Лейб-Гвардии Гренадерский полк в Восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года.
Часть Вторая.
Про Гвардейский флотский экипаж ранее было здесь:
https://lewhobotov.livejournal.com/990750.html
Интересные планшеты из экспозиции музея "Комендантский дом" в Петропавловской крепости, Санкт-Петербург,
на которых изображена униформа нижних чинов (унтер-офицеры и рядовые) Гвардейского флотского экипажа, Лейб-Гвардии Гренадерского полка и Лейб-Гвардии Московского полка, принимавших участие в Восстании на Сенатской площади в Санкт-Петербурге 14 декабря 1825 года (Восстание декабристов).
Много интересного по теме нашел здесь - Участие солдат и матросов армии и флота России в восстаниях Северного и Южного тайных обществ в декабре 1825-январе 1826 гг., (автор - к.и.н. Иванов В.В), откуда и цитирование ниже о Лейб-гвардии гренадерах:
http://www.rusnauka.com/47_NIO_2015/Istoria/2_206014.doc.htm
Плюс чисто по униформе на 1825 год от mikhael_mark
https://mikhael-mark.livejournal.com/389536.html
«Лейб-гвардии Гренадерский полк».
Третьим подразделением, принявшим участие в восстании на Сенатской площади, стал лейб-гвардии Гренадерский полк. Ряд офицеров, служивших в этом подразделении, состоял в Северном обществе. Это были поручики А. Сутгоф, Н. Панов, подпоручик А. Кожевников. Накануне 14 декабря офицерами не предпринималось никаких действий по приготовлению полка к выступлению.
Утром 14 декабря в лейб-гвардии Гренадерском полку в полку, как и планировалось, была проведена присяга. Во время судебного разбирательства Сутгоф и Панов утверждали, что солдаты выполняли процедуру неохотно.[2, 220] Данное мнение весьма субъективно. Почему солдаты должны симпатизировать одному из великих князей? Для нижних чинов фигуры подобного рода были своего рода небожителями. Если же говорить об их личной популярности в армии, то Николая Павловича солдаты лейб-гвардии Гренадерского могли видеть исключительно на парадах или иных официальных мероприятиях. Константин Павлович длительное время проживал не в столице империи, а в Варшаве. События, последовавшие после присяги, это ясно продемонстрировали.
Первую попытку взбунтовать полк предпринял подпоручик А. Кожевников. Во время присяги он вышел на галерею офицерского флигеля и обратился к солдатам: «Ребята! Не присягайте! Обман!».[2, c.220] Личный состав никак не отреагировал на эту выходку. И это вполне понятно. Младший офицер, естественно, не имевший влияния на солдат и авторитета, призывает к неповиновению не просто на каком-то рядовом мероприятии (утренний развод, вахт-парад, строевой смотр), а в момент присяги будущему государю. По приказу командира полка полковника Стюрлера Кожевников был немедленно арестован.
Больше никаких происшествий в полку во время присяги не произошло. Вероятно всего, гренадеры не приняли бы участия в восстании декабристов или выступили на стороне Николая Павловича. Однако ситуацию изменил случай. Через два часа после присяги в полк прибыл корнет Конно-пионерного полка Одоевский и прапорщик Гвардейского Генерального штаба Палицын, которые имели весьма неприятный разговор с единомышленниками. По свидетельству командира 1-й роты лейб-гвардии Гренадерского полка поручика Сутгофа: «После присяги прибыл корнет князь Одоевский ко мне, который сказал: «Что вы делаете? Вы изменяете своему слову. Все полки уже на площади».[2, c.220]
[Spoiler (click to open)]
Поручик А. Сутгоф, в отличие от большинства соратников по Северному обществу действовал молниеносно и решительно. Он обратился к своим подчиненным: «Ребята, вы напрасно присягнули, ибо прочие полки стоят на площади и не присягают. Наденьте поскорее шинели и амуницию, зарядите ружья, следуйте за мною на Петровскую площадь и не выдавайте меня».[2,c.221] В результате, 1-я фузилерная рота лейб-гвардии Гренадерского полка почти в полном составе отправилась к Сенату. Стоит отметить, что, в отличие от командиров московцев и моряков, Сутгоф приказал солдатам одеть шинели, взять запас хлеба и боеприпасы. Таким образом, это подразделение было готово к бою и длительному пребыванию на морозе.
После провала восстания 14 декабря полковое следствие пришло к печальному выводу: «Вся почти рота, следуя сему внушению, мгновенно оделась и побежала за своим поручиком. Полковой командир полковник Стюрлер, известясь о сем происшествии, поспешил догонять оную, и, достигнув уже к Дворянской улице, стал останавливать и уговаривать людей, но поручик Сутгоф, находясь впереди толпы, кричал: «Ребята, не выдавай, не слушайте его, а подавайся вперед!».[2, c.221] Усилия полкового командира оказались безрезультатны. Лейб-гренадеры покинули расположение части и двинулись к Сенату.
После ухода 1-й роты, поручик Н. Панов решил поднять на восстание другие части полка. Это было почти невозможно. Во-первых, обстановка в городе продолжала оставаться неясной. Во-вторых, командование полка было серьезно встревожено выступлением Сутгофа и его подчиненных и предприняло контрмеры - было выставлено оцепление со строжайшим приказом никого не пропускать в расположение полка и не выпускать солдат из казарм. Следует учесть, что в день выступления Панов, до этого являвшийся батальонным адъютантом, не занимал конкретной должности. Таким образом, он даже не мог отдать приказ своим непосредственным подчиненным за отсутствием таковых.
Однако, как это часто бывает, помог случай. Полковник Стюрлер получил приказ вывести полк на соединение с войсками, выступившими за Николая Павловича. Лейб-гренадеры, получив оружие и боевые патроны, были выведены из казарм. Панов решился на отчаянный шаг. Он попытался убедить солдат не выполнять приказы командования и присоединиться к восстанию.
Как разворачивались дальнейшие события изложено в полковом следствии: «Когда же оба батальона, состоявшие из 4 рот 2-го и двух первого были построены вместе справа в колонну и оставались довольно долгое время на дворе, то поручик Панов старался каждую команду полкового командира и действие, ходя между каждым взводом, представлять людям с худой и для них опасной стороны».[2, c.243-244]
При этом Панов пустил в ход все средства убеждения, включая обман и угрозы. С одной стороны, он представлял действия Стюрлера с выставлением оцепления, как банальную трусость. С другой стороны, Панов угрожал, что сторонники Константина уже одержали победу и неизбежно накажут всех отступников, к которым он причислял и лейб-гренадер, присягнувших Николаю Павловичу. При этом он сознательно преувеличил численность сил повстанцев.
Последней каплей, сломившей колебания солдат, стал приказ командира полка зарядить ружья и звуки стрельбы, доносившиеся с Сенатской площади. Стало очевидно, что там идет бой. Но кто с кем сражается? Кто за кого, на чьей стороне правда? Как и в случае с Гвардейским морским экипажем, поручик Панов призвал лейб-гренадер идти на помощь восставшим. Короче говоря, опять сработал принцип «Наших бьют!». Около 900 солдат Лейб-гренадерского полка, под предводительством Панова, устремились в центр столицы.[4, c.110]
Как свидетельствовало о действиях поручика Панова полковое следствие: «Когда же командовано было заряжать ружье, то и тут же приказывал людям сего не исполнять, а советовал лучше сдаться без драки, когда придут противу их полки Гвардейского корпуса, и, наконец, приготовив таким образом людей, взошел в середину колонны, первый подал знак и возмущению криком: «Ура!» и повел роты в совершенном расстройстве на Петровскую [Сенатскую площадь]».[2, c.244]
В дальнейшем, действия Панова не отличались уверенностью. В отличие от роты Сутгофа, лейб-гренадерам пришлось, в буквальном смысле слова, прорываться через расположение правительственных войск. Сказалось элементарное незнание оперативной обстановки новоявленным командиром. Следует учитывать, что к этому времени Сенатская площадь была окружена правительственными войсками. Следовательно, отряду Панова пришлось бы пробиваться через расположение враждебных сил к восставшим полкам.
Поручик лейб-гвардейского Гренадерского полка барон Зальца свидетельствовал: «1825 года 14-го декабря в 12-м часу утра я находился в Кавалергардском зале Зимнего дворца, где в тот день был назначен высочайший выход. В 1-м часу вдруг большая часть из собравшихся к выходу в зале бросилась к окнам напротив большого двора, куда подошел и я. Тогда я увидел, что л.-гв. Гренадерского полка нижние чины, одетые в разные формы, в большом числе бегали по середине двора в величайшем беспорядке и грелись от холода. Первая моя мысль была присоединиться к своему полку, почему, сбежав по ближайшей лестнице, я стал расспрашивать нижних чинов о причине их сходбища, на что я получил ответ: «мы ничего не знаем, нас привел сюда поручик Панов», - указывая на него в толпе…Я спросил: «Панов, скажи мне, что все это значит?». Тут он, как будто пробудившись ото сна, поднял обнаженную шпагу, которую держал все время в руке, и отвечал с криком: «Оставь меня!» Видя, что я от него не отстаю и требую решительного объяснения, он закричал с гневом: «Если ты от меня не от станешь, то я прикажу прикладами тебя убить!» Вслед за сим, как бы с новою мыслию, он закричал окружающей толпе, подняв шпагу: «Ребята, за мною!».[2, c.241-242]
Дальнейшее продвижение лейб-гренадер проходило через расположение правительственных войск, которые, не пытаясь их остановить, пропускали к Сенату. По пути следования, колонна Панова, в буквальном смысле слова, столкнулась с Николаем Павловичем в сопровождении эскорта кавалергардов. Трудно прогнозировать, как развивались бы дальнейшие события, если бы поручик отдал приказ арестовать или убить государя. Однако это не произошло. Убедившись в настроениях солдат, будущий монарх, указав на сенатскую площадь, произнес: «Когда так, то вот вам и дорога».[2, c.249]
Полковник Стюрлер нагнал своих подчиненных и уговаривал их вернуться в расположение, пытался завладеть полковым знаменем. Можно было понять состояние этого человека. По свидетельству барона Зальца: «Между Главным Адмиралтейством и Исаакиевским собором я вторично увидел полковника Стюрлера в голове толпы; приблизясь к нему, я увидел, что пытался всячески уговорить людей возвратиться в казармы, на что они отзывались, что их ведет Панов.; так мы следовали до монумента Петру I, здесь меня встретил в партикулярной одежде Каховский, с пистолетом в руке; он обратился сейчас к полковнику Стюрлеру, спрося его по-французски: «а вы полковник, на чьей стороне», - «Я присягал императору Николаю, и остаюсь ему верным», - отвечал полковник Стюрлер. В это время Каховский выстрелил, а князь Оболенский закричал: «Ребята, рубите, колите его», - вместе с тем нанес своеручно Стюрлеру обнаженною саблею два удара по голове. Полковник с усилием сделал несколько шагов, зашатался и упал».[2, c.251-252]
Приход основного состава лейб-гвардии Гренадерского полка существенно укрепил силы восставших. Теперь на Сенатской площади находилось 3 тыс. нижних чинов при 30 офицерах.[1, c.52] Солдаты и матросы ждали от своих команд к действию.
К сожалению, пояснений по фигурам, в отличие от Гвардейского Флотского Экипажа, не прилагалось (пехота-с...))
Кликабельно!
