Как Мирослав Слабошпицкий решил удивить зрителя фильмом «Племя», но не смог справиться с ролью авангардиста нового восточноевропейского кино.
После премьерного показа фильма «Племя» режиссера Мирослава Слабошпицкого в уютном Центре документального кино, невольно приходит на ум концепция русского авангарда начала ХХ века: это направление ищет и создает новый художественный опыт, отрицая предыдущий и протестуя против консервативных, обывательских, академических форм искусства. Но не стоит думать, что это комплимент. Ведь для того, чтобы ломать каноны, сперва необходимо филигранно владеть техникой создания художественного произведения - тем самым балансом формы и содержания, которого, как кажется, драматически не достает этому кинофильму.
Хотя поначалу лента смотрится действительно свежо. Единственно потому, что автор использует по-настоящему необычный прием: абсолютно все персонажи фильма глухонемые, в фильме нет ни одного слова, но он не немой, он наполнен интершумами. Камера будто бы следует, крадется за героями, и благодаря этому зритель, порой, и вправду чувствует себя свидетелем разворачивающихся в кадре событий, при этом, что очень важно, слышит все, что происходит. И это, во-первых, остроумно преподнесенный парадокс восприятия мира разными людьми, а во-вторых, новая авторская нотка - когда звуки фоновые становятся основными.
По сюжету главный герой Серега (имя которого мы узнаем только из титров) попадает в полуразрушенный интернат для слабослышащих, где ему придется найти общий язык с новыми одноклассниками, но в данном контексте этот тривиальный оборот уже сам по себе звучит оригинально, да к тому же и сами подростки, как чуть позже выяснится, мягко говоря, не самые законопослушные.
И в самом начале ленты заявленное в названии «Племя» как какая-то социально-культурная общность представляется достаточно радужной: кажется, в позитивном ключе запечатлен такой общепринятый ритуал как линейка 1-го сентября, только в особой, если даже не сказать, особенной школе. Но практически сразу режиссер погружает зрителя в теневое закулисье этого с первого взгляда невинного учреждения. И далее имеет место резкое, неоправданное нагнетание сюжета в сторону чистого бескомпромиссного насилия, нежели в сторону более тонкого, образно представленного личностного и психологического конфликта. Связано это, скорее всего, с тем, что автор заигрался в отсылки ко многим известным режиссерам, которым, похоже, очень хочет соответствовать, но, честно говоря, не всегда получается.
Да, можно улыбнуться, увидев проходку четырех парней в строгих темных костюмах и белых рубашках после торжественной линейки в примитивных декорациях депрессивного облупленного общежития, вспоминая классическую криминальную трагикомедию Квентина Тарантино. Ну, прям «Бешеные псы» помолодели и иммигрировали на Украину. На этом, к сожалению, качественные реплики культовых кинокартин последних двух десятилетий в фильме Слабошпицкого заканчиваются, ведь создается впечатление, что они лишь копируют, а не переосмысливают идеи знаковых режиссеров.
Неловко даже писать, сколько в этом фильме отсылок к Алексею Балабанову, достаточно упомянуть ключевые: главный герой внешне даже чем-то напоминает Сергея Бодрова мл., сыгравшего в легендарных «Братьях», к тому же, они еще и тески; финальная же сцена, снятая хотя и из-за спины, до боли напоминает сцену из Нью-Йоркского рок-клуба в «Брате 2».
Возникает ассоциация и с Валерией Гай Германикой с ее нимфетками, для которых основными жизненными приоритетами являются алкоголь и секс, а их сознание находится в плену примитивных наивно-подростковых иллюзий. Возлюбленная главного героя и ее подруга ничем от них не отличаются.
Далее по списку Ларс фон Триер - ориентир для подражания, оброненный в одном из интервью самим режиссером Мирославом Слабошпицким. Правда, он же и отмечал, что его за такие сравнения «сожрут», ну действительно, а как иначе?
Да уж, ребята, такого аборта в кино мы с вами давно не видели, да и, надеюсь, больше не увидим - Триер сам, е-мае, обзавидуется. Ну, нет в Дании таких демонических маргинальных глухонемых акушерок-любительниц, дезинфицирующих свои «хирургические наборы» на газовой плите. Ларс, может быть, и прилетел бы посмотреть на всю эту вакханалию, он хулиган таки, да вот летать боится, такая незадача.
Кто-то совсем недавно критиковал «Левиафана» Звягинцева за «водку из горла»? Да просто они еще не видели, как ее пьет Серега, ограбив с новоиспеченными друзьями-гопниками местного мужика!
В целом, впечатление от фильма такое, будто бы щелкаешь каналы, выключив звук, и попадаешь на программу «Чрезвычайное происшествие» на НТВ. Странно даже, что этот канал не взялся фильм продюсировать - ну да, украинское же кино, не положено. Что ни говори, не мог пройти бесследно давний опыт работы Мирослава в криминальной хронике.
Пожалуй, в этой, к сожалению, органичной аналогии фильма с телепередачей, которая сама по себе является уже именем нарицательным для примитивной и пошловатой формы освещения ежедневно и повсеместно происходящего насилия, и проявляется сам смысл этого кино как высказывания. В результате, он и был подтвержден режиссером в ходе сессии Q&A после премьеры. Его фильм - это слепок бескомпромиссной, «не романтизированной» подростковой жесткости, основанной как на проблемах взросления, так и на ужасающем несовершенстве коррумпированной государственной системы, которая не просто оставляет ребят один на один со всеми вызовами современного общества, но еще и сама втягивает их в грязные противозаконные делишки.
Стоит предполагать, что показанный дикий, криминализированный мир - метафора современного общества? Глухого и немого к друг к другу, как вся «домайдановская» Украина? Аллегория современной постсоветской государственности с жестоким и первобытным племенем восточных славян? Можно только догадываться - к сожалению, заигравшись с формой повествования, автор позабыл о его содержании, не дав зрителю подсказок к пониманию основной идеи кинофильма, если, конечно, она там присутствует.
Получается, не встать ему пока в ряд с великими авангардистами и провокаторами. Слабошпицкий не выстроил никакой драматургии, ставя во главу угла, казалось бы, инновационную форму, но на самом деле, стилистически возвращаясь к немому кино начала ХХ века, так и не создав, в отличие, скажем, от кино-авангардиста Сергея Эйзенштейна, новой концепции как таковой.
На фоне явных недоработок в этом кино, одна великая надежда действительно рождается после просмотра фильма - для юных, очень талантливых ребят с ограниченными возможностями появится реальная альтернатива привычным вакансиям, и, искренне хочется верить, мы будем чаще видеть героев в их исполнении на больших экранах.