7 часть.
И снова про пьянство ...
Как писал Чак Паланик, люди, которые не пьют, не курят, не матерятся и не говорят о сексе, вызывают какие-то подозрения. С хирургами в этом плане было всё нормально: каждый опытный хирург имел за плечами язву или панкреатит. К сорока годам они обычно уходили из большого литрбола и переходили на тренерскую работу. Нет, если точнее, это были играющие тренеры. Работа была полна стрессов, а алкоголь помогал перевести душевную боль в головную.
До моего прихода в больницу пьянки носили беспорядочный характер и отнимали у врачей много сил и времени. Я это дело упорядочил: вторник был назначен днем пива, пятница - днем водки. Четверг оставался на усмотрение коллектива. Все бутылки складировались на шкаф, в так называемый «общак», и каждую пятницу радостно выпивались. Были даже негласные соревнования - кому больше бутылок подарят. Рекорд больницы до сих принадлежит мне - пятнадцать бутылок за месяц. Так как я заканчивал работу на час раньше других, я успевал метнуться в магазин и к окончанию рабочего дня накрыть стол. За это меня уважительно звали «Завхоз».
Возлияния проходили в тёплой дружеской атмосфере с привлечением медсестер, к ним нас, молодых врачей, тянуло с непреодолимой силой: подсознательно мы чувствовали, что у них где-то есть спирт... Во время застолья широко применялись различные препараты, помогающие переварить всё, что угодно.
Один раз подарили нам бутылку вина. Штопора в отделении не оказалось, но разве это кого-то остановит? Я решил блеснуть эрудицией и предложил открыть бутылку при помощи справочника "Vidal". Техника была отработана до совершенства еще в студенческие годы: книгу прислоняли к стене и донышком бутылки наносили короткие удары, от которых пробка постепенно, по миллиметру, вылезала из бутылки.
- Что-то как-то громко, где конспирация? Ты так всю администрацию разбудишь! - заворчали врачи, - используй медицинские инструменты, ты хирург или нет?
Оказалось, что бутылки в больнице открывают троакарами, мужскими металлическими катетерами или, крайних случаях, путем вкручивания в пробку травматологических саморезов. Медсестры действовали деликатнее - они протыкали пробку толстой иглой и шприцем накачивали в бутылку воздух. Пробка вылезала сама...
Начиналось всё одинаково, но закончиться вечер мог где угодно. Однажды после корпоративной встречи Нового Года, сменив за ночь несколько саун, мы вдруг с ужасом обнаружили, что уже семь утра и впереди рабочий день - 31 декабря. Выгрузившись из такси, мы из последних сил вползли в больницу. До планерки оставалось сорок минут, в таком состоянии показываться перед начальством было опасно.
Единственным шансом была постовая медсестра, к которой мы с коллегой и обратились с просьбой «быстро прокапаться в каком-нибудь укромном месте».
- Никаких проблем, - сказала сестра и странно улыбнулась, - Проходите в палату для ветеранов и ложитесь на кушетки. Мы оттуда еще вчера всех выписали…
Зайдя в палату, мы застали интересное зрелище: на всех койках лежали бесчувственные тела хирургов, урологов и даже врача приемного покоя. В каждого быстрой струей вливалось по две капельницы…
Ровно через сорок минут я был уже стёкл как трезвышко и сидел на планерке. В затылок мне дышали свежим перегаром не успевшие поправить здоровье травматологи.
Но не всегда всё заканчивалось так удачно. Однажды, отмечая день медика, мой коллега подружился с новой докторшей из соседнего отделения и жаждал произвести хорошее впечатление. В какой-то момент разговор зашел про Питер.
- А слабо сейчас поехать со мной в Питер? Там сейчас белые ночи… - спросила докторица.
- Мне? Слабо? - доктор хлопнул шапочкой по столу, - Поехали!
Собрав по карманам последние деньги, мы скинулись им на билеты и погрузили полубесчувственные тела в ночной поезд. Наутро, в незнакомой гостинице, доктор раздвинул занавески и недоуменно уставился в окно.
- Где я? - крутилось у него в голове. За окном была Петропавловская крепость…
Похожие случаи бывали и с другими моими коллегами: один после банкета проснулся на другом конце города в постели с незнакомой женщиной; другой, выйдя из дома за хлебушком, очнулся через три дня в Череповце. Только со мной такого не бывало. Почти никогда.
Борьба с зеленым змием шла с переменным успехом, были санитарные потери. Периодически на горизонте появлялись женщины. Цепкими лапами они выдёргивали из наших рядов то одного, то другого бойца и женили на себе. Но медицинская академия каждый год выплёвывала из своих недр всё новых и новых интернов, и в какой-то момент оказалось, что я уже самый старший.
Продолжение следует...