М.К. Юшневская. Письма. Опыт комментария.19 ноября 1831. Петровское
Предыдущие письма:
1.23-го Мая 1830 года. Нижний Новгород:
https://lubelia.livejournal.com/1419565.html
2. 27 сентября 1830 года, Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1423555.html
3. 11-го Октября и 2 ноября 1830 г. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1429364.html
4.13 Декабря 1830. Петровский Завод
https://lubelia.livejournal.com/1434767.html
5.29 Января 1831. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1444299.html
6.4 июня 1831. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1448430.html
7.30 октября 1831. Петровский Завод.
https://lubelia.livejournal.com/1491369.html
Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г. C. 17-19
[Мария Казимировна - Семену Петровичу]
19 ноября 1831. Петровское
После отправления письма моего к тебе, любезный друг Семен Петрович, от 30 октября, Павел Васильевич [Аврамов] получил горестное известие о кончине его родителей 1Нельзя изобразить тебе, какой удар это нанесло ему. В нашем только положении можно представить себе всю меру его печали. По давней с ним дружбе нашей и по участию, какое обязаны мы принимать в нем, я вместе с братом твоим сочли необходимым тебя об этом уведомить, дабы ты обратил особенное внимание на содержание последнего моего письма, в котором сообщала я тебе поручение Павла Васильевича [Аврамова] собственными его словами: теперь лишился он лучших своих друзей и попечителей; братья же его и сестры, по известной к нему привязанности, хотя и готовы иметь о нем попечение, но ты знаешь, как способы их ограничены. И так, вся надежда Павла Васильевича [Аврамова] на исполнение с твоей стороны того, о чем, по поручению его, я дважды к тебе писала 2. Теперь брат твой Алексей Петрович возобновляет особенную об этом просьбу. - Брат твой, любезнейший Семен Петрович, здоров. Месяц прошел по получении от тебя письма. Скоро ли дождем другого? Скучно и грустно не получать писем от родных, которых мы любим всем сердцем. Ты знаешь очень хорошо и сам, друг мой, что брату твоему большая отрада была бы получать твои письма. Зачем же ты так редко утешаешь его и лишаешь тем много минут приятных, которые мог бы он иметь? - На сих днях очень меня огорчил, было, мой старик Еминька 3, который перенес тяжкую болезнь, но ему другой день лучше. Алексей Петрович очень его жалел.- Николай Васильевич [Басаргин] вовсе не получает писем от княгини Мещерской 4 и я не получаю от нее писем. Уведомь, если знаешь, где она! Фердинанд Богданович [Вольф] очень, очень кланяется тебе. Говорят, что дети покойного Варфоломея Варфоломеевича [Рынкевича], два мальчика, прелестные, говорят, красавцы, а третья - девочка также хорошенькая. Бабушка о них печется, а мать не очень. Есть здесь знакомый покойника, [Дмитрий Захарович] Ильинский, штаб-лекарь 5, который мне сообщает всегда о сих детях. Они не нуждаются ни в чем, но Бог знает, какое они получат воспитание. - Брат твой целует тебя от всего сердца. У него нет совсем курительного табаку, а ты знаешь, как ему необходимо курить. - Прощай, мой любезный! Прошу тебя поцеловать за меня ручку моей матушки и скажи ей, что мы оба здоровы.
Обнимаю тебя со всею нежностью привязанной сестры и друга.
Марья Юшневская.
19 ноября 1831. Петровское.
ПРИМЕЧАНИЯ
1Отец П. В. Аврамова - Василий Михайлович Аврамов, советник комитета академии наук, о матери мне пока ничего не известно.
2В делах Аврамова принимают участие его братья Михаил и Василий. Подробней обо всей этой коллизии см. прим. 1 к письму от 11 октября 1830 г. Юшневская пишет Семену о делах Аврамова в письмах от 11 октября 1830 года: "Желание Павла Васильевича, на основании претерпеваемых им недостатков в самом необходимом в продолжении четырех лет, есть: дабы ты оказал ему одолжение присылкою на имя мое процентов с денег, находящихся в руках твоих, за все прошедшее время по 1-е января будущего 1831 года. С сего же времени уплачивать оные родителю его. В скорой уплате капитала Павел Васильевич не видит надобности, лишь бы проценты платились исправно, потому что они суть единственное средство содержать его, не вводя в затруднение его отца. Просьба сия основана на воли сего последнего, о чем Павел Васильевич уведомит своего отца, коль скоро ты согласишься исполнить его просьбу. Он просит повторить тебе, что имеет крайнюю нужду в исполнении этой просьбы», - и в письме от 30 октября 1831 года, через год после первого: «Павел Васильевич [Аврамов] благодаря тебя за память о нем и свидетельствуя взаимное его расположение, просит тебя войти в его обстоятельства и поспешить началом исполнения твоего обещания - высылать ему проценты с должной тобою суммы его родителям сходно их давно уже изъявленному тебе желанию».
3Еминька - пес Юшневской, который приехал с ней в Сибирь из Тульчина. Прослеживается в переписке до 1832 года. В 1828 году он «мил и зол» и помогает ей улаживать запутанные денежные дела в Киеве, в 1829 скучает по ней, пока она гостит то ли в Каменке, то ли в Рашкове и воет. Вообще же Мария Казимировна - собачница, в дальнейшем в переписке упоминается ее предыщущая собака - "красавица Дельфина", да и после Еминьки она периодически упоминает в переписке, что собаки у нее "славные".
4Княгиня Мещерская - теща Басаргина, мать его умершей в 1825 году любимой жены Марии Михайловны. Юшневская поддерживает отношения с семейством Мещерских, Басаргин в воспоминаниях пишет так: «Во время путешествия нашего приехали к нам еще две дамы - Розен и Юшневская. Последняя, проживая в Тульчине, сообщила мне некоторые сведения о родичах покойной жены моей, с которыми она жила в одном месте». В дальнейшем Мещерские упоминаются в ее переписке с Семеном.
5
Ильинский Дмитрий Захарович (1805-1842) - врач Петровского завода. См. о нем кусок воспоминаний М. Бестужева: «Ильинский был из духовного звания, получил образование сперва в семинарии, а потом в медико-хирургическом отделении Московского университета, следовательно, весьма плохое, и самое его назначение в Селенгинск уже довольно ясно это обозначает. Он познакомился в доме селенгинского купца 3-й гильдии Старцева и женился на его 14-летней дочери., столь редкую в Сибири, - и вы будете иметь ее портрет, довольно верный. Молоденькая и очень хорошенькая ее дочь (Катерина Дмитриевна), отданная замуж в таких молодых летах, невинностью и неопытностью была совершенное дитя, так что ее супруг, с помощью текстов из священного писания, едва добился от нее, уже долго после свадьбы, покорности супружеским обязанностям. Наши дамы ее очень полюбили, ласкали ее и играли ею, как игрушкой. Когда ее муж не ночевал дома (а это случалось довольно часто вначале, потому что, вспоминая студенческую жизнь бурша, он сблизился с гуляками нашего штаба, и преимущественно с Куломзиным, племянником генерала, глупцом и пьяницей), то она постоянно приходила ночевать к нашим дамам, детски-наивно признаваясь, «что она привыкла спать с Митей (ее муж) и без него боится одна лечь в постелю»… Муж ее, взбалмошный, но добрый студент, не видавший никогда хорошего общества, получивший такое ограниченное образование, но по влечению молодости жаждущий познаний, был совершенно сбит с толку неестественным состоянием, в которое его бросила судьба. Вообразите себе молодого человека со свойственным молодости самолюбием, с претензиею на университетское образование, с неведением самых простых понятий о составе общества, с политическим его устройством, а главное - с отсутствием всякого понятия о нашем намерении, незнанием, чего мы хотели, за что пострадали, - вообразите этого человека, брошенного в водоворот нашей тюремной жизни в ту эпоху, когда впечатления еще были живы, раны свежи, потери горьки, когда кипучая молодость, лишенная деятельности, изливалась в шумных диспутах и борьбе разноречащих мнений, еще не сгладившихся шероховатостей. Его изумление было велико, когда, слушая знакомую ему русскую речь, он в ней не понимал ничего. Из сострадания к его любознательности, ему объяснили его невежество. Тогда, очертя голову, он бросился в море учености, просил, вымаливал у нас книги, а когда увидел, что из русских книг он не многому научится, он начал изучение французского языка, заставил и жену учиться по-французски, читал сам и заставлял читать жену философского и специального содержания книги; не познакомившись хорошо с языком и начав дело с середины, естественно, понимал все вкривь и вкось и, желая нам показать свое знание, пускался в философские и политические прения и, наконец, дошел до такого умственного сумбура, что становилось жаль, когда насмешники нарочно вовлекали его <в> диспуты и, засыпая его техническими терминами, пороли чепуху в забаву публики. Эти диспуты сделались для него хроническою болезнью, и он так надоел всем, что комендант, видя, как он небрежет своею должностью и променял медицину на философию и политику, запретил ему (чудное дело!) вход в каземат и лечение больных арестантов, иногда позволяя в таких только случаях, когда больной, не желая лечиться у нашего товарища Вольфа, просил у коменданта позволения лечиться у Ильинского. Итак, медик, назначенный правительством к арестантам, которого обязанность была ежедневно посещать нас по службе, не иначе мог проникнуть в заветные стены, как только с нашего позволения. И он часто прибегал к нам с просьбой - сказаться больным, и мы его выписывали и скучали с ним; но все, все мы ему прощали ради его привязанности к нам, ради его любознательности, ради участия в нашем положении доброй, почтенной старушки Федосьи Дмитриевны и жены его, ради доставления всякого рода контрабанды, начиная с карандаша и стклянки вина, под видом лекарства, до запрещенного стихотворения или брошюры. Он умер в бытность нашу в Селенгинске, в чахотке».
С женой Ильинского Катериной Дмитриевной Юшневская по всей видимости приятельствует - во всяком случае в переписке она упоминается неоднократно.
1.23-го Мая 1830 года. Нижний Новгород:
https://lubelia.livejournal.com/1419565.html
2. 27 сентября 1830 года, Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1423555.html
3. 11-го Октября и 2 ноября 1830 г. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1429364.html
4.13 Декабря 1830. Петровский Завод
https://lubelia.livejournal.com/1434767.html
5.29 Января 1831. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1444299.html
6.4 июня 1831. Петровский Завод:
https://lubelia.livejournal.com/1448430.html
7.30 октября 1831. Петровский Завод.
https://lubelia.livejournal.com/1491369.html
Письма декабриста Алексея Петровича Юшневского и его жены Марии Казимировны из Сибири", публ. В. П. Голубовского, Киев, 1908 г. C. 17-19
[Мария Казимировна - Семену Петровичу]
19 ноября 1831. Петровское
После отправления письма моего к тебе, любезный друг Семен Петрович, от 30 октября, Павел Васильевич [Аврамов] получил горестное известие о кончине его родителей 1Нельзя изобразить тебе, какой удар это нанесло ему. В нашем только положении можно представить себе всю меру его печали. По давней с ним дружбе нашей и по участию, какое обязаны мы принимать в нем, я вместе с братом твоим сочли необходимым тебя об этом уведомить, дабы ты обратил особенное внимание на содержание последнего моего письма, в котором сообщала я тебе поручение Павла Васильевича [Аврамова] собственными его словами: теперь лишился он лучших своих друзей и попечителей; братья же его и сестры, по известной к нему привязанности, хотя и готовы иметь о нем попечение, но ты знаешь, как способы их ограничены. И так, вся надежда Павла Васильевича [Аврамова] на исполнение с твоей стороны того, о чем, по поручению его, я дважды к тебе писала 2. Теперь брат твой Алексей Петрович возобновляет особенную об этом просьбу. - Брат твой, любезнейший Семен Петрович, здоров. Месяц прошел по получении от тебя письма. Скоро ли дождем другого? Скучно и грустно не получать писем от родных, которых мы любим всем сердцем. Ты знаешь очень хорошо и сам, друг мой, что брату твоему большая отрада была бы получать твои письма. Зачем же ты так редко утешаешь его и лишаешь тем много минут приятных, которые мог бы он иметь? - На сих днях очень меня огорчил, было, мой старик Еминька 3, который перенес тяжкую болезнь, но ему другой день лучше. Алексей Петрович очень его жалел.- Николай Васильевич [Басаргин] вовсе не получает писем от княгини Мещерской 4 и я не получаю от нее писем. Уведомь, если знаешь, где она! Фердинанд Богданович [Вольф] очень, очень кланяется тебе. Говорят, что дети покойного Варфоломея Варфоломеевича [Рынкевича], два мальчика, прелестные, говорят, красавцы, а третья - девочка также хорошенькая. Бабушка о них печется, а мать не очень. Есть здесь знакомый покойника, [Дмитрий Захарович] Ильинский, штаб-лекарь 5, который мне сообщает всегда о сих детях. Они не нуждаются ни в чем, но Бог знает, какое они получат воспитание. - Брат твой целует тебя от всего сердца. У него нет совсем курительного табаку, а ты знаешь, как ему необходимо курить. - Прощай, мой любезный! Прошу тебя поцеловать за меня ручку моей матушки и скажи ей, что мы оба здоровы.
Обнимаю тебя со всею нежностью привязанной сестры и друга.
Марья Юшневская.
19 ноября 1831. Петровское.
ПРИМЕЧАНИЯ
1Отец П. В. Аврамова - Василий Михайлович Аврамов, советник комитета академии наук, о матери мне пока ничего не известно.
2В делах Аврамова принимают участие его братья Михаил и Василий. Подробней обо всей этой коллизии см. прим. 1 к письму от 11 октября 1830 г. Юшневская пишет Семену о делах Аврамова в письмах от 11 октября 1830 года: "Желание Павла Васильевича, на основании претерпеваемых им недостатков в самом необходимом в продолжении четырех лет, есть: дабы ты оказал ему одолжение присылкою на имя мое процентов с денег, находящихся в руках твоих, за все прошедшее время по 1-е января будущего 1831 года. С сего же времени уплачивать оные родителю его. В скорой уплате капитала Павел Васильевич не видит надобности, лишь бы проценты платились исправно, потому что они суть единственное средство содержать его, не вводя в затруднение его отца. Просьба сия основана на воли сего последнего, о чем Павел Васильевич уведомит своего отца, коль скоро ты согласишься исполнить его просьбу. Он просит повторить тебе, что имеет крайнюю нужду в исполнении этой просьбы», - и в письме от 30 октября 1831 года, через год после первого: «Павел Васильевич [Аврамов] благодаря тебя за память о нем и свидетельствуя взаимное его расположение, просит тебя войти в его обстоятельства и поспешить началом исполнения твоего обещания - высылать ему проценты с должной тобою суммы его родителям сходно их давно уже изъявленному тебе желанию».
3Еминька - пес Юшневской, который приехал с ней в Сибирь из Тульчина. Прослеживается в переписке до 1832 года. В 1828 году он «мил и зол» и помогает ей улаживать запутанные денежные дела в Киеве, в 1829 скучает по ней, пока она гостит то ли в Каменке, то ли в Рашкове и воет. Вообще же Мария Казимировна - собачница, в дальнейшем в переписке упоминается ее предыщущая собака - "красавица Дельфина", да и после Еминьки она периодически упоминает в переписке, что собаки у нее "славные".
4Княгиня Мещерская - теща Басаргина, мать его умершей в 1825 году любимой жены Марии Михайловны. Юшневская поддерживает отношения с семейством Мещерских, Басаргин в воспоминаниях пишет так: «Во время путешествия нашего приехали к нам еще две дамы - Розен и Юшневская. Последняя, проживая в Тульчине, сообщила мне некоторые сведения о родичах покойной жены моей, с которыми она жила в одном месте». В дальнейшем Мещерские упоминаются в ее переписке с Семеном.
5
Ильинский Дмитрий Захарович (1805-1842) - врач Петровского завода. См. о нем кусок воспоминаний М. Бестужева: «Ильинский был из духовного звания, получил образование сперва в семинарии, а потом в медико-хирургическом отделении Московского университета, следовательно, весьма плохое, и самое его назначение в Селенгинск уже довольно ясно это обозначает. Он познакомился в доме селенгинского купца 3-й гильдии Старцева и женился на его 14-летней дочери., столь редкую в Сибири, - и вы будете иметь ее портрет, довольно верный. Молоденькая и очень хорошенькая ее дочь (Катерина Дмитриевна), отданная замуж в таких молодых летах, невинностью и неопытностью была совершенное дитя, так что ее супруг, с помощью текстов из священного писания, едва добился от нее, уже долго после свадьбы, покорности супружеским обязанностям. Наши дамы ее очень полюбили, ласкали ее и играли ею, как игрушкой. Когда ее муж не ночевал дома (а это случалось довольно часто вначале, потому что, вспоминая студенческую жизнь бурша, он сблизился с гуляками нашего штаба, и преимущественно с Куломзиным, племянником генерала, глупцом и пьяницей), то она постоянно приходила ночевать к нашим дамам, детски-наивно признаваясь, «что она привыкла спать с Митей (ее муж) и без него боится одна лечь в постелю»… Муж ее, взбалмошный, но добрый студент, не видавший никогда хорошего общества, получивший такое ограниченное образование, но по влечению молодости жаждущий познаний, был совершенно сбит с толку неестественным состоянием, в которое его бросила судьба. Вообразите себе молодого человека со свойственным молодости самолюбием, с претензиею на университетское образование, с неведением самых простых понятий о составе общества, с политическим его устройством, а главное - с отсутствием всякого понятия о нашем намерении, незнанием, чего мы хотели, за что пострадали, - вообразите этого человека, брошенного в водоворот нашей тюремной жизни в ту эпоху, когда впечатления еще были живы, раны свежи, потери горьки, когда кипучая молодость, лишенная деятельности, изливалась в шумных диспутах и борьбе разноречащих мнений, еще не сгладившихся шероховатостей. Его изумление было велико, когда, слушая знакомую ему русскую речь, он в ней не понимал ничего. Из сострадания к его любознательности, ему объяснили его невежество. Тогда, очертя голову, он бросился в море учености, просил, вымаливал у нас книги, а когда увидел, что из русских книг он не многому научится, он начал изучение французского языка, заставил и жену учиться по-французски, читал сам и заставлял читать жену философского и специального содержания книги; не познакомившись хорошо с языком и начав дело с середины, естественно, понимал все вкривь и вкось и, желая нам показать свое знание, пускался в философские и политические прения и, наконец, дошел до такого умственного сумбура, что становилось жаль, когда насмешники нарочно вовлекали его <в> диспуты и, засыпая его техническими терминами, пороли чепуху в забаву публики. Эти диспуты сделались для него хроническою болезнью, и он так надоел всем, что комендант, видя, как он небрежет своею должностью и променял медицину на философию и политику, запретил ему (чудное дело!) вход в каземат и лечение больных арестантов, иногда позволяя в таких только случаях, когда больной, не желая лечиться у нашего товарища Вольфа, просил у коменданта позволения лечиться у Ильинского. Итак, медик, назначенный правительством к арестантам, которого обязанность была ежедневно посещать нас по службе, не иначе мог проникнуть в заветные стены, как только с нашего позволения. И он часто прибегал к нам с просьбой - сказаться больным, и мы его выписывали и скучали с ним; но все, все мы ему прощали ради его привязанности к нам, ради его любознательности, ради участия в нашем положении доброй, почтенной старушки Федосьи Дмитриевны и жены его, ради доставления всякого рода контрабанды, начиная с карандаша и стклянки вина, под видом лекарства, до запрещенного стихотворения или брошюры. Он умер в бытность нашу в Селенгинске, в чахотке».
С женой Ильинского Катериной Дмитриевной Юшневская по всей видимости приятельствует - во всяком случае в переписке она упоминается неоднократно.