одолжить 50 р. и сказала, что у нее часто собираются известные литераторы, представители искусства: во время этих вечером читаются произведения и критически разбираются. Она попросила меня с женой посетить такой вечер, который состоится на днях и выразила желание, чтобы я прочел какой-нибудь из моих рассказов.
Заинтересовавшись этим, мы с женой посетили ее в указанный ею день. Застали ее мать, которая кажется, спала и пожилого человека интеллигентной внешности, который был представлен как скульптор, сын писателя Златовратского10. Мы вступили с ним в беседу, т.к. он был глух, то мы предпочитали слушать его. Он рассказывал о своих встречах с Чеховым и Горьким в Крыму, как он работал над скульптурным портретом Горького, после этого стал читать поэму, посвященную Горькому11. Это было слабое ученическое произведение, в поэтическом отношении примитивное, в идейном отношении не представляющее никакого интереса. Этакий обывательский пересказ о встречах с Горьким. Я счел это за чудачество старика, увлекающегося поэзией.
Затем они попросили меня прочесть что-нибудь. Из вежливости я прочитал какой-то отрывок, намереваясь скорее уйти. В это время явился новый посетитель, которого Марьянова отрекомендовала как талантливого поэта, однако работающего сейчас не по своему призванию12. Фамилии, имени, отчества сейчас не помню (возможно, Николай Николаевич). Он был среднего роста человек в чрезмерно поношенном костюме. Лицо оставляло впечатление больного туберкулезом, либо много лет работающего в дореволюционных типографиях и общающегося со свинцом, такие лица бывают и у пропойц. На вид ему было лет 50, говорил глухим голосом. Вслед за ним (возможно, и раньше) пришел молодой человек, лет около 30 и был представлен как непосредственный начальник ее, Марьяновой, по работе13. Она сказала, что он литератор, работающий сейчас над какой-то повестью, не то очерками, не то рассказом. Фамилии, имени, отчества его не помню. Вел он себя чрезмерно молчаливо, в разговор почти не вступал, читать произведения свои отказался.
После этого Марьяновой был подан пустой чай, без закусок и поэт, назовем его условно Ник. Ник., выразил согласие прочитать свои стихи. Он извлек из кармана небольшую потрепанную тетрадку и заунывным голосом стилем декадентского поэта стал читать. Прочитал стихотворений 15-20, относительно небольших по размеру, в 5-6 строф, иногда в 1-2.
Все стихотворения были написаны в духе акмеизма, не то символизма, отличались пессимизмом, разочарованием в жизни. Некоторые стихотворения затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер. Из них запомнились стихи, в которых он издевательски говорил о советских поэтах, описывающих жизнь колхозов, заводов; высмеивалась карточная система во время войны (не то затруднения с питанием), а также выражалась мысль о том, что если будешь писать не о современности, то тебя вроде заставит НКВД. Описывались также портреты <нрзб> лиц, помнится были стихи о Керенском, о Распутине.
На вопрос, понравились ли мне стихи, не желая вступать в прения с подобным «автором», сказал, что они не современны и даже (более?), на что поэт отозвался, что писать в современном духе не может, а пишет как умеет. При этом он оставлял впечатление человека, никем не понятого и всеми обиженного.
Когда жена моя заявила, что стихи ей не понравились, Марьянова выразила сожаление, и сказала, что стихи, хотя и не современны и не в духе сегодняшнего дня, но Ник. Ник. человек талантливый и что он даже посвятил ей стихотворение14.
Высказывания Златовратского и второго (молодого человека) не помню. После этого Марьянова прочла свое стихотворение о какой-то скульптуре в саду. Стихотворение примитивное и безыдейное. Я с женой заявили, что нам нужно срочно уйти, и, провожая нас, Марьянова сказала, что она очень жалеет, что не пришли еще какие-то литераторы (фамилии их не помню), что они «очень милы», а Ник. Николаевич, хотя и очень презирает ее мать, но она его жалеет и уважает. Просила еще приходить.
Когда мы выходили, за нами увязался вышеупомянутый молодой человек (нрзб) и, прощаясь с нами во дворе, попросил мой адрес с тем, чтобы придти почитать свои рассказы. Я сказал, где я живу, но он ко мне не приходил, и я его больше не видел.
После этого ни я, ни жена моя у Марьяновой не бывали и никого из позванного сборища не встречали.
(подпись)» 15
Об авторе этого текста известно совсем немного: судя по всему, он был неудачником-прозаиком; по крайней мере, таковым он предстает из описаний архивных дел. В РГАЛИ хранятся его присланные на конкурс одноактные пьесы «Американское пари» и «Сдается»16, а также образцы его рассказов вкупе с личным делом17. Последнее, конечно, расширило бы наше представление о его биографии, если бы было открыто - но до истечения 75-летнего запрета осталось еще два года.
Оригиналы доносов, несмотря на исключительную популярность жанра в Советском Союзе и России, в настоящее время весьма труднодоступны - и не без усилий раздобытая мною копия не имеет даже даты. Поэтому доподлинно неизвестно, отчитался ли Темкин о случившемся немедленно по горячим следам (но почему тогда он не мог датировать визит к Марьяновой с точностью до дня?) или, простимулированный какими-то внешними событиями, написал его позже. По крайней мере, делу был дан ход 4-го марта 1953 года - пока на «Ближней даче» исполнялось дыхание Чейн-Стокса, на Лубянке вызревал следующий документ:
«Постановление
(на арест)
гор. Москва, 1953 г. март 4 дня
Я, ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МГБ СССР майор госбезопасности Олещук, рассмотрев поступившие в МГБ СССР материалы о преступной деятельности Минаева Николая Николаевича, 1893 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, беспартийного, без определенных занятий, проживающего по адресу: ул. Герцена дом 19 кв. 28, -
Нашел:
Минаев Н. Н., будучи озлоблен против существующего в СССР строя, принимает активное участие в антисоветских сборищах группы враждебно настроенных лиц и вместе с ними занимается преступной деятельностью.
Враждебная деятельность Минаева Н. Н. подтверждается показаниями осужденного в 1943 году Русова Н. Н., свидетелей Темкина И. М., Канонич С. М., Рябова Г. З. и официальными материалами Главлита СССР.
На основании изложенного, -
Постановил:
Минаева Николая Николаевича подвергнуть аресту и обыску».
Здесь нотабене. Упомянутый Николай Николаевич Русов (1884 - после 1943) - исключительно любопытная фигура. Сын серпуховского бухгалтера («он сам из Серпухова», - как написано в бессмертном произведении); студент Московского университета, поэт, мистик, анархист, ученик Трубецкого, посетитель Толстого, корреспондент Блока, член клуба Московского Союза Анархистов, неоднократно арестовывавшийся за свои убеждения; сотрудник журнала «Совхоз»; член запрещенной организации «Орден Света»; после ареста 1930 года пропал из вида18. В 1942 году он обнаружился в Москве, а в 1943, по всей вероятности, был вновь арестован - и на допросе 1 апреля 1943 года назвал Минаева: «В эпоху военных действий МИНАЕВ оказался в лагере сочувствующих фашизму и мнимым победам германской армии в унисон настроений СТРАЖЕВА и моим»19. Ровно через десять лет этим показаниям был дан ход.
Второй свидетель - Канонич Сара-Иось Менделевна - жена Темкина. Текст ее доноса остался нам недоступен; показания, данные ею на очной ставке, я приведу ниже.
Рябов Г. З. - вероятно, это Григорий Захарович Рябов (1894-1967), врач и историк медицины с обширными знакомствами в писательских кругах, но подробности его участия в этом деле мне неизвестны.
5 марта 1953 года (какова усмешка судьбы!) Минаева арестовывают:
«Нач. Оператив. отделения 7 Управления МГБ СССР - подполковнику гос. безопасности
тов. Куприянову А. Г.
Рапорт
Докладываю, что 5.3.53 г. мною совместно с капитаном госбезопасности Столяровым В. М. был произведен арест и обыск Минаева Н. Н. прожив. по адресу: гор. Москва, ул. Герцена, д. 19 кв. 28
В момент нашего приезда по месту жительства Минаева Н. Н. последний находился дома. Прочитав ордер на арест, Минаев проговорил, что его арестовывают ни за что, ибо он якобы не виноват, «вот разве только за 1929 год», - добавил он.
В продолжении сбора на квартире и в пути следования в МГБ арестованный вел себя спокойно.
Арест на имущество Минаева Н. Н. не наложен, ввиду отсутствия такового. Арестованный проживал совместно со своей семьей, занимая одну комнату.
При обыске присутствовал и материал просматривал ст. оперуполномоченный 3 отделения 5 отдела 5 Управления МГБ СССР, майор госбезопасности тов. Олещук <…> Майор госбезопасности Копцов
7 марта 1953 г.»
Спустя несколько дней на допрос была вызвана Марьянова и - удивительная вещь! - насколько она, не производящая, признаться, впечатления обладательницы острого ума, тонко и точно обходит все ловушки, расставляемые ей следователем. Почти шестидесятилетняя леди с опытом ссылки, с памятью об аресте и гибели ближайших друзей, не поддавшись искушению дотопить уже почти обреченного Минаева, действует в рамках единственно верной стратегии - все отрицать:
«Об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний по ст.ст. 92 и 95 УК РСФСР предупреждена.
Вопрос: Минаева Вы давно знаете?
Ответ: Да. С М-ым Н. Н. я познакомилась в начале 20 годов, когда именно за давностью времени не помню.
Познакомилась я с ним в Союзе писателей в Москве и с тех пор поддерживала с ним знакомство как с поэтом, однако близкой дружбы с ним никогда не имела.
Вопрос: Чем же объясните, что М-в на протяжении длительного времени посещал Вашу квартиру?
Ответ: М-в знал меня как поэтессу, кроме того ему было известно, что меня посещают другие поэты, которые иногда читают свои новые произведения и обсуждают их.
Иногда М-в заставал у меня общество из литературных работников, а иногда у меня никого не было. В последнем случае он посидев у меня и поговорив на различные темы уходил.
Когда же у меня были др. поэты, то М-в вместе с ними читал и свои произведения.
Вопрос: Какие именно?
Ответ: Большей частью М-в читал свои лирические стихи упаднического содержания, названия всех его стихотворений я сейчас не помню.
Как я припоминаю М-в читал так же стихи о Керенском и Николае II, которые по содержанию носили сатирический хар-р, однако политической оценки этим личностям М-в в своих стихах не давал и они были не уместны в современной действительности.
Вопрос: А какие антисоветские стихотворения читал М-в у Вас на квартире?
Ответ: Этого я не помню. Может быть он и читал какие-либо не советские стихи, но я видимо их не слышала т.к. часто выходила на кухню, чтобы приготовить чай для гостей или подать что-нибудь к столу.
Вопрос: Что Вам известно о прошлом М-ва?
Ответ: Мне трудно ответить на этот вопрос, т.е. М-ва я знаю только как поэта. Личной его жизнью никогда не интересовалась, семью его не знаю и дома у него никогда не была, хотя и находилась с ним в нормальных взаимоотношениях и личных счетов и ссор с ним не имела.
Вопрос: Что имеете дополнить к своим показаниям?
Ответ: Я хочу сказать, что никаких сборищ у меня на квартире не было. Ко мне приходили старые поэты, с которыми я знакома около 30 лет. Иногда они у меня просто посидев и поговорив на различные темы уходили, а иногда читали свои произведения и обсуждали их.
Заранее эти встречи не обсуждались и никаких определенных дней для этого не назначалось. Обычно или я кого-нибудь из них приглашала или они сами заходили ко мне, или знали что я вечерами почти всегда бываю дома и охотно их принимаю.
Никаких антисоветских разговоров у меня на квартире не было, а если бы кто и попытался их вести то я это запретила бы.
Если некоторые из присутствующих и допускали какие-либо неправильные суждения, то я их останавливала.
Допрос окончен в 22 ч. 00 м.
Протокол допроса мною прочитан, ответы с моих слов записаны правильно.
Подпись:
Допросил: ст. следователь следотдела 4 Управления МВД СССР майор Орлов».
Здесь к кругу наших источников присоединяется еще один: надзорное дело прокуратуры. Основную его часть составляет вялая дискуссия между жестокосердым прокурором и неправедным судьей, заканчивающаяся призывом первого оставить в силе приговор, вынесенный вторым, но среди доказательств есть выписка из протокола очной ставки:
«На очной ставке со свидетелем Канонич С. И. на л. д. 137 последняя показала:
«…В этот вечер архитектор и мой муж - Темкин Израиль Маркович читали свои произведения. Вскоре на квартиру Марьяновой пришел Минаев… Минаев пришел сел за стол и впоследствии по просьбе Марьяновой принял участие в чтении стихотворений…. По моему общему впечатлению некоторые стихотворения Минаева были упадническими, а некоторые носили явно антисоветский характер с клеветой на советскую действительность и советских людей. Как я сейчас припоминаю, одно из стихотворений, которое читал Минаев, было о Керенском, в котором Минаев критиковал отдельные черты характера Керенского, не давая однако ему политической оценки как контрреволюционеру»20.
Эти показания вряд ли могли уже что-нибудь изменить: при обыске у Минаева было изъято такое количество не вполне лояльных стихотворений, что дополнительных доказательств его «антисоветской» деятельности не требовалось. 17 августа 1953 года он был осужден по статье 58-10 к десяти годам лишения свободы с поражением в правах еще на три года. Инерция репрессивной машины была такова, что, несмотря на смерть главного ее движителя, все продолжало работать - и потребовалось еще два с лишним года, чтобы добиться освобождения: он был выпущен из лагеря только в сентябре 1955-го.
Не по картинам и не со слов,
День этот мне наяву знаком: -
Небо синеет между стволов,
Тлением пахнет за цветником.
Палевый, розовый, золотой,
Щедро пронизанный светом дня,
Грустной и немощной красотой
Сад очаровывает меня.
Пусть красота эта, немощь, грусть,
Только преддверье дождей и тьмы,
Пусть нездоровы они и пусть
Недолговечны, но вместе мы,
Листьями высохшими шурша,
Бродим в аллеях плечо с плечом,
И успокоенная душа
Не беспокоится ни о чем.
==
1 Корпус творческих рукописей Минаева весьма компактен и почти полностью хранится в ГЛМ. Среди немногих исключений - в частности, листок с этим стихотворением, отложившийся в архиве Д. Богомильского: РГБ. Ф. 516. Карт. 4. Ед. хр. 19.
2 Марьянова М. М. На Капри: (Из воспоминаний об А. М. Горьком) //Литературный Казахстан. 1937. № 6. С. 35 - 40. Марьянова М. М. Встречи с Есениным // Воспоминания о Сергее Есенине. М. 1965. С. 176 - 178. По поводу выступления Марьяновой на есенинских торжествах Кугушева писала Д. Шепеленко: «Молодец Марьянова - пролезла на юбилей Есенина. Ему уже было бы 60 лет! Вообще все мы возмутительно и катастрофически стары!» (письмо 30 октября 1955 года // ГЛМ. Ф. 366. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 290 об.). Коллекцию едких высказываний Кугушевой в адрес Марьяновой см.: Кугушева Н. Проржавленные дни. М. 2010. С. 310 - 311.
3 Марьянова М. Сад осени. Стихотворения в прозе. М. 1922. С. 3.
4 Ивнев Р. Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма. Спб. 2007. С. 215.
5 Ивнев Р. Богема. М. 2004. С. 409.
6 Кугушева Н. Проржавленные дни. М. 2010. С. 311.
7 Ивнев Р. Жар прожитых лет. Воспоминания. Дневники. Письма. Спб. 2007. С. 000.
8 Цветаева А. Сердце - к сердцу… // Знамя. 1986. № 10. С. 229.
9 Один из лучших мемуаров об этом кружке: Шаповалов М. Под венецианским фонарем (Встречи с Рюриком Ивневым) // Лепта. 1996. № 28. С. 000.
10 А. Н. Златовратский.
11 Прозаические его мемуары о Горьком сохранились (РГАЛИ. Ф. 202. Оп. 2. Ед. хр. 92); поэма, вероятно, утрачена.
12 После 1928 года Минаев работал в областях, сравнительно далеких от литературы; на время описываемых событий, например - на заводе «Манометр» (Нижняя Сыромятническая ул.).
13 Неустановленное лицо.
14 И не одно. Вот, например: «Поэты слишком любят вина, / Но не моя - увы! - вина, / Что имя Ваше мне, Мальвина, / Приятней всякого вина!».
15 Копия в частном собрании.
16 РГАЛИ. Ф. 627. Оп. 7. Ед. хр. 3001, 3002.
17 РГАЛИ. Ф. 632. Оп. 1. Ед. хр. 4717.
18 До этого момента его биография (хотя и с существенными лакунами) доведена в: Орден российских тамплиеров. II. Публ., вступ. ст., комм., указ. А. Л. Никитина. М. 2003. С. 126 - 128.
19 Копия в частном собрании. Более подробно о связи Минаева и Русова я пишу в комментарии к посвященному ему стихотворению Минаева.
20 ГАРФ. Ф. 461. Оп. 1. Ед. хр. 1026. Л. 2. Биографических данных о ней не сохранилось. Полное имя ее нам известно из протокола допроса Минаева:
«ВОПРОС: КАНОНИЧ Сарру-Иось Менделевну вы знаете?
ОТВЕТ: Эту фамилию я слышу впервые.
ВОПРОС: КАНОНИЧ показала, что в феврале 1950 года в ее присутствии вы читали свои антисоветские стихотворения. Почему же вы ее не помните.
ОТВЕТ: Я не отрицаю того положения, что КАНОНИЧ могла быть у МАРЬЯНОВОЙ, когда я читал свои стихотворения. Однако еще раз повторяю, что КАНОНИЧ лично я не знаю и поэтому не мог в присутствии ее читать антисоветские стихотворения.
ВОПРОС: Это противоречит фактам. Свидетель КАНОНИЧ на допросе 15 декабря 1952 года опознала вас по фотокарточке и показала, что вы читали стихотворения, в которых критиковали с враждебных позиций советскую систему, допускали клевету на советскую действительность и быт советских людей. Теперь вы припоминаете это?
ОТВЕТ: Повторяю, при КАНОНИЧ я подобных стихотворений читать не мог.
ВОПРОС: В том, что вы читали антисоветские стихи у МАРЬЯНОВОЙ вас изобличает и второй свидетель ТЕМКИН Израиль Маркович.
ОТВЕТ: ТЕМКИНА я также не знаю и в присутствии его никогда, никаких антисоветских стихотворений не читал.
ВОПРОС: На допросе 12 декабря 1952 года ТЕМКИН опознал вас по фотокарточке и показал:
«Некоторые стихотворения Николая Николаевича затрагивали и политические темы и носили ярко выраженный антисоветский характер…
В этих стихах Николай Николаевич в издевательской форме высмеивал советскую систему. В них выражалась мысль о том, что НКВД заставляет якобы советских писателей писать о современности».
Что вы теперь скажете?
ОТВЕТ: Таких стихотворений в присутствии ТЕМКИНА я читать не мог, так как у меня нет стихотворений, где бы упоминалась деятельность НКВД» (копия в частном собрании).