Формирование, развитие и перспективы общества и политической системы Израиля
Выкладываю сюда свой доклад, написанный для одной из дискуссионных групп. Под катом очень много букв, но тем, кто в теме, должно быть интересно. Проговорены интересные вещи и сделаны важные выводы.
Мы все сильно испорчены марксистским воспитанием в детстве и европоцентризмом, полностью впитанным марксизмом. В советской школе история, помнится, изображалась как линия метро из пяти станций - первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, коммунистическая. Развитие представлялось линейным, одномерным. Понятно, что такая схема не имеет ничего общего с реальностью. Реальность неравномерна во времени и пространстве. Возьмем для примера государство инков. Где его место на указанной схеме? Нигде, но зато оно являлось братом-близнецом возникшей сотни лет спустя Северной Кореи - наследственной коммунистической монархией с обожествлением верховного лидера и крайне слабым развитием товарно-денежных отношений, если таковые вообще существовали. Как такое государство могло бы развиваться, если бы ему дали исторический шанс? Явно не в рамках европейской поступательной схемы.
Сионистское движение, создавшее Израиль, развивалось в общем русле националистического европейского дискурса, доминировавшего в четко определенный временной срок - 1848-1945 годы. 1848 год (весна народов) может быть принят за точку отсчета как год, когда основной тенденцией стал переход от империй к национальным государствам в Европе. Некоторые берут за точку отсчета Великую Французскую революцию, но она таковой не была, потому что пришедший после нее к власти Наполеон строил свою империю, не ограничиваясь национальными рамками. Он сделал Геную и Лукку поместьями семьи Бонапарте. В то же время освободительные и объединительные движения в Германии, Италии, а впоследствии и в Венгрии, Румынии, других странах ставили своей целью создание национальных государств, причем национальная принадлежность во всех случаях определялась по признаку языка. Это не единственно возможный признак нации, но определение национальности по признаку языка - характерная особенность европейских национальных движений указанного периода.
Евреи, имевшие прежде свою нишу в качестве социальной группы во всех европейских империях, в новой ситуации оказались ненужными, подвергались преследованиям, были объявлены врагами национальных движений, чужаками, даже если они говорили на языках представителей коренных народов. Евреи не воспринимались окружающими как неотъемлемая часть новых европейских наций, даже если сами считали себя их частью. Поэтому сионизм был адекватным и правильным ответом на вызов времени. Он ставил своей задачей «нормализацию» евреев в рамках понятий своего времени. Но времена меняются, и понятия меняются вместе с ними. Раскачка продолжалась слишком долго, и к моменту создания еврейского государства в Палестине устарел сам дискурс, в рамках которого оно было создано. Более того, еврейское государство было создано на территории, на которой этот дискурс вообще никогда не был актуальным.
Cионисты, будучи классическими европоцентристами 19 века, хотели «расширить пределы Европы до Евфрата» (Жаботинский), но европейский дискурс не актуален в неевропейском социуме. Национализм европейского типа распространялся в пространстве вплоть до рубежа 19-20 века. Крайними точками его распространения стали восток Европы и Кавказ, где на рубеже этих веков сформировались грузинское и армянское национальные движения, взявшие в качестве моделей западноевропейские движения периода «весны народов». Дальше Европа расширяться не могла. Дальше находился Ближний и Средний Восток, на территории которого действуют совершенно другие законы общественного развития. Так сионистское образование оказалось не только в чуждом времени, но и в чуждом для его основателей географическом пространстве.
Ближний и Средний Восток - это пространство, на котором все государства состояли и состоят из борющихся между собой за влияние и доминирование групп - клановых, этнических, конфессиональных. Они никогда не смешивались и не объединялись в единые нации европейского типа. Эта борьба ведется с разной интенсивностью, но она никогда не прекращается, она нормальна. Именно она, а не борьба классов или идеологий, составляет содержание истории региона. Идеологии, в том числе усвоенные на Западе, служат на Востоке в первую очередь теоретическим обоснованием права на доминирование той или иной клановой или этноконфессиональной группы. Даже коммунистические партии в странах Востока всегда ассоциировались с такими группами, хотели они того или нет.
Любая идеология для того, чтобы прижиться, должна органично вызреть в обществе, иначе она неизбежно превращается в разновидность карго-культа. Пространству Ближнего и Среднего Востока идеология национализма европейского типа органически чужда. Здесь можно назвать единственный случай создания «сверху» национальных государств - национально-территориальное размежевание в Средней Азии 1924-36 годов. Советская империя, впитавшая европоцентристскую идеологию, создала на месте Бухарского эмирата, Хивинского и бывшего Кокандского ханств национальные государства для узбекского, таджикского, киргизского, туркменского и казахского народов, определенных по европейскому принципу языка. При этом были росчерком пера отменены параллельные неязыковые идентичности и общности людей, как например сарты. И что мы видим? Как только распалась советская империя, в новосозданных государствах начинаются столкновения территориальных кланов - худжандцы против кулобцев в Таджикистане, север против юга в Киргизии, Фергана против центральной власти в Узбекистане. Титульные народы этих государств даже через 70 лет почти не ощущают себя едиными нациями, и у них в полной мере сохранился даже в созданных по указу сверху национальных государствах клановый уклад, характерный для восточного общества.
Многие понятия обретают на Востоке совершенно не такой смысл, как на Западе. Подобно тому, как только в русскоязычном социуме понятия «еврей» и «иудей» не являются синонимами, потому что в России и восточноевропейском пространстве еврейская идентичность не сводилась к иудейской религии, на Востоке не идентичны понятия «вера» и «религиозность». Эти понятия идентичны в христианстве, но не идентичны в исламе и иудаизме. Можно быть религиозным, вообще не веруя в Бога, и можно быть верующим, не будучи религиозным, то есть, не соблюдая скрупулезно заповеди своей религии и не отправляя регулярно религиозные обряды. Но зачем быть религиозным, не веруя в своей душе в существование Бога? Например, для того, чтобы занять более видное положение в общине, идентичность которой основана на религии и соблюдении определенного набора обрядов, продемонстрировать окружающим свою «правильность», заявить право на лидерство в социуме.
Невозможно навязать обществу чуждую ментальность, чуждые нормы политического поведения, чуждые культурные коды. Вот еще один характерный пример. Советская власть, развивавшая национальные окраины, открыла в Туркмении театр оперы и балета, подготовила в вузах Ленинграда туркменских композиторов и балетмейстеров. Они написали туркменскую оперу и поставили туркменский балет, «чтобы у туркмен это было как у всех». Но как только бывший первый секретарь правящей компартии Сапармурад Ниязов получил возможность провозгласить себя вождем всех туркмен Туркменбаши, он отменил это чуждое национальному духу искусство, закрыл театр оперы и балета, и никто не чувствует утраты, потому что Ашхабад - не Вена.
Именно поэтому не имеют перспектив выдвигавшиеся и выдвигающиеся до сих пор предложения израильских правых и неоконсерваторов в США перекроить карту Ближнего и Среднего Востока, создав национальные государства так же, как они были созданы по инициативе президента США Вильсона в Европе после Первой Мировой войны. Это сделало бы в какой-то степени Израиль более органичной частью региона, но такая инженерия невозможна. В регионе нет ментальной и человеческой базы для этих государств. Даже курды, вроде бы самое обделенное меньшинство, действительно мечтавшие одно время о своем национальном государстве, решили, подумав, не выходить из состава Ирака, хотя имели такую возможность. Взаимное противостояние курдских кланов Ирака и Турции оказалось более важным фактором, чем противостояние этих курдских кланов другим этноконфессиональным группам в полиэтнических государствах.
Но вернемся в Европу. Развивавшиеся национальные европейские движения в 20 веке закономерно перешли от чисто языкового национализма к этнонационализму, включая расовый. Во Второй Мировой войне столкнулись в мировом масштабе три мировоззрения - либеральное, коммунистическое и фашистское с нацизмом как своей крайней формой. Союз первых двух можно считать исторической случайностью, конфигурация блоков могла сложиться иначе.
Этнонационалистический дискурс был интегральной частью идеологий фашизма и нацизма. Вторая Мировая война закончилась полным разгромом нацизма и делегитимацией его концепций, в первую очередь концепции принадлежности государства одной титульной нации в ущерб остальным и концепции жизненного пространства, якобы необходимого этой нации для развития. Колониальная система впоследствии рухнула в том числе и потому, что не могла существовать в мире, в котором статусная иерархия наций утратила легитимность (вторая причина - ее экономическая неэффективность).
Но еврейское государство в Палестине, возникшее после краха нацизма, было бы невозможным без этнонационалистической составляющей. Новосозданное государство не могло не быть националистической идеократией. Сионистам пришлось использовать технологии форсированного формирования новой нации из разнородных групп, а такое формирование невозможно без создания и поддержания образа чужого. Таким чужим неизбежно стало арабское население внутри и вовне страны. Отчуждение арабов способствовало, по мнению Бен-Гуриона, сплочению евреев из разных общин в единую нацию, как и милитаризация с поддержанием режима «ни мира, ни войны». Бен-Гурион считал такой режим существования Израиля оптимальным для ускоренного формирования новой нации, поэтому и не хотел полномасштабного политического урегулирования отношений с соседними государствами.
И все же в течение 20-30 лет страна могла бы стать относительно нормальной в европейском понимании, о чем мечтал Бен-Гурион. Но тут вмешался другой фактор - массовая алия из мусульманских стран Востока, наложившаяся на создание израильской империи после Шестидневной войны.
Неправильно говорить, как иногда говорят, что «второй Израиль», состоящий из выходцев из исламских стран, не был сионистски мотивирован. В Ираке тоже было сионистское движение, как и в Польше, но сионизм там был другим по своей сути. Там тоже существовало сионистское подполье, шла нелегальная иммиграция в Палестину, как из Европы, но все это имело явные признаки карго-культа. Содержание движения было другим.
В мусульманском мире не было, как я сказал выше, массовых движений за создание национальных государств. Каждое из государств, откуда приезжали еврейские репатрианты в Израиль, являлось конгломератом общин с определенной, порой устоявшейся, а иногда и меняющейся иерархией. Поэтому они воспринимали еврейское государство, к переезду в которое стремились, не как национальное государство европейского типа, а как государство типа того, откуда они приехали, но такое, в котором евреи сами станут доминирующей группой. «Мы были внизу, а станем наверху»- таким было массовое настроение новых олим. Им была глубоко чужда и отвратительна идеология «плавильного котла», мысль о том, что они должны смешаться с ашкеназами и составить единый народ. Если Герцль мечтал о еврейской Австро-Венгрии, то репатрианты Востока мечтали о еврейском Ираке.
Именно поэтому так сильно были разочарованы эти люди, когда в Израиле они вдруг оказались в нижней части социального стека, стали подвергаться всесторонней дискриминации и поняли, что в стране живут другие евреи, которые считают себя аутентичными евреями, а их - евреями низшего сорта.
Это объясняет, почему «второй Израиль», сформированный репатриантами из стран Востока, воспринимает события Шестидневной войны и то, что последовало за ними, не так, как «первый».
Надо учесть еще вот что. Перед Шестидневной войной Израиль пережил один из самых сильных в своей истории экономических кризисов, отложившийся в памяти людей так же, как в памяти американцев отложилась Великая депрессия. Это был кризис 1966-67 годов. Он вызван двумя факторами. Во-первых, перестал действовать «экономический мотор» развития Израиля - репарации из Германии. Репарации были выплачены к 1965 году. За счет этих репараций велось интенсивное жилищное строительство, создавалась инфраструктура государства. К 1965 году жилье для новоприбывших было в основном построено, и страна, в которой большинство населения занималось ремеслами и торговлей, оказалась в условиях пересыщенного рынка. Эта ситуация напоминает довоенную Польшу. Не было платежеспособного спроса на продукцию малого бизнеса, резко выросла безработица. Внутренний рынок в стране, не включенной в международное разделение труда, оставался крайне узким. Второй причиной стала отмена режима военного положения в арабском секторе. Арабы, до этого вынужденно сидевшие в своих городах и деревнях, вышли на общеизраильский рынок труда и предложили свой дешевый по сравнению с «еврейским» труд.
В результате резко выросла безработица. Многие, в первую очередь выходцы с Востока, испытывали отчаяние, чувствовали себя лишними людьми. Именно тогда появилось высказывание о последнем улетающем из аэропорта Лод, который должен не забыть выключить свет.
Лидеры соседних арабских стран почувствовали слабость Израиля и решили покончить с ним. Они жестоко обломались. Появление израильской империи привело к резкому увеличению фронта работ. Исчезла безработица, начался экономический бум. Понадобилось много людей для армии и ее обслуживания. На резко расширившийся рынок труда вышли миллионы палестинцев, занявших нижнюю нишу в стеке и давших «второму Израилю» возможность продвинуться наверх. Вот хороший пример - мой знакомый работал сантехником-индивидуалом до Шестидневной войны. У него не было автомобиля, он ходил по вызовам пешком с ящиком инструментов в одной руке и лопатой в другой. После Шестидневной войны он принял на работу четырех арабов-палестинцев, открыл свою фирму и начал процветать. И это достаточно типичная ситуация.
Еще одной причиной процветания Израиля после Шестидневной войны стало то, что страна оказалась на переднем крае противостояния «Запад-Восток» в Холодной войне, и американцы при помощи финансовых инструментов искусственно повышали уровень благосостояния в Израиле, чтобы сделать его привлекательным для еврейской иммиграции из стран коммунистического блока, подрывавшей этот блок изнутри. Аналогично был искусственно создан процветающий Западный Берлин, служивший витриной капитализма. Не учитывая фактор искусственной подкачки, невозможно понять, почему социальное государство существовало в Израиле вплоть до начала 90-х годов, а потом вдруг неожиданно исчезло, и почему репатриантов 90-х принимали не так, как репатриантов 70-х годов.
Выходцы из восточных общин запомнили из всего, о чем я написал выше, одно - до Шестидневной войны им было плохо, после Шестидневной войны стало хорошо. Это одна из причин, по которой они на интуитивном уровне возражали и возражают против возвращения к довоенному статус-кво, и «движение за мир», как не совсем правильно называют у нас движение за прекращение состояния апартеида-оккупации на контролируемых территориях и размежевание с палестинцами, воспринималось и воспринимается ими как «белое», созданное исключительно «первым Израилем», желающим вернуть себе доминирующее положение в стране за счет «второго» .Отсюда концепция «Мирный процесс - это процесс обмена территорий на власть (белой ашкеназской элиты)», усвоенная и значительной частью «русских», воспринявших правое мировоззрение. Людям с восточной ментальностью трудно понять, почему ради того, чтобы сохранить еврейское демократическое государство, надо уходить с контролируемых им территорий. Что за чушь? Не лучше ли вместо этого отказаться от такой глупости как демократия? Демократия никогда не относилась на Ближнем и Среднем Востоке к числу приоритетных ценностей и воспринимается большинством выходцев оттуда, в том числе и в Израиле, чисто утилитарно - как средство удержания власти численно доминирующей группой или возможность мирным путем отобрать власть, узурпированную меньшинством. Мысль о том, что демократия может быть инструментом диалога в обществе и защиты меньшинств, вообще чужда подавляющему большинству выходцев из стран Востока и их потомков.
После Шестидневной войны и последующего переворота (маапаха), приведшего к власти Ликуд, выходцы из стран Востока перестали быть дискриминируемой группой и заняли доминирующие позиции в обществе. Сейчас, за исключением банковской, юридической и академической систем, говорить об ашкеназском доминировании в Израиле всерьез глупо. В экономике и сфере управления безраздельно доминирует «второй Израиль», ассоциирующий себя с «Ликудом». О каком ашкеназском и левом доминировании можно говорить после 30 с лишним лет почти непрерывной власти Ликуда и его сателлитов? Такие разговоры ведутся с единственной целью - еще больше приподнять «своих» и опустить «чужих» Статус «второго Израиля» еще укрепился и после приезда массовой алии из СССР, занявшей низшую позицию в общинном стеке.
В политике усиление «второго Израиля» и его выход на доминирующие позиции привел к тому, что политические симпатии людей стали в значительной степени коррелироваться с их этноконфессиональной принадлежностью, а политические линии раскола совпали с этноконфессиональными. Так, вероятность того, что еврей-ашкеназ проголосует за Ликуд, крайне низка, а того, что он проголосует за ШАС, стремится к нулю. Ашкеназ из «старого ишува» проголосует за Аводу или, если он сочтет ее слишком «левой» - за одну из часто появляющихся центристских партий.А вот сефард из «второго Израиля» почти никогда не проголосует за Аводу или Мерец. Его естественный «политический дом» - Ликуд или ШАС. Это типичная для восточной страны ситуация.
В стековой системе, как уже было сказано, идеология обычно служит инструментом для обоснования прав той или иной этноконфессиональной группы на доминирование. Так происходит у наших соседей. Арабский национализм воспринимается в странах Леванта как идеология меньшинств, в первую очередь европейски ориентированных в культурном отношении, а исламизм - как идеология суннитов, наиболее аутентичного исламского миллета. В Ливане Хизбалла, представляющая шиитов, благодаря тому, что она сыграла главную роль в борьбе с Израилем и «освобождении Родины», превратила самих шиитов из нижней по статусу группы в стране в верхнюю. Воинственная антиизральская риторика и практика привели к изменению места представляемых этим движением шиитов в стековой системе Ливана.
Нечто аналогичное происходит и в Израиле. Усиление религиозных направлений в сионизме и появление концепции «еврейского государства» не как государства евреев, а как государства с законодательно закрепленной «еврейской душой» начиная с 70-х годов произошло в первую очередь потому, что это способствовало статусному продвижению ассоциирующих себя с такой идеологией групп - «масортиим» и религиозных сионистов. Чем большую роль играют религия и еврейская традиция в стране, тем весомее звучат обоснования прав соответствующих групп на доминирование в секторальном обшестве. Именно эти группы стали основной базой «нового» Ликуда.
Параллельно с этим идет еще один интересный процесс. Чем более очевидным становится доминирование Ликуда и его групп поддержки в стране, тем в большей степени сам Ликуд становится партией власти восточного и даже в какой-то степени советского типа, организационной структурой, в рамках которой происходит борьба групп за власть и влияние. В этом смысле он уже сейчас мало отличается от БААС в Сирии и даже руководящих партий стран бывшего коммунистического блока. Чем больше будет закрепляться безраздельно доминирующее положение Ликуда в политической системе страны, а это неизбежно при том составе населения страны, какой мы имеем, тем в большей степени реальная политика будет делаться внутри Ликуда, а не на игровом поле многопартийной демократии. Для членов и актива перманентно правящей партии всегда и везде важно в первую очередь продвижение своих интересов и своих людей, а не идеология и не принципы. Можно сколь угодно громко ругать за это Ликуд, но надо понимать, что иное в нашей действительности и при той базе поддержки, на которую реально опирается Ликуд, невозможно. А бросить вызов Ликуду и составить ему альтернативу в Израиле некому, и таким силам неоткуда появиться. Последней отчаянной попыткой сделать это стал выход Шарона из Ликуда и создание им Кадимы. Но Шарон уникален, ситуация, в которой это произошло, уникальна, и она вряд ли сможет повториться.
Традиционно «левый» Маарах, которому стало к середине 80-х годов ясно, что он не сможет сохранить при изменившейся демографической и политической реальности доминирование в Израиле, ухватился за алию из бывшего СССР 90-х годов как за последнюю соломинку, надеясь, что репатрианты станут его общинной базой поддержки так же, как «мизрахиим» стали базой поддержки Ликуда, и это изменит внутриизраильское соотношение сил.
Израильские левые обманулись. «Русские» в подавляющем большинстве поддержали правые партии. Причин тому много, их рассмотрение - отдельная большая тема, выходящая за рамки данного выступления, но именно по этой причине традиционные израильские «левые». которых можно назвать левыми только в кавычках, разочаровались в русскоязычном электорате. Они так и не поняли глубинных причин сделанного репатриантами из бывшего СССР политического выбора. Но они все равно по инерции предъявляют к русскоязычным претензии, которые никогда не предъявили бы к представителям восточных общин. Мы часто слышим «слева» о том, что русскоязычная община Израиля тоталитарно воспитана и не понимает, что такое демократия, хотя средний «мизрахи» намного «правее» и тоталитарнее среднего «руси» по всем параметрам, и как избиратель, и как выразитель мнений. Но от «мизрахи» левые не требуют того, чего они требуют от «руси».
Все сказанное выше объясняет, почему левым так и не удалось обеспечить массовую поддержку планам мирного урегулирования по принципу «два государства для двух народов». Оно противоречило клановому мировоззрению «второго Израиля» и угрожало сохранению его доминирования в стране. Ревизионистское движение последователей Жаботинского само растворилось в восточном мировоззрении, а не растворило его, как иногда принято считать. У чисто европейских по происхождению ревизионистов вплоть до 70-х годов не было достаточной базы поддержки для создания массового политического движения, способного стать гегемоном в стране, а Бегин, вступив в стратегический союз со «вторым Израилем», эту базу обрел. Он правильно оценил ситуацию и принял верное решение ориентироваться в первую очередь на «второй Израиль». Именно оно до сих пор обеспечивает доминирование «национального лагеря» в израильской политике. А «стековый сионизм» допускает и даже приветствует присутствие в стране сколь угодно больших национальных меньшинств при одном условии - что они останутся в статусно подчиненном состоянии и не будут оспаривать право евреев на доминирование.
Казалось бы, при таком раскладе крах концепции «двух государств для двух народов» должен был наступить уже давно, оккупированные территории должны были быть интегрированы в единый Израиль, в котором теми или иными средствами обеспечено доминирование евреев, причем чем более они религиозные и соблюдающие традицию, тем выше их положение в стеке. Если бы Израиль был Ливаном, так бы и произошло. Но тут вмешался внешний фактор - еврейская диаспора и ее влияние на политику и дискурс внутри Израиля.
«Есть мечта, средь евреев она протекает подобно реке - чтоб имелась родная страна, и чтоб жить от нее вдалеке» - написал Игорь Губерман. Американским и другим евреям диаспоры совершенно не хочется терять свое национальное государство, служащее для них резервной базой на всякий случай. Они все еще отлично помнят Холокост, когда евреи Европы оказались бездомными беженцами в безвыходной ситуации. Им не хочется также иметь еврейское государство, построенное по ближневосточным понятиям и, следовательно, чуждое для них. Будучи европейцами по менталитету, евреи диаспоры, включая самых богатых и влиятельных, хотят видеть Израиль еврейским государством европейского типа. Они, в отличие от многих израильтян, прекрасно понимают, что такое возможно только в случае размежевания с палестинцами и формирования в Израиле устойчивого еврейского большинства. Биньямин Нетаниягу, сам будучи «американцем» по воспитанию, слишком тесно связан с евреями диаспоры и не может не учитывать и не выражать в своей деятельности их интересы. Поэтому он вынужден декларировать свою приверженность «плану двух государств», в то же время пытаясь удержать власть и сохранить свое влияние на Ликуд и партии-сателлиты, в которых «план двух государств» все больше теряет свою базу поддержки, и которые все больше склоняются к «плану одного государства» левантийского типа. Трудно предсказать, насколько долго ему удастся продолжать такое лавирование, но как только ему придется определяться , придет конец и его власти.
В ближневосточной реальности ситуация неопределенности может продолжаться очень долго, вплоть до нескольких десятилетий, но потом все равно либо приходится делать выбор, либо выбор делает история. В нашем случае выбор, скорее всего, сделает история. Внутри израильского общества нет «мотора», способного обеспечить реализацию размежевания Палестины на два государства и, следовательно, сохранение еврейского большинства в Израиле. Как говорится, «этот паровоз умеет только гудеть». Нет социальных и политических групп, способных возглавить и провести процесс размежевания. Биньямин Нетаниягу, как мне кажется, мечтает, чтобы его силой извне заставили уйти с «территорий». Такова его стратегия. В этом случае он с одной стороны сможет утверждать, что «я не виноватая, меня заставили», а с другой постарается выторговать в ходе сопротивления и брыкания как можно более выгодные для Израиля условия размежевания с палестинцами. Но проблема в том, что давить на нас извне,чтобы спасти Израиль для «европейского проекта», скорее всего, никто не станет. Не та ситуация, не то время. Американцы не будут вкладывать в это кучу денег. Лишних денег нет ни у кого. В 90-е годы 20 века такое было возможно, сейчас - нет. Европейцы не пришлют свои войска, чтобы они перманентно были размещены на территории «демилитаризованного» палестинского государства, и оно оставалось безопасным для евреев. Поэтому больной вопрос будет висеть и гнить, пока Нетаниягу не уйдет из политики, и на освободившемся месте не сложится другая реальность, в которой сторонникам размежевания на два государства катастрофически не будет хватать базы поддержки и легитимности внутри Израиля. Через 10 или 20 лет уже не будет в живых Переса, Нетаниягу перестанет играть активную роль в политике, а лицо Ликуда будет определяться такими новыми лидерами как Мири Регев, Зеэв Элькин и Ципи Хотобели, при том что Ликуд останется «партией власти», безраздельно доминирующей в стране. Другие лидеры не придут. Им неоткуда прийти, и они никогда не получат поддержку более чем половины населения Израиля. И тогда новое поколение ликудников торжественно похоронит план раздела. Сделать это им будет тем легче, чем активнее пойдет процесс взаимного отторжения Израиля и еврейской диаспоры, проживающей на Западе, а то, что он идет, видно невооруженным глазом. Но процесс может продолжаться долго, до 50 лет. Быстро такие вопросы на Ближнем Востоке не решаются. В любом случае Государство Израиль станет двунациональным, поначалу «с еврейской душой» и так или иначе закрепленным статусным доминированием еврейской элиты, но потом неизбежно начнется борьба кланов и секторов за влияние в этом государстве. В ней будут возможны самые неожиданные комбинации, а исход этой борьбы предсказать невозможно.
Такой сценарий кажется концом света значительной части «первого Израиля», даже таким ультралевым политикам как Ури Авнери. Для него аннексия «территорий» - это конец сионизма и сионистской идеи. Но «второй Израиль», включающий в себя потомков выходцев из стран Востока, считает процесс перманентной кланово-этнической борьбы в государстве нормальным. «Мы будем бороться и постараемся победить». Для них это не «ужас-ужас», а нормальная ситуация, которая лучше, чем отдача территорий, эвакуация с них сотен тысяч евреев и появление враждебного государства на расстоянии прямой видимости из окна.
И последнее. При господствующей идеологии «еврейского государства» последними в общинном стеке неизбежно оказываются те, кто «в меньшей степени евреи». Поскольку выходцы из СССР «меньше евреи» по критериям соблюдения мицвот и ведения правильного еврейского образа жизни, а также поскольку среди них велик процент смешанных браков, именно эта община оказалась в нижней части стека. Как правильно было сказано одним из авторов в интернете, нелогичная со всех точек зрения антиарабская риторика либерманистов и их абсурдный порядок приоритетов объясняются не только желанием лидеров партии и общины присосаться к кормушке и показать, что они святее папы Римского, но и тем объективным фактом, что «русские» борются с арабами за предпоследнее место в стеке.
Сильно вредит «русским» то, что в русскоязычной общине не развита традиция общинной солидарности и благотворительности, укорененная в большинстве еврейских общин. Поэтому слабые слои русскоязычной общины оказались экономически в самом тяжелом положении, несравнимом с положением аналогичных слоев в других общинах.
В этой ситуации единственно правильной идеологией для «русских» может быть только идеология государства всех граждан. Ее смысл в том, что в каких бы границах и в каком формате ни существовало в дальнейшем израильское государство, оно должно быть в этих границах государством всех граждан, обладающих равным статусом, равным весом и равными правами независимо от большей или меньшей степени их «еврейскости». Только поддержка и озвучивание такого принципа даст русской общине в Израиле возможность легитимизировать свой образ жизни и свои ценности как в основном светской общины, обрести достойное представительство и достойный уровень жизни при любых вариантах будущего политического устройства того пространства, на котором сейчас находится Израиль и контролируемые им территории. На Востоке признание легитимности образа жизни и уровень представительства во власти определяют все остальное. Клановое общество тоже может быть разным, либо в большей или меньшей степени эгалитарным, либо с жестким делением на высших и низших в зависимости от принадлежности к той или иной этнической и секторальной группе. Мы не можем изменить общинный, стековый, левантийский характер израильского общества, но можем сделать его относительно эгалитарным и либо найти свое достойное и адекватное место в этой системе, либо не найти его.
Перепост - http://left-liberal-il.livejournal.com/1454535.html
Мы все сильно испорчены марксистским воспитанием в детстве и европоцентризмом, полностью впитанным марксизмом. В советской школе история, помнится, изображалась как линия метро из пяти станций - первобытнообщинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, коммунистическая. Развитие представлялось линейным, одномерным. Понятно, что такая схема не имеет ничего общего с реальностью. Реальность неравномерна во времени и пространстве. Возьмем для примера государство инков. Где его место на указанной схеме? Нигде, но зато оно являлось братом-близнецом возникшей сотни лет спустя Северной Кореи - наследственной коммунистической монархией с обожествлением верховного лидера и крайне слабым развитием товарно-денежных отношений, если таковые вообще существовали. Как такое государство могло бы развиваться, если бы ему дали исторический шанс? Явно не в рамках европейской поступательной схемы.
Сионистское движение, создавшее Израиль, развивалось в общем русле националистического европейского дискурса, доминировавшего в четко определенный временной срок - 1848-1945 годы. 1848 год (весна народов) может быть принят за точку отсчета как год, когда основной тенденцией стал переход от империй к национальным государствам в Европе. Некоторые берут за точку отсчета Великую Французскую революцию, но она таковой не была, потому что пришедший после нее к власти Наполеон строил свою империю, не ограничиваясь национальными рамками. Он сделал Геную и Лукку поместьями семьи Бонапарте. В то же время освободительные и объединительные движения в Германии, Италии, а впоследствии и в Венгрии, Румынии, других странах ставили своей целью создание национальных государств, причем национальная принадлежность во всех случаях определялась по признаку языка. Это не единственно возможный признак нации, но определение национальности по признаку языка - характерная особенность европейских национальных движений указанного периода.
Евреи, имевшие прежде свою нишу в качестве социальной группы во всех европейских империях, в новой ситуации оказались ненужными, подвергались преследованиям, были объявлены врагами национальных движений, чужаками, даже если они говорили на языках представителей коренных народов. Евреи не воспринимались окружающими как неотъемлемая часть новых европейских наций, даже если сами считали себя их частью. Поэтому сионизм был адекватным и правильным ответом на вызов времени. Он ставил своей задачей «нормализацию» евреев в рамках понятий своего времени. Но времена меняются, и понятия меняются вместе с ними. Раскачка продолжалась слишком долго, и к моменту создания еврейского государства в Палестине устарел сам дискурс, в рамках которого оно было создано. Более того, еврейское государство было создано на территории, на которой этот дискурс вообще никогда не был актуальным.
Cионисты, будучи классическими европоцентристами 19 века, хотели «расширить пределы Европы до Евфрата» (Жаботинский), но европейский дискурс не актуален в неевропейском социуме. Национализм европейского типа распространялся в пространстве вплоть до рубежа 19-20 века. Крайними точками его распространения стали восток Европы и Кавказ, где на рубеже этих веков сформировались грузинское и армянское национальные движения, взявшие в качестве моделей западноевропейские движения периода «весны народов». Дальше Европа расширяться не могла. Дальше находился Ближний и Средний Восток, на территории которого действуют совершенно другие законы общественного развития. Так сионистское образование оказалось не только в чуждом времени, но и в чуждом для его основателей географическом пространстве.
Ближний и Средний Восток - это пространство, на котором все государства состояли и состоят из борющихся между собой за влияние и доминирование групп - клановых, этнических, конфессиональных. Они никогда не смешивались и не объединялись в единые нации европейского типа. Эта борьба ведется с разной интенсивностью, но она никогда не прекращается, она нормальна. Именно она, а не борьба классов или идеологий, составляет содержание истории региона. Идеологии, в том числе усвоенные на Западе, служат на Востоке в первую очередь теоретическим обоснованием права на доминирование той или иной клановой или этноконфессиональной группы. Даже коммунистические партии в странах Востока всегда ассоциировались с такими группами, хотели они того или нет.
Любая идеология для того, чтобы прижиться, должна органично вызреть в обществе, иначе она неизбежно превращается в разновидность карго-культа. Пространству Ближнего и Среднего Востока идеология национализма европейского типа органически чужда. Здесь можно назвать единственный случай создания «сверху» национальных государств - национально-территориальное размежевание в Средней Азии 1924-36 годов. Советская империя, впитавшая европоцентристскую идеологию, создала на месте Бухарского эмирата, Хивинского и бывшего Кокандского ханств национальные государства для узбекского, таджикского, киргизского, туркменского и казахского народов, определенных по европейскому принципу языка. При этом были росчерком пера отменены параллельные неязыковые идентичности и общности людей, как например сарты. И что мы видим? Как только распалась советская империя, в новосозданных государствах начинаются столкновения территориальных кланов - худжандцы против кулобцев в Таджикистане, север против юга в Киргизии, Фергана против центральной власти в Узбекистане. Титульные народы этих государств даже через 70 лет почти не ощущают себя едиными нациями, и у них в полной мере сохранился даже в созданных по указу сверху национальных государствах клановый уклад, характерный для восточного общества.
Многие понятия обретают на Востоке совершенно не такой смысл, как на Западе. Подобно тому, как только в русскоязычном социуме понятия «еврей» и «иудей» не являются синонимами, потому что в России и восточноевропейском пространстве еврейская идентичность не сводилась к иудейской религии, на Востоке не идентичны понятия «вера» и «религиозность». Эти понятия идентичны в христианстве, но не идентичны в исламе и иудаизме. Можно быть религиозным, вообще не веруя в Бога, и можно быть верующим, не будучи религиозным, то есть, не соблюдая скрупулезно заповеди своей религии и не отправляя регулярно религиозные обряды. Но зачем быть религиозным, не веруя в своей душе в существование Бога? Например, для того, чтобы занять более видное положение в общине, идентичность которой основана на религии и соблюдении определенного набора обрядов, продемонстрировать окружающим свою «правильность», заявить право на лидерство в социуме.
Невозможно навязать обществу чуждую ментальность, чуждые нормы политического поведения, чуждые культурные коды. Вот еще один характерный пример. Советская власть, развивавшая национальные окраины, открыла в Туркмении театр оперы и балета, подготовила в вузах Ленинграда туркменских композиторов и балетмейстеров. Они написали туркменскую оперу и поставили туркменский балет, «чтобы у туркмен это было как у всех». Но как только бывший первый секретарь правящей компартии Сапармурад Ниязов получил возможность провозгласить себя вождем всех туркмен Туркменбаши, он отменил это чуждое национальному духу искусство, закрыл театр оперы и балета, и никто не чувствует утраты, потому что Ашхабад - не Вена.
Именно поэтому не имеют перспектив выдвигавшиеся и выдвигающиеся до сих пор предложения израильских правых и неоконсерваторов в США перекроить карту Ближнего и Среднего Востока, создав национальные государства так же, как они были созданы по инициативе президента США Вильсона в Европе после Первой Мировой войны. Это сделало бы в какой-то степени Израиль более органичной частью региона, но такая инженерия невозможна. В регионе нет ментальной и человеческой базы для этих государств. Даже курды, вроде бы самое обделенное меньшинство, действительно мечтавшие одно время о своем национальном государстве, решили, подумав, не выходить из состава Ирака, хотя имели такую возможность. Взаимное противостояние курдских кланов Ирака и Турции оказалось более важным фактором, чем противостояние этих курдских кланов другим этноконфессиональным группам в полиэтнических государствах.
Но вернемся в Европу. Развивавшиеся национальные европейские движения в 20 веке закономерно перешли от чисто языкового национализма к этнонационализму, включая расовый. Во Второй Мировой войне столкнулись в мировом масштабе три мировоззрения - либеральное, коммунистическое и фашистское с нацизмом как своей крайней формой. Союз первых двух можно считать исторической случайностью, конфигурация блоков могла сложиться иначе.
Этнонационалистический дискурс был интегральной частью идеологий фашизма и нацизма. Вторая Мировая война закончилась полным разгромом нацизма и делегитимацией его концепций, в первую очередь концепции принадлежности государства одной титульной нации в ущерб остальным и концепции жизненного пространства, якобы необходимого этой нации для развития. Колониальная система впоследствии рухнула в том числе и потому, что не могла существовать в мире, в котором статусная иерархия наций утратила легитимность (вторая причина - ее экономическая неэффективность).
Но еврейское государство в Палестине, возникшее после краха нацизма, было бы невозможным без этнонационалистической составляющей. Новосозданное государство не могло не быть националистической идеократией. Сионистам пришлось использовать технологии форсированного формирования новой нации из разнородных групп, а такое формирование невозможно без создания и поддержания образа чужого. Таким чужим неизбежно стало арабское население внутри и вовне страны. Отчуждение арабов способствовало, по мнению Бен-Гуриона, сплочению евреев из разных общин в единую нацию, как и милитаризация с поддержанием режима «ни мира, ни войны». Бен-Гурион считал такой режим существования Израиля оптимальным для ускоренного формирования новой нации, поэтому и не хотел полномасштабного политического урегулирования отношений с соседними государствами.
И все же в течение 20-30 лет страна могла бы стать относительно нормальной в европейском понимании, о чем мечтал Бен-Гурион. Но тут вмешался другой фактор - массовая алия из мусульманских стран Востока, наложившаяся на создание израильской империи после Шестидневной войны.
Неправильно говорить, как иногда говорят, что «второй Израиль», состоящий из выходцев из исламских стран, не был сионистски мотивирован. В Ираке тоже было сионистское движение, как и в Польше, но сионизм там был другим по своей сути. Там тоже существовало сионистское подполье, шла нелегальная иммиграция в Палестину, как из Европы, но все это имело явные признаки карго-культа. Содержание движения было другим.
В мусульманском мире не было, как я сказал выше, массовых движений за создание национальных государств. Каждое из государств, откуда приезжали еврейские репатрианты в Израиль, являлось конгломератом общин с определенной, порой устоявшейся, а иногда и меняющейся иерархией. Поэтому они воспринимали еврейское государство, к переезду в которое стремились, не как национальное государство европейского типа, а как государство типа того, откуда они приехали, но такое, в котором евреи сами станут доминирующей группой. «Мы были внизу, а станем наверху»- таким было массовое настроение новых олим. Им была глубоко чужда и отвратительна идеология «плавильного котла», мысль о том, что они должны смешаться с ашкеназами и составить единый народ. Если Герцль мечтал о еврейской Австро-Венгрии, то репатрианты Востока мечтали о еврейском Ираке.
Именно поэтому так сильно были разочарованы эти люди, когда в Израиле они вдруг оказались в нижней части социального стека, стали подвергаться всесторонней дискриминации и поняли, что в стране живут другие евреи, которые считают себя аутентичными евреями, а их - евреями низшего сорта.
Это объясняет, почему «второй Израиль», сформированный репатриантами из стран Востока, воспринимает события Шестидневной войны и то, что последовало за ними, не так, как «первый».
Надо учесть еще вот что. Перед Шестидневной войной Израиль пережил один из самых сильных в своей истории экономических кризисов, отложившийся в памяти людей так же, как в памяти американцев отложилась Великая депрессия. Это был кризис 1966-67 годов. Он вызван двумя факторами. Во-первых, перестал действовать «экономический мотор» развития Израиля - репарации из Германии. Репарации были выплачены к 1965 году. За счет этих репараций велось интенсивное жилищное строительство, создавалась инфраструктура государства. К 1965 году жилье для новоприбывших было в основном построено, и страна, в которой большинство населения занималось ремеслами и торговлей, оказалась в условиях пересыщенного рынка. Эта ситуация напоминает довоенную Польшу. Не было платежеспособного спроса на продукцию малого бизнеса, резко выросла безработица. Внутренний рынок в стране, не включенной в международное разделение труда, оставался крайне узким. Второй причиной стала отмена режима военного положения в арабском секторе. Арабы, до этого вынужденно сидевшие в своих городах и деревнях, вышли на общеизраильский рынок труда и предложили свой дешевый по сравнению с «еврейским» труд.
В результате резко выросла безработица. Многие, в первую очередь выходцы с Востока, испытывали отчаяние, чувствовали себя лишними людьми. Именно тогда появилось высказывание о последнем улетающем из аэропорта Лод, который должен не забыть выключить свет.
Лидеры соседних арабских стран почувствовали слабость Израиля и решили покончить с ним. Они жестоко обломались. Появление израильской империи привело к резкому увеличению фронта работ. Исчезла безработица, начался экономический бум. Понадобилось много людей для армии и ее обслуживания. На резко расширившийся рынок труда вышли миллионы палестинцев, занявших нижнюю нишу в стеке и давших «второму Израилю» возможность продвинуться наверх. Вот хороший пример - мой знакомый работал сантехником-индивидуалом до Шестидневной войны. У него не было автомобиля, он ходил по вызовам пешком с ящиком инструментов в одной руке и лопатой в другой. После Шестидневной войны он принял на работу четырех арабов-палестинцев, открыл свою фирму и начал процветать. И это достаточно типичная ситуация.
Еще одной причиной процветания Израиля после Шестидневной войны стало то, что страна оказалась на переднем крае противостояния «Запад-Восток» в Холодной войне, и американцы при помощи финансовых инструментов искусственно повышали уровень благосостояния в Израиле, чтобы сделать его привлекательным для еврейской иммиграции из стран коммунистического блока, подрывавшей этот блок изнутри. Аналогично был искусственно создан процветающий Западный Берлин, служивший витриной капитализма. Не учитывая фактор искусственной подкачки, невозможно понять, почему социальное государство существовало в Израиле вплоть до начала 90-х годов, а потом вдруг неожиданно исчезло, и почему репатриантов 90-х принимали не так, как репатриантов 70-х годов.
Выходцы из восточных общин запомнили из всего, о чем я написал выше, одно - до Шестидневной войны им было плохо, после Шестидневной войны стало хорошо. Это одна из причин, по которой они на интуитивном уровне возражали и возражают против возвращения к довоенному статус-кво, и «движение за мир», как не совсем правильно называют у нас движение за прекращение состояния апартеида-оккупации на контролируемых территориях и размежевание с палестинцами, воспринималось и воспринимается ими как «белое», созданное исключительно «первым Израилем», желающим вернуть себе доминирующее положение в стране за счет «второго» .Отсюда концепция «Мирный процесс - это процесс обмена территорий на власть (белой ашкеназской элиты)», усвоенная и значительной частью «русских», воспринявших правое мировоззрение. Людям с восточной ментальностью трудно понять, почему ради того, чтобы сохранить еврейское демократическое государство, надо уходить с контролируемых им территорий. Что за чушь? Не лучше ли вместо этого отказаться от такой глупости как демократия? Демократия никогда не относилась на Ближнем и Среднем Востоке к числу приоритетных ценностей и воспринимается большинством выходцев оттуда, в том числе и в Израиле, чисто утилитарно - как средство удержания власти численно доминирующей группой или возможность мирным путем отобрать власть, узурпированную меньшинством. Мысль о том, что демократия может быть инструментом диалога в обществе и защиты меньшинств, вообще чужда подавляющему большинству выходцев из стран Востока и их потомков.
После Шестидневной войны и последующего переворота (маапаха), приведшего к власти Ликуд, выходцы из стран Востока перестали быть дискриминируемой группой и заняли доминирующие позиции в обществе. Сейчас, за исключением банковской, юридической и академической систем, говорить об ашкеназском доминировании в Израиле всерьез глупо. В экономике и сфере управления безраздельно доминирует «второй Израиль», ассоциирующий себя с «Ликудом». О каком ашкеназском и левом доминировании можно говорить после 30 с лишним лет почти непрерывной власти Ликуда и его сателлитов? Такие разговоры ведутся с единственной целью - еще больше приподнять «своих» и опустить «чужих» Статус «второго Израиля» еще укрепился и после приезда массовой алии из СССР, занявшей низшую позицию в общинном стеке.
В политике усиление «второго Израиля» и его выход на доминирующие позиции привел к тому, что политические симпатии людей стали в значительной степени коррелироваться с их этноконфессиональной принадлежностью, а политические линии раскола совпали с этноконфессиональными. Так, вероятность того, что еврей-ашкеназ проголосует за Ликуд, крайне низка, а того, что он проголосует за ШАС, стремится к нулю. Ашкеназ из «старого ишува» проголосует за Аводу или, если он сочтет ее слишком «левой» - за одну из часто появляющихся центристских партий.А вот сефард из «второго Израиля» почти никогда не проголосует за Аводу или Мерец. Его естественный «политический дом» - Ликуд или ШАС. Это типичная для восточной страны ситуация.
В стековой системе, как уже было сказано, идеология обычно служит инструментом для обоснования прав той или иной этноконфессиональной группы на доминирование. Так происходит у наших соседей. Арабский национализм воспринимается в странах Леванта как идеология меньшинств, в первую очередь европейски ориентированных в культурном отношении, а исламизм - как идеология суннитов, наиболее аутентичного исламского миллета. В Ливане Хизбалла, представляющая шиитов, благодаря тому, что она сыграла главную роль в борьбе с Израилем и «освобождении Родины», превратила самих шиитов из нижней по статусу группы в стране в верхнюю. Воинственная антиизральская риторика и практика привели к изменению места представляемых этим движением шиитов в стековой системе Ливана.
Нечто аналогичное происходит и в Израиле. Усиление религиозных направлений в сионизме и появление концепции «еврейского государства» не как государства евреев, а как государства с законодательно закрепленной «еврейской душой» начиная с 70-х годов произошло в первую очередь потому, что это способствовало статусному продвижению ассоциирующих себя с такой идеологией групп - «масортиим» и религиозных сионистов. Чем большую роль играют религия и еврейская традиция в стране, тем весомее звучат обоснования прав соответствующих групп на доминирование в секторальном обшестве. Именно эти группы стали основной базой «нового» Ликуда.
Параллельно с этим идет еще один интересный процесс. Чем более очевидным становится доминирование Ликуда и его групп поддержки в стране, тем в большей степени сам Ликуд становится партией власти восточного и даже в какой-то степени советского типа, организационной структурой, в рамках которой происходит борьба групп за власть и влияние. В этом смысле он уже сейчас мало отличается от БААС в Сирии и даже руководящих партий стран бывшего коммунистического блока. Чем больше будет закрепляться безраздельно доминирующее положение Ликуда в политической системе страны, а это неизбежно при том составе населения страны, какой мы имеем, тем в большей степени реальная политика будет делаться внутри Ликуда, а не на игровом поле многопартийной демократии. Для членов и актива перманентно правящей партии всегда и везде важно в первую очередь продвижение своих интересов и своих людей, а не идеология и не принципы. Можно сколь угодно громко ругать за это Ликуд, но надо понимать, что иное в нашей действительности и при той базе поддержки, на которую реально опирается Ликуд, невозможно. А бросить вызов Ликуду и составить ему альтернативу в Израиле некому, и таким силам неоткуда появиться. Последней отчаянной попыткой сделать это стал выход Шарона из Ликуда и создание им Кадимы. Но Шарон уникален, ситуация, в которой это произошло, уникальна, и она вряд ли сможет повториться.
Традиционно «левый» Маарах, которому стало к середине 80-х годов ясно, что он не сможет сохранить при изменившейся демографической и политической реальности доминирование в Израиле, ухватился за алию из бывшего СССР 90-х годов как за последнюю соломинку, надеясь, что репатрианты станут его общинной базой поддержки так же, как «мизрахиим» стали базой поддержки Ликуда, и это изменит внутриизраильское соотношение сил.
Израильские левые обманулись. «Русские» в подавляющем большинстве поддержали правые партии. Причин тому много, их рассмотрение - отдельная большая тема, выходящая за рамки данного выступления, но именно по этой причине традиционные израильские «левые». которых можно назвать левыми только в кавычках, разочаровались в русскоязычном электорате. Они так и не поняли глубинных причин сделанного репатриантами из бывшего СССР политического выбора. Но они все равно по инерции предъявляют к русскоязычным претензии, которые никогда не предъявили бы к представителям восточных общин. Мы часто слышим «слева» о том, что русскоязычная община Израиля тоталитарно воспитана и не понимает, что такое демократия, хотя средний «мизрахи» намного «правее» и тоталитарнее среднего «руси» по всем параметрам, и как избиратель, и как выразитель мнений. Но от «мизрахи» левые не требуют того, чего они требуют от «руси».
Все сказанное выше объясняет, почему левым так и не удалось обеспечить массовую поддержку планам мирного урегулирования по принципу «два государства для двух народов». Оно противоречило клановому мировоззрению «второго Израиля» и угрожало сохранению его доминирования в стране. Ревизионистское движение последователей Жаботинского само растворилось в восточном мировоззрении, а не растворило его, как иногда принято считать. У чисто европейских по происхождению ревизионистов вплоть до 70-х годов не было достаточной базы поддержки для создания массового политического движения, способного стать гегемоном в стране, а Бегин, вступив в стратегический союз со «вторым Израилем», эту базу обрел. Он правильно оценил ситуацию и принял верное решение ориентироваться в первую очередь на «второй Израиль». Именно оно до сих пор обеспечивает доминирование «национального лагеря» в израильской политике. А «стековый сионизм» допускает и даже приветствует присутствие в стране сколь угодно больших национальных меньшинств при одном условии - что они останутся в статусно подчиненном состоянии и не будут оспаривать право евреев на доминирование.
Казалось бы, при таком раскладе крах концепции «двух государств для двух народов» должен был наступить уже давно, оккупированные территории должны были быть интегрированы в единый Израиль, в котором теми или иными средствами обеспечено доминирование евреев, причем чем более они религиозные и соблюдающие традицию, тем выше их положение в стеке. Если бы Израиль был Ливаном, так бы и произошло. Но тут вмешался внешний фактор - еврейская диаспора и ее влияние на политику и дискурс внутри Израиля.
«Есть мечта, средь евреев она протекает подобно реке - чтоб имелась родная страна, и чтоб жить от нее вдалеке» - написал Игорь Губерман. Американским и другим евреям диаспоры совершенно не хочется терять свое национальное государство, служащее для них резервной базой на всякий случай. Они все еще отлично помнят Холокост, когда евреи Европы оказались бездомными беженцами в безвыходной ситуации. Им не хочется также иметь еврейское государство, построенное по ближневосточным понятиям и, следовательно, чуждое для них. Будучи европейцами по менталитету, евреи диаспоры, включая самых богатых и влиятельных, хотят видеть Израиль еврейским государством европейского типа. Они, в отличие от многих израильтян, прекрасно понимают, что такое возможно только в случае размежевания с палестинцами и формирования в Израиле устойчивого еврейского большинства. Биньямин Нетаниягу, сам будучи «американцем» по воспитанию, слишком тесно связан с евреями диаспоры и не может не учитывать и не выражать в своей деятельности их интересы. Поэтому он вынужден декларировать свою приверженность «плану двух государств», в то же время пытаясь удержать власть и сохранить свое влияние на Ликуд и партии-сателлиты, в которых «план двух государств» все больше теряет свою базу поддержки, и которые все больше склоняются к «плану одного государства» левантийского типа. Трудно предсказать, насколько долго ему удастся продолжать такое лавирование, но как только ему придется определяться , придет конец и его власти.
В ближневосточной реальности ситуация неопределенности может продолжаться очень долго, вплоть до нескольких десятилетий, но потом все равно либо приходится делать выбор, либо выбор делает история. В нашем случае выбор, скорее всего, сделает история. Внутри израильского общества нет «мотора», способного обеспечить реализацию размежевания Палестины на два государства и, следовательно, сохранение еврейского большинства в Израиле. Как говорится, «этот паровоз умеет только гудеть». Нет социальных и политических групп, способных возглавить и провести процесс размежевания. Биньямин Нетаниягу, как мне кажется, мечтает, чтобы его силой извне заставили уйти с «территорий». Такова его стратегия. В этом случае он с одной стороны сможет утверждать, что «я не виноватая, меня заставили», а с другой постарается выторговать в ходе сопротивления и брыкания как можно более выгодные для Израиля условия размежевания с палестинцами. Но проблема в том, что давить на нас извне,чтобы спасти Израиль для «европейского проекта», скорее всего, никто не станет. Не та ситуация, не то время. Американцы не будут вкладывать в это кучу денег. Лишних денег нет ни у кого. В 90-е годы 20 века такое было возможно, сейчас - нет. Европейцы не пришлют свои войска, чтобы они перманентно были размещены на территории «демилитаризованного» палестинского государства, и оно оставалось безопасным для евреев. Поэтому больной вопрос будет висеть и гнить, пока Нетаниягу не уйдет из политики, и на освободившемся месте не сложится другая реальность, в которой сторонникам размежевания на два государства катастрофически не будет хватать базы поддержки и легитимности внутри Израиля. Через 10 или 20 лет уже не будет в живых Переса, Нетаниягу перестанет играть активную роль в политике, а лицо Ликуда будет определяться такими новыми лидерами как Мири Регев, Зеэв Элькин и Ципи Хотобели, при том что Ликуд останется «партией власти», безраздельно доминирующей в стране. Другие лидеры не придут. Им неоткуда прийти, и они никогда не получат поддержку более чем половины населения Израиля. И тогда новое поколение ликудников торжественно похоронит план раздела. Сделать это им будет тем легче, чем активнее пойдет процесс взаимного отторжения Израиля и еврейской диаспоры, проживающей на Западе, а то, что он идет, видно невооруженным глазом. Но процесс может продолжаться долго, до 50 лет. Быстро такие вопросы на Ближнем Востоке не решаются. В любом случае Государство Израиль станет двунациональным, поначалу «с еврейской душой» и так или иначе закрепленным статусным доминированием еврейской элиты, но потом неизбежно начнется борьба кланов и секторов за влияние в этом государстве. В ней будут возможны самые неожиданные комбинации, а исход этой борьбы предсказать невозможно.
Такой сценарий кажется концом света значительной части «первого Израиля», даже таким ультралевым политикам как Ури Авнери. Для него аннексия «территорий» - это конец сионизма и сионистской идеи. Но «второй Израиль», включающий в себя потомков выходцев из стран Востока, считает процесс перманентной кланово-этнической борьбы в государстве нормальным. «Мы будем бороться и постараемся победить». Для них это не «ужас-ужас», а нормальная ситуация, которая лучше, чем отдача территорий, эвакуация с них сотен тысяч евреев и появление враждебного государства на расстоянии прямой видимости из окна.
И последнее. При господствующей идеологии «еврейского государства» последними в общинном стеке неизбежно оказываются те, кто «в меньшей степени евреи». Поскольку выходцы из СССР «меньше евреи» по критериям соблюдения мицвот и ведения правильного еврейского образа жизни, а также поскольку среди них велик процент смешанных браков, именно эта община оказалась в нижней части стека. Как правильно было сказано одним из авторов в интернете, нелогичная со всех точек зрения антиарабская риторика либерманистов и их абсурдный порядок приоритетов объясняются не только желанием лидеров партии и общины присосаться к кормушке и показать, что они святее папы Римского, но и тем объективным фактом, что «русские» борются с арабами за предпоследнее место в стеке.
Сильно вредит «русским» то, что в русскоязычной общине не развита традиция общинной солидарности и благотворительности, укорененная в большинстве еврейских общин. Поэтому слабые слои русскоязычной общины оказались экономически в самом тяжелом положении, несравнимом с положением аналогичных слоев в других общинах.
В этой ситуации единственно правильной идеологией для «русских» может быть только идеология государства всех граждан. Ее смысл в том, что в каких бы границах и в каком формате ни существовало в дальнейшем израильское государство, оно должно быть в этих границах государством всех граждан, обладающих равным статусом, равным весом и равными правами независимо от большей или меньшей степени их «еврейскости». Только поддержка и озвучивание такого принципа даст русской общине в Израиле возможность легитимизировать свой образ жизни и свои ценности как в основном светской общины, обрести достойное представительство и достойный уровень жизни при любых вариантах будущего политического устройства того пространства, на котором сейчас находится Израиль и контролируемые им территории. На Востоке признание легитимности образа жизни и уровень представительства во власти определяют все остальное. Клановое общество тоже может быть разным, либо в большей или меньшей степени эгалитарным, либо с жестким делением на высших и низших в зависимости от принадлежности к той или иной этнической и секторальной группе. Мы не можем изменить общинный, стековый, левантийский характер израильского общества, но можем сделать его относительно эгалитарным и либо найти свое достойное и адекватное место в этой системе, либо не найти его.
Перепост - http://left-liberal-il.livejournal.com/1454535.html