сын короля
В нем соединились разносторонние дарования отца с чувственностью и добротой матери, подобно тому как его большие миндалевидные, чуть смеющиеся, болейновские глаза были близко поставленными, как у Генриха.
Кроме болейновских скул, прямодушия, верности в любви и дружбе, он перенял от Мэри неистребимую склонность к сквернословию и непристойностям (впитанную, так сказать, с молоком матери), а также великолепный французский, бывший ее вторым родным языком. Мужеством и силой духа, способностью, когда этого требует справедливость или необходимость, быть беспощадным, а также резкостью в речах он походил на свою тетю, Анну Болейн. От отца он, кроме прочего, унаследовал драматургическую жилку, любовь к турнирам и состязаниям, приверженность к преувеличениям в речи и письме, которая в жизни воспринималась как безобидное хвастовство и простительная слабость, а в драмах, где не говорят, а кричат, пришлась как нельзя более кстати.
Детство его до семилетнего возраста прошло в благословенном графстве Эссекс (самом сухом месте дождливой и туманной Англии) с его волнистыми поросшими дубом и сочной зеленью равнинами, полноводными незамерзающими реками и курортным юго-восточным морским побережьем. Мягкая и ласковая, как мать, природа и ласковая, мягкая, как климат Эссекса, мать сливались в одно первое сильное детское впечатление... Принц (мать это знала лучше всех) королевской крови и единственный внук одного из богатейших людей Англии, графа Уолтшира, мальчик был окружен почтительными гувернерами, а потом и домашними преподавателями, над которыми возвышалась уступчивая, любящая мать, противница принудительного образования (судя по отмеченной современником плохой латыни лорда Хансдона), оказавшаяся, если закрыть глаза на сквернословие, идеальной воспитательницей своего выше всякой меры одаренного сына.
..................................................................................................................................................
Известно, что сочинение пьес во времена Шекспира считалось занятием зазорным и низким. В сонете 111 автор отмечает, что его профессия ставит неизгладимое клеймо на его имя и (сонет 25) преграждает ему путь к славе. Сложившаяся ситуация сохранялась долго и менялась лишь постепенно. Стоит запомнить это обстоятельство, без которого будет трудно объективно оценить факты.
Секреты Эмилии Бассано. Тайны "Смуглой Леди сонетов".
Не так давно - в 1972 году - А.Л.Роузом были найдены записи лондонского целителя и астролога Симона Формана, хранившиеся в Бодлианской библиотеке.
Согласно откровениям дневника Формана, его современник - 65-летний лорд-камергер Хансдон, кузен и любимец королевы Елизаветы, официальный покровитель шекспировской труппы, женатый человек, отец семерых детей, встретил в 1589 году девятнадцатилетнюю дочь придворного музыканта-итальянца, отлично игравшую на спинете, Эмилию Бассано, которая стала его любовницей.
В 1593 году, ожидая ребёнка, Эмилия вышла замуж. Заметим, что за три с лишним года любовной связи ребёнка у них не было. Это позволяет предположить её любовную измену.
В период с 1592 по 1595 год человеком, неоднократно называющим себя стариком, были написаны 154 сонета, по общему признанию очень искренних и автобиографичных. Они беспощадно правдивы.
В сонете 130 даже упоминается запах возлюбленной, а в 135-м весьма рискованными красками рисуется её необузданная чувственность.
В 26 сонетах (127-152-й) описывается любовная связь престарелого автора с молодой, весьма смуглой женщиной, очень похожей (от искусной игры на клавишном музыкальном инструменте - сонет 128 - до не менее искусной игры на струнах мужского сердца и измены с другом - сонеты 133, 134, чувственности - сонет 135, порочности - сонет 131), как убедительно показал профессор Роуз, на Эмилию Бассано.
Однако ещё более впечатляет не замеченное им абсолютное сходство судьбы лорда-камергера Хансдона с автором сонетов!
Действительно, если автором сонетов был не 65-летний покровитель шекспировской труппы, лорд-камергер, а 28-летний (к 1592 году) актёр Вильям Шекспир, то зачем молодому человеку упорно называть себя стариком, причём с такими нелестными подробностями (сонет 62), как «потрёпанный и исполосованный пожелтевшей старостью»?..
Некоторые шекспироведы утверждают, что в елизаветинскую эпоху человек якобы считался стариком уже в 28 лет. Но каким образом его «чело» в таком возрасте может оказаться «покрытым морщинами, кровь иссушена», а сам он «изношен и сокрушён губительной рукой времени» (сонет 63)? Итак, если, как считал Уильям Вордсворт, сонеты - ключ, которым автор открыл своё сердце, то правдивость - ключ к пониманию и истолкованию самих сонетов (где, по мнению Гёте, «выстрадано каждое слово», а сам автор, в сонете 21, говорит: «О, позвольте мне, верному в любви, писать только правду!»).
Совершенно ясно, автор сонетов - старик в прямом смысле этого слова. Тогда сразу становится понятным всепрощающий, даже самоуничижительный тон сонетов. В самом деле, в свете громадной (46-летней) возрастной разницы между ним и Эмилией Бассано несомненно, что речь идёт о последней (Хансдон умер в 1596 году) любви к молодой женщине. (В сонете 138 говорится о «влюблённой старости, которая не любит говорить о своём возрасте».) Кстати, хотя Шекспир прожил до 1616 года, а Эмилия (по мужу Ланье) упоминается в записях Симона Формана до 1601 года.
Ни одного сонета не написано после 1595 года(!).
Отчего
ни одного нового произведения Шекспира не появилось до 1616 года?
То есть до самой смерти актёра, что исполнял роль автора, пьесы претерпевали лишь незначительные правки,
что неудивительно, если их автор - Генри Кэри Хансдон - умер в 1596 году.
Итак, вряд ли у Эмилии Бассано примерно в одно и то же время было два совпадающих в деталях романа со стариками, поэтому автором сонетов, а следовательно, пьес и поэм был покровитель шекспировской труппы лорд-камергер Генри Кэри барон Хансдон.
История Хансдона
Он родился в середине двадцатых годов XVI века. Племянник королевы Анны Болейн, казнённой своим мужем Генрихом VIII. Единственный сын придворного Вильяма Кэри, эсквайра, умершего в 1529 году.
Назван Генри в честь короля: его мать, Мэри Болейн, старшая сестра королевы, любовница короля.
Когда юная Елизавета, его двоюродная сестра и будущая королева, находилась в полузаключении в Хэтфилде, он, Хансдон, был единственным из родственников, кто помогал ей большими суммами денег (в целом - несколько тысяч фунтов) из собственных доходов.
Такое не забывается.
И после восшествия Елизаветы на престол в 1558 году Генри Кери королевой было пожаловано рыцарское звание. А в следующем году королевский брат и кузен стал бароном Хансдоном (ему дарован также замок с парком и коронные земли).
С 1561 года - член Тайного совета и кавалер ордена Подвязки.
Член парламента от Букингема в 1547, 1554 и 1555 годах.
В 1564-м создал актёрскую труппу для придворного театра и в том же году получил учёную степень магистра гуманитарных наук в Кембридже. Именно с этого времени в театре начинают ставить спектакли (якобы неизвестных авторов), что совершенно схожи с сюжетами будущих шекспировских пьес.
Известно также, что он интересовался ботаникой, а шекспировские произведения содержат множество подробнейших описаний редких растений и их свойств.
...Хансдон - бескорыстный, честный, прямодушный и благородный, как отмечали современники, - он не домогался новых титулов и богатств, оставаясь бароном (низшее звание высшего дворянства) до самой смерти.
Держался в стороне от придворных партий и интриг. Королева использовала таланты своего кузена в собственных и государственных интересах, часто забывая о наградах за многие успешно выполненные поручения и миссии.
В 1568 году лорд Хансдон назначен Смотрителем восточной границы с Шотландией и правителем пограничного города Берик, расположенного в 339 милях от Лондона в устье Твида на берегу Северного моря.
В 1570 году с полуторатысячным отрядом он одержал решительную победу вблизи Карлайла над вдвое превосходящими силами мятежников северных графств, что и определило его дальнейшую судьбу на следующие 18 лет, в течение которых он оставался на своём посту в Берике, часто наезжая в Лондон. В 1583 году стал (не покидая Берика) лордом-камергером королевы, входил в правительственный кабинет в ранге министра культуры и по должности отвечал за деятельность театров. В 1586 году был одним из членов комиссии, допрашивавшей Марию Стюарт, а после её казни вёл деликатные переговоры с её сыном, королём Шотландии Яковом VI (будущим королём Англии Яковом I).
В 1572 и 1584 годах жаловался первому министру лорду Берли, что ему не выплачивается жалованье, а собственных средств не хватает, чтобы покрыть расходы, которых требует его пост; что его солдаты и подчинённые испытывают нужду в пище и одежде. Просил отозвать его из Берика. Во время службы на границе сурово карал мародёров. Ходили даже слухи, что ему нравится вешать шотландских воров, как другим - охотиться. (Не исключено, правда, что их распространяли мародёры.)
В 1588 году при приближении Великой армады и угрозе высадки испанского десанта лорд Хансдон был отозван в Лондон и назначен командующим сухопутным войском центральных графств (королевской стражей), которому, правда, не пришлось сразиться с противником. С этого года лорд-камергер жил в Лондоне, в дарованной ему королевой резиденции Сомерсет-хаус.
В 1589 году он встретил Эмилию Бассано, оставшуюся после смерти родителей без средств к существованию. Она оказалась под опекой лорда-камергера, в ведении которого, кроме художников, скульпторов, поэтов и актёров, были и придворные музыканты.
Она нашла больше, чем искала. Форман записал с её слов, что старый лорд-камергер очень её любил. Чего, кстати, нельзя сказать о ней: сонеты 136, 140, 145 - наполнены болью неразделённого чувства мужчины.
Автор сонетов повторяет, что любовь его грешна (сонеты 141, 142, 152), и это совершенно естественно в устах женатого человека и отца семерых детей, лорда-камергера и ближайшего родственника королевы.
Сонеты посвящены не только «смуглой леди». Львиная их доля (125 из 154) описывает отношения с лучшим другом, его «вторым я». И здесь - весьма большая возрастная разница (сонет 22), настолько большая, что на публике они вынуждены скрывать свои дружеские отношения (сонеты 36, 89), и всепрощающий самоуничижительный тон (сонеты 57, 58).
В контраст возлюбленной друг светлоок, светлокудр (в сонете 68 упоминаются «золотистые длинные локоны»), умён, знатен, известен.
Речь о последней большой дружбе, об эквивалентном духовном общении, по которому так истосковался лорд Хансдон за годы 20-летней службы в далёком от столицы провинциальном Берике.
В 1592 году во время посещения Елизаветой Оксфорда самым красивым и образованным среди молодых лордов в свите королевы был признан 19-летний Генри Ризли граф Саутгемптон. Мы имеем все основания полагать, что королеву сопровождал и лорд-камергер Хансдон, которому по долгу службы полагалось провожать королеву до кареты и помогать ей выйти из неё.
Воспитанник (отец умер, когда ему было 8 лет) всесильного первого министра лорда Берли, в двенадцатилетнем возрасте принятый в Кембриджский университет, а в 16 лет получивший учёную степень магистра гуманитарных наук, владелец громадного состояния, театрал и щедрый покровитель поэтов, граф Саутгемптон, представленный ко двору в 1590 году, обратил на себя всеобщее внимание, был обласкан Елизаветой и подружился с её фаворитом, двоюродным внуком лорда Хансдона, графом Эссексом, тоже воспитанником лорда Берли и магистром гуманитарных наук.
Легко можно себе представить, какое впечатление блестящий Саутгемптон произвёл на недавно вернувшегося ко двору, изголодавшегося по обществу гениального драматурга. Кстати, частое упоминание в сонетах «нарисованного двойника», без сомнения, говорит о том, как охотно Саутгемптон позировал художникам: до нас дошло шестнадцать его портретов.
Влюблённые обычно пишут стихи, а большая дружба не уступает по эмоциональной напряжённости большой любви. (Кстати, гомосексуальные ассоциации наглухо исключаются сонетом 20.)
И драматург пишет поэму «Венера и Адонис», которую посвящает Саутгемптону, покровителю поэтов. Она вышла в апреле 1593 года. Параллельно поэме (вторая вышла в 1594 году, причём с таким посвящением, которое чуть ли не дословно повторяется в сонетах 23, 26, 40) начиная с 1592 года пишутся сонеты, лирический дневник лорда-камергера .
В одном из них (сонет 134) автор рассказывает, что осторожности ради просил друга писать от его (автора) имени записки своей возлюбленной, т.е. «смуглой леди». (Эта осторожность, вполне естественная для лорда-камергера, почерк которого хорошо знали при дворе, непонятна, если бы она исходила от Шекспира-актёра, причём совершенно невероятно, чтобы граф Саутгемптон писал и доставлял любовные записки актёра Шекспира.)
Результат можно было предвидеть. Недаром Форман записал об Эмилии, что она, по слухам, колдунья и умеет привораживать мужчин. В сонетах 34, 35, 40-42, 133, 134 говорится об измене друга и возлюбленной; а в 1593 году Эмилию, ожидающую ребёнка, выдали замуж за молодого (моложе Эмилии на 3 года) менестреля Альфонса Ланье, сына известного придворного музыканта.
Родившегося сына Эмилия назвала Генри в честь то ли 20-летнего Генри Саутгемптона, то ли 69-летнего Генри Хансдона.
Брак не удался (Эмилия жаловалась Форману, что Ланье плохо с ней обращался, растрачивал её деньги), и связь с лордом-камергером продолжалась (судя по содержанию сонета 152, где автор упрекает её в двойной измене).
И тут мы подходим к чёрному рубежу в жизни лорда Хансдона.
Соперник, претендовавший на дружбу покровителя поэтов Саутгемптона. Имя его блестяще «вычислил» всё тот же профессор Роуз. Это - Кристофер Марло, наиболее крупный (после Хансдона) драматург того времени и менее известный как поэт (в его неоконченной работе «Геро и Леандр» в Леандре без труда узнаётся Саутгемптон). Мало того что Марло на 40 лет моложе лорда-камергера, он ещё и красив (судя по сохранившемуся портрету), а высокое мастерство поэта-соперника автор сонетов признаёт неоднократно. Это заставило замолчать его скромную музу, в то время как строки соперника наполнены описанием его друга. (Кстати, гомосексуальный характер страстей Кристофера Мерло в поэме «Геро и Леандр» просто бросается в глаза.)
Нависла реальная угроза единственному утешению его жизни - дружбе с Саутгемптоном. Противник поэтических преувеличений (сонеты 21, 82, 84, 130), автор пишет о своей дружбе в таких выражениях (сонеты 28, 44, 45, 48, 90, 91, 98), которые не оставляют сомнений в том, что она была высшей ценностью последних лет жизни лорда Хансдона.
Он однозначно ставит эту дружбу выше любви к «смуглой леди» (сонеты 40, 42).
И возникает вопрос: знал ли столь близкий друг о драматургических опытах лорда-камергера? Был ли он единственным человеком, посвящённым в жгучую тайну второй жизни лорда Хансдона?
Ответ в сонете 111, где упоминается друг, проклинающий судьбу, преградившую автору (сонет 25) путь к славе.
Итак, в апреле 1593 года напечатана посвящённая Саутгемптону поэма Хансдона «Венера и Адонис», а в мае, при весьма загадочных обстоятельствах (только в XX веке было установлено, что это дело рук агента королевской тайной полиции) в таверне под Лондоном погиб Кристофер Марло. «Кто сделал это?» - спросите вы. Я не знаю, но древняя юридическая мудрость гласит: тот, кому выгодно. Не следует забывать, что лорд-камергер Хансдон был не только придворным, но и мужественным воином, одержавшим победу над вдвое превосходящими силами мятежников северных графств в 1570 году.
Не будем также закрывать глаза на то, что он мог быть беспощадным (эпизод казни мародёров). И наконец, что стоило бессменному с 1561 года члену Тайного совета и большинства комиссий по расследованию, лорду-камергеру, сановнику двора, любимому кузену королевы остановить в кулуарах Тайного совета молодого Роберта Сесила, сына и заместителя начальника секретной службы лорда Берли, и доверительно посетовать в качестве министра культуры, по должности отвечающего за деятельность театров, на возмутительные и опасные для государства высказывания атеиста и вольнодумца, богопротивного мужеложца, драматурга Кристофера Марло?
Если Роберт Сесил уловил нотку личной заинтересованности лорда-камергера (который пользовался таким доверием королевы, что когда она в 1562 году занемогла и решила, что находится при смерти, то поручила Тайный совет его попечению), дни Марло были сочтены.
Однако и Саутгемптон, друг фаворита Елизаветы графа Эссекса, тоже имел косвенный доступ к секретной информации, поэтому сразу за сонетом 86, в котором о поэте-сопернике упоминается в прошедшем времени, следует сонет, начинающийся словом «Прощай!», где, как и в последующих сонетах, в дружеских отношениях чувствуется трещина, которая, по справедливому замечанию Роуза, то расширяется, то сужается, но уже никогда не исчезает.
Видимо, чтобы загладить эту трещину, Хансдон написал поэму «Лукреция» (она вышла в 1594 году) с очень тёплым, если не сказать более, посвящением Саутгемптону. Затем до автора доходят слухи о скандальном происшествии с его другом (сонеты 69, 70). Вспыльчивый от природы, храбрец и «воплощение чести», как писал о нём поэт, эгоистичный и самовлюблённый, граф Саутгемптон не раз оказывался вовлечённым в шумные скандалы (дело доходило даже до драки в приёмной королевы), за что сиживал в Тауэре.
К 1595 году относится его серьёзное увлечение кузиной графа Эссекса, Элизабет Вернон (на которой он в 1598 году женился), а 1 июня 1596 года он отправился со своим другом Эссексом в военно-морскую экспедицию в Кадис.
...Менее чем через два месяца, 23 июля 1596 года, лорд-камергер Хансдон скончался, как свидетельствуют современники, от огорчения, что называется, «затосковал».
Автор сонетов, видимо, и на этот раз не преувеличивал, когда в 92-м писал, что его жизнь кончится вместе с уходом его друга.
Поэт барон был похоронен в Вестминстерском аббатстве 12 августа. Королева оплатила всё. Саутгемптон прибыл в Плимут 10 августа. Мы не знаем, успел ли он на похороны своего великого друга.
Женой, леди Анной Хансдон, поставлен на могиле мужа памятник искусной работы.
Неожиданный фарт ростовщика ШакспЕра.
Сонеты были опубликованы в 1609 году, через 13 лет после смерти Хансдона (и без ведома Шекспира), человеком, скрывшимся под инициалами W.Н. (инициалы Саутгемптона - Н.W.). Вне всякого сомнения, автор передал их тому, кому они были посвящены, кого он так любил и столько раз обещал обессмертить (сонеты 18, 19, 38, 54, 55, 60, 63, 65, 81, 100, 101, 107). Лорд-камергер Генри Хансдон, театрал (факт создания им придворной труппы ещё в 1564 году), на 20 лет оторванный от столичных театров, магистр гуманитарных наук, министр культуры, смотритель границы и правитель Берика, имел достаточно досуга, чтобы создать в воображении и на бумаге свой театр - комедии, хроники и трагедии. Так и видишь его коротающим длинные зимние вечера в провинциальной тиши Берика над толстым фолиантом из дворцовой библиотеки или страницами черновика «Ромео и Джульетты», «Гамлета». (Сохранился его портрет: большие, несколько близко посаженные задумчивые глаза, усы, создающие впечатление улыбки.) Но сочинение пьес, как мы знаем, считалось в его время занятием предосудительным, презренным и недостойным. Осторожный (помните любовные записки, написанные за него Саутгемптоном?), избегавший дворцовых интриг, лорд Хансдон, страстно желая видеть свои произведения на сцене, хотя бы инкогнито, нашёл выход.
Вернувшись осенью 1588 года в Лондон, он в 1589-1590 годах присмотрел в труппе лорда Стрэнджа (позднее графа Дэрби) честного, доброжелательного, уравновешенного, бедного, трудолюбивого, непьющего (что немаловажно) актёра скромного дарования Вильяма Шакспера, хотя и не окончившего приходской провинциальной школы и с 15 лет вынужденного зарабатывать себе на жизнь, но достаточно грамотного, чтобы подписывать рукописи и иногда переписывать черновики лорда Хансдона. И выдавать их, при соответствующем, разумеется, вознаграждении, за свои произведения. (Вспомним свидетельства современников о том, что актёр всегда писал пьесы для театра Глобус набело - без единой помарки или правки!)
Это на самом деле поразительная деталь: первые издатели Собрания сочинений Шекспира, товарищи по труппе актёры Джон Хэминген и Гарри Кондел, сообщают, что Шекспир писал, не вымарывая ни единой строчки. Что это? Единственный в мировой литературе пример вдохновенного творчества набело? Нет. Писать набело - вряд ли возможно. Переписывать (черновики Хансдона) - другое дело.
Опасавшийся прижизненного разоблачения лорд-камергер написал «маскировочный» сонет 136, где обыграл имя своего живого псевдонима.
Примерно в 1589-1590 годах труппа лорда Стрэнджа, которой руководил земляк Шекспира Джеймс Бербедж, начала ставить пьесы под которыми стояла ложная подпись их товарища-актёра.
В 1592 году актёра Шекспира упомянул в памфлете Р. Грин, намекнув о том, что "под павлиньими перьями скрывается ворона".
В 1594 году, после смерти лорда Стрэнджа, лорд-камергер Хансдон взял труппу под своё покровительство, а Шекспир стал главным из шести её пайщиков (вознаграждение?).
В 1596 году было подано прошение в Геральдическую палату, а в октябре, т.е. через два месяца после смерти лорда Хансдона, отец Шекспира получил дворянство. Кто инициировал прошение и дал ему ход? Ведь дело отца актёра и драматурга не могло миновать лорда-камергера, отвечавшего как министр культуры за деятельность театров. В 1597 году Шекспир купил один из самых больших домов (с садами) в родном Стратфорде. Разве не похоже всё это на последние (предсмертные) милости лорда-камергера своему живому псевдониму? Между тем в бумагах графа Саутгемптона, которому посвящены две поэмы Шекспира, нет ни слова упоминания о Шекспире (наверняка Саутгемптон знал об авторстве Хансдона, который и написал-то эти поэмы, чтобы завоевать его дружбу).
И ещё два факта. 1600 год. Любимый друг, «второе я» автора сонетов, Саутгемптон посажен в Тауэр за участие в заговоре Эссекса, обвинён в государственной измене и приговорён к смертной казни, заменённой, по ходатайству его воспитателя, лорда Берли, пожизненным заключением, а Шекспир молчит. Ни одного сонета по этому поводу (так же, как и в связи с освобождением графа в 1603 году). Причина проста: их автор, высокородный Хансдон, умер несколькими годами ранее - в 1596 году...
Много лет все биографы Шекспира ломают голову, почему в 1612 году, т.е. на 48-м году жизни, он внезапно прекращает драматургическую деятельность и за 4 года до смерти удаляется в родной Стратфорд? Ответ, видимо, тоже удручающе прост: кончились черновики лорда Хансдона. Нечего было подписывать. Ни подставное лицо, ни переписчик более не был нужен. Не нужно было его имя - Шакспер, переделанное в Шекспир ("потрясающий копьём"). Истинный автор пьес боле не написал ни строки.
Оттого Шаксперу-ростовщику нечего было ловить в столице. Получив последнюю подачку от Саутгемптона, он вынужден был ретироваться вон с лондонских подмостков, не нуждавшихся ни в плохом актёре, ни в лже-драматурге.
В родном Стратфорде-на-Эйвоне Шакспер занялся ростовщичеством, плюс деятельностью, связанной с "выбиванием долгов" у незадачливых кредиторов и налогоплательщиков.
В 1612 году его неожиданно посетил Бен Джонсон - литератор, вовсю занимавшийся подготовкой издания первого фолио.
Какова была цель визита никто теперь не скажет, однако после единственной совместной трапезы с Беном Джонсоном было всё в порядке: он незамедлительно отбыл обратно в столицу. А вот Шаксперу не здоровилось: с желудочным приступом он слёг, через два дня подписал окончательный вариант завещания и скончался в окружении родни - совершенно неграмотных жены и дочери; умер в собственном доме, где не было никогда ни единой книги...
.........................................................................................................................
Итак, факты: первые постановки пьес Шекспира совпадают с возвращением лорда Хансдона из Берика.
Появление первых посвящённых другу сонетов - с его встречей с Саутгемптоном осенью 1592 года. Кстати, встреча автора сонетов с другом, как показал Роуз, также приходится на 1592 год.
Измена возлюбленной в сонетах совпадает по времени с изменой Эмилии Бассано лорду Хансдону.
Прекращение цикла сонетов - со смертью лорда-камергера, а сама эта смерть - с отъездом Саутгемптона в Кадис. Не слишком ли много совпадений?
Что касается живого псевдонима, то великий сердцевед не ошибся в нём: «слуга лорда-камергера» честный Вильям ШакспЕр не выдал своего покойного господина «достопочтенного лорда Хансдона» даже перед лицом вечности, не забыв в своём завещании отписать супруге «вторую по качеству кровать», но ни словом не упомянув о бессмертных пьесах и сонетах. В его доме попрпосту не было ни единой книги.
А между тем над его могилой уже более трёх с половиной столетий возвышается грандиозный памятник чужой славы.
В то время как миллионы туристов ежегодно посещают эту могилу в Стратфорде, лежит ли хоть один цветок на могиле величайшего драматурга в Вестминстере?
Гейне писал: «Бог, конечно, главнее, но после него - Шекспир».
Теперь, когда вы встретите это имя, прочтите его правильно: Хансдон.
Click to view