Четыре. 5.
- Не уходи. Я не разрешал.
Ло успела лишь отклониться, но её трусливое бегство было так предсказуемо. И потому пресечено. Прохладные пальцы стиснули плечо с нечеловеческой силой.
Сжать зубы. Только не вскрикнуть. Боль нарастает, почти достигла порога, за которым невозможно будет удержаться.
Но Двейн чувствовал грань.
Боль отступила, когда Ло едва не сдалась.
- Сядь.
Кресло с высокой спинкой повёрнуто к камину. Языки пламени давно прекратили свой танец, но угли всё ещё отдавали жар. Зябнущая, как синица в январе, девушка поспешно кинулась к огню. Слишком поспешно.
Нельзя показывать страх.
Нельзя быть слабой с Ним.
Повеяло холодком отчуждения, и Ло замедлила шаг. Распрямила спину, развернула плечи. Грациозно опустилась в кресло. Она пыталась расслабиться, но не могла, зная, что за спиной, не в силах пошевелиться, распластана на столе едва дышащая пленница, а над ней несокрушимой скалой возвышается Северянин.
Только сейчас он смотрит не на жертву.
Ясень… Ясень…
Красивое было бы имя.
Почему оно стучится в сознании? Как будто защищает её от беды. Успокаивает. Кресло из ясеня - последняя преграда, отделяющая Ло от соучастия.
Какое глупое утешение. Какое лицемерие.
Она всегда знала, что происходит в этой комнате. Всегда слушала и вздрагивала от криков. Но не смогла ни привыкнуть, ни сойти с ума.
Сердце забилось чаще. Ло только начинала осознавать свою истинную сущность.
Не рабыня - муза.
Как многие до неё.
Но где они, многие?
Ло успела лишь отклониться, но её трусливое бегство было так предсказуемо. И потому пресечено. Прохладные пальцы стиснули плечо с нечеловеческой силой.
Сжать зубы. Только не вскрикнуть. Боль нарастает, почти достигла порога, за которым невозможно будет удержаться.
Но Двейн чувствовал грань.
Боль отступила, когда Ло едва не сдалась.
- Сядь.
Кресло с высокой спинкой повёрнуто к камину. Языки пламени давно прекратили свой танец, но угли всё ещё отдавали жар. Зябнущая, как синица в январе, девушка поспешно кинулась к огню. Слишком поспешно.
Нельзя показывать страх.
Нельзя быть слабой с Ним.
Повеяло холодком отчуждения, и Ло замедлила шаг. Распрямила спину, развернула плечи. Грациозно опустилась в кресло. Она пыталась расслабиться, но не могла, зная, что за спиной, не в силах пошевелиться, распластана на столе едва дышащая пленница, а над ней несокрушимой скалой возвышается Северянин.
Только сейчас он смотрит не на жертву.
Ясень… Ясень…
Красивое было бы имя.
Почему оно стучится в сознании? Как будто защищает её от беды. Успокаивает. Кресло из ясеня - последняя преграда, отделяющая Ло от соучастия.
Какое глупое утешение. Какое лицемерие.
Она всегда знала, что происходит в этой комнате. Всегда слушала и вздрагивала от криков. Но не смогла ни привыкнуть, ни сойти с ума.
Сердце забилось чаще. Ло только начинала осознавать свою истинную сущность.
Не рабыня - муза.
Как многие до неё.
Но где они, многие?