Дурно пахнут мертвые слова
К слову о языковом аспекте вызова геттоизации
По поводу того, что Игорь Стрелков будет наказывать ополченцев за нецензурную брань »»» ...
Примером типичного и совершенно бестолкового холивара по этому поводу могло бы быть что-то вроде следующего.
Некто заметил бы, что ведь истории известны прецеденты, когда сами командиры поднимали бойцов в атаку не только священными именами, но и, наоборот, словами, что называется, ненормативного характера. Ему бы возразили, что это имело место при атеистической идеологии. Но кто-то нашел бы примеры ненормативной лексики у командиров или бойцов и в царской армии. На это бы замечалось, что это последствия петровских реформ, сильно поколебавших, в целом, исконное идентичностное начало русского народа и его социальных институтов (среди которых и армия).
И далее, как обычно, каждый остался бы при своем. А именно, при своем, сегодня чрезвычайно противоречивом у каждого, понимании культурно-цивилизационных кодов общественно-исторического бытия и сознания русского народа. Посему это и было бы совершенно бестолковым способом реагирования на информ.повод, в котором приказ главнокомандующего запрещает солдатам употреблять матерные слова.
Однако это не означает, в принципе, невозможности конструктивного обсуждения этого инфо.повода, ибо он содержит в себе крайне значимые моменты мировоззренческого и даже метафизического характера.
В этой связи, хотелось бы коротко изложить предельно критическую, но, на мой взгляд, столь же предельно справедливую позицию.
За трактовкой мата, озвученной г-м Стрелковым, стоит отнюдь НЕ любовь к Слову, про которое говорится в начале Евангелия от Иоанна, НО языческий магизм, рассматривающий слова как инструмент заклинания стихий. И более того, и сами слова представляются как некая фатально могущественная стихия, независимая от воли и сознания человека.
Понимает ли лично г-н Стрелков это, отдает ли отчет в этих чрезвычайно существенных нюансах?... Как бы то ни было, но по его словам, обосновывающим его приказ, получается, что это "неправильные" слова бойцов "ведут армию к поражению". Именно эти слова и именно в этих устах, получается, приводят к поражению, а совсем не безвольные решения командиров.
Решения тех командиров, которых пользуют в мутной, циничной, провокационной полит.игре. Тех двусмысленных командиров, которые
"готовы умереть на развалинах Славянка, но с твердой верой", однако "вера эта рвется, как растянутый полиэтилен на штормовом ветру - с каждым днем все сильнее и сильнее".
Всё это усугубляется ещё тем, что
во-первых, подчеркивание "нерусского происхождения" слов матерной брани продолжает известную тенденцию, когда, с позиций некой виртуальной лингвистической "чистоты", из культурно-исторического опыта, вместе с водой инородного и скверного, выплескивается ребенок, которым является творческое начало в языке - то начало, благодаря которому язык именуется душой народа, и которое, особенно в случае русского народа и его великого и могучего языка, не может быть замутнено никакими заимствованиями и употреблениями слов, маркированных как "ненормативные"; поэтому,
во-вторых, язык, становясь предметом вот такого, как в данном случае, казарменного диктата, вкупе с этой двусмысленной борьбой за его "чистоту", в этом качестве он, собственно, и превращается в инструмент фашистского образца диктатуры, с запрещением языков, исторически неотъемлемых от культурного опыта народа, как и запрещением всего того, что неотъемлемо составляет культурное наследие, принадлежащее этому народу (авторов, книг и т.д.);
в-третьих, утверждение о том, что матерные слова способны "воздействовать на русских воинов через дух", постулирует примат естества над духом, а тем самым скверное в естестве оказывается сильнее духовного в человеке.
Говорить о том, что что бы то ни было способно "духовно унижать" - именно это есть и чудовищное богохульство, и пораженчество, закладываемое в самое предельное основание действий и мыслей участников войны!
По поводу того, что Игорь Стрелков будет наказывать ополченцев за нецензурную брань »»» ...
Примером типичного и совершенно бестолкового холивара по этому поводу могло бы быть что-то вроде следующего.
Некто заметил бы, что ведь истории известны прецеденты, когда сами командиры поднимали бойцов в атаку не только священными именами, но и, наоборот, словами, что называется, ненормативного характера. Ему бы возразили, что это имело место при атеистической идеологии. Но кто-то нашел бы примеры ненормативной лексики у командиров или бойцов и в царской армии. На это бы замечалось, что это последствия петровских реформ, сильно поколебавших, в целом, исконное идентичностное начало русского народа и его социальных институтов (среди которых и армия).
И далее, как обычно, каждый остался бы при своем. А именно, при своем, сегодня чрезвычайно противоречивом у каждого, понимании культурно-цивилизационных кодов общественно-исторического бытия и сознания русского народа. Посему это и было бы совершенно бестолковым способом реагирования на информ.повод, в котором приказ главнокомандующего запрещает солдатам употреблять матерные слова.
Однако это не означает, в принципе, невозможности конструктивного обсуждения этого инфо.повода, ибо он содержит в себе крайне значимые моменты мировоззренческого и даже метафизического характера.
В этой связи, хотелось бы коротко изложить предельно критическую, но, на мой взгляд, столь же предельно справедливую позицию.
За трактовкой мата, озвученной г-м Стрелковым, стоит отнюдь НЕ любовь к Слову, про которое говорится в начале Евангелия от Иоанна, НО языческий магизм, рассматривающий слова как инструмент заклинания стихий. И более того, и сами слова представляются как некая фатально могущественная стихия, независимая от воли и сознания человека.
Понимает ли лично г-н Стрелков это, отдает ли отчет в этих чрезвычайно существенных нюансах?... Как бы то ни было, но по его словам, обосновывающим его приказ, получается, что это "неправильные" слова бойцов "ведут армию к поражению". Именно эти слова и именно в этих устах, получается, приводят к поражению, а совсем не безвольные решения командиров.
Решения тех командиров, которых пользуют в мутной, циничной, провокационной полит.игре. Тех двусмысленных командиров, которые
"готовы умереть на развалинах Славянка, но с твердой верой", однако "вера эта рвется, как растянутый полиэтилен на штормовом ветру - с каждым днем все сильнее и сильнее".
Всё это усугубляется ещё тем, что
во-первых, подчеркивание "нерусского происхождения" слов матерной брани продолжает известную тенденцию, когда, с позиций некой виртуальной лингвистической "чистоты", из культурно-исторического опыта, вместе с водой инородного и скверного, выплескивается ребенок, которым является творческое начало в языке - то начало, благодаря которому язык именуется душой народа, и которое, особенно в случае русского народа и его великого и могучего языка, не может быть замутнено никакими заимствованиями и употреблениями слов, маркированных как "ненормативные"; поэтому,
во-вторых, язык, становясь предметом вот такого, как в данном случае, казарменного диктата, вкупе с этой двусмысленной борьбой за его "чистоту", в этом качестве он, собственно, и превращается в инструмент фашистского образца диктатуры, с запрещением языков, исторически неотъемлемых от культурного опыта народа, как и запрещением всего того, что неотъемлемо составляет культурное наследие, принадлежащее этому народу (авторов, книг и т.д.);
в-третьих, утверждение о том, что матерные слова способны "воздействовать на русских воинов через дух", постулирует примат естества над духом, а тем самым скверное в естестве оказывается сильнее духовного в человеке.
Говорить о том, что что бы то ни было способно "духовно унижать" - именно это есть и чудовищное богохульство, и пораженчество, закладываемое в самое предельное основание действий и мыслей участников войны!