(no subject)
Господи, я не хочу слушать поэтов, которые считают.
Ладно? пока повременю.
Они добрые люди, умные люди,
немногие люди, избранные люди.
Они поэты, они знают, как готовится слово
и как оно действует.
Сколь многих напитали они
этим сладким медом,
этим горьким медом,
сладкой горечью, сладкой болью и горьким восторгом.
Кто упрекнет их в бесплодии,
кто скажет, что они зарывают свои дары - а Ты щедро одарил их? -
нет, они поют чудно, полногласно.
Но только они считают, Господи, они слишком хорошо знают.
А моя душа, чересчур разборчивая слушательница
(или слишком трепетная),
тоскует по чистому голосу, бедному напевом,
который не знает, боится, как же он боится! -
но не может не петь.
Вот сын Твой Шарль, сын Твой и Франции,
из лучших ее сыновей.
Вот он не считает.
И потому он певец надежды,
которая не считает тоже.
Они оба этого не умеют, убогие, и они сбились вместе,
в общение простых, в общение святых.
[Птица Марабу начиталась хорошего поэта Шарля Пеги и гнусаво затянула свои песни на его мотив. Но ее песни похожи на песни соловья так же, как жучки и червячки, которых клюет соловей (очень редко амброзия), похожи на то, чем живится бедная Птица Марабу.]