*
«ГОЛАЯ ПИОНЕРКА», К Серебренников, «СОВРЕМЕННИК», г.Москва, 2005г. (9)
Рефреном через весь спектакль проходит финальная фраза (диалог) из кинофильма «Цирк» - первомайский парад, все в белом, впереди колонны Петрович (Сергей Столяров) и Мэри (Любовь Орлова).
он спрашивает - ТЕПЕРЬ понимаешь?
она отвечает (с акцентом) - тьеперь ПОНИМАЕШ!
Мария Мухина постоянно произносит эту фразу, как тест, как пароль и отзыв. Спрашивает сама себя - теперь понимаешь? И отвечает себе утвердительно.
Этот вопрос и для режиссера является главным, после каждого сюжетного поворота он спрашивает себя (и зрителя), ну что, теперь понимаешь?
И отвечает честно - не понимаю.
Спектакль о войне и вопрос ставится о «главной военной тайне» - той самой, про которую писал Аркадий Гайдар. Ее знал и Иван Лапшин Юрия Германа, а следующие поколения забыли. Это видно и в фильме Алексея Германа и в спектакле Серебренникова - они уже не знают ответа, но они еще знают, что ответ есть (был) и чувствуют фантомные боли. Болит в том месте, где должен быть смысл. И потому они не отмахиваются от вопроса (фразами типа «хватит красивых слов», «никакого смысла и не было, была бессмысленная бойня» и.т.п.). Серебренников в интервью перед премьерой говорил о Победе, как о Чуде. Раз привлекаются такие категории, значит вопрос ставится всерьез.
А в книге Кононова такого вопроса нет, и сцен из фильма «Цирк» там нет, фильм не упоминается даже когда явно напрашивается параллель между ночными полетами Марии и полетом на Луну Мэри. В этом смысле спектакль Серебренникова совершенно другое, самостоятельное произведение, где сцены из романа Кононова вместе со сценами из фильма «Цирк» использованы в качестве строительного материала.
Роман Михаила Кононова это продукт обвала СССР. Написан в 80-м году, этот факт наглядно демонстрирует «разруху в головах», которая предшествовала «разрухе на транспорте» ((с) профессор Преображенский :)
Я роман начал читать, но «ниасилил». Полная мешанина, нагромождение из осколков старых мифов и новых антимифов, христианские символы мешаются с коммунистическими, сны с реальностью, жестокая правда о войне с антисоветским выворачиванием наизнанку советской пропаганды (канонических легенд о пионерах-героях). К тому же написано как «поток сознания» от первого лица (то есть от лица Пионерки), а Михаил Кононов - не Чулпан Хаматова, дар перевоплощения у него напрочь отсутствует. Это ЕГО «поток сознания», поток сознания юного диссидента 70-х, а не юной пионерки 40-х, - много диссидентской позы и подростковой эпатажности.
Оказывается и из такого сора можно строить театр. Пучок ярких театральных метафор вырастает прямо на помойке.
Кононов из поколения спекулянтов - сначала торговали джинсами, потом военными орденами. Приватизировал историю, потом с выгодой продал и отправился на ПМЖ в Германию Показательно, что именно туда. Германия проиграла войну, но выиграла мир, а историю пишут (и оплачивают написанное) - победители.
Серебренников провел обратный процесс, совершил национализацию, вернул пионерку на Родину.
Одна абсолютно голая пионерка
На самом деле никакой «голой пионерки» на сцене нет. Скандальное название - это во-первых пиаровский ход, но не только, это еще претензия на показ всей правды, голой, неприкрытой, без одежд.
В роли голой пионерки - Чулпан Хаматова. Выбор исполнительницы главной роли сразу и исчерпывающе ясно говорит о серьезности намерений режиссера. Органика и искренность напрочь разбивает предположение о спекуляции. С такими глазами не спекулируют. К тому же в героине нет ничего телесного («подержаться», как говорят бойцы, совершенно не за что), у нее есть только глаза. Маленькая женщина-девочка в гимнастерке.
А рядом пятеро молодых мужчин, как раз подчеркнуто телесных, они и играют почти весь спектакль босиком, одеты в белое (в условные белые гимнастерки или в нательное белье).
Есть еще красный цвет - пионерские галстуки, шинель генерала-вождя, рубиновые кремлевские звезды.
И черный цвет - черные сапоги. Когда заканчивается мирное вступление к спектаклю и начинается основная часть - война, на сцену откуда-то сверху с грохотом падают ряды черных кирзовых сапог, словно бомбы валятся с неба «22-го июня ровно в четыре часа».
Из насыщенного метафорами видеоряда Серебренникова и художника Симонова тянутся важные ссылки к другим спектаклям. Молодые актеры и грубые сапоги это картинка из
«Гаудеамуса» Додина, красная звезда/ надгробие из
«Тани» Пономарева, белый цвет жертвы, как в
«Пластилине» (с этим спектаклем много сходства и на более глубоком уровне, два спектакля, как мужская и женская часть дилогии о жертве, главные герои Максим и Мария рифмуются).
И самая важная для меня параллель с «Одной абсолютно счастливой деревней». Повесть Вахтина, как и роман Кононова, это подпольная, неподцензурная советская литература. Вот только родниковая ясность и чистота у Вахтина полностью противоположна мутности грязевого потока сознания Кононова. Вахтин утвердительно отвечает на вопрос «теперь понимаешь?» (хотя его ответ, военная тайна, которую он знает, совершенно не похожа на ответ Аркадия Гайдара и Ивана Лапшина).
Несходство источников определенно проявляется и в театральном результате, в спектакле Фоменко - свет и умиротворение, в спектакле Серебреникова - царапающая озадаченность.
Читайте по губам
В конце спектакля сцена (красный помост посреди зала) остается пуста, на белой стене вновь возникают финальные кадры «Цирка», почти без звука - парад, несут огромный портрет Сталина, лица Столярова и Орловой во всю стену, песня Дунаевского звучит искаженно и еле слышно - словно с трудом пробивается сквозь толщу лет. Можно только с трудом прочитать по губам «ТЕПЕРЬ понимаешь?».
Зрители остаются перед неразгаданной тайной, словно археологи, раскопавшие поселение исчезнувшей цивилизации. Как пел Высоцкий «я стою, как перед вечною загадкою».