Late: part 2
Late, часть вторая. В которой к нам приходит космос
Part 1
10 января 2060. Почти три года до новой эры.
Мы стоим в некотором подобии спортзала, настолько цивильного, что он скорей похож на больничную палату.
«Мы» это я и - добрый день! - мой новый знакомый Льюис.
Как я понимаю, на следующий день после нашей первой встречи мы дружно заявились к главному зданию и попросились повидать Берни. Берни, как истинный программист, нас переадресовал и оптимизировал происходящее, чтобы мы явились позже, но уже синхронно. Говоря проще, он решил убить двух зайцев. И в этих серых мраморных стенах это звучит не совсем как поговорка.
Поэтому в вестибюле мы с Льюисом долго смотрим друг на друга холодными взглядами в духе Джейн Остен. Сначала 10 секунд - стоя у стола секретаря, потом 10 минут - из кресел в противоположных углах зала. Мы инстинктивно садимся в кресла, находящиеся на одной диагонали, потому что по диагонали расстояние побольше, чем вдоль какой-то из стен. Квадрат катетов равен… ну, вы поняли.
И вот, мы располагаемся на одной диагонали и сверлим друг друга взглядами со всей гордостью и всем предубеждением, какие только могут быть у певички и алкоголика. А знаете, у певичек и алкоголиков зачастую гордости даже побольше, чем у тех, кто предпочитает не иметь с ними дела. Исключение в том, что Льюис до Дарси не дотягивает по сдержанной стати, да вдобавок курит как паровоз. Да и алкоголизма я у персонажа Остен что-то не упомню. А, да, и за мои джинсы мисс Беннет отец бы выгнал из дому. А потом её нашли бы представители общества девятнадцатого века, и сожгли на костре. Даже если в те времена на кострах уже не сжигали. На этот случай моя майка так прекрасна, что для неё сделали бы исключение.
Я приветственно поднимаю ладонь. Льюис кивает.
У них в вестибюле даже нет музыки. Может быть, они специально нагнетают атмосферу.
Спустя ещё минуту Льюис достает вторую сигарету, и наклоняет пачку в мою сторону, предлагая мне присоединиться. Я запоминаю этот дружественный жест, даю ему это понять вежливой улыбкой, но отказываюсь. Последнее, что мне нужно, это вылететь с работы, которую я ещё даже не получила, за какие-то вредные привычки.
Ещё через минуту, когда в нижних слоях атмосферы вестибюля устанавливается табачный туман, из лифта, наконец, бодро выскакивает Берни. В этот раз на нём полосатая кофта на пуговицах, ярко-желтая футболка, белые джинсы и зелёные кроссовки. В руках у него, как у врача, твёрдая папка с зажимом на верхнем краю. Папка ярко-красного цвета. Издали Берни выглядит, как светофор с переставленными лампами. Вблизи - тоже.
Он останавливается на диагонали, точь в точь в середине между мной и Льюисом. Сверху это всё должно напоминать передачу «Занимательная геометрия».
Берни машет папкой в сторону лифта, который поднимает нас на восьмой этаж. В лифте мы с Льюисом молчим. Берни что-то напевает и пританцовывает. Странно было бы думать, что в этот момент он вообще помнит, что рядом с ним кто-то есть.
Пританцовывая, он выпрыгивает на паркет восьмого этажа и скачет дальше, кивая в такт песне.
И вот, их величество увлекли нас в танце сюда, в свой цивильненький спортзал. Настолько белый, что кажется, сейчас у нас отнимут одежду и заставят проходить химическую обработку.
И отсутствие окон нам не помогает.
- Так, ну и какой у вас опыт работы, мои прекрасные? - спрашивает стоящий в центре зала Берни, даже не надеясь на ответ, после чего кивком передаёт нас в распоряжение молчуна, стоящего рядом. Молчун принимает этот пас головой и для ясности добавляет:
- Стоун. Можете обращаться так.
При его квадратном лице фамилия вполне подобающая.
Мы выстроены в шеренгу из двух человек, если такое вообще бывает, прямо напротив этих двоих умников.
- Просто Стоун? - Льюис взглядом шарит у Стоуна по плечам, ища погоны или любой другой знак, чтобы добавить в обращение какое-нибудь звание.
- В Агентстве нет званий, если вы об этом.
- Но вы явно круче нас, верно? - ухмыляется Льюис. Видно, что нарывается он специально.
- Это верно, - опережает Берни Стоуна, а потом комментирует, помахивая папкой у себя перед лицом, как веером, - Льюис работал в полиции, ему очень хочется какое-нибудь звание.
Я пялюсь на Льюиса, потому что всё это время мне казалось, что это за ним-то полиция и должна гоняться. Льюис бормочет:
- Засранец.
- Звание «засранец» мы вам можем дать вполне, - откликается Стоун, у которого, видно, неплохой слух.
А дальше Стоун начинает классическую лекцию. Начинает со слов, которые каждый знает. Которые произнесёт, если разбудить его среди ночи и заорать «лекция». Он говорит «Агентство учит…»
- Агентство учит, что в нашем деле коп - такое же дерьмо, как гражданский, - говорит Стоун, навязчиво медленно вышагивая по залу в своём комично маленьком армейском картузике, спущенном на лоб. Сам факт того, что в организации, не связанной с министерством обороны и любыми армейскими подразделениями, этот парень одет в униформу, говорит не в его пользу. Берни яркой кляксой передвигается к выходу и скрипит резиновыми подошвами кроссовок по крашенному полу, выскальзывая в приоткрытую дверь.
- …так что можешь считать, что вы с девчонкой, - он кивает в мою сторону, - с этого момента на равных. Можешь вообще считать, что ты девчонка.
Льюис закатывает глаза и закуривает сигарету. Такое ощущение, что он испытывает Стоуна на то, сколько уйдёт времени до того, как он достанет пушку. Стоун подходит ближе.
Меня тянет попятиться, но я только наклоняю голову. Отступать-то мне вроде как некуда. Я молча вдыхаю дым.
Стоун, на голову выше Льюиса, нависает над ним, пытаясь забодать козырьком, и говорит:
- Этого нет в уставе, конечно, но постарайся бросить курить. Придётся много бегать.
Льюис издаёт смешок, похожий на лошадиное фырканье:
- Я думал, от нас должны бегать, а не мы.
Стоун улыбается, трогая себя за козырёк.
11 января 2060. Почти три года до новой эры.
Так мы начинаем учить новый смысл фразы «этого нет в уставе, конечно». Второй по популярности, после «Агентство учит».
Следующий день мы проводим, «приобщаясь к новому рабочему коллективу в благодушной атмосфере пикника». На деле, мы битый час носимся по пересечённой местности в той одежде, в которой пришли, потому что никто не сказал, что второй день - это уже начало тренировок. Слава богу, зима выдалась патологически тёплая и бесснежная, поэтому мы просто месим полуосеннюю грязь. На пятидесятой минуте пытки Стоун, бодро следующий за нами на велосипеде по обходным дорожкам, пока мы плетёмся по тропинкам, переходим вброд ручьи и перелезаем овраги, говорит:
- Так, господа, перекур.
У него, видимо, такое чувство юмора. И он почему-то во множественном числе всегда говорит «господа», а в единственном - «Парень» или «девчонка». Услышав команду, Льюис, бежавший впереди меня, встаёт на месте, как вкопанный, а я с разбегу врезаюсь в треугольник пота у него между лопатками. То ли у него такая реакция на слово «курить», то ли его действительно дрессировали, как полицейскую собаку. Он тут же находит какое-то поваленное дерево и усаживается там с пачкой сигарет наперевес.
Я вяло плюхаюсь рядом, пытаясь понять, как можно прийти в лес на свежий воздух, после чего начать так отчаянно дымить. Общая картина выглядит не менее иронично: солнце стоит в абсолютно чистом небе, в шуршащих на ветру голых ветвях идиллически щебечут птички. В какой-то момент одна даже слетает вниз и садится на бревно рядом с Льюисом, удивлённо уставив на него чёрный глаз.
Через пять минут Стоуну приходится сдвигать своего ученичка пинками, а я уж поднимаюсь сама.
Мы бежим дальше, я еле чувствую свои ноги, в горле у меня сухо и язык прилипает к нёбу, волосы липнут ко лбу и колют глаза. Из-за ручьёв и луж у меня полные ботинки воды, больше похожей на грязь. На голову мне то и дело падают какие-то жухлые листья и сонные зимние жуки.
Красот природы и мельтешащих в ветках белочек, которых наверняка сюда навезли экологи, я почему-то не замечаю.
Льюис слушает, как я матерюсь, и, не оборачиваясь, тихонько смеётся.
12 января 2060. Почти три года до новой эры.
Мы стоим в спортзале, я - в мягких спортивных штанах и футболке, Льюис в каких-то штанцах туриста-любителя цвета хаки и белой майке.
- Ага, - говорит Стоун, - приноровились, значит. Ну, ничего, у нас сегодня теоретическая подготовка.
Льюис мельком смотрит на меня и трёт рукой нос, скрывая улыбку. Но ползущая вверх левая бровь его выдаёт.
- В подразделении Rattlesnake, - начинает вещать Стоун, - три человека. Один занимается компьютерами и организацией, второй проникает в здание или помещение, ведёт разведку, если необходимо, отвлекает цель и наносит первый удар, третий выполняет чисто боевые функции. Для понятливых объясняю: как у гремучей змеи - жало, погремушка и клыки…
Когда я сажусь на лавочку, чтобы спокойно и с комфортом внимать стоуновской теории, все мышцы ног отказывают одновременно, памятуя о вчерашнем, и я жёстко плюхаюсь на доски, не контролируя падение. От этого пробирает все остальные мышцы. Я цыкаю языком.
- Завтра пройдёт, - говорит Льюис, пока Стоун выбирает из своих бумажек, что бы нам такое зачитать, - первый раз всегда так.
Если подумать, это первое, что он мне вообще говорит за всё время нашей работы вместе.
Пользуясь случаем, я открываю рот, чтоб произнести заранее заготовленную для него маленькую речь, но Стоун начинает вещать что-то насчёт работы в коллективе.
3 июля 2063. Year zero.
Мы сидим на рюкзаках. Я и Льюис, каждый на своём. Честно признаюсь, мой поменьше, у Льюиса в рюкзаке тяжёлая артиллерия. Самый маленький - у Берни, один лэптоп и только. Это позволяет ему ходить, маяча у нас перед носом психоделическим зелёным в жёлтый горошек пятном. Первые пять минут, мы с Льюисом провожаем его взглядом, как теннисный мячик, потом Льюису надоедает и он, с видом памятника чему-нибудь литературному, устремляет взгляд на горизонт.
Горизонт у нас только с трёх сторон, а с четвёртой - отвесные скалы. Если мы все правильно помним, наш автобус ломанулся откуда-то сверху. Это мы уже успели обсудить.
2 июля 2063. Минус день.
Вечер. Горы.
Лампочки в автобусе тусклые и я жалуюсь, что не могу читать. В окне справа от меня разверзается чёрная ночная пропасть. Берни, сидящий впереди, иронически переспрашивает:
- Ммм, вы, ребят, ещё и читать умеете?
Льюис, по левую руку от меня, свешивается в проход и спрашивает Берни, чем он занят.
- Дохожу до восьмого уровня, - голова Берни в пухлых наушниках появляется в моём поле зрения, вжавшись щеками между спинок сидений и бодро смотря на меня, - ставлю личный рекорд.
Из-за его позы у меня такое ощущение, что Берни разговаривает со мной носом.
- Ммм, - передразнивает его Льюис, висящий всем корпусом в проходе, быстро два раза нажимает ctrl-alt-delete, пока Берни не замечает, и садится обратно рядом со мной, - ну ты герой.
- Ещё бы, - поворачивается Берни обратно к экрану и видит крупные серые буквы и цифры загрузочной таблицы на чёрном фоне. У него наступает мощнейший шок, из-за которого он не может ни говорить, ни двигаться.
Мы с Льюисом, как настоящие деловые люди, пожимаем руки. До сих пор, каждый раз, когда мне приходится пожимать руку Льюису, я не могу не смотреть на неровный шрам от пули на его предплечье без неосознанного слабого, но неприятного страха. Почему-то вечно торчащая у него из-под воротника малиновая полоса на шее на меня такого эффекта не производит. Может быть, я просто вспоминаю Эндрюса.
Вдобавок ко всему Льюис вечно пижонски закатывает у рубашек рукава, так что любоваться на эту радость мне приходиться практически постоянно.
И тут свет гаснет.
А потом мы сидим на рюкзаках.
3 июля 2063. Year zero.
- Я вас спрашиваю, где наш автобус? - в конце концов орёт Берни.
- М? - отвлекается Льюис от горизонта, - автобус? Без понятия.
- Если мой автобус, - ну вот, он переходит на личности, - рухнул вот оттуда, - он воздевает руку в стиле зиг-хайль и тычет на ни в чём неповинную желтовато-серую и без того изгаженную птицами скалу, - то где, скажите мне, этот хренов автобус сейчас? А?
- Но вещи-то твои у тебя, верно? - пытаюсь обнадёжить его я.
Не скажу что происходящее нормально, просто мне хочется, чтоб он перестал шуметь.
Берни подпрыгивает на месте и резко топает двумя ногами одновременно. Вокруг него понимается песок. Он яростно сбивает его ладонями со штанин цвета свежеубитого инопланетянина. Подчинившись этой мысли, я говорю:
- Берни, сядь. От твоего инопланетного прикида в глазах рябит.
Берни тоже подчиняется этой мысли. Он орёт:
- Точно! Нас похитили!
- Точно, - Льюис привычным жестом чешет нос, - инопланетяне. Вас похитили. А потом вернули. Нам с МакДжесс.
Берни направляет свой зиг-хайль на Льюиса. Я осматриваю ландшафт. Сзади нас подпирают однообразные скалы, спускающиеся налево долгим склоном и сходящие на нет, а где-то далеко справа обрывающиеся в море, бледно-северную полоску. Прямо по курсу - такое же бледное жёлто-зелёное поле, покрытое жёсткой травой, больше похожей на солому, загибается налево, туда же, куда и скалы. Странный вид, но это не то, что я нахожу самым неприятным. На мой взгляд, тут несколько маловато живности. Тут очень тихо. Ну, когда Берни молчит.
Льюис наблюдает, как Берни рубит ладонью воздух у него перед носом и говорит его руке:
- Хайль Берни!
Берни застывает на месте. Потом резко убирает руку за спину и продолжает:
- Хватит издеваться. Я просто хочу обсудить.
- Мы уже обсудили, - отвечаю я, пока Льюис не довёл его до припадка, - погас свет, потом мы тут. Автобуса нет. Инопланетяне нас не похищали. Никаких травм у нас нет. Лэптоп никакую связь не ловит. Может быть, нас всех как-то выключили, загасили связь и выкинули, м?
Льюис кивает, одновременно пожимая плечами. Забавное движение.
- Так что лично я вижу выход в том, чтобы попытаться поискать цивилизацию. Ну, или еду.
При слове «еда» Берни как будто легчает. Пока он отвлёкся, я поднимаю с земли свой рюкзак и иду наискосок вглубь материка, или что там это ещё, как настоящий первооткрыватель. В штате Вирджиния хотя бы были индейцы. Льюис догоняет меня шустрой рысью и, пока нас не настиг Берни, тихо спрашивает:
- Я, может, глуповат стал, но если нас выключили, то зачем нас выкинули сюда, и почему у нас осталось оружие?
Когда Льюис разговаривает, он не смотрит на собеседника. Только один раз кидает на него взгляд на последнем или предпоследнем слове, чтоб удостовериться, что его слушают.
Я пожимаю плечами.
Берни скачет рядом, как гигантская игрушка йо-йо.
- Ребят, а вы можете мне толком объяснить, где мы сейчас географически? И откуда там вдруг стало море? - он машет на горизонт у меня за спиной. Вполне резонно. По идее, там раньше моря не было.
- Слушай, Берни, угомонись, а? - не выдерживаю я, - мы просто все сдохли и попали в чистилище, тебя это устраивает? Ничего я не знаю.
В вопросах религии Берни одновременно старомоден и безумен, особенно для киллера. У него в семье как-то уживались католики, иудеи и буддисты, так что если при нём пошутить насчёт чистилища, он ведь и правда задумается. Циничный атеист Льюис тихонько пальцем тычет меня в бок, мол, заработала ещё десять баллов.
Берни замолкает, давая нашим ушам отдохнуть от своей истерики. Минут десять мы шагаем в идеальном молчании, к которому мы привыкли во время работы. Поле, которое мы пересекаем по предполагаемо прямой диагональной линии - ровное, как бильярдный стол. Где-то в середине нашего пути из-за стелющихся облаков наконец показывается солнце, Льюис довольно встряхивает головой, убирая чёлку с лица и жмурясь в тёплых лучах, я собираю волосы в хвост на макушке и они приятно щекочут мне шею, качаясь при каждом шаге. Берни при виде светила радостно провозглашает:
- Ну, по крайней мере мы на Земле.
А потом добавляет с опозданием:
- Не, ребят, чистилище, это совсем уж не прикольно.
- Да вон же там черти какие-то, - Льюис кивает на горизонт.
На горизонте действительно наблюдается какое-то движение и Берни, радостно подпрыгивая, несётся ему навстречу.
- Сейчас нажалуется, что мы его в заложниках держали, - посмеивается Льюис.
- А что, нет что ли? - посмеиваюсь я.
Берни то там, то тут выскакивает из травы кислотным поплавком. Где-то вдалеке черти на самом деле представляют собой старенький грохочущий трактор.
Part 1
10 января 2060. Почти три года до новой эры.
Мы стоим в некотором подобии спортзала, настолько цивильного, что он скорей похож на больничную палату.
«Мы» это я и - добрый день! - мой новый знакомый Льюис.
Как я понимаю, на следующий день после нашей первой встречи мы дружно заявились к главному зданию и попросились повидать Берни. Берни, как истинный программист, нас переадресовал и оптимизировал происходящее, чтобы мы явились позже, но уже синхронно. Говоря проще, он решил убить двух зайцев. И в этих серых мраморных стенах это звучит не совсем как поговорка.
Поэтому в вестибюле мы с Льюисом долго смотрим друг на друга холодными взглядами в духе Джейн Остен. Сначала 10 секунд - стоя у стола секретаря, потом 10 минут - из кресел в противоположных углах зала. Мы инстинктивно садимся в кресла, находящиеся на одной диагонали, потому что по диагонали расстояние побольше, чем вдоль какой-то из стен. Квадрат катетов равен… ну, вы поняли.
И вот, мы располагаемся на одной диагонали и сверлим друг друга взглядами со всей гордостью и всем предубеждением, какие только могут быть у певички и алкоголика. А знаете, у певичек и алкоголиков зачастую гордости даже побольше, чем у тех, кто предпочитает не иметь с ними дела. Исключение в том, что Льюис до Дарси не дотягивает по сдержанной стати, да вдобавок курит как паровоз. Да и алкоголизма я у персонажа Остен что-то не упомню. А, да, и за мои джинсы мисс Беннет отец бы выгнал из дому. А потом её нашли бы представители общества девятнадцатого века, и сожгли на костре. Даже если в те времена на кострах уже не сжигали. На этот случай моя майка так прекрасна, что для неё сделали бы исключение.
Я приветственно поднимаю ладонь. Льюис кивает.
У них в вестибюле даже нет музыки. Может быть, они специально нагнетают атмосферу.
Спустя ещё минуту Льюис достает вторую сигарету, и наклоняет пачку в мою сторону, предлагая мне присоединиться. Я запоминаю этот дружественный жест, даю ему это понять вежливой улыбкой, но отказываюсь. Последнее, что мне нужно, это вылететь с работы, которую я ещё даже не получила, за какие-то вредные привычки.
Ещё через минуту, когда в нижних слоях атмосферы вестибюля устанавливается табачный туман, из лифта, наконец, бодро выскакивает Берни. В этот раз на нём полосатая кофта на пуговицах, ярко-желтая футболка, белые джинсы и зелёные кроссовки. В руках у него, как у врача, твёрдая папка с зажимом на верхнем краю. Папка ярко-красного цвета. Издали Берни выглядит, как светофор с переставленными лампами. Вблизи - тоже.
Он останавливается на диагонали, точь в точь в середине между мной и Льюисом. Сверху это всё должно напоминать передачу «Занимательная геометрия».
Берни машет папкой в сторону лифта, который поднимает нас на восьмой этаж. В лифте мы с Льюисом молчим. Берни что-то напевает и пританцовывает. Странно было бы думать, что в этот момент он вообще помнит, что рядом с ним кто-то есть.
Пританцовывая, он выпрыгивает на паркет восьмого этажа и скачет дальше, кивая в такт песне.
И вот, их величество увлекли нас в танце сюда, в свой цивильненький спортзал. Настолько белый, что кажется, сейчас у нас отнимут одежду и заставят проходить химическую обработку.
И отсутствие окон нам не помогает.
- Так, ну и какой у вас опыт работы, мои прекрасные? - спрашивает стоящий в центре зала Берни, даже не надеясь на ответ, после чего кивком передаёт нас в распоряжение молчуна, стоящего рядом. Молчун принимает этот пас головой и для ясности добавляет:
- Стоун. Можете обращаться так.
При его квадратном лице фамилия вполне подобающая.
Мы выстроены в шеренгу из двух человек, если такое вообще бывает, прямо напротив этих двоих умников.
- Просто Стоун? - Льюис взглядом шарит у Стоуна по плечам, ища погоны или любой другой знак, чтобы добавить в обращение какое-нибудь звание.
- В Агентстве нет званий, если вы об этом.
- Но вы явно круче нас, верно? - ухмыляется Льюис. Видно, что нарывается он специально.
- Это верно, - опережает Берни Стоуна, а потом комментирует, помахивая папкой у себя перед лицом, как веером, - Льюис работал в полиции, ему очень хочется какое-нибудь звание.
Я пялюсь на Льюиса, потому что всё это время мне казалось, что это за ним-то полиция и должна гоняться. Льюис бормочет:
- Засранец.
- Звание «засранец» мы вам можем дать вполне, - откликается Стоун, у которого, видно, неплохой слух.
А дальше Стоун начинает классическую лекцию. Начинает со слов, которые каждый знает. Которые произнесёт, если разбудить его среди ночи и заорать «лекция». Он говорит «Агентство учит…»
- Агентство учит, что в нашем деле коп - такое же дерьмо, как гражданский, - говорит Стоун, навязчиво медленно вышагивая по залу в своём комично маленьком армейском картузике, спущенном на лоб. Сам факт того, что в организации, не связанной с министерством обороны и любыми армейскими подразделениями, этот парень одет в униформу, говорит не в его пользу. Берни яркой кляксой передвигается к выходу и скрипит резиновыми подошвами кроссовок по крашенному полу, выскальзывая в приоткрытую дверь.
- …так что можешь считать, что вы с девчонкой, - он кивает в мою сторону, - с этого момента на равных. Можешь вообще считать, что ты девчонка.
Льюис закатывает глаза и закуривает сигарету. Такое ощущение, что он испытывает Стоуна на то, сколько уйдёт времени до того, как он достанет пушку. Стоун подходит ближе.
Меня тянет попятиться, но я только наклоняю голову. Отступать-то мне вроде как некуда. Я молча вдыхаю дым.
Стоун, на голову выше Льюиса, нависает над ним, пытаясь забодать козырьком, и говорит:
- Этого нет в уставе, конечно, но постарайся бросить курить. Придётся много бегать.
Льюис издаёт смешок, похожий на лошадиное фырканье:
- Я думал, от нас должны бегать, а не мы.
Стоун улыбается, трогая себя за козырёк.
11 января 2060. Почти три года до новой эры.
Так мы начинаем учить новый смысл фразы «этого нет в уставе, конечно». Второй по популярности, после «Агентство учит».
Следующий день мы проводим, «приобщаясь к новому рабочему коллективу в благодушной атмосфере пикника». На деле, мы битый час носимся по пересечённой местности в той одежде, в которой пришли, потому что никто не сказал, что второй день - это уже начало тренировок. Слава богу, зима выдалась патологически тёплая и бесснежная, поэтому мы просто месим полуосеннюю грязь. На пятидесятой минуте пытки Стоун, бодро следующий за нами на велосипеде по обходным дорожкам, пока мы плетёмся по тропинкам, переходим вброд ручьи и перелезаем овраги, говорит:
- Так, господа, перекур.
У него, видимо, такое чувство юмора. И он почему-то во множественном числе всегда говорит «господа», а в единственном - «Парень» или «девчонка». Услышав команду, Льюис, бежавший впереди меня, встаёт на месте, как вкопанный, а я с разбегу врезаюсь в треугольник пота у него между лопатками. То ли у него такая реакция на слово «курить», то ли его действительно дрессировали, как полицейскую собаку. Он тут же находит какое-то поваленное дерево и усаживается там с пачкой сигарет наперевес.
Я вяло плюхаюсь рядом, пытаясь понять, как можно прийти в лес на свежий воздух, после чего начать так отчаянно дымить. Общая картина выглядит не менее иронично: солнце стоит в абсолютно чистом небе, в шуршащих на ветру голых ветвях идиллически щебечут птички. В какой-то момент одна даже слетает вниз и садится на бревно рядом с Льюисом, удивлённо уставив на него чёрный глаз.
Через пять минут Стоуну приходится сдвигать своего ученичка пинками, а я уж поднимаюсь сама.
Мы бежим дальше, я еле чувствую свои ноги, в горле у меня сухо и язык прилипает к нёбу, волосы липнут ко лбу и колют глаза. Из-за ручьёв и луж у меня полные ботинки воды, больше похожей на грязь. На голову мне то и дело падают какие-то жухлые листья и сонные зимние жуки.
Красот природы и мельтешащих в ветках белочек, которых наверняка сюда навезли экологи, я почему-то не замечаю.
Льюис слушает, как я матерюсь, и, не оборачиваясь, тихонько смеётся.
12 января 2060. Почти три года до новой эры.
Мы стоим в спортзале, я - в мягких спортивных штанах и футболке, Льюис в каких-то штанцах туриста-любителя цвета хаки и белой майке.
- Ага, - говорит Стоун, - приноровились, значит. Ну, ничего, у нас сегодня теоретическая подготовка.
Льюис мельком смотрит на меня и трёт рукой нос, скрывая улыбку. Но ползущая вверх левая бровь его выдаёт.
- В подразделении Rattlesnake, - начинает вещать Стоун, - три человека. Один занимается компьютерами и организацией, второй проникает в здание или помещение, ведёт разведку, если необходимо, отвлекает цель и наносит первый удар, третий выполняет чисто боевые функции. Для понятливых объясняю: как у гремучей змеи - жало, погремушка и клыки…
Когда я сажусь на лавочку, чтобы спокойно и с комфортом внимать стоуновской теории, все мышцы ног отказывают одновременно, памятуя о вчерашнем, и я жёстко плюхаюсь на доски, не контролируя падение. От этого пробирает все остальные мышцы. Я цыкаю языком.
- Завтра пройдёт, - говорит Льюис, пока Стоун выбирает из своих бумажек, что бы нам такое зачитать, - первый раз всегда так.
Если подумать, это первое, что он мне вообще говорит за всё время нашей работы вместе.
Пользуясь случаем, я открываю рот, чтоб произнести заранее заготовленную для него маленькую речь, но Стоун начинает вещать что-то насчёт работы в коллективе.
3 июля 2063. Year zero.
Мы сидим на рюкзаках. Я и Льюис, каждый на своём. Честно признаюсь, мой поменьше, у Льюиса в рюкзаке тяжёлая артиллерия. Самый маленький - у Берни, один лэптоп и только. Это позволяет ему ходить, маяча у нас перед носом психоделическим зелёным в жёлтый горошек пятном. Первые пять минут, мы с Льюисом провожаем его взглядом, как теннисный мячик, потом Льюису надоедает и он, с видом памятника чему-нибудь литературному, устремляет взгляд на горизонт.
Горизонт у нас только с трёх сторон, а с четвёртой - отвесные скалы. Если мы все правильно помним, наш автобус ломанулся откуда-то сверху. Это мы уже успели обсудить.
2 июля 2063. Минус день.
Вечер. Горы.
Лампочки в автобусе тусклые и я жалуюсь, что не могу читать. В окне справа от меня разверзается чёрная ночная пропасть. Берни, сидящий впереди, иронически переспрашивает:
- Ммм, вы, ребят, ещё и читать умеете?
Льюис, по левую руку от меня, свешивается в проход и спрашивает Берни, чем он занят.
- Дохожу до восьмого уровня, - голова Берни в пухлых наушниках появляется в моём поле зрения, вжавшись щеками между спинок сидений и бодро смотря на меня, - ставлю личный рекорд.
Из-за его позы у меня такое ощущение, что Берни разговаривает со мной носом.
- Ммм, - передразнивает его Льюис, висящий всем корпусом в проходе, быстро два раза нажимает ctrl-alt-delete, пока Берни не замечает, и садится обратно рядом со мной, - ну ты герой.
- Ещё бы, - поворачивается Берни обратно к экрану и видит крупные серые буквы и цифры загрузочной таблицы на чёрном фоне. У него наступает мощнейший шок, из-за которого он не может ни говорить, ни двигаться.
Мы с Льюисом, как настоящие деловые люди, пожимаем руки. До сих пор, каждый раз, когда мне приходится пожимать руку Льюису, я не могу не смотреть на неровный шрам от пули на его предплечье без неосознанного слабого, но неприятного страха. Почему-то вечно торчащая у него из-под воротника малиновая полоса на шее на меня такого эффекта не производит. Может быть, я просто вспоминаю Эндрюса.
Вдобавок ко всему Льюис вечно пижонски закатывает у рубашек рукава, так что любоваться на эту радость мне приходиться практически постоянно.
И тут свет гаснет.
А потом мы сидим на рюкзаках.
3 июля 2063. Year zero.
- Я вас спрашиваю, где наш автобус? - в конце концов орёт Берни.
- М? - отвлекается Льюис от горизонта, - автобус? Без понятия.
- Если мой автобус, - ну вот, он переходит на личности, - рухнул вот оттуда, - он воздевает руку в стиле зиг-хайль и тычет на ни в чём неповинную желтовато-серую и без того изгаженную птицами скалу, - то где, скажите мне, этот хренов автобус сейчас? А?
- Но вещи-то твои у тебя, верно? - пытаюсь обнадёжить его я.
Не скажу что происходящее нормально, просто мне хочется, чтоб он перестал шуметь.
Берни подпрыгивает на месте и резко топает двумя ногами одновременно. Вокруг него понимается песок. Он яростно сбивает его ладонями со штанин цвета свежеубитого инопланетянина. Подчинившись этой мысли, я говорю:
- Берни, сядь. От твоего инопланетного прикида в глазах рябит.
Берни тоже подчиняется этой мысли. Он орёт:
- Точно! Нас похитили!
- Точно, - Льюис привычным жестом чешет нос, - инопланетяне. Вас похитили. А потом вернули. Нам с МакДжесс.
Берни направляет свой зиг-хайль на Льюиса. Я осматриваю ландшафт. Сзади нас подпирают однообразные скалы, спускающиеся налево долгим склоном и сходящие на нет, а где-то далеко справа обрывающиеся в море, бледно-северную полоску. Прямо по курсу - такое же бледное жёлто-зелёное поле, покрытое жёсткой травой, больше похожей на солому, загибается налево, туда же, куда и скалы. Странный вид, но это не то, что я нахожу самым неприятным. На мой взгляд, тут несколько маловато живности. Тут очень тихо. Ну, когда Берни молчит.
Льюис наблюдает, как Берни рубит ладонью воздух у него перед носом и говорит его руке:
- Хайль Берни!
Берни застывает на месте. Потом резко убирает руку за спину и продолжает:
- Хватит издеваться. Я просто хочу обсудить.
- Мы уже обсудили, - отвечаю я, пока Льюис не довёл его до припадка, - погас свет, потом мы тут. Автобуса нет. Инопланетяне нас не похищали. Никаких травм у нас нет. Лэптоп никакую связь не ловит. Может быть, нас всех как-то выключили, загасили связь и выкинули, м?
Льюис кивает, одновременно пожимая плечами. Забавное движение.
- Так что лично я вижу выход в том, чтобы попытаться поискать цивилизацию. Ну, или еду.
При слове «еда» Берни как будто легчает. Пока он отвлёкся, я поднимаю с земли свой рюкзак и иду наискосок вглубь материка, или что там это ещё, как настоящий первооткрыватель. В штате Вирджиния хотя бы были индейцы. Льюис догоняет меня шустрой рысью и, пока нас не настиг Берни, тихо спрашивает:
- Я, может, глуповат стал, но если нас выключили, то зачем нас выкинули сюда, и почему у нас осталось оружие?
Когда Льюис разговаривает, он не смотрит на собеседника. Только один раз кидает на него взгляд на последнем или предпоследнем слове, чтоб удостовериться, что его слушают.
Я пожимаю плечами.
Берни скачет рядом, как гигантская игрушка йо-йо.
- Ребят, а вы можете мне толком объяснить, где мы сейчас географически? И откуда там вдруг стало море? - он машет на горизонт у меня за спиной. Вполне резонно. По идее, там раньше моря не было.
- Слушай, Берни, угомонись, а? - не выдерживаю я, - мы просто все сдохли и попали в чистилище, тебя это устраивает? Ничего я не знаю.
В вопросах религии Берни одновременно старомоден и безумен, особенно для киллера. У него в семье как-то уживались католики, иудеи и буддисты, так что если при нём пошутить насчёт чистилища, он ведь и правда задумается. Циничный атеист Льюис тихонько пальцем тычет меня в бок, мол, заработала ещё десять баллов.
Берни замолкает, давая нашим ушам отдохнуть от своей истерики. Минут десять мы шагаем в идеальном молчании, к которому мы привыкли во время работы. Поле, которое мы пересекаем по предполагаемо прямой диагональной линии - ровное, как бильярдный стол. Где-то в середине нашего пути из-за стелющихся облаков наконец показывается солнце, Льюис довольно встряхивает головой, убирая чёлку с лица и жмурясь в тёплых лучах, я собираю волосы в хвост на макушке и они приятно щекочут мне шею, качаясь при каждом шаге. Берни при виде светила радостно провозглашает:
- Ну, по крайней мере мы на Земле.
А потом добавляет с опозданием:
- Не, ребят, чистилище, это совсем уж не прикольно.
- Да вон же там черти какие-то, - Льюис кивает на горизонт.
На горизонте действительно наблюдается какое-то движение и Берни, радостно подпрыгивая, несётся ему навстречу.
- Сейчас нажалуется, что мы его в заложниках держали, - посмеивается Льюис.
- А что, нет что ли? - посмеиваюсь я.
Берни то там, то тут выскакивает из травы кислотным поплавком. Где-то вдалеке черти на самом деле представляют собой старенький грохочущий трактор.