Воронцов. Из книги "Шолохов". Сталин. Троцкий - это сегодняшние "либералы"
- Здравствуйте, товарищи, - сказал Сталин и пожал им руки.
Горький придвинул генсеку стул, но тот остановил его движением руки:
- Не беспокойтесь, Алексей Максимович. На службе насиделся. Присаживайтесь сами.
Но не успели они присесть, как Сталин обратился к Михаилу:
- Почему в романе так мягко изображен Корнилов? Надо бы его образ ужесточить.
Шолохов уже сталкивался со сталинской манерой внезапно задавать вопросы, но на этот раз была неожиданна и суть вопроса: ведь Корнилов действовал во 2-й книге, давно уже напечатанной. «Неужели вместо обсуждения проблем третьей книги он мне сейчас предложит внести изменения в первые две?» - с разочарованием подумал Михаил. Он собрался с мыслями и ответил:
- В разговорах Корнилова с генералом Аукомским, в его приказах Духонину и другим он изображен как враг весьма ожесточенный, готовый пролить народную кровь. Но субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен, затем бежал из плена в Россию. Субъективно как член своей касты он был честен…
- Кто это - честен? - насмешливо спросил Сталин. - Раз человек шел против народа, значит, он не мог быть честен!
- Субъективно честен, с позиций своего класса. Ведь он бежал из плена, значит, любил Родину, руководствовался кодексом офицерской чести… Самым убедительным доказательством того, что он враг - душитель революции, являются приводимые в романе его приказы и распоряжения генералу Крымову залить кровью Петроград и повесить всех депутатов Петроградского Совета!
Сталин махнул рукой:
- Некоторых можно было! Троцкого, например, председателя этого Совета.
Он зашагал по комнате, дошел до журнального столика в углу, повернулся.
- Откуда вы взяли материалы о перегибах Донбюро РКП(б) и Реввоенсовета Южного фронта по отношению к казаку-середняку?
- В романе все строго документировано, - заявил Михаил. - А в архивах документов предостаточно, но историки их обходят и зачастую гражданскую войну на Дону показывают не с классовых позиций, а как борьбу сословную - всех казаков против всех иногородних. Эти историки скрывают произвол троцкистов на Дону и рассматривают донское казачество как русскую Вандею. Между тем на Дону дело было посложнее… Вандейцы, как известно, не братались с войсками Конвента Французской буржуазной республики… А донские казаки - в ответ на воззвание Донского Реввоенсовета республики - открыли свой фронт и побратались с Красной армией. И тогда троцкисты, вопреки всем указаниям Ленина о союзе с середняком, обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военные, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции… В этом суть трагедии народа!
Сталин присел к столу, не торопясь набил трубку, держа ее в левой, похоже, не разгибающейся до конца руке, закурил.
- А вот некоторым кажется, - сказал он, окутавшись клубами дыма, - что третий том «Тихого Дона» доставит много удовольствия белогвардейской эмиграции… Что вы об этом скажете? - Сталин как-то уж очень внимательно посмотрел на Михаила, а потом столь же внимательно на Горького, который сидел с отсутствующим видом, курил свои египетские сигареты и жег над пепельницей спички. Он их вытаскивал из коробки одну за другой и жег - и пепельница была уже полна обугленными червячками. Михаил проводил взгляд Сталина и все понял.
- Хорошее для белых удовольствие! - воскликнул он. - Я показываю в романе полный разгром белогвардейщины на Дону и Кубани!
Сталин помолчал, потом сказал:
- Да, согласен! - И, обращаясь к Горькому, добавил: - Изображение событий в третьей книге «Тихого Дона» работает на нас, на революцию!
Горький закивал:
- Да, да.
Это были его первые слова, произнесенные за все время пребывания Сталина в комнате. Сталин поднялся и твердо сказал:
- Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!
Горький придвинул генсеку стул, но тот остановил его движением руки:
- Не беспокойтесь, Алексей Максимович. На службе насиделся. Присаживайтесь сами.
Но не успели они присесть, как Сталин обратился к Михаилу:
- Почему в романе так мягко изображен Корнилов? Надо бы его образ ужесточить.
Шолохов уже сталкивался со сталинской манерой внезапно задавать вопросы, но на этот раз была неожиданна и суть вопроса: ведь Корнилов действовал во 2-й книге, давно уже напечатанной. «Неужели вместо обсуждения проблем третьей книги он мне сейчас предложит внести изменения в первые две?» - с разочарованием подумал Михаил. Он собрался с мыслями и ответил:
- В разговорах Корнилова с генералом Аукомским, в его приказах Духонину и другим он изображен как враг весьма ожесточенный, готовый пролить народную кровь. Но субъективно он был генералом храбрым, отличившимся на австрийском фронте. В бою он был ранен, захвачен в плен, затем бежал из плена в Россию. Субъективно как член своей касты он был честен…
- Кто это - честен? - насмешливо спросил Сталин. - Раз человек шел против народа, значит, он не мог быть честен!
- Субъективно честен, с позиций своего класса. Ведь он бежал из плена, значит, любил Родину, руководствовался кодексом офицерской чести… Самым убедительным доказательством того, что он враг - душитель революции, являются приводимые в романе его приказы и распоряжения генералу Крымову залить кровью Петроград и повесить всех депутатов Петроградского Совета!
Сталин махнул рукой:
- Некоторых можно было! Троцкого, например, председателя этого Совета.
Он зашагал по комнате, дошел до журнального столика в углу, повернулся.
- Откуда вы взяли материалы о перегибах Донбюро РКП(б) и Реввоенсовета Южного фронта по отношению к казаку-середняку?
- В романе все строго документировано, - заявил Михаил. - А в архивах документов предостаточно, но историки их обходят и зачастую гражданскую войну на Дону показывают не с классовых позиций, а как борьбу сословную - всех казаков против всех иногородних. Эти историки скрывают произвол троцкистов на Дону и рассматривают донское казачество как русскую Вандею. Между тем на Дону дело было посложнее… Вандейцы, как известно, не братались с войсками Конвента Французской буржуазной республики… А донские казаки - в ответ на воззвание Донского Реввоенсовета республики - открыли свой фронт и побратались с Красной армией. И тогда троцкисты, вопреки всем указаниям Ленина о союзе с середняком, обрушили массовые репрессии против казаков, открывших фронт. Казаки, люди военные, поднялись против вероломства Троцкого, а затем скатились в лагерь контрреволюции… В этом суть трагедии народа!
Сталин присел к столу, не торопясь набил трубку, держа ее в левой, похоже, не разгибающейся до конца руке, закурил.
- А вот некоторым кажется, - сказал он, окутавшись клубами дыма, - что третий том «Тихого Дона» доставит много удовольствия белогвардейской эмиграции… Что вы об этом скажете? - Сталин как-то уж очень внимательно посмотрел на Михаила, а потом столь же внимательно на Горького, который сидел с отсутствующим видом, курил свои египетские сигареты и жег над пепельницей спички. Он их вытаскивал из коробки одну за другой и жег - и пепельница была уже полна обугленными червячками. Михаил проводил взгляд Сталина и все понял.
- Хорошее для белых удовольствие! - воскликнул он. - Я показываю в романе полный разгром белогвардейщины на Дону и Кубани!
Сталин помолчал, потом сказал:
- Да, согласен! - И, обращаясь к Горькому, добавил: - Изображение событий в третьей книге «Тихого Дона» работает на нас, на революцию!
Горький закивал:
- Да, да.
Это были его первые слова, произнесенные за все время пребывания Сталина в комнате. Сталин поднялся и твердо сказал:
- Третью книгу «Тихого Дона» печатать будем!