Trans lo rua di Pouchkin vadit siera Toulovskij ko sieresi
Перед тем, как поставить на полку свежекупленный поэтический сборник начала ХХ века, я заношу его в каталог и полностью прочитываю, делая попутно выписки: фиксирую посвящения, эпиграфы, записываю травелоги (раскладывая их по соответствующим файлам) и некоторые темы с предметами, о преломлении которых в русской поэзии когда-нибудь (=никогда) надеюсь написать. С недавних пор к числу особо отмечаемых областей добавился Древний Восток, упоминания о котором я по мере выявления сгружаю в комментарии к специальному посту высокочтимого banshur69. Последняя Ассирия нашлась в книжке ростовского поэта А. Ковалева под названием «Пажьи напевы»; для полноты будущей картины понадобилась хотя бы лапидарнейшая биографическая справка об авторе - и тут меня ждал сюрприз. С одной стороны, никаких внятных биографических данных мне обнаружить не удалось; набор из восьми цифр на умозрительном могильном камне остался в том же тумане, что и был - но соединяющая их черточка оказалась в высшей степени декоративной.
Сама поэтическая книжка, оставшаяся его единственным опытом в этом роде, практически не привлекла читательского внимания: мне известна одна рецензия на нее - в «Весне» - и упоминание в «Вестнике Европы», чем вызванный ею резонанс и ограничился. Но оказалось, что автор в большей степени преуспел на ином, едва ли не более замысловатом, поприще.
В 1911 году Алексей Петрович Ковалев, окончивший незадолго перед этим университет в французском Дижоне (чудесным образом нам известен его тамошний адрес: 'rue Buffon, 29') и переложивший на русский краткое жизнеописание Бахауллы, изобрел новый способ всемирного общения, о чем немедленно и объявил городу и миру, издав «Самоучитель Международно-Научного языка» (Ростов на Дону. 1911). Как и положено документу, открывающему новую эру, он начинался с масштабных заповедей:
«Международно-Научный Язык имеет целью служить: а) нейтральным посредником в международных сношениях разного рода и в) вспомогательным предметом для учащих и учащихся в той или другой отрасли знания»
«Международно-Научный Язык занимает самостоятельную позицию по отношению к «Эсперанто» или к переделке последнего «Идо» и по произношению, легкости грамматики и простоте словаря не имеет себе равного в мире, разрешая проблему всеобщего идиома в окончательной форме» etc
Следующий дальше теоретический текст, в общем, производит довольно внушительное впечатление на читателя-неспециалиста; по крайней мере, видно, что автор знаком с предметом в подробностях. Кратко описав историю искусственных языков и добром помянув предшественников (как то: пастор Шлейер, Леон Боллак, Л. Заменгоф, Декарт), Ковалев подробно останавливается на неудобствах существующих аналогов - в частности, вполне логично упрекает эсперанто за диакритические знаки, мешающие в типографском обиходе. Далее следует подробнейшее описание нового языка с обширными примерами, стихотворение «Ковалевисту», которому, вероятно, предстояло стать гимном нового движения («Ты б хотел духом сильным, могучим / Все народы земли облететь / И с укором призывно-певучим / Песню им о рассвете пропеть») и завершается все хвастливым постскриптумом:
«Господином Попечителем Харьковского учебного округа благосклонно разрешено мне прочтение по вверенным ему средне-учебным заведениям доклада на тему: «Международно-Научный язык». Но в настоящем учебном году за отсутствием свободного времени, я не могу воспользоваться упомянутым разрешением. <...> Считаю не лишним присовокупить, что работы по созданию «Международно-Научного Языка» мною были начаты при одном из заграничных университетов»
На спинке обложки размещена реклама всяких полезных вещей, как то: - значка адепта «Международно-Научного языка», соответствующей почтовой бумаги и пр. Кажется, насколько можно судить, эта затея особенным успехом не увенчалась - по крайней мере, никаких следов этого языка в тогдашней прессе мне видеть не довелось. Но это не смущает нашего героя, поскольку, выждав для приличия год, он изобретает новый, еще один язык (являющийся, честно говоря, слегка модернизированной версией старого) - и вновь выходит с ним на всенародные очи: Алеси. Грамматика адэльфийского языка. <Ростов на Дону>. Издание А. П. Ковалева. 1912.
Тон предисловия меняется - в нем меньше декларации, а больше лингвистики. Растолковав, что «слово «адельфийский» значит «братственный», относящийся к Адэльфи, т.е. к совокупности лиц, стремящихся к взаимному общению между собою, к строительству жизни - личной и общественной - осмысленной, красивой, здоровой», автор быстро переходит к составу предлагаемого пользователю продукта: язык скомбинирован из английского, французского, немецкого, русского, испанского, итальянского, португальского, шведского, норвежского, польского, сербского, чешского, мадьярского, турецкого, японского, финского, персидского, латинского, греческого, санскритского «обилия которых не следует пугаться: все они предварительно были подвергнуты тщательному исследованию, сличению и дали свою, так сказать, квинт-эссенцию Адэльфийскому языку».
(Надо сказать, что как минимум одно слово, взятое из финского, было мною немедленно обнаружено: ресторан по адэльфийски будет ravintol).
Наученный горьким опытом, автор организовал этой книге некоторый промоушен: в архиве редакции газеты «Русское слово» (РГБ. Ф. 259. Карт. 25. Ед. хр. 79) сохранился рекламный пакет, пришедший в октябре 1912 года из Ростова. В нем содержалось:
1. Рукописное воззвание: «А. П. Ковалев, автор Адельфийского языка, приступивший к его распространению в настоящем 1912 году и построивший его по формуле: «Единственным универсально-вспомогательным, международным или всемирным языком будет тот, изучение которого представит наибольшую легкость для всех просвещенных народов, во-первых, наибольшую пользу для них, во-вторых, и возможность дальнейшего своего развития, в третьих»
2. Фотография А. П. Ковалева
3. Печатная реклама: «Всемирный Адельфийский язык»
«Миссия наших единомышленников - это положить предел дроблению и вражде лиц, интересующихся одной и той же лингвической <так> проблемой, призывая их к объединению вокруг универсально-вспомогательного языка: адельфийского, как второго после родного» (подпись: Алексей Петрович Ковалев, автор адельфийского языка. Rusiy. Ростов на Дону. 5/16 октября 1912 г.)
4. Письмо И. Тамарского, заведующего редакционными делами изд-ва «Слушай человек» в редакцию «Русского слова» с просьбой поместить в ближайшем воскресном приложении портрет А. П. Ковалева.
(Должен честно покаяться - я не поехал по нынешним мучительным пробкам в газетный зал проверять, выполнили ли последнюю просьбу - но что-то мне подсказывает, что нет).
Потерпев фиаско и в этом начинании, Ковалев год спустя предпринимает третью и, насколько мне известно, последнюю попытку повлиять на ход мировой истории, а именно - издает уже упоминавшуюся книгу стихов «Пажьи напевы». Оформлена она с привычным размахом: на фронтисписе портрет автора в берете Дижонского университета, на титульном листе надзаголовок «Лучезарный Парнас», под названием помечено «Первое издание» (чтоб взбодрить библиофилов будущего), предисловие открывается знакомыми читателю модуляциями:
«4-го Октября 1912 года возникло Mago Lucifind Adelfiy (Великое Светоносное братство), полагающее начало новому времени в жизни человечества, являющееся залогом возрождения последнего, источником очередной образованности и корнем новой расы».
После трех страниц возвышенного текста следует реверанс в направлении скромности: «вместо непосредственного разглагольствования о себе, о том, что я родился в таком-то году и в таком-то городе, о том, что небрежно посещал такой-то университет, а «Прощание» написал, вдохновившись рукописным стихотворением, написанным по-французски моей приятельницей, поэтессой Полимнией Мавродато, и прочее, и прочее, и прочее, тисну-ка я несколько писем от моих друзей и подруг!». Далее, точно, идут несколько писем, подписанных инициалами, из разных городов и стран. Потом примерно на ста страницах напечатаны стихи, ничего, увы, не прибавляющие ни к сложившемуся у нас мнению об авторе, ни к небогатому набору биографических сведений о нем. На этом, в общем-то, история заканчивается; идентифицировать одного из изобилующих тезок с нашим героем не представляется возможным (хотя больше шансов у этого); остается сказать две вещи:
1) Изобретенные им языки не вполне канули в безвестность; о них существует даже некоторая библиография исследований, приведенная в этой работе.
2) Взятая в заголовок этой заметки фраза означает по-адэльфийски: «Через Пушкинскую улицу идет господин Туловский с госпожами»
Сама поэтическая книжка, оставшаяся его единственным опытом в этом роде, практически не привлекла читательского внимания: мне известна одна рецензия на нее - в «Весне» - и упоминание в «Вестнике Европы», чем вызванный ею резонанс и ограничился. Но оказалось, что автор в большей степени преуспел на ином, едва ли не более замысловатом, поприще.
В 1911 году Алексей Петрович Ковалев, окончивший незадолго перед этим университет в французском Дижоне (чудесным образом нам известен его тамошний адрес: 'rue Buffon, 29') и переложивший на русский краткое жизнеописание Бахауллы, изобрел новый способ всемирного общения, о чем немедленно и объявил городу и миру, издав «Самоучитель Международно-Научного языка» (Ростов на Дону. 1911). Как и положено документу, открывающему новую эру, он начинался с масштабных заповедей:
«Международно-Научный Язык имеет целью служить: а) нейтральным посредником в международных сношениях разного рода и в) вспомогательным предметом для учащих и учащихся в той или другой отрасли знания»
«Международно-Научный Язык занимает самостоятельную позицию по отношению к «Эсперанто» или к переделке последнего «Идо» и по произношению, легкости грамматики и простоте словаря не имеет себе равного в мире, разрешая проблему всеобщего идиома в окончательной форме» etc
Следующий дальше теоретический текст, в общем, производит довольно внушительное впечатление на читателя-неспециалиста; по крайней мере, видно, что автор знаком с предметом в подробностях. Кратко описав историю искусственных языков и добром помянув предшественников (как то: пастор Шлейер, Леон Боллак, Л. Заменгоф, Декарт), Ковалев подробно останавливается на неудобствах существующих аналогов - в частности, вполне логично упрекает эсперанто за диакритические знаки, мешающие в типографском обиходе. Далее следует подробнейшее описание нового языка с обширными примерами, стихотворение «Ковалевисту», которому, вероятно, предстояло стать гимном нового движения («Ты б хотел духом сильным, могучим / Все народы земли облететь / И с укором призывно-певучим / Песню им о рассвете пропеть») и завершается все хвастливым постскриптумом:
«Господином Попечителем Харьковского учебного округа благосклонно разрешено мне прочтение по вверенным ему средне-учебным заведениям доклада на тему: «Международно-Научный язык». Но в настоящем учебном году за отсутствием свободного времени, я не могу воспользоваться упомянутым разрешением. <...> Считаю не лишним присовокупить, что работы по созданию «Международно-Научного Языка» мною были начаты при одном из заграничных университетов»
На спинке обложки размещена реклама всяких полезных вещей, как то: - значка адепта «Международно-Научного языка», соответствующей почтовой бумаги и пр. Кажется, насколько можно судить, эта затея особенным успехом не увенчалась - по крайней мере, никаких следов этого языка в тогдашней прессе мне видеть не довелось. Но это не смущает нашего героя, поскольку, выждав для приличия год, он изобретает новый, еще один язык (являющийся, честно говоря, слегка модернизированной версией старого) - и вновь выходит с ним на всенародные очи: Алеси. Грамматика адэльфийского языка. <Ростов на Дону>. Издание А. П. Ковалева. 1912.
Тон предисловия меняется - в нем меньше декларации, а больше лингвистики. Растолковав, что «слово «адельфийский» значит «братственный», относящийся к Адэльфи, т.е. к совокупности лиц, стремящихся к взаимному общению между собою, к строительству жизни - личной и общественной - осмысленной, красивой, здоровой», автор быстро переходит к составу предлагаемого пользователю продукта: язык скомбинирован из английского, французского, немецкого, русского, испанского, итальянского, португальского, шведского, норвежского, польского, сербского, чешского, мадьярского, турецкого, японского, финского, персидского, латинского, греческого, санскритского «обилия которых не следует пугаться: все они предварительно были подвергнуты тщательному исследованию, сличению и дали свою, так сказать, квинт-эссенцию Адэльфийскому языку».
(Надо сказать, что как минимум одно слово, взятое из финского, было мною немедленно обнаружено: ресторан по адэльфийски будет ravintol).
Наученный горьким опытом, автор организовал этой книге некоторый промоушен: в архиве редакции газеты «Русское слово» (РГБ. Ф. 259. Карт. 25. Ед. хр. 79) сохранился рекламный пакет, пришедший в октябре 1912 года из Ростова. В нем содержалось:
1. Рукописное воззвание: «А. П. Ковалев, автор Адельфийского языка, приступивший к его распространению в настоящем 1912 году и построивший его по формуле: «Единственным универсально-вспомогательным, международным или всемирным языком будет тот, изучение которого представит наибольшую легкость для всех просвещенных народов, во-первых, наибольшую пользу для них, во-вторых, и возможность дальнейшего своего развития, в третьих»
2. Фотография А. П. Ковалева
3. Печатная реклама: «Всемирный Адельфийский язык»
«Миссия наших единомышленников - это положить предел дроблению и вражде лиц, интересующихся одной и той же лингвической <так> проблемой, призывая их к объединению вокруг универсально-вспомогательного языка: адельфийского, как второго после родного» (подпись: Алексей Петрович Ковалев, автор адельфийского языка. Rusiy. Ростов на Дону. 5/16 октября 1912 г.)
4. Письмо И. Тамарского, заведующего редакционными делами изд-ва «Слушай человек» в редакцию «Русского слова» с просьбой поместить в ближайшем воскресном приложении портрет А. П. Ковалева.
(Должен честно покаяться - я не поехал по нынешним мучительным пробкам в газетный зал проверять, выполнили ли последнюю просьбу - но что-то мне подсказывает, что нет).
Потерпев фиаско и в этом начинании, Ковалев год спустя предпринимает третью и, насколько мне известно, последнюю попытку повлиять на ход мировой истории, а именно - издает уже упоминавшуюся книгу стихов «Пажьи напевы». Оформлена она с привычным размахом: на фронтисписе портрет автора в берете Дижонского университета, на титульном листе надзаголовок «Лучезарный Парнас», под названием помечено «Первое издание» (чтоб взбодрить библиофилов будущего), предисловие открывается знакомыми читателю модуляциями:
«4-го Октября 1912 года возникло Mago Lucifind Adelfiy (Великое Светоносное братство), полагающее начало новому времени в жизни человечества, являющееся залогом возрождения последнего, источником очередной образованности и корнем новой расы».
После трех страниц возвышенного текста следует реверанс в направлении скромности: «вместо непосредственного разглагольствования о себе, о том, что я родился в таком-то году и в таком-то городе, о том, что небрежно посещал такой-то университет, а «Прощание» написал, вдохновившись рукописным стихотворением, написанным по-французски моей приятельницей, поэтессой Полимнией Мавродато, и прочее, и прочее, и прочее, тисну-ка я несколько писем от моих друзей и подруг!». Далее, точно, идут несколько писем, подписанных инициалами, из разных городов и стран. Потом примерно на ста страницах напечатаны стихи, ничего, увы, не прибавляющие ни к сложившемуся у нас мнению об авторе, ни к небогатому набору биографических сведений о нем. На этом, в общем-то, история заканчивается; идентифицировать одного из изобилующих тезок с нашим героем не представляется возможным (хотя больше шансов у этого); остается сказать две вещи:
1) Изобретенные им языки не вполне канули в безвестность; о них существует даже некоторая библиография исследований, приведенная в этой работе.
2) Взятая в заголовок этой заметки фраза означает по-адэльфийски: «Через Пушкинскую улицу идет господин Туловский с госпожами»
