(no subject)
И я не помню худших лет. Двухлетие торчит остовом мечт, надежд и вер. Костей не соберешь. И тела не вернешь. Сгорело. Пуст крест. Лишь только ветер лижет жирные бока Голгофы. Пуст Крест. Скучают стражники, чего бояться? Ты только ничего не говори, молчи, не думай, затворись в себе, потом к тебе придут, когда закончат там, простаивать палач не может, топор ржавеет, гнить веревка станет и выветрится яд. Доносчикам без премий за донос сведет желудки. Они отдали тело. Там холод жуткий. Там мороз. Там ад. И он же понял всё давно. Но только мы не понимали. По вере нам сейчас даётся всё. Всё начинается сначала: вот цирк, вот Рим, вот львы, вот первые христиане, вот катакомбы. Вчера я видела Исиду. Она Озириса искала. Сестра возлюбленная собирала части брата - мужа. Шестнадцати частей собрать сложить и плыть по Нилу долго, и оживить, прощай Исида. Я жду Благоволительниц. Уже два года жду. Я верю всем богам, нет сил не верить, а смерть разлита, как когда-то красота, везде, на тёмные граниты кладу гвоздики красные живые, прости меня, вчера шёл дождь, сегодня снова дождь, и завтра будет он идти по грязным улицам босой ногой, я снова принесу гвоздики, иди, поспи, сегодня ночью ветер рвал чужие крыши, и плакала навзрыд за стенкой мама, поспи, закрой глаза, не жди у серого вокзала, так пахнет здесь углем, грохочет, открывая ворота, на красном белые слова, я в детстве их читала, теперь прележной ученицей повторяю, поспи, мне хочется кричать, я глажу головы детей, целую милые макушки, варю супы, я хлеб пеку, поспи, закрой глаза, поспи. Я сплю уже два года, вчера здесь были доктора, они смотрели в мои закрытые глаза, мне показалось, что они сказали, отвяжите, она мертва...
