"Выросшие травматики пойдут воевать", завершение
Часть 4
О прощении и сопротивлении
Поскольку эта тема обозначилась, думаю, не стоит оставлять ее без внимания.
Сперва, как обычно - пример, источник все тот же:
"Многим есть что порассказать.
И чо теперь, заворачиваться в простыню и ползти на кладбище?
Зрелый человек прощает, анализирует и отпускает, чтоб не допустить повторения, а не циклится на детских обидах… меньше драм и соплей".
А теперь вопрос к внимательному читателю - чьи менторские нотки звучат в этой инструкции? Какая идея стоит за этим стремлением «вылечить» инакомыслящих своей картиной мира? Насколько вкусной и полезной кажется вам сама идея прощения в обязательном порядке? В качестве сдаваемого (кому?) экзамена на право считаться «зрелым человеком»?
Для тех, кто паче чаяния затруднился с ответом - кусочек простого, лишенного излишней психологизированности, рассуждения о прощении:
«Простить вовсе не означает принять. Простить это, прежде всего, отказаться от мести, от наказания. Проблема в том, что в России большинство людей всегда было в таком положении, что не имело возможности мстить и наказывать своих обидчиков. В таких условиях «простить» превращается в какое-то ненатуральное и безвкусное занятие. Как в 1991-1992 году люди определённого сорта призывали «простить чекистов». Но те отнюдь не были на скамье подсудимых, продолжали, как мы теперь знаем, свою деятельность, всячески её расширяя. Многие неплохие люди искренне пытались поучаствовать в таком «прощении», и это приводило к своеобразному психическому расстройству, как если бы люди обсуждали вопрос, пить им водку или коньяк, когда на столе стоят лишь чай с пивом».
Nota bene, как говорили латиняне, потому что это важно - прощение подразумевает, что человек имел возможность отомстить и принял решение от мести отказаться.
А каким образом ребенок, пусть даже выросший, может отомстить родителям? Чаще всего - никак. Даже если, спустя десятилетия, набраться смелости и рассказать им о своих детских переживаниях, то велик риск оказаться не услышанным (масса людей виртуозно умеет слышать лишь то, что слышать хочется и пропускать мимо ушей все остальное), либо обвиненным в том, что «ничего подобного не было, ты все это выдумал(а)» (человеческая память избирательна). Вот и получается ситуация «у меня никто прощения и не просил, куда я прощать-то буду?».
Прощать, действительно, получается "некуда". Отсутствует то межличностное пространство, в котором можно было бы разместить что-то, связанное с травматическими событиями - либо месть, либо прощение.
Есть в этом еще один важный момент.
То, что делали с человеком в детстве - это своеобразная ось, вокруг которой в дальнейшем выстраивается его идентичность. Представления о самом себе, которое можно описать как «я - такой-то человек» (хороший, плохой, умный, глупый, храбрый, трусливый, успешный, неудачник, еt cetera, et cetera). Осью идентичности человека, подвергшегося насилию, является переживание «я - жертва насилия». Можно этот факт признавать или отрицать с пеной у рта, суть от этого не меняется.
Идентичность при этом - родная-единственная, многие годы рощеная, прибарахлившаяся по мере вырастания большим количеством способов встречаться с людьми и жизненными ситуациями именно таким образом - из жертвы. Так, словно уже обидели или вот-вот обидят. Так, словно ничего хорошего от мира и окружающих точно не отломится. Так, словно любой, чья точка зрения по какому-то вопросу отличается от моей, опасен. Ибо незамедлительно заставит принять эту чуждую мне точку и смотреть на все именно с нее.
То самое, что когда-то, в условиях «домашней войны» позволяло хоть как-то сохранить себя - настороженное ожидание; привычка контролировать и пытаться предугадать наперед мысли и действия других людей; постоянная готовность к нападению; способность и готовность терпеть длительный дискомфорт из страха, что прилетит по башке за его озвучивание - впоследствии начинает работать уже в прямо противоположную сторону.
Как получать помощь и поддержку, если в каждом человеке видишь если не реального, то потенциального обидчика?
Какого признания можно хотеть от мира, если кажется, что он по определению «жесток и груб»?
Как можно доверять и доверяться, если в течение многих лет по твоей беззащитности разгуливали в кованых сапогах?
Как возможно поверить в чье-то хорошее к себе отношение, выросши под мантры о том, что «от тебя одни неприятности»?
О какой самореализации можно мечтать, ежели точно знаешь, что ты - жалкая, ничтожная личность, бездарность с руками, растущими из задницы, позор школы, несчастье родителей и привык стыдиться за сам факт своего существования?
Про какую любовь и близость может идти речь, если единственный опыт любви и близости - это когда от тебя требуют благодарности в обмен на жестокость?
И что делать с чувством вины за то, что некто, претендующий на обладание сакральным знанием, говорит: «прости-отпусти и будет тебе счастье» - а вот не получается?
И на разгребание всех этих, накопившихся за много лет, россыпей и залежей, отвалов и завалов; на отделение собственного Я - который думает, чувствует, выбирает, делает - от того, что говорили обо мне родители; на обучение новому восприятию себя и иным способам отношений с миром требуется немало времени. Потому что оно - см. выше - родное и привычное, в течение многих лет единственно возможное, в кровь и плоть въевшееся. Потому и делать это лучше с тем, кто имеет определенное представление о структуре завалов и имеет опыт разгребания собственных. То бишь - психотерапевта. Он и пространство предоставит, и безопасность постарается обеспечить, и от излишнего геройства удержать и поддержать, чтобы в чувстве вины не захлебнуться.
О прощении и сопротивлении
Поскольку эта тема обозначилась, думаю, не стоит оставлять ее без внимания.
Сперва, как обычно - пример, источник все тот же:
"Многим есть что порассказать.
И чо теперь, заворачиваться в простыню и ползти на кладбище?
Зрелый человек прощает, анализирует и отпускает, чтоб не допустить повторения, а не циклится на детских обидах… меньше драм и соплей".
А теперь вопрос к внимательному читателю - чьи менторские нотки звучат в этой инструкции? Какая идея стоит за этим стремлением «вылечить» инакомыслящих своей картиной мира? Насколько вкусной и полезной кажется вам сама идея прощения в обязательном порядке? В качестве сдаваемого (кому?) экзамена на право считаться «зрелым человеком»?
Для тех, кто паче чаяния затруднился с ответом - кусочек простого, лишенного излишней психологизированности, рассуждения о прощении:
«Простить вовсе не означает принять. Простить это, прежде всего, отказаться от мести, от наказания. Проблема в том, что в России большинство людей всегда было в таком положении, что не имело возможности мстить и наказывать своих обидчиков. В таких условиях «простить» превращается в какое-то ненатуральное и безвкусное занятие. Как в 1991-1992 году люди определённого сорта призывали «простить чекистов». Но те отнюдь не были на скамье подсудимых, продолжали, как мы теперь знаем, свою деятельность, всячески её расширяя. Многие неплохие люди искренне пытались поучаствовать в таком «прощении», и это приводило к своеобразному психическому расстройству, как если бы люди обсуждали вопрос, пить им водку или коньяк, когда на столе стоят лишь чай с пивом».
Nota bene, как говорили латиняне, потому что это важно - прощение подразумевает, что человек имел возможность отомстить и принял решение от мести отказаться.
А каким образом ребенок, пусть даже выросший, может отомстить родителям? Чаще всего - никак. Даже если, спустя десятилетия, набраться смелости и рассказать им о своих детских переживаниях, то велик риск оказаться не услышанным (масса людей виртуозно умеет слышать лишь то, что слышать хочется и пропускать мимо ушей все остальное), либо обвиненным в том, что «ничего подобного не было, ты все это выдумал(а)» (человеческая память избирательна). Вот и получается ситуация «у меня никто прощения и не просил, куда я прощать-то буду?».
Прощать, действительно, получается "некуда". Отсутствует то межличностное пространство, в котором можно было бы разместить что-то, связанное с травматическими событиями - либо месть, либо прощение.
Есть в этом еще один важный момент.
То, что делали с человеком в детстве - это своеобразная ось, вокруг которой в дальнейшем выстраивается его идентичность. Представления о самом себе, которое можно описать как «я - такой-то человек» (хороший, плохой, умный, глупый, храбрый, трусливый, успешный, неудачник, еt cetera, et cetera). Осью идентичности человека, подвергшегося насилию, является переживание «я - жертва насилия». Можно этот факт признавать или отрицать с пеной у рта, суть от этого не меняется.
Идентичность при этом - родная-единственная, многие годы рощеная, прибарахлившаяся по мере вырастания большим количеством способов встречаться с людьми и жизненными ситуациями именно таким образом - из жертвы. Так, словно уже обидели или вот-вот обидят. Так, словно ничего хорошего от мира и окружающих точно не отломится. Так, словно любой, чья точка зрения по какому-то вопросу отличается от моей, опасен. Ибо незамедлительно заставит принять эту чуждую мне точку и смотреть на все именно с нее.
То самое, что когда-то, в условиях «домашней войны» позволяло хоть как-то сохранить себя - настороженное ожидание; привычка контролировать и пытаться предугадать наперед мысли и действия других людей; постоянная готовность к нападению; способность и готовность терпеть длительный дискомфорт из страха, что прилетит по башке за его озвучивание - впоследствии начинает работать уже в прямо противоположную сторону.
Как получать помощь и поддержку, если в каждом человеке видишь если не реального, то потенциального обидчика?
Какого признания можно хотеть от мира, если кажется, что он по определению «жесток и груб»?
Как можно доверять и доверяться, если в течение многих лет по твоей беззащитности разгуливали в кованых сапогах?
Как возможно поверить в чье-то хорошее к себе отношение, выросши под мантры о том, что «от тебя одни неприятности»?
О какой самореализации можно мечтать, ежели точно знаешь, что ты - жалкая, ничтожная личность, бездарность с руками, растущими из задницы, позор школы, несчастье родителей и привык стыдиться за сам факт своего существования?
Про какую любовь и близость может идти речь, если единственный опыт любви и близости - это когда от тебя требуют благодарности в обмен на жестокость?
И что делать с чувством вины за то, что некто, претендующий на обладание сакральным знанием, говорит: «прости-отпусти и будет тебе счастье» - а вот не получается?
И на разгребание всех этих, накопившихся за много лет, россыпей и залежей, отвалов и завалов; на отделение собственного Я - который думает, чувствует, выбирает, делает - от того, что говорили обо мне родители; на обучение новому восприятию себя и иным способам отношений с миром требуется немало времени. Потому что оно - см. выше - родное и привычное, в течение многих лет единственно возможное, в кровь и плоть въевшееся. Потому и делать это лучше с тем, кто имеет определенное представление о структуре завалов и имеет опыт разгребания собственных. То бишь - психотерапевта. Он и пространство предоставит, и безопасность постарается обеспечить, и от излишнего геройства удержать и поддержать, чтобы в чувстве вины не захлебнуться.