Нейрологи - о политических ориентациях
К ранее упомянутым вот здесь темам "свидетельствования всему живому", приучения себя фокусировать внимание на радостях жизни (и тем самым снижения тревожности, которая в российском обществе зашкаливает), даже маленьких, про насыщение глаз миром - интересное продолжение со стороны нейронаук: Нейроны стабильности
Вас помещают в магнитно-резонансный томограф. Прокручивают перед глазами серию фото, абсолютно бессюжетную и без намеков на политику. Через 10 минут ученые в соседней комнате уже в состоянии сказать, что вы предпочитаете - «крымнаш» или Майдан, Болотную или Поклонную. Как относитесь к Pussy Riot, геям, абортам и мигрантам. Точнее, либерал вы или консерватор.
Чуткость и ранимость консерваторов, утверждает Хиггинс, - следствие «негативной установки сознания». Уродливое, стоит ему замаячить на горизонте, получает у консервативного мозга наивысший приоритет, потому что любое отклонение от нормы - сигнал о проблеме, которую нужно устранить. Этот механизм мышления, похоже, эволюция закрепляла долгие два с половиной миллиона лет плейстоцена, когда поддержание старого порядка вещей, круговая оборона и постоянная бдительность давали больше преимуществ в борьбе за выживание, чем, например, изобретательность.
Один из побочных эффектов доисторического механизма бдительности у консерваторов - то, что можно назвать «парадоксом оскорбленных чувств верующих». Те, кто легко оскорбляется, готовы уделить раздражителю больше времени и внимания. Хотя, казалось бы, не нравится - не ешь.
Следует ли из этого, что консерватор обречен на ранимость, раздражительность, постоянную бдительность и искусственно суженную картину мира? Скорее наоборот: кто родился ранимым, бдительным и раздражительным - тот вырастет консерватором. Политическая ориентация, заявляют Хиггинс с коллегами, - следствие врожденных качеств и, следовательно, тоже вещь врожденная.
IQ, как аккуратно выражаются генетики, имеет сильную наследственную компоненту. Политические пристрастия - тоже. Фаулер с коллегами предположили, что одно - просто следствие другого. Те, чей IQ выше, выступали против высоких налогов и перераспределения богатства. Соответственно высказывались как типичные американские правые. То есть вроде бы консерваторы. Это было довольно неожиданно. Фаулер уточняет: Швеция - не Америка, а государство с гипертрофированной социальной политикой. Высокие налоги, субсидии бедным и прочие ценности левых - это текущее положение вещей. Поэтому «отнимать и делить как раньше» - самый что ни на есть консервативный лозунг. А правые в этом контексте - либералы, партия перемен. Чем выше IQ, тем сильнее и желание что-то менять.
Как жить с этим знанием? Сначала плохая новость: если консерватизм зашит в генах, то переагитировать человека в либералы не выйдет, как бы вы ни оттачивали свое мастерство полемиста. Навальный для вашего дяди так и останется американским шпионом, а Эбола - происками Пентагона. Другой вопрос, что либерализм и консерватизм в разных обстоятельствах проявляются по-разному. В США это будет спор о праве гея быть священником, в условной Уганде - о том, как лучше приводить в исполнение смертную казнь за гомосексуализм: с помощью петли или мачете. Разница стоит того, чтобы за нее бороться.
Вас помещают в магнитно-резонансный томограф. Прокручивают перед глазами серию фото, абсолютно бессюжетную и без намеков на политику. Через 10 минут ученые в соседней комнате уже в состоянии сказать, что вы предпочитаете - «крымнаш» или Майдан, Болотную или Поклонную. Как относитесь к Pussy Riot, геям, абортам и мигрантам. Точнее, либерал вы или консерватор.
Чуткость и ранимость консерваторов, утверждает Хиггинс, - следствие «негативной установки сознания». Уродливое, стоит ему замаячить на горизонте, получает у консервативного мозга наивысший приоритет, потому что любое отклонение от нормы - сигнал о проблеме, которую нужно устранить. Этот механизм мышления, похоже, эволюция закрепляла долгие два с половиной миллиона лет плейстоцена, когда поддержание старого порядка вещей, круговая оборона и постоянная бдительность давали больше преимуществ в борьбе за выживание, чем, например, изобретательность.
Один из побочных эффектов доисторического механизма бдительности у консерваторов - то, что можно назвать «парадоксом оскорбленных чувств верующих». Те, кто легко оскорбляется, готовы уделить раздражителю больше времени и внимания. Хотя, казалось бы, не нравится - не ешь.
Следует ли из этого, что консерватор обречен на ранимость, раздражительность, постоянную бдительность и искусственно суженную картину мира? Скорее наоборот: кто родился ранимым, бдительным и раздражительным - тот вырастет консерватором. Политическая ориентация, заявляют Хиггинс с коллегами, - следствие врожденных качеств и, следовательно, тоже вещь врожденная.
IQ, как аккуратно выражаются генетики, имеет сильную наследственную компоненту. Политические пристрастия - тоже. Фаулер с коллегами предположили, что одно - просто следствие другого. Те, чей IQ выше, выступали против высоких налогов и перераспределения богатства. Соответственно высказывались как типичные американские правые. То есть вроде бы консерваторы. Это было довольно неожиданно. Фаулер уточняет: Швеция - не Америка, а государство с гипертрофированной социальной политикой. Высокие налоги, субсидии бедным и прочие ценности левых - это текущее положение вещей. Поэтому «отнимать и делить как раньше» - самый что ни на есть консервативный лозунг. А правые в этом контексте - либералы, партия перемен. Чем выше IQ, тем сильнее и желание что-то менять.
Как жить с этим знанием? Сначала плохая новость: если консерватизм зашит в генах, то переагитировать человека в либералы не выйдет, как бы вы ни оттачивали свое мастерство полемиста. Навальный для вашего дяди так и останется американским шпионом, а Эбола - происками Пентагона. Другой вопрос, что либерализм и консерватизм в разных обстоятельствах проявляются по-разному. В США это будет спор о праве гея быть священником, в условной Уганде - о том, как лучше приводить в исполнение смертную казнь за гомосексуализм: с помощью петли или мачете. Разница стоит того, чтобы за нее бороться.