Часть 2.
Как это работает
Следующая часть Марлезонского балета - о том, как запускается этот механизм «благодарности агрессору» и каким образом в дальнейшем поддерживается его существование и бесперебойная работа.
В качестве основной «движущей силы» этого механизма, как правило, выступают две идеи. Как правило же, обе - не особо осознаваемые их обладателями.
Первая идея - родительская - выглядит примерно так: «ребенок - мое продолжение, он должен жить, делать, думать, чувствовать так, как я считаю правильным». Эту позиция достаточно легко узнаваема по ряду словесных маркеров, четко указывающих на то, что мысли о наличии у детей чего-то инвидуального-собственного тут и рядом не стояло.
«Дети не могут знать, чего они хотят»
«Это МОЙ ребенок, я лучше знаю, что ему нужно!»
«Другие дети могут, а мой - балбес!»
«Я из сил выбиваюсь, пытаясь сделать из него человека…»
Дальше пополнять эту копилочку можете сами.
Это вариант воспитания по типу пластической хирургии - «лишнее отрежем, недостающее пришьем». То есть, в родительской голове имеется четкий образ того, каким должен быть их ребенок. Далее следует многолетний процесс «дорабатывания» напильником ребенкиной личности до выдуманного идеала. В данном случае - до образа «мужчины», способного «стойко и мужественно переносить тяготы и невзгоды…». То, что «мужчина» покамест от горшка два вершка, и поломка любимой игрушки для него уже является тяготой с трудом выносимой - неважно. Есть Великая Воспитательная Цель. Есть Образ. К которому нужно изо всех сил стремиться. То, что в процессе этого воспитательного экстаза придется выбросить за борт изрядную долю ребенкиных чувств - неважно. Цель, как известно, оправдывает. Война, как известно, все спишет. А это - война. Война против ребенка. Война за достижение цели.
Достичь этой цели - очень важно. Потому что успешное превращение ребенка из живого в специального, совпадающего с Образом - это вам не хухры-мухры. Это - чтоб вы знали - вещь, жизненно важная для подтверждения собственной уверенности в том, что «я - хороший родитель». Любое отклонение дитяти от Образа способно мигом выбить почву из-под этой уверенности и заставить считать себя родителем плохим и неправильным.
Таким образом на малыша чуть ли не с рождения складывается очень тяжелая ноша - обслуживать и поддерживать собственной жизнью идею родительской «хорошести».
И самый идеальный в данном случае вариант - сделать ребенка своим союзником. Внушить ему, что все это проделывается исключительно ради его блага. Что родитель - как бы он себя ни вел - добр и прекрасен, а что от этой доброты добра как-то не видно, так это от того, что мал ты еще, дитя, да неразумен, вырастешь - поймешь и проникнешься.
Тем более что это - как я уже говорила - просто. Если сравнивать не с чем, легко поверить, что то, что есть - самое лучшее и правильное. А когда возможность сравнивать появится - глаз уже замылен; восприятие искажено; то, что есть, в кровь и плоть въелось, задумаешь в консерватории поменять что-то - придется изрядный кусок представлений о себе и о мире от себя с кровью отдирать.
И отсюда мы плавно перемещаемся ко второй идее, носителем которой является бывший такой ребенок, нынешний взрослый. Собственно, это та самая мина замедленного действия, о которой уже говорилось выше: «вырастешь - поймешь и проникнешься». Почему это мина? Да потому что - директива, обязательная к исполнению. Потому что нагруженный этой директивой человек, в дальнейшем будет изо всех стараться ей следовать, до изнеможения притягивая за уши Действительность к своей субъективной Реальности. В которой то, что с ним делалось, предписано считать благом по определению и ничто иное не имеет права на существование. К взрослому возрасту эта идея оказывается надежно утоплена в сфере неосознаваемых процессов и для извлечения ее обратно на сознательный уровень (ибо только там с нею можно что-то сделать) обычно требуется не один месяц терапии. А пока эта идея бултыхается в бессознательном, процесс обращения с Действительностью идет себе спокойно по указанной в детстве дорожке: «лишнее отрежем, недостающее пришьем». Те факты и явления жизни, которые годятся для подтверждения идеи о полезности именно такого обращения детьми, берутся в фокус внимания и всячески акцентируются; те, что способны эту идею поколебать или опровергнуть, игнорируются либо обесцениваются.
Я нарочно пишу именно так - «берутся», «игнорирутся», «обесцениваются» (сами по себе, ага) - потому что происходит это, действительно, как бы само по себе, проскакивая мимо сознания человека и его мыслительного контроля.
По сути, в данном случае имеет место быть переселение внешнего родителя во внутриличностное пространство, в котором продолжает мерно постукивать запущенный когда-то механизм обслуживания своей жизнью родительской «хорошести».
Этому механизму, как и любому другому, для поддержания работы регулярно требуется топливо. Чтобы трудиться бесперебойно и никаких сомнений в «хорошести» на территорию захваченной ею личности не допускать. В качестве топлива неплохо подходит, в частности, пальба по инакомыслящим. В качестве снарядов - методы унижения и обесценивания. Такие, когда на позицию, отличную от родительской, навешивается ярлык «вы ничего не понимаете». Когда забота и защита легким зигзагом мысли превращаются в «заслонение юбкой». Когда разговоры о субъективном человеческом отношении подменяются рассуждениями об «объективных обстоятельствах» и тех самых временах. Когда люди, признающие наличие насилия в своей жизни, обзываются либо лгунами («этого не может быть, потому что этого не может быть никогда»), либо «неудачниками, размазывающими сопли», а изо-всех-сил-отрицание-и-обесценивание возводится в ранг достоинства.
Впрочем, об этом - дальше.