Так стоят ли все блага мира одной слезы ребенка?
Оригинал взят у kvasy_pingvin в Извините, кто просто режет оливье и медитирует на шарики.
Но у меня нет настроения постить новогодние усюсюсечки.
Я не могу, когда про детей. Ну не могу я. НЕ МОГУ.
Отсюда.
Несколько фрагментов из дневника американской приемной мамы. Владеющие английским могут прочесть дневник ТУТ. А это выдержки в переводе на русский.
"Я всегда думала, что нет ничего страшнее, чем смерть своего ребенка. Больше я так не считаю. То, что я сейчас говорю, кому-то может показаться кошмарным. Но если вы дочитаете до конца, вы меня поймете.
Честное слово, мне было бы легче пережить смерть моей дочери, чем ее жизнь в государственном "доме инвалидов", где она живет сейчас. Просто вдумайтесь в это словосочетание - "дом инвалидов"...
Моей дочери пять с половиной лет. Она знает, что я - ее мама. Она знает, что я люблю ее. Но она не знает одного - КАК я ее люблю. Она не знает, что такое БЕЗУСЛОВНАЯ любовь.
Воспитатели в детском доме постоянно повторяют ей, что я не приеду за ней, если она сделает что-то не так. И она верит в это. И вот теперь, после того, как я обещала, что вернусь ровно через месяц и заберу ее домой (в дом, фотографии которого она каждый день пересматривает, где у нее будет старший братик и любящая семья), этого может не произойти! Ей могут сказать, что я не приехала, потому что она вела себя плохо или говорила плохие слова или просто была не такой, как надо.
Она может на всю жизнь лишиться семьи и остаться в детском доме, если "анти-закон", который сегодня ляжет на стол президента Путина, будет принят.
Я сидела в зале суда и слушала, как зачитывали отказное письмо ее биологической матери: "Я отказываюсь заботится о моей дочери", "Я отказываюсь забирать ее домой" и еще несколько раз "я отказываюсь". Потом зачитывали письма российских агентств по усыновлению, где слова "отказ" звучали уже от имени потенциальных российских семей-усыновителей. Документы из Дома ребенка и Дома инвалидов подтверждали, что НИКТО и НИКОГДА не навещал ее и не звонил, чтобы навести о ней справки. Мы были первыми...
"Почему вы хотите усыновить ребенка, у которого столько проблем?" - раз за разом задавала нам вопрос судья. "Вы говорите, что все понимаете, но я еще раз спрашиваю: вы уверены, что осознаете свою ответственность и готовы взять ее на себя?"
Да, уважаемый суд, мы все понимаем. Да, мы хотим забрать ее. Да, мы знаем, что все будет непросто, и тем не менее мы все равно хотим забрать ее. Мы понимаем, что если мы ее не усыновим, то скорее всего она никогда не обретет ни русских, ни иностранных родителей. Кроме того, мы просто любим ее. Мы уже считаем ее своей дочерью, она - частичка наших сердец. У меня на шее висит цепочка с двумя подвесками - это инициалы имен моего сына и моей дочери.
И вот 24 декабря, в Рождественский Сочельник, суд постановил удовлетворить наше прошение об усыновлении. В свидетельстве о рождении отныне будет написано, что я - ее мама, мой муж - ее папа, а ее имя отныне - Полина Джой Скаггс.
Но мы пока не можем забрать ее домой. По российскому закону мы должны выдержать 30-дневный "период тишины", в течение которого все участники процесса усыновления могут изменить свое решение. За это время биологическая мать может заявить права на дочь и опротестовать решение суда. Но я почему-то уверена, что этого не произойдет. У нас уже куплены билеты в Россию на 28 января, а наша встреча с Полиной назначена на 29. После этого она уже никогда не будет сиротой, и ее никогда никто не будет называть инвалидом.
Или?..
Если президент Путин подпишет этот закон, то наше (и все другие, уже одобренные) решение об усыновлении будет аннулировано.
Мы не сможем забрать свою дочь и не сможем ничего ей объяснить (да наши объяснения и не имели бы уже никакого значения).
И хотя одна мысль о том, что я никогда больше не смогу обнять свою дочь, наполняет всю меня болью, по-настоящему я схожу с ума, понимая, что это может означать для нее.
Самое страшное - крушение надежд. Не только отсутствие семьи, но и предательство тех, кто однажды назвался ее мамой и папой, но так никогда и не вернулся за ней.
Когда она вырастет и покинет стены детского дома, о ней никто не будет заботится. Российское правительство декларирует, что каждый ребенок-сирота по достижении совершеннолетия может получить жилплощадь. Но вездесущая коррупция приводит к тому, что большинство этих детей в конце концов оказываются на улице.
Ну что, слова, с которых я начала, уже не кажутся такими кошмарными? Смерть по сравнению со всем этим покажется милостью.
Я сейчас на другом конце света, и я не могу обнять и утешить мою дочь, ожидая приговора, который может навеки разлучить меня с ней. Мне ничего не остается, как отдать все в руки Божьи. Все что я могу - молиться.
Живой теплый ребенок. Уже любимая мамина дочка. Девочка. Примерно как ваша.
Останется насовсем в аду. НАВСЕГДА. И ничего нельзя сделать. Потому что бомбить кремль никому не надо (по принципу не тронь, вонять не будет), а ничего больше на них впечатления не производит. Кто-то очень отлично писал, я жаль не сохранила ссылку - они учитывают только реальную возможность насилия в отношении себя. И все.
История Сандры Зарубиной, которая до сих пор у меня вызывает ужас на грани истерики, кажется рождественской сказкой по сравнению.
Но у меня нет настроения постить новогодние усюсюсечки.
Я не могу, когда про детей. Ну не могу я. НЕ МОГУ.
Отсюда.
Несколько фрагментов из дневника американской приемной мамы. Владеющие английским могут прочесть дневник ТУТ. А это выдержки в переводе на русский.
"Я всегда думала, что нет ничего страшнее, чем смерть своего ребенка. Больше я так не считаю. То, что я сейчас говорю, кому-то может показаться кошмарным. Но если вы дочитаете до конца, вы меня поймете.
Честное слово, мне было бы легче пережить смерть моей дочери, чем ее жизнь в государственном "доме инвалидов", где она живет сейчас. Просто вдумайтесь в это словосочетание - "дом инвалидов"...
Моей дочери пять с половиной лет. Она знает, что я - ее мама. Она знает, что я люблю ее. Но она не знает одного - КАК я ее люблю. Она не знает, что такое БЕЗУСЛОВНАЯ любовь.
Воспитатели в детском доме постоянно повторяют ей, что я не приеду за ней, если она сделает что-то не так. И она верит в это. И вот теперь, после того, как я обещала, что вернусь ровно через месяц и заберу ее домой (в дом, фотографии которого она каждый день пересматривает, где у нее будет старший братик и любящая семья), этого может не произойти! Ей могут сказать, что я не приехала, потому что она вела себя плохо или говорила плохие слова или просто была не такой, как надо.
Она может на всю жизнь лишиться семьи и остаться в детском доме, если "анти-закон", который сегодня ляжет на стол президента Путина, будет принят.
Я сидела в зале суда и слушала, как зачитывали отказное письмо ее биологической матери: "Я отказываюсь заботится о моей дочери", "Я отказываюсь забирать ее домой" и еще несколько раз "я отказываюсь". Потом зачитывали письма российских агентств по усыновлению, где слова "отказ" звучали уже от имени потенциальных российских семей-усыновителей. Документы из Дома ребенка и Дома инвалидов подтверждали, что НИКТО и НИКОГДА не навещал ее и не звонил, чтобы навести о ней справки. Мы были первыми...
"Почему вы хотите усыновить ребенка, у которого столько проблем?" - раз за разом задавала нам вопрос судья. "Вы говорите, что все понимаете, но я еще раз спрашиваю: вы уверены, что осознаете свою ответственность и готовы взять ее на себя?"
Да, уважаемый суд, мы все понимаем. Да, мы хотим забрать ее. Да, мы знаем, что все будет непросто, и тем не менее мы все равно хотим забрать ее. Мы понимаем, что если мы ее не усыновим, то скорее всего она никогда не обретет ни русских, ни иностранных родителей. Кроме того, мы просто любим ее. Мы уже считаем ее своей дочерью, она - частичка наших сердец. У меня на шее висит цепочка с двумя подвесками - это инициалы имен моего сына и моей дочери.
И вот 24 декабря, в Рождественский Сочельник, суд постановил удовлетворить наше прошение об усыновлении. В свидетельстве о рождении отныне будет написано, что я - ее мама, мой муж - ее папа, а ее имя отныне - Полина Джой Скаггс.
Но мы пока не можем забрать ее домой. По российскому закону мы должны выдержать 30-дневный "период тишины", в течение которого все участники процесса усыновления могут изменить свое решение. За это время биологическая мать может заявить права на дочь и опротестовать решение суда. Но я почему-то уверена, что этого не произойдет. У нас уже куплены билеты в Россию на 28 января, а наша встреча с Полиной назначена на 29. После этого она уже никогда не будет сиротой, и ее никогда никто не будет называть инвалидом.
Или?..
Если президент Путин подпишет этот закон, то наше (и все другие, уже одобренные) решение об усыновлении будет аннулировано.
Мы не сможем забрать свою дочь и не сможем ничего ей объяснить (да наши объяснения и не имели бы уже никакого значения).
И хотя одна мысль о том, что я никогда больше не смогу обнять свою дочь, наполняет всю меня болью, по-настоящему я схожу с ума, понимая, что это может означать для нее.
Самое страшное - крушение надежд. Не только отсутствие семьи, но и предательство тех, кто однажды назвался ее мамой и папой, но так никогда и не вернулся за ней.
Когда она вырастет и покинет стены детского дома, о ней никто не будет заботится. Российское правительство декларирует, что каждый ребенок-сирота по достижении совершеннолетия может получить жилплощадь. Но вездесущая коррупция приводит к тому, что большинство этих детей в конце концов оказываются на улице.
Ну что, слова, с которых я начала, уже не кажутся такими кошмарными? Смерть по сравнению со всем этим покажется милостью.
Я сейчас на другом конце света, и я не могу обнять и утешить мою дочь, ожидая приговора, который может навеки разлучить меня с ней. Мне ничего не остается, как отдать все в руки Божьи. Все что я могу - молиться.
Живой теплый ребенок. Уже любимая мамина дочка. Девочка. Примерно как ваша.
Останется насовсем в аду. НАВСЕГДА. И ничего нельзя сделать. Потому что бомбить кремль никому не надо (по принципу не тронь, вонять не будет), а ничего больше на них впечатления не производит. Кто-то очень отлично писал, я жаль не сохранила ссылку - они учитывают только реальную возможность насилия в отношении себя. И все.
История Сандры Зарубиной, которая до сих пор у меня вызывает ужас на грани истерики, кажется рождественской сказкой по сравнению.