Larghetto
*
«ВАРШАВСКАЯ МЕЛОДИЯ», С.Голомазов, ТЕАТР на МАЛОЙ БРОННОЙ, Москва, 2009 г. (8)
Когда смотрел в театре, не обратил внимания, а вчера в телеверсии заметил (услышал) - как щелкают кнопки на дамских кожаных перчатках (у Гели в варшавской сцене). Эффект прустовского печенья «Мадлен» - включается память, в данном случае даже не личная (не жил я в то время, а если бы и жил, то не носил женских перчаток :), память генетическая, и она сразу подключает все органы чувств: в глазах - блеск лакированной кнопки, в ушах - звук щелчка, осязательные и обонятельные ощущения - фактура тонкой кожи и ее запах.
Вход в прошлое, в чужую жизнь через частное, а не через общее (не через вырезку из газеты с Постановлением или пожелтевший документ из архива). Малая история, история предметов одежды ничуть не менее интересна, чем история государств. Здесь сосредоточились именно на частной истории. История любви, а не иллюстрация к учебнику Большой истории (если вспомнить концерт Шопена - не пышное, многозвучное Maestoso первой части, а вторая часть - Larghetto, интроспекция, немыслимо тонкие подробности движений души). Исторические обобщения остались на периферии спектакля, глобальные темы «железного занавеса», «Россия и Европа» (движение Большой Истории было показано в «Варшавской мелодии» в МДТ, а на Малой Бронной и сценография уводит в микрокосм - струны души). Пьеса написана не про Польшу, а про СССР (Польша - условная, идеализированная). А перенос взгляда с общего на частное уравновесил персонажей - история двоих, и у полячки и у русского своя драма.
Актерский дуэт в театре выглядел более равновесным и гармоничным, прежде всего хорошая пара, а потом уже успех исполнителей по отдельности.
На крупных телевизионных планах больше выиграла Хелена (Юлия Пересильд), заметнее развитие образа, перемены манер, облика, прически, одежды, а у Виктора (Даниил Страхов) были лишние и неточные детали (шапка ушанка только что со склада, завязки торчат нелепо, а во второй части слишком сильный грим, губы накрашены).
Телеверсия очень грамотно обрамлена съемками зала, подчеркнута роль зрительного зала театра на Малой Бронной, который в начале спектакля "играет роль" Большого зала консерватории (и вводит зрителя в место действия), а в финале играет роль зрительного зала театра Эстрады (и помогает представить финал истории более наглядно, визуально, пространственно, он сидит среди зрителей, один из нас, она - на сцене, уже не человек - статуя, в коконе-платье, в гриме и парике, закрытая до неузнаваемости и одинокая). Движение створок занавеса ставит точку, окончательно отрезает героев друг от друга.
«ВАРШАВСКАЯ МЕЛОДИЯ», С.Голомазов, ТЕАТР на МАЛОЙ БРОННОЙ, Москва, 2009 г. (8)
Когда смотрел в театре, не обратил внимания, а вчера в телеверсии заметил (услышал) - как щелкают кнопки на дамских кожаных перчатках (у Гели в варшавской сцене). Эффект прустовского печенья «Мадлен» - включается память, в данном случае даже не личная (не жил я в то время, а если бы и жил, то не носил женских перчаток :), память генетическая, и она сразу подключает все органы чувств: в глазах - блеск лакированной кнопки, в ушах - звук щелчка, осязательные и обонятельные ощущения - фактура тонкой кожи и ее запах.
Вход в прошлое, в чужую жизнь через частное, а не через общее (не через вырезку из газеты с Постановлением или пожелтевший документ из архива). Малая история, история предметов одежды ничуть не менее интересна, чем история государств. Здесь сосредоточились именно на частной истории. История любви, а не иллюстрация к учебнику Большой истории (если вспомнить концерт Шопена - не пышное, многозвучное Maestoso первой части, а вторая часть - Larghetto, интроспекция, немыслимо тонкие подробности движений души). Исторические обобщения остались на периферии спектакля, глобальные темы «железного занавеса», «Россия и Европа» (движение Большой Истории было показано в «Варшавской мелодии» в МДТ, а на Малой Бронной и сценография уводит в микрокосм - струны души). Пьеса написана не про Польшу, а про СССР (Польша - условная, идеализированная). А перенос взгляда с общего на частное уравновесил персонажей - история двоих, и у полячки и у русского своя драма.
Актерский дуэт в театре выглядел более равновесным и гармоничным, прежде всего хорошая пара, а потом уже успех исполнителей по отдельности.
На крупных телевизионных планах больше выиграла Хелена (Юлия Пересильд), заметнее развитие образа, перемены манер, облика, прически, одежды, а у Виктора (Даниил Страхов) были лишние и неточные детали (шапка ушанка только что со склада, завязки торчат нелепо, а во второй части слишком сильный грим, губы накрашены).
Телеверсия очень грамотно обрамлена съемками зала, подчеркнута роль зрительного зала театра на Малой Бронной, который в начале спектакля "играет роль" Большого зала консерватории (и вводит зрителя в место действия), а в финале играет роль зрительного зала театра Эстрады (и помогает представить финал истории более наглядно, визуально, пространственно, он сидит среди зрителей, один из нас, она - на сцене, уже не человек - статуя, в коконе-платье, в гриме и парике, закрытая до неузнаваемости и одинокая). Движение створок занавеса ставит точку, окончательно отрезает героев друг от друга.