Кижи находятся на грани уничтожения (дополнено впечатлениями Ю.ЛАТЫНИНОЙ)
Российские реставраторы просят ЮНЕСКО спасти памятник зодчества
Один из символов России, почти столь же значимый, как Московский Кремль или Софийский собор в Новгороде, в ближайшие годы может навсегда потерять свою уникальность. По крайней мере, именно так оценивают перспективы ансамбля Кижского погоста в Карелии эксперты ЮНЕСКО, которые недавно вновь обратились к правительству Росии с предупреждением.
Если подход к начинающейся реставрации Кижей не будет немедленно пересмотирен, всемирно известный памятник деревянного зодчества может быть признан не соответствующим критериям списка объектов всемирного наследия, говорят в ЮНЕСКО. Обращение это, за номером COM 7B.94, было принято 3 августа в бразильской столице Бразилиа, где проходила 34-я сессия этой международной организации. Еще немного, утверждают эксперты - и Кижи попадут в культурную «Красную книгу» - список, озаглавленный «Всемирное культурное наследие под угрозой».
Международных специалистов по культурному наследию, которые посетили Кижи в последний раз в апреле этого года, беспокоит запланированная реставрация главного памятника погоста - 22-главой церкви Спаса Преображения (1714 год). Кроме того, на острове Кижи планируется строительство туристического центра, который может исказить ландшафт знаменитого заповедника.
Наиболее значима, конечно, первая угроза. Дело в том, что, хотя в России еще в середине прошлого века были до тонкостей разработаны технологии реставрации деревянных строений самой разной сложности (в частности, такой реставрации подвергались и Кижи), на этот раз администрацией музея-заповедника принято решение испробовать новаторскую технологию. Эта методика называется «лифтингом» - речь, по сути, идет о замене подгнивших нижних венцов строения на новые без полной разборки храма, «на домкратах». Такая операция обычна для простых деревянных зданий - изб, амбаров - но грандиозный храм может просто не выдержать такого.
«Следует признать, что выбор методики реставрации обусловлен не интересами сохранения уникального деревянного памятника, а необходимостью его непрерывного использования в целях привлечения туристического потока, - пишут в своем обращении к ЮНЕСКО реставраторы Вячеслав ОРФИНСКИЙ, Александр ПОПОВ и Игорь ШУРГИН. - Вследствие отказа от реставрации памятника историческими инструментами по историческим технологиям неизбежны технологические ошибки, которые произойдут при несовпадении последовательности производства реставрационных работ с последовательностью исторического строительства. Лифтинг по своей сути является той же переборкой памятника, но не традиционным способом, применение которого приведет к повреждению подлинных элементов сруба. Неизбежно вырезание древесины в подлинных конструкциях памятника, нарушение их работы и последующее применение нетрадиционных приемов восстановления их целостности. Данный проект носит экспериментальный характер, и его реализация нанесет невосполнимый вред храму».
Более того, самое известное произведение русского деревянного зодчества уже сейчас глубоко «больно» в результате реставрации, проведенной на памятнике в начале 80-х годов, отметили эксперты. Еще в 1981-1983 гг. в процессе установки внутреннего несущего металлического каркаса в храме были выпилены половые балки и тесаные плахи полов ХVIII в., удалены дощатые полы ХIХ в. и подлинные конструктивные связи, разобрано "небо"; для установки сжимов по всей высоте храма были многократно просверлены бревна сруба. Таким образом, были полностью уничтожены интерьеры и конструктивные связи здания.
«Основным итогом этих "реставраций" стала утрата подлинных элементов памятника, более активное разрушение стен сруба, ослабление несущей способности конструкции», пишут эксперты. Реставраторы опасаются, что если реставрацию Кижского храма по проекту, принятому сейчас за основу, продолжится, то скоро великолепная церковь превратится в декорацию, в муляж. Восстановить памятник и репутацию российских реставраторов, как сичтают авторы письма, можно лишь, перебрав церковь по историческим технологиям и с применением исторических инструментов, которые имеются в коллекциях музеев и реставрационных мастерских.
Вторая угроза - принятый ныне генплан развития музея-заповедника, в котором предумсатривается СТРОИТЕЛЬСТВО НА ЗАПОВЕДНОЙ ТЕРРИТОРИИ ТУРИСТИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА, В ТОМ ЧИСЛЕ МЕСТ ДЛЯ ПИТАНИЯ И НОЧЕВКИ ТУРИСТИЧЕСКИХ ГРУПП. Напомним, изначально на Кижах нет ничего подобного, а нахождение посторонних на Кижах ночью фактически запрещено.
Случай Кижского погоста - далеко не единичный; он, скорее, может считаться типическим для прекрасных монастырских и крепостных ансамблей России, ставших в советские времена музеями-заповедниками, а в постсоветские понемногу «приватизируемых» разными инстанциями. Реставрация, относившася в советские годы к сфере науки и культуры, все больше становится лишь одной из областей строительства.
О Кижах и проблемах современной реставрации деревянного зодчества с обозревателем «СП» побеседовал Игорь ШУРГИН, опытнейший реставратор деревянных строений и глава фонда «Поддержка памятников деревянного зодчества»:
«СП»: - Вы - один из авторов обращения в ЮНЕСКО...
- Ну, скорее «подписант»; но, безусловно, обо всей ситуации там я знаю. Да, положение на острове сложилось угрожающее.
«СП»: - В письме упоминается, что еще в советские годы храм Преображения реставрировали при помощи металлических подпорок и прочих современных технологий...
- История реставрации Кижского погоста - и, в частности, Преображенской церкви - тянется уже около полувека. Стержневая проблема тут - то, что во все времена ЛЮДИ, ПРИНИМАВШИЕ РЕШЕНИЯ, ВОЗРАЖАЛИ ПРОТИВ КЛАССИЧЕСКОЙ РЕСТАВРАЦИИ ПУТЕМ ПЕРЕБОРКИ ПО ЭЛЕМЕНТАМ. Так принято реставрировать все памятники европейского деревянного зодчества - аккуратно разобрать по элементам, взамен поврежденных изготовить новые и столь же аккуратно собрать.
Однако в Кижах был особый случай. После того, как Ополовников в 60-х годах провел архитектурную реставрацию, стало ясно, в каком плачевном состоянии находится храм, встал вопрос о его срочной реставрации. Уже в начале 70-х годов многие конструкции были ослаблены, требовалась их замена. Но на это тогдашняя власть не пошла.
«СП»: - Почему?
- Я, кажется, один из немногих оставшихся в живых свидетелей этого разговора, когда министр культуры (тогда эту должность занимала Екатерина Фурцева - «СП») приезжала на остров летом 1972 или 1973 года решать вопрос о реставрации Кижского ансамбля. Когда зашла речь о разборке храма, нам было сказано: неужели сейчас, в век научно-технического прогресса и космических технологий, мы не можем сделать реставрацию без разборки храма? А то ведь неудобно получится: пока идет реставрация, к острову будут подходить суда с туристами, в том числе с иностранцами - а знакомого силуэта на острове нет!
«СП»: - То есть уже тогда думали главным образом о потоке туристов?
- Именно так. Этот лейтмотив звучит до сих пор. И вот первая из новаторских идей состояла в следующем: поставить по бокам церкви два мощных портальных крана, приподнять на них церковь и так ее перебирать, не нарушая видовую панораму острова. Разрабатывал этот проект Ленинградский инженерно-строительный институт (ЛИСИ). Когда рассчитали поточнее, оказлось, что проект неосуществим - хотя мы, реставраторы, об этом говорили с самого начала.
Ну да ладно; следующая идея как раз была та, что осуществили в начале 80-х годов: воздвигнуть внутри храма несущие металлоконструкции, «леса», и с опорой на них постепенно перебрать церковь. Но, во-первых, если первый проект, с кранами, не нарушал целостность элементов храма, то этот, с лесами, заставил демонтировать интерьеры церкви, нарушить целостность многих элементов. Да, вдобавок, и тут выяснилось, что перебрать Кижских храм с опорой на внутренние конструкции не получается.
Тогда среди реставраторов уже появился Александр Попов, и он со свойственной ему энергией практически сумел склонить руководство к классической реставрации с разборкой. Но немного не успел: кончилась советская власть, кончились деньги. А когда средства вновь появились, пошли разговоры о нынешнем проекте, с применением «норвежского лифтинга».
Сейчас же происходит вот что: стало понятно, что и технология «лифтинга» полностью нас не спасает. Решено все-таки перебирать храм - но с опорой на временные «лифтованные» конструкции. Вывешивать разные части церкви на разном уровне. То есть это та же переборка, но по удобству и разумности это как чесать правой ногой левое ухо...
«СП»: - Допустим, что все-таки рано или поздно руководство придет к мысли о неизбежности разборки храма и его реставрации по традиционному методу. Есть в России мастера, которые смогут выполнить настолько сложный проект?
- Пока что на этот вопрос легко ответить. Есть такие мастера, и лучший из них - уже упомянутый Александр Попов, кстати, тоже автор нашего письма. И его ученики, последователи. За последние 20 лет Попов сделал, может быть, не так много, но это были проекты на высшем уровне качества - например, один из храмов в Архангельской области, за который получил Госпремию. Два года назад теми же, классическими методами, Попов реставрировал одну из деревянных церквей под Ферапонтовом. Здесь, в Москве, он занимается церковью, вывезенной из Архангельской области в музей Коломенское.
«СП»: - А каково вообще положение школы реставрации деревянного зодчества в России?
- А ШКОЛЫ, СОБСТВЕННО ГОВОРЯ, НЕТ, ТОЛЬКО ПОПОВ И ЕГО УЧЕНИКИ - ЛИЧНАЯ, ТАК СКАЗАТЬ, ШКОЛА. НА ГОСУДАРСТВЕННОМ УРОВНЕ НИКТО РЕСТАВРАЦИЕЙ ДЕРЕВА ПРОСТО НЕ ЗАНИМАЛСЯ. Мастера, которые восстанавливали дерево в 60-х годах и ранее, уже все умерли, школы не оставив. Дело в том, что если школу каменщиков-реставраторов в СССР создали заново - нужно было восстанавливать разрушенное после войны, а каменщики XIX века уже ушли из жизни - то плотников при Хрущеве было еще много. Топор умели держать почти все мужики - это ведь было до кампании «бесперспективных» деревень. Поэтому мастеров нашли довольно быстро. Но, как позже оказалось, это были не те мастера, что требовалось.
«СП»: - А что требуется от реставратора-«деревянщика»?
- Технологии, по которым строились избы в начале и середине ХХ века - уже не те, что употреблялись в XIX столетии и тем более, еще раньше. Инструменты также были совершенно другие. Поэтому хороший реставратор учится работать с деревом заново - по тем технологиям и теми средствами, которые были доступны строителям тех же Кижей.
«СП»: - ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ О ПЕРСПЕКТИВАХ РЕСТАВРАЦИИ В РОССИИ?
- УВЫ, С КАЖДЫМ ГОДОМ СТАНОВИТСЯ ХУЖЕ И ХУЖЕ. Дело в том, что уже несколько лет мы вовлечены в систему тендеров по госзакупкам. Результат - тот же, что и в других отраслях: ПОБЕЖДАЮТ НА ТОРГАХ НЕВНЯТНЫЕ ФИРМЫ, КОТОРЫЕ НЕ ОТРЕСТАВРИРОВАЛИ НИ ОДНОГО ОБЪЕКТА. А проигрывают известные реставраторы - например, еще одни ученики Попова из «Поморской школы», за плечами которых не один десяток объектов на Русском Севере. Больше того, эти подрядчики «темные лошадки» нанимают на субподряд вовсе неизвестных строителей. Какая у них квалификация и какое качество работы - догадайтесь сами.
Вообще, нынешнее законодательство приравняло нас фактически к строителям - заставило объединяться в саморегулируемые организации и так далее. А ведь все советские годы реставраторы боролись именно за обособление от Госстроя. Ведь строителям мы только мешаем, отсюда и отношение к нам. А вот теперь все завоеванное в советские времена у нас отбирают...
"Cвободная пресса", 11.08.2010
http://svpressa.ru/society/article/28850/
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Фрагмент радиопередачи "Код доступа" с Юлией ЛАТЫНИНОЙ
<> Ну так, возвращаясь к Кижам, потому что это самое главное. 30 лет назад Церковь Преображения в Кижах как аккуратно говорят, были в нее поставлены металлические конструкции, чтобы она не упала. И, вот, сейчас только что прошел конкурс на новую реставрацию церкви, в нем победила фирма, которая выиграла его - собственно, у нее не было альтернатив. Реставрация практически начинается. Я знаю, что там есть какие-то проблемы между Поповым и дирекцией музея. Я предполагаю, что они чисто технические, потому что я знаю, что Попов считает, что церковь надо восстанавливать переборкой, то есть раскатать по бревнышку, вынуть эту металлическую конструкцию и собрать. А дирекция считает, что это надо делать методом лифтинга, то есть, вот, на этой железяке, которая внутри церкви, надо сначала снять первый ярус, потом восстановить этот первый ярус, потом также сделать со вторым и с третьим. И я думаю наивно, что чисто технический вопрос. И, вот так оказывается, что мы едем на этом Метеоре на Кижи, и с нами вместе на этом Метеоре едет директор музея Эльвира Аверьянова. И с нами едет новое руководство Кирилло-Белозерского музея. Потому что жену Попова из этого музея тоже уже турнули, потому что они все там неуживчивые люди и все ищут какой-то правды. И новый директор - он хороший человек, но, понятно, что там есть большая личная проблема, если старого директора убрали, нового поставили.
И, вот, я подхожу к госпоже Аверьяновой и говорю: «Слушайте, вот, меня - Юлия Латынина, я из Москвы, я приехала посмотреть Кижи. Я знаю, что внутрь Преображенки не пускают абсолютно никого, но я очень прошу мне ее показать, потому что я-то вообще просила Попова показать мне Кижи и не знала, что у вас тут такое троянское сражение.
И случается чудо. Потому что несмотря на то, что при слове «Попов» Аверьянова меняется в лице, она присоединяет меня к этой музейной делегации, мы все заходим в ее кабинет, эта, вот, делегация, я. А Попова я тащу за собой.
И вдруг тут Аверьянову прорывает. Она говорит: «Музей всегда готов к конструктивному сотрудничеству. Нам нужна оппозиция, но это должна быть конструктивная оппозиция. А тут некоторые пишут письма, а тут некоторые подбивают академика Орфинского, и нам нужно объединиться всем вместе и помогать друг другу». И тут, значит, одна из сотрудниц музея улыбается, на нее Аверьянова накидывается со словами: «А вы чего улыбаетесь? А вы чего перемигиваетесь с этим Поповым? Некоторые, кого зовут Александр Владимирович, пишут письма...» И я как-то прерываю этот поток и говорю: «А, можно, вот, вернуться от писем к практической проблеме, и вы мне объясните, почему должен быть лифтинг, а не переборка?» - «А вам специалисты объяснят», - говорит директор музея.
Дальше начинается экскурсия по музею. Ведет нас специалист в лице ученого секретаря, говорит она, на минуточку... А дирекция другого музея, я и один из лучших реставраторов России, и экскурсия происходит так. «Перед вами церковь Преображения - уникальный памятник эпохи». И еще что-то там о красных партизанах, которые то ли в этих местах были, то ли где-то рядом. И я возвращаюсь, значит, к практическому вопросу и прошу мне объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И ученый секретарь мне отвечает, что, вот, «никто в мире так не делал реставрацию. Это уникальный проект для уникального памятника». Ну, у меня такой вопрос: «Ребята, а, может, лучше на мышах сначала потренироваться?» И тут ученый секретарь мне опять говорит: «Вам специалисты все объяснят».
И, вот, я смотрю на церковь в Кижах - она выглядит, кстати, снаружи достаточно страшно, покосившаяся. И собственная территория музея не очень хорошо выглядит. Мы идем, нам объясняют про красных партизан. В этот момент звонит директор и происходит чудо - она готова пустить нас на территорию церкви. Не в саму церковь - в саму церковь вообще никого не пускают - а в заборчик, за которым идет реставрация. К нам подходит Андрей Ковальчук - это человек, который реально занимается реставрацией, у него такая, ковбойская шляпа. Действительно, замечательный совершенно мужик, который очень хочет реально восстановить Кижи. К нам подходит еще один человек, его зовут Виталий Скопин. Это, кстати, ученик Попова.
А вообще, они такие... Как раз они вот те самые специалисты. И возникает проблема. Потому что когда я их спрашиваю, почему надо реставрировать церковь лифтингом, а не переборкой, они мне отвечают: «Потому что так приказало начальство». То есть, да? Замечательный такой круг. Начальство говорит, что «почему лифтинг, а не переборка, вам объяснят специалисты», а специалисты говорят, что «это потому, что так приказало начальство».
И вообще нормальные люди в отношении Кижей, как выяснилось потом, делятся на 2 рода. Значит, вот, представьте себе хирурга, которому говорят, что есть гланды и их надо достать через задницу. Вот, нормальный человек, один вид нормальных людей скажет, что «я гланды через задницу не буду доставать» - вот это Попов. А есть тоже нормальные люди, которые говорят: «Так. Ну, конечно, гланды через задницу доставать очень тяжело. Но, ведь, без нас сделают еще хуже. Поэтому давайте попробуем с минимальным вредом для пациента. И, вот, нам нужны такие-то инструменты, и этот вопрос».
И Ковальчука я беру в оборот и говорю: «Пошли в Преображенку». Он говорит: «Ой, там грязь, там шумно». Ну, я просто его хватаю и туда тащу. И как только мы попадаем внутрь, я понимаю, почему никого не пускают в эту церковь - потому что церкви нет. Там нечто неописуемое. Вот, металлические конструкции совершенно не передают того, что находится внутри Преображенки. Потому что, ведь, человечество умеет строить металлические каркасы, в которых можно жить. А еще там они называются «пятиэтажками». И, вот, представьте себе ПРОТИВОТАНКОВЫЕ ЕЖИ, КОТОРЫЕ ИДУТ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ. И НА ЭТИХ ЕЖАХ КАК НА КРЕСТЕ РАСПЯТА ИЗНУТРИ ПРЕОБРАЖЕНКА. ЦЕРКВИ НЕТ - ЕСТЬ ЧУЧЕЛО ЦЕРКВИ, КОТОРОЕ ВЫПОТРОШЕНО И НАТЯНУТО НА ЭТОТ КАРКАС. ВСЕ НЕСУЩИЕ КОНСТРУКЦИИ УНИЧТОЖЕНЫ. ПОЛЫ ВЫПИЛЕНЫ БЕНЗОПИЛОЙ. А, ВЕДЬ, В ЭТОЙ ЦЕРКВИ ЧАСТЬ ПОЛОВ ИГРАЕТ РОЛЬ НЕСУЩИХ БАЛОК, НАМЕРТВО ЗАЖАТЫХ МЕЖДУ СТЕНАМИ. И, вот, когда ты на это смотришь, ты просто понимаешь, что все разговоры о том, что мы с этой церкви снимем нижний ярус, а потом его полностью восстановим, а в это время в церкви останется этот металлический еж, это полная ахинея.
Потому что вопрос первый. Как можно восстанавливать церковь по ярусам снизу, если место несущих балок занимают металлические конструкции, на которых держится верхняя, еще не снятая часть? Вопрос второй. У Преображенки сгнил окладной венец. Ну, нету его. При переборке вопрос решается просто - берешь второй или третий венец целый. под него подводишь еще 2 венца. Как подвести под церковь 2 новых венца, если металлическая конструкция стоит и под ней нету для окладного венца места, она намертво приварена к фундаменту?
Третье. Металл зафиксировал церковь в уже деформированном положении. Соответственно, если вы не убираете металл, то вы можете восстановить церковь только в том положении, в котором она зафиксирована, то есть деформированном.
И, вот, понимаешь, что Преображенка - это такой символ России. Выпотрошили, убили и вставили в чучело этого железного сталинского ежа. Я не зря рассказывала об этих сожженных стожках и председателе колхоза, и неработи.
И, вот, я разговариваю с нормальными людьми, и Виталий как раз Скопин рассказывает мне, что, вот, все-таки, у него есть план, как без вреда для пациента вытащить гланды через задницу. Вот, он недавно предложил этот план музею. Даже, вроде бы, он одобрен. И Скопин говорит, что, вот, сначала они разберут первый ярус церкви, перевезут его в ангар. Не получится собрать его при наличии металла, соберут этот ярус в ангаре. Потом разберут второй ярус. Если он не встанет, тоже его поставят в ангаре. Третий ярус - тоже поставят в ангаре. То есть фактически вернутся к переборке, только разбирать церковь будут снизу. И так, вот, в ангаре они соберут все ярусы, а церковь в это время закроют рекламными баннерами, чтобы турист все это видел... Не отпугивать туриста. А, вот уж когда дело дойдет до луковок, то там быстро металл разберут, ярусы перетащат на место, луковки над ними как можно быстрее построят... То есть, еще раз. Когда спрашиваешь чиновника: «Почему лифтинг, а не переборка?», он говорит: «Это вам специалист объяснит». Когда спрашиваешь специалиста, он говорит: «Потому что так решено начальством».
И, вот, на следующее утро я встречаюсь с двумя самыми главными специалистами... И я еще раз повторяю. 2 вида нормальных людей: одни говорят, что нельзя гланды доставать через задницу, другие говорят, что давайте лучше мы, чем кто-то другой. И у меня нет вопросов ни к тем нормальным людям, ни к этим нормальным людям - у меня есть вопросы к начальству: зачем оно решило гланды доставаться через задницу?
На следующий день я встречаюсь с двумя людьми, которые должны мне дать ответ на этот вопрос, потому что именно они определяют метод реставрации. Это главный архитектор проекта, его зовут Рахманов, еще один человек - вы знаете, его тоже зовут Попов, только Николай Леонидович. Там вообще Поповых совершенно какое-то немеренное в этой истории человек. И, вот, они ученые люди, они мне должны объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И разговор наш начинается совершенно феерически.
Я спрашиваю, простой вопрос технический: «Почему лифтинг, а не переборка?» И Николай Попов мне отвечает: «Потому что музей продолжит работать и люди продолжат ездить в Кижи». Но, простите, это аргумент бюрократа, а не архитектора. Да, вот, музею как бюрократической структуре выгодно, чтобы турист шел. Но интересы реставрации тут причем? И на это мое замечание Попов говорит: «Почему вы говорите «бюрократия»? Мы говорим от имени людей». Я спрашиваю, где проект реставрации, потому что из того, что мне рассказывал ровно накануне вот этот Виталий получается, что проекта нет. Ведь, если после выигранного конкурса Виталий представляет проект, который фактически ставит крест на первоначальном проекте и сводится к той же переборке, только через задницу, то, значит, проекта нет. «Проект есть, - говорит господин Попов Николай, - потому что он утвержден». Потому что было много комиссий. Я говорю: «Ну, вот, есть академик Орфинский - это человек, который сначала был страшным противником Александра Попова, а теперь, наоборот, является его страшным сторонником. И, вот, - я говорю, - академик Орфинский очень много времени просит этот проект посмотреть и ему отказывают». «Орфинский врет!» - говорит Николай Попов. «Ну, давайте, - говорю я, - позвоним ему. И вы вручите ему проект, и я увижу, что он врет». «Я не буду звонить Орфинскому». Это мне говорят ученые люди, которые отвечают за проект. Я говорю: «Хорошо. Тогда дайте мне проект, перекачайте его на CD - я его сегодня передам Орфинскому». «Вы что думаете, - говорит Попов, - я вру? Я никогда не врал. Я - взрослый человек, я не собираюсь участвовать в тестах». И, собственно, я спрашиваю: «Как Рахманов собирается решать самую главную проблему? Как можно ставить деревянные опорные конструкции, стягивающие церковь изнутри, если их место в это время занимают металлические балки, на которых держится верх? Вот как, если у вас есть тело, из него вынули все кости, как вы обратно будете вставлять кости, если их место заняли металлические штыри?» «Это технический вопрос, - отвечает мне Попов. - У нас куча вариантов. Я - профессиональный реставратор».
И, вот, этот феерический разговор, и во время этого феерического разговора мне Николай Попов вдруг произносит фразу, которая ставит все на свои места. Он говорит: «Нам некуда торопиться». И я вдруг понимаю, что все, что я принимала за технический спор, лифтинг или переборка является техническим спором. Это вопрос целей, вопрос человека и вопрос бюрократии. Александру Попову нужен результат. Он готов за 3 года раскатать церковь и собрать. А этим нужен процесс. Нам некуда торопиться. Чем дальше, тем лучше. Потому что процесс лифтинга - это такая штука, которая отвечает трем главным требованиям бюрократии. Первое, чем дороже, тем лучше. Второе, чем дольше, тем лучше. И чем меньше ответственности, тем лучше. Вот, они будут это по ярусам снимать и по ярусам развешивать. А потом через 10 лет выяснилось, что не получится. И скажут: «Ой, ребята, ну, это же не получилось еще 10 лет назад».
И, в общем-то, лифтинг или переборка - это можно сказать про все наши реформы. Вот, как проводить реформу МВД? «Лифтинг, - отвечает Медведев. - Вот мы оставим костяк, а мы тут заменим вывеску, милицию переименуем в полицию, заменим сгнившее бревнышко, через некоторое время заменим еще сгнившее бревнышко». А знаете, потом оказалось все то, что есть. А, вот, в Грузии произошла переборка - все здание МВД раскатали до бревна, все гнилые бревна выкинули. Кого выкидывать, решил архитектор.
Да, кстати говоря, к вопросу о профессионализме. Так получается, что на обратном пути мы едем из Петрозаводска и мы останавливаемся у церкви, которую реставрировал Рахманов, профессионал. Который мне на вопросы, как он будет решать технические вопросы, отвечал: «Ну, я же профессионал». Это единственная деревянная церковь, насколько я знаю, которую Рахманов отреставрировал. Вот, она отреставрирована 30 лет назад и до сих пор не сняты леса. Старые гнилые бревна поставили на место - они уже поползли, уже после реставрации их стягивают такие безобразные жимы, от бревен не отодраны плашки от лесов. Там в одном месте жердь такая висит, остаток от лесов. Два нижних венца забыли поставить, вход в подклетье напоминает кошачий лаз. Между бревен окладного венца рубероид вместо бересты, бревна стесаны электрорубанком. То есть, ребята, ну, если б так ремонтировали квартиру нового русского, то, вообще, архитектора бы замуровали в подвале. И, вот, Попов на это смотрит, он мне, естественно, указывает радостно на все эти замечательные черты. А! Там еще бревна взяты негодные для переборки - там они выбиты морозом. Попов говорит: «И эти люди мне запрещают ковыряться в носу».
И как я уже сказала, вот, ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ С ПРЕОБРАЖЕНКОЙ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, НАЦИОНАЛЬНОЕ ДОСТОЯНИЕ РОССИИ, УНИКАЛЬНЫЙ ПАМЯТНИК - МНЕ КАЖЕТСЯ УЖАСНО ХАРАКТЕРНЫМ ДЛЯ ВСЕЙ НАШЕЙ ИСТОРИИ, ДЛЯ ВСЕГО, ЧТО ПРОИСХОДИТ СЕЙЧАС. ПОТОМУ ЧТО АБСОЛЮТНО МЕЛОЧНЫЕ БЮРОКРАТИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ, ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕАЛИЗОВАННЫЕ В ТОМ ИЛИ ДРУГОМ ПРОЕКТЕ, ПРИВОДЯТ К ЭПИДЕМИИ АБСОЛЮТНОЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ, ПРИ КОТОРЫХ ПОБЕЖДАЕТ БЮРОКРАТИЯ, ПОБЕЖДАЕТ ПРОЦЕСС, А НЕ ПОБЕЖДАЕТ РЕЗУЛЬТАТ. И здесь нет даже больших денег. Ну да. Слушайте, ну, этот дурак Попов хочет перебрать церковь за 3 года и, вот, свою, Цыпино он перебрал за 30 миллионов рублей, а тут только на выдирание гланд через задницу выдали только первым заходом 300 миллионов рублей. И еще, наверняка, потом разъяснят, что «вы знаете, ребята, надо же больше - у нас тут уникальный памятник». Кому нужен Попов, если он хочет что-то сделать?
И сейчас я вижу только один выход, кстати, из положения. Это если Русская Православная Церковь заберет Преображенку себе и отдаст ее Попову на реставрацию. И через 3 года Патриарх Кирилл сможет отслужить там молебен. Я не поклонник РПЦ - она там все метет, музеи справедливо упрекают ее в том, что памятники культуры в руках РПЦ, мягко говоря, не становятся сохраннее, но тут, извините, клин вышибают клином. Потому что за 30 лет вокруг Кижей сложилась мощная бюрократия, выражающаяся вот этим поразительным новоязом «нам нужна оппозиция, но оппозиция конструктивная». И заинтересована в том, чтобы процесс восстановления Кижей длился бесконечно и был как можно более затратен. Вот, для РПЦ это хороший способ нанести ответный удар. «There is always a bigger fish», как сказал герой моих любимых «Звездных войн».
"Эхо Москвы", 28.08.2010
http://www.echo.msk.ru/programs/code/706340-echo/
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Один из символов России, почти столь же значимый, как Московский Кремль или Софийский собор в Новгороде, в ближайшие годы может навсегда потерять свою уникальность. По крайней мере, именно так оценивают перспективы ансамбля Кижского погоста в Карелии эксперты ЮНЕСКО, которые недавно вновь обратились к правительству Росии с предупреждением.
Если подход к начинающейся реставрации Кижей не будет немедленно пересмотирен, всемирно известный памятник деревянного зодчества может быть признан не соответствующим критериям списка объектов всемирного наследия, говорят в ЮНЕСКО. Обращение это, за номером COM 7B.94, было принято 3 августа в бразильской столице Бразилиа, где проходила 34-я сессия этой международной организации. Еще немного, утверждают эксперты - и Кижи попадут в культурную «Красную книгу» - список, озаглавленный «Всемирное культурное наследие под угрозой».
Международных специалистов по культурному наследию, которые посетили Кижи в последний раз в апреле этого года, беспокоит запланированная реставрация главного памятника погоста - 22-главой церкви Спаса Преображения (1714 год). Кроме того, на острове Кижи планируется строительство туристического центра, который может исказить ландшафт знаменитого заповедника.
Наиболее значима, конечно, первая угроза. Дело в том, что, хотя в России еще в середине прошлого века были до тонкостей разработаны технологии реставрации деревянных строений самой разной сложности (в частности, такой реставрации подвергались и Кижи), на этот раз администрацией музея-заповедника принято решение испробовать новаторскую технологию. Эта методика называется «лифтингом» - речь, по сути, идет о замене подгнивших нижних венцов строения на новые без полной разборки храма, «на домкратах». Такая операция обычна для простых деревянных зданий - изб, амбаров - но грандиозный храм может просто не выдержать такого.
«Следует признать, что выбор методики реставрации обусловлен не интересами сохранения уникального деревянного памятника, а необходимостью его непрерывного использования в целях привлечения туристического потока, - пишут в своем обращении к ЮНЕСКО реставраторы Вячеслав ОРФИНСКИЙ, Александр ПОПОВ и Игорь ШУРГИН. - Вследствие отказа от реставрации памятника историческими инструментами по историческим технологиям неизбежны технологические ошибки, которые произойдут при несовпадении последовательности производства реставрационных работ с последовательностью исторического строительства. Лифтинг по своей сути является той же переборкой памятника, но не традиционным способом, применение которого приведет к повреждению подлинных элементов сруба. Неизбежно вырезание древесины в подлинных конструкциях памятника, нарушение их работы и последующее применение нетрадиционных приемов восстановления их целостности. Данный проект носит экспериментальный характер, и его реализация нанесет невосполнимый вред храму».
Более того, самое известное произведение русского деревянного зодчества уже сейчас глубоко «больно» в результате реставрации, проведенной на памятнике в начале 80-х годов, отметили эксперты. Еще в 1981-1983 гг. в процессе установки внутреннего несущего металлического каркаса в храме были выпилены половые балки и тесаные плахи полов ХVIII в., удалены дощатые полы ХIХ в. и подлинные конструктивные связи, разобрано "небо"; для установки сжимов по всей высоте храма были многократно просверлены бревна сруба. Таким образом, были полностью уничтожены интерьеры и конструктивные связи здания.
«Основным итогом этих "реставраций" стала утрата подлинных элементов памятника, более активное разрушение стен сруба, ослабление несущей способности конструкции», пишут эксперты. Реставраторы опасаются, что если реставрацию Кижского храма по проекту, принятому сейчас за основу, продолжится, то скоро великолепная церковь превратится в декорацию, в муляж. Восстановить памятник и репутацию российских реставраторов, как сичтают авторы письма, можно лишь, перебрав церковь по историческим технологиям и с применением исторических инструментов, которые имеются в коллекциях музеев и реставрационных мастерских.
Вторая угроза - принятый ныне генплан развития музея-заповедника, в котором предумсатривается СТРОИТЕЛЬСТВО НА ЗАПОВЕДНОЙ ТЕРРИТОРИИ ТУРИСТИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА, В ТОМ ЧИСЛЕ МЕСТ ДЛЯ ПИТАНИЯ И НОЧЕВКИ ТУРИСТИЧЕСКИХ ГРУПП. Напомним, изначально на Кижах нет ничего подобного, а нахождение посторонних на Кижах ночью фактически запрещено.
Случай Кижского погоста - далеко не единичный; он, скорее, может считаться типическим для прекрасных монастырских и крепостных ансамблей России, ставших в советские времена музеями-заповедниками, а в постсоветские понемногу «приватизируемых» разными инстанциями. Реставрация, относившася в советские годы к сфере науки и культуры, все больше становится лишь одной из областей строительства.
О Кижах и проблемах современной реставрации деревянного зодчества с обозревателем «СП» побеседовал Игорь ШУРГИН, опытнейший реставратор деревянных строений и глава фонда «Поддержка памятников деревянного зодчества»:
«СП»: - Вы - один из авторов обращения в ЮНЕСКО...
- Ну, скорее «подписант»; но, безусловно, обо всей ситуации там я знаю. Да, положение на острове сложилось угрожающее.
«СП»: - В письме упоминается, что еще в советские годы храм Преображения реставрировали при помощи металлических подпорок и прочих современных технологий...
- История реставрации Кижского погоста - и, в частности, Преображенской церкви - тянется уже около полувека. Стержневая проблема тут - то, что во все времена ЛЮДИ, ПРИНИМАВШИЕ РЕШЕНИЯ, ВОЗРАЖАЛИ ПРОТИВ КЛАССИЧЕСКОЙ РЕСТАВРАЦИИ ПУТЕМ ПЕРЕБОРКИ ПО ЭЛЕМЕНТАМ. Так принято реставрировать все памятники европейского деревянного зодчества - аккуратно разобрать по элементам, взамен поврежденных изготовить новые и столь же аккуратно собрать.
Однако в Кижах был особый случай. После того, как Ополовников в 60-х годах провел архитектурную реставрацию, стало ясно, в каком плачевном состоянии находится храм, встал вопрос о его срочной реставрации. Уже в начале 70-х годов многие конструкции были ослаблены, требовалась их замена. Но на это тогдашняя власть не пошла.
«СП»: - Почему?
- Я, кажется, один из немногих оставшихся в живых свидетелей этого разговора, когда министр культуры (тогда эту должность занимала Екатерина Фурцева - «СП») приезжала на остров летом 1972 или 1973 года решать вопрос о реставрации Кижского ансамбля. Когда зашла речь о разборке храма, нам было сказано: неужели сейчас, в век научно-технического прогресса и космических технологий, мы не можем сделать реставрацию без разборки храма? А то ведь неудобно получится: пока идет реставрация, к острову будут подходить суда с туристами, в том числе с иностранцами - а знакомого силуэта на острове нет!
«СП»: - То есть уже тогда думали главным образом о потоке туристов?
- Именно так. Этот лейтмотив звучит до сих пор. И вот первая из новаторских идей состояла в следующем: поставить по бокам церкви два мощных портальных крана, приподнять на них церковь и так ее перебирать, не нарушая видовую панораму острова. Разрабатывал этот проект Ленинградский инженерно-строительный институт (ЛИСИ). Когда рассчитали поточнее, оказлось, что проект неосуществим - хотя мы, реставраторы, об этом говорили с самого начала.
Ну да ладно; следующая идея как раз была та, что осуществили в начале 80-х годов: воздвигнуть внутри храма несущие металлоконструкции, «леса», и с опорой на них постепенно перебрать церковь. Но, во-первых, если первый проект, с кранами, не нарушал целостность элементов храма, то этот, с лесами, заставил демонтировать интерьеры церкви, нарушить целостность многих элементов. Да, вдобавок, и тут выяснилось, что перебрать Кижских храм с опорой на внутренние конструкции не получается.
Тогда среди реставраторов уже появился Александр Попов, и он со свойственной ему энергией практически сумел склонить руководство к классической реставрации с разборкой. Но немного не успел: кончилась советская власть, кончились деньги. А когда средства вновь появились, пошли разговоры о нынешнем проекте, с применением «норвежского лифтинга».
Сейчас же происходит вот что: стало понятно, что и технология «лифтинга» полностью нас не спасает. Решено все-таки перебирать храм - но с опорой на временные «лифтованные» конструкции. Вывешивать разные части церкви на разном уровне. То есть это та же переборка, но по удобству и разумности это как чесать правой ногой левое ухо...
«СП»: - Допустим, что все-таки рано или поздно руководство придет к мысли о неизбежности разборки храма и его реставрации по традиционному методу. Есть в России мастера, которые смогут выполнить настолько сложный проект?
- Пока что на этот вопрос легко ответить. Есть такие мастера, и лучший из них - уже упомянутый Александр Попов, кстати, тоже автор нашего письма. И его ученики, последователи. За последние 20 лет Попов сделал, может быть, не так много, но это были проекты на высшем уровне качества - например, один из храмов в Архангельской области, за который получил Госпремию. Два года назад теми же, классическими методами, Попов реставрировал одну из деревянных церквей под Ферапонтовом. Здесь, в Москве, он занимается церковью, вывезенной из Архангельской области в музей Коломенское.
«СП»: - А каково вообще положение школы реставрации деревянного зодчества в России?
- А ШКОЛЫ, СОБСТВЕННО ГОВОРЯ, НЕТ, ТОЛЬКО ПОПОВ И ЕГО УЧЕНИКИ - ЛИЧНАЯ, ТАК СКАЗАТЬ, ШКОЛА. НА ГОСУДАРСТВЕННОМ УРОВНЕ НИКТО РЕСТАВРАЦИЕЙ ДЕРЕВА ПРОСТО НЕ ЗАНИМАЛСЯ. Мастера, которые восстанавливали дерево в 60-х годах и ранее, уже все умерли, школы не оставив. Дело в том, что если школу каменщиков-реставраторов в СССР создали заново - нужно было восстанавливать разрушенное после войны, а каменщики XIX века уже ушли из жизни - то плотников при Хрущеве было еще много. Топор умели держать почти все мужики - это ведь было до кампании «бесперспективных» деревень. Поэтому мастеров нашли довольно быстро. Но, как позже оказалось, это были не те мастера, что требовалось.
«СП»: - А что требуется от реставратора-«деревянщика»?
- Технологии, по которым строились избы в начале и середине ХХ века - уже не те, что употреблялись в XIX столетии и тем более, еще раньше. Инструменты также были совершенно другие. Поэтому хороший реставратор учится работать с деревом заново - по тем технологиям и теми средствами, которые были доступны строителям тех же Кижей.
«СП»: - ЧТО ВЫ СКАЖЕТЕ О ПЕРСПЕКТИВАХ РЕСТАВРАЦИИ В РОССИИ?
- УВЫ, С КАЖДЫМ ГОДОМ СТАНОВИТСЯ ХУЖЕ И ХУЖЕ. Дело в том, что уже несколько лет мы вовлечены в систему тендеров по госзакупкам. Результат - тот же, что и в других отраслях: ПОБЕЖДАЮТ НА ТОРГАХ НЕВНЯТНЫЕ ФИРМЫ, КОТОРЫЕ НЕ ОТРЕСТАВРИРОВАЛИ НИ ОДНОГО ОБЪЕКТА. А проигрывают известные реставраторы - например, еще одни ученики Попова из «Поморской школы», за плечами которых не один десяток объектов на Русском Севере. Больше того, эти подрядчики «темные лошадки» нанимают на субподряд вовсе неизвестных строителей. Какая у них квалификация и какое качество работы - догадайтесь сами.
Вообще, нынешнее законодательство приравняло нас фактически к строителям - заставило объединяться в саморегулируемые организации и так далее. А ведь все советские годы реставраторы боролись именно за обособление от Госстроя. Ведь строителям мы только мешаем, отсюда и отношение к нам. А вот теперь все завоеванное в советские времена у нас отбирают...
"Cвободная пресса", 11.08.2010
http://svpressa.ru/society/article/28850/
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.
Фрагмент радиопередачи "Код доступа" с Юлией ЛАТЫНИНОЙ
<> Ну так, возвращаясь к Кижам, потому что это самое главное. 30 лет назад Церковь Преображения в Кижах как аккуратно говорят, были в нее поставлены металлические конструкции, чтобы она не упала. И, вот, сейчас только что прошел конкурс на новую реставрацию церкви, в нем победила фирма, которая выиграла его - собственно, у нее не было альтернатив. Реставрация практически начинается. Я знаю, что там есть какие-то проблемы между Поповым и дирекцией музея. Я предполагаю, что они чисто технические, потому что я знаю, что Попов считает, что церковь надо восстанавливать переборкой, то есть раскатать по бревнышку, вынуть эту металлическую конструкцию и собрать. А дирекция считает, что это надо делать методом лифтинга, то есть, вот, на этой железяке, которая внутри церкви, надо сначала снять первый ярус, потом восстановить этот первый ярус, потом также сделать со вторым и с третьим. И я думаю наивно, что чисто технический вопрос. И, вот так оказывается, что мы едем на этом Метеоре на Кижи, и с нами вместе на этом Метеоре едет директор музея Эльвира Аверьянова. И с нами едет новое руководство Кирилло-Белозерского музея. Потому что жену Попова из этого музея тоже уже турнули, потому что они все там неуживчивые люди и все ищут какой-то правды. И новый директор - он хороший человек, но, понятно, что там есть большая личная проблема, если старого директора убрали, нового поставили.
И, вот, я подхожу к госпоже Аверьяновой и говорю: «Слушайте, вот, меня - Юлия Латынина, я из Москвы, я приехала посмотреть Кижи. Я знаю, что внутрь Преображенки не пускают абсолютно никого, но я очень прошу мне ее показать, потому что я-то вообще просила Попова показать мне Кижи и не знала, что у вас тут такое троянское сражение.
И случается чудо. Потому что несмотря на то, что при слове «Попов» Аверьянова меняется в лице, она присоединяет меня к этой музейной делегации, мы все заходим в ее кабинет, эта, вот, делегация, я. А Попова я тащу за собой.
И вдруг тут Аверьянову прорывает. Она говорит: «Музей всегда готов к конструктивному сотрудничеству. Нам нужна оппозиция, но это должна быть конструктивная оппозиция. А тут некоторые пишут письма, а тут некоторые подбивают академика Орфинского, и нам нужно объединиться всем вместе и помогать друг другу». И тут, значит, одна из сотрудниц музея улыбается, на нее Аверьянова накидывается со словами: «А вы чего улыбаетесь? А вы чего перемигиваетесь с этим Поповым? Некоторые, кого зовут Александр Владимирович, пишут письма...» И я как-то прерываю этот поток и говорю: «А, можно, вот, вернуться от писем к практической проблеме, и вы мне объясните, почему должен быть лифтинг, а не переборка?» - «А вам специалисты объяснят», - говорит директор музея.
Дальше начинается экскурсия по музею. Ведет нас специалист в лице ученого секретаря, говорит она, на минуточку... А дирекция другого музея, я и один из лучших реставраторов России, и экскурсия происходит так. «Перед вами церковь Преображения - уникальный памятник эпохи». И еще что-то там о красных партизанах, которые то ли в этих местах были, то ли где-то рядом. И я возвращаюсь, значит, к практическому вопросу и прошу мне объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И ученый секретарь мне отвечает, что, вот, «никто в мире так не делал реставрацию. Это уникальный проект для уникального памятника». Ну, у меня такой вопрос: «Ребята, а, может, лучше на мышах сначала потренироваться?» И тут ученый секретарь мне опять говорит: «Вам специалисты все объяснят».
И, вот, я смотрю на церковь в Кижах - она выглядит, кстати, снаружи достаточно страшно, покосившаяся. И собственная территория музея не очень хорошо выглядит. Мы идем, нам объясняют про красных партизан. В этот момент звонит директор и происходит чудо - она готова пустить нас на территорию церкви. Не в саму церковь - в саму церковь вообще никого не пускают - а в заборчик, за которым идет реставрация. К нам подходит Андрей Ковальчук - это человек, который реально занимается реставрацией, у него такая, ковбойская шляпа. Действительно, замечательный совершенно мужик, который очень хочет реально восстановить Кижи. К нам подходит еще один человек, его зовут Виталий Скопин. Это, кстати, ученик Попова.
А вообще, они такие... Как раз они вот те самые специалисты. И возникает проблема. Потому что когда я их спрашиваю, почему надо реставрировать церковь лифтингом, а не переборкой, они мне отвечают: «Потому что так приказало начальство». То есть, да? Замечательный такой круг. Начальство говорит, что «почему лифтинг, а не переборка, вам объяснят специалисты», а специалисты говорят, что «это потому, что так приказало начальство».
И вообще нормальные люди в отношении Кижей, как выяснилось потом, делятся на 2 рода. Значит, вот, представьте себе хирурга, которому говорят, что есть гланды и их надо достать через задницу. Вот, нормальный человек, один вид нормальных людей скажет, что «я гланды через задницу не буду доставать» - вот это Попов. А есть тоже нормальные люди, которые говорят: «Так. Ну, конечно, гланды через задницу доставать очень тяжело. Но, ведь, без нас сделают еще хуже. Поэтому давайте попробуем с минимальным вредом для пациента. И, вот, нам нужны такие-то инструменты, и этот вопрос».
И Ковальчука я беру в оборот и говорю: «Пошли в Преображенку». Он говорит: «Ой, там грязь, там шумно». Ну, я просто его хватаю и туда тащу. И как только мы попадаем внутрь, я понимаю, почему никого не пускают в эту церковь - потому что церкви нет. Там нечто неописуемое. Вот, металлические конструкции совершенно не передают того, что находится внутри Преображенки. Потому что, ведь, человечество умеет строить металлические каркасы, в которых можно жить. А еще там они называются «пятиэтажками». И, вот, представьте себе ПРОТИВОТАНКОВЫЕ ЕЖИ, КОТОРЫЕ ИДУТ ВО ВСЕХ НАПРАВЛЕНИЯХ. И НА ЭТИХ ЕЖАХ КАК НА КРЕСТЕ РАСПЯТА ИЗНУТРИ ПРЕОБРАЖЕНКА. ЦЕРКВИ НЕТ - ЕСТЬ ЧУЧЕЛО ЦЕРКВИ, КОТОРОЕ ВЫПОТРОШЕНО И НАТЯНУТО НА ЭТОТ КАРКАС. ВСЕ НЕСУЩИЕ КОНСТРУКЦИИ УНИЧТОЖЕНЫ. ПОЛЫ ВЫПИЛЕНЫ БЕНЗОПИЛОЙ. А, ВЕДЬ, В ЭТОЙ ЦЕРКВИ ЧАСТЬ ПОЛОВ ИГРАЕТ РОЛЬ НЕСУЩИХ БАЛОК, НАМЕРТВО ЗАЖАТЫХ МЕЖДУ СТЕНАМИ. И, вот, когда ты на это смотришь, ты просто понимаешь, что все разговоры о том, что мы с этой церкви снимем нижний ярус, а потом его полностью восстановим, а в это время в церкви останется этот металлический еж, это полная ахинея.
Потому что вопрос первый. Как можно восстанавливать церковь по ярусам снизу, если место несущих балок занимают металлические конструкции, на которых держится верхняя, еще не снятая часть? Вопрос второй. У Преображенки сгнил окладной венец. Ну, нету его. При переборке вопрос решается просто - берешь второй или третий венец целый. под него подводишь еще 2 венца. Как подвести под церковь 2 новых венца, если металлическая конструкция стоит и под ней нету для окладного венца места, она намертво приварена к фундаменту?
Третье. Металл зафиксировал церковь в уже деформированном положении. Соответственно, если вы не убираете металл, то вы можете восстановить церковь только в том положении, в котором она зафиксирована, то есть деформированном.
И, вот, понимаешь, что Преображенка - это такой символ России. Выпотрошили, убили и вставили в чучело этого железного сталинского ежа. Я не зря рассказывала об этих сожженных стожках и председателе колхоза, и неработи.
И, вот, я разговариваю с нормальными людьми, и Виталий как раз Скопин рассказывает мне, что, вот, все-таки, у него есть план, как без вреда для пациента вытащить гланды через задницу. Вот, он недавно предложил этот план музею. Даже, вроде бы, он одобрен. И Скопин говорит, что, вот, сначала они разберут первый ярус церкви, перевезут его в ангар. Не получится собрать его при наличии металла, соберут этот ярус в ангаре. Потом разберут второй ярус. Если он не встанет, тоже его поставят в ангаре. Третий ярус - тоже поставят в ангаре. То есть фактически вернутся к переборке, только разбирать церковь будут снизу. И так, вот, в ангаре они соберут все ярусы, а церковь в это время закроют рекламными баннерами, чтобы турист все это видел... Не отпугивать туриста. А, вот уж когда дело дойдет до луковок, то там быстро металл разберут, ярусы перетащат на место, луковки над ними как можно быстрее построят... То есть, еще раз. Когда спрашиваешь чиновника: «Почему лифтинг, а не переборка?», он говорит: «Это вам специалист объяснит». Когда спрашиваешь специалиста, он говорит: «Потому что так решено начальством».
И, вот, на следующее утро я встречаюсь с двумя самыми главными специалистами... И я еще раз повторяю. 2 вида нормальных людей: одни говорят, что нельзя гланды доставать через задницу, другие говорят, что давайте лучше мы, чем кто-то другой. И у меня нет вопросов ни к тем нормальным людям, ни к этим нормальным людям - у меня есть вопросы к начальству: зачем оно решило гланды доставаться через задницу?
На следующий день я встречаюсь с двумя людьми, которые должны мне дать ответ на этот вопрос, потому что именно они определяют метод реставрации. Это главный архитектор проекта, его зовут Рахманов, еще один человек - вы знаете, его тоже зовут Попов, только Николай Леонидович. Там вообще Поповых совершенно какое-то немеренное в этой истории человек. И, вот, они ученые люди, они мне должны объяснить, почему лифтинг, а не переборка. И разговор наш начинается совершенно феерически.
Я спрашиваю, простой вопрос технический: «Почему лифтинг, а не переборка?» И Николай Попов мне отвечает: «Потому что музей продолжит работать и люди продолжат ездить в Кижи». Но, простите, это аргумент бюрократа, а не архитектора. Да, вот, музею как бюрократической структуре выгодно, чтобы турист шел. Но интересы реставрации тут причем? И на это мое замечание Попов говорит: «Почему вы говорите «бюрократия»? Мы говорим от имени людей». Я спрашиваю, где проект реставрации, потому что из того, что мне рассказывал ровно накануне вот этот Виталий получается, что проекта нет. Ведь, если после выигранного конкурса Виталий представляет проект, который фактически ставит крест на первоначальном проекте и сводится к той же переборке, только через задницу, то, значит, проекта нет. «Проект есть, - говорит господин Попов Николай, - потому что он утвержден». Потому что было много комиссий. Я говорю: «Ну, вот, есть академик Орфинский - это человек, который сначала был страшным противником Александра Попова, а теперь, наоборот, является его страшным сторонником. И, вот, - я говорю, - академик Орфинский очень много времени просит этот проект посмотреть и ему отказывают». «Орфинский врет!» - говорит Николай Попов. «Ну, давайте, - говорю я, - позвоним ему. И вы вручите ему проект, и я увижу, что он врет». «Я не буду звонить Орфинскому». Это мне говорят ученые люди, которые отвечают за проект. Я говорю: «Хорошо. Тогда дайте мне проект, перекачайте его на CD - я его сегодня передам Орфинскому». «Вы что думаете, - говорит Попов, - я вру? Я никогда не врал. Я - взрослый человек, я не собираюсь участвовать в тестах». И, собственно, я спрашиваю: «Как Рахманов собирается решать самую главную проблему? Как можно ставить деревянные опорные конструкции, стягивающие церковь изнутри, если их место в это время занимают металлические балки, на которых держится верх? Вот как, если у вас есть тело, из него вынули все кости, как вы обратно будете вставлять кости, если их место заняли металлические штыри?» «Это технический вопрос, - отвечает мне Попов. - У нас куча вариантов. Я - профессиональный реставратор».
И, вот, этот феерический разговор, и во время этого феерического разговора мне Николай Попов вдруг произносит фразу, которая ставит все на свои места. Он говорит: «Нам некуда торопиться». И я вдруг понимаю, что все, что я принимала за технический спор, лифтинг или переборка является техническим спором. Это вопрос целей, вопрос человека и вопрос бюрократии. Александру Попову нужен результат. Он готов за 3 года раскатать церковь и собрать. А этим нужен процесс. Нам некуда торопиться. Чем дальше, тем лучше. Потому что процесс лифтинга - это такая штука, которая отвечает трем главным требованиям бюрократии. Первое, чем дороже, тем лучше. Второе, чем дольше, тем лучше. И чем меньше ответственности, тем лучше. Вот, они будут это по ярусам снимать и по ярусам развешивать. А потом через 10 лет выяснилось, что не получится. И скажут: «Ой, ребята, ну, это же не получилось еще 10 лет назад».
И, в общем-то, лифтинг или переборка - это можно сказать про все наши реформы. Вот, как проводить реформу МВД? «Лифтинг, - отвечает Медведев. - Вот мы оставим костяк, а мы тут заменим вывеску, милицию переименуем в полицию, заменим сгнившее бревнышко, через некоторое время заменим еще сгнившее бревнышко». А знаете, потом оказалось все то, что есть. А, вот, в Грузии произошла переборка - все здание МВД раскатали до бревна, все гнилые бревна выкинули. Кого выкидывать, решил архитектор.
Да, кстати говоря, к вопросу о профессионализме. Так получается, что на обратном пути мы едем из Петрозаводска и мы останавливаемся у церкви, которую реставрировал Рахманов, профессионал. Который мне на вопросы, как он будет решать технические вопросы, отвечал: «Ну, я же профессионал». Это единственная деревянная церковь, насколько я знаю, которую Рахманов отреставрировал. Вот, она отреставрирована 30 лет назад и до сих пор не сняты леса. Старые гнилые бревна поставили на место - они уже поползли, уже после реставрации их стягивают такие безобразные жимы, от бревен не отодраны плашки от лесов. Там в одном месте жердь такая висит, остаток от лесов. Два нижних венца забыли поставить, вход в подклетье напоминает кошачий лаз. Между бревен окладного венца рубероид вместо бересты, бревна стесаны электрорубанком. То есть, ребята, ну, если б так ремонтировали квартиру нового русского, то, вообще, архитектора бы замуровали в подвале. И, вот, Попов на это смотрит, он мне, естественно, указывает радостно на все эти замечательные черты. А! Там еще бревна взяты негодные для переборки - там они выбиты морозом. Попов говорит: «И эти люди мне запрещают ковыряться в носу».
И как я уже сказала, вот, ТО, ЧТО ПРОИСХОДИТ С ПРЕОБРАЖЕНКОЙ - ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, НАЦИОНАЛЬНОЕ ДОСТОЯНИЕ РОССИИ, УНИКАЛЬНЫЙ ПАМЯТНИК - МНЕ КАЖЕТСЯ УЖАСНО ХАРАКТЕРНЫМ ДЛЯ ВСЕЙ НАШЕЙ ИСТОРИИ, ДЛЯ ВСЕГО, ЧТО ПРОИСХОДИТ СЕЙЧАС. ПОТОМУ ЧТО АБСОЛЮТНО МЕЛОЧНЫЕ БЮРОКРАТИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ, ТЕХНИЧЕСКИЕ РЕАЛИЗОВАННЫЕ В ТОМ ИЛИ ДРУГОМ ПРОЕКТЕ, ПРИВОДЯТ К ЭПИДЕМИИ АБСОЛЮТНОЙ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТИ, ПРИ КОТОРЫХ ПОБЕЖДАЕТ БЮРОКРАТИЯ, ПОБЕЖДАЕТ ПРОЦЕСС, А НЕ ПОБЕЖДАЕТ РЕЗУЛЬТАТ. И здесь нет даже больших денег. Ну да. Слушайте, ну, этот дурак Попов хочет перебрать церковь за 3 года и, вот, свою, Цыпино он перебрал за 30 миллионов рублей, а тут только на выдирание гланд через задницу выдали только первым заходом 300 миллионов рублей. И еще, наверняка, потом разъяснят, что «вы знаете, ребята, надо же больше - у нас тут уникальный памятник». Кому нужен Попов, если он хочет что-то сделать?
И сейчас я вижу только один выход, кстати, из положения. Это если Русская Православная Церковь заберет Преображенку себе и отдаст ее Попову на реставрацию. И через 3 года Патриарх Кирилл сможет отслужить там молебен. Я не поклонник РПЦ - она там все метет, музеи справедливо упрекают ее в том, что памятники культуры в руках РПЦ, мягко говоря, не становятся сохраннее, но тут, извините, клин вышибают клином. Потому что за 30 лет вокруг Кижей сложилась мощная бюрократия, выражающаяся вот этим поразительным новоязом «нам нужна оппозиция, но оппозиция конструктивная». И заинтересована в том, чтобы процесс восстановления Кижей длился бесконечно и был как можно более затратен. Вот, для РПЦ это хороший способ нанести ответный удар. «There is always a bigger fish», как сказал герой моих любимых «Звездных войн».
"Эхо Москвы", 28.08.2010
http://www.echo.msk.ru/programs/code/706340-echo/
Примечание: выделение ПРОПИСНЫМИ - моё.