Виленский С.С. Дети ГУЛАГа

[leg0ner]

В 40-томной серии «Россия. XX век. Документы» вышла книга «Дети ГУЛАГа. 1918-1956» (М., 2002), посвященная детям, оказавшимся без родительской опеки в мире взрослых. Ее издатели - Международный фонд «Демократия» и Гуверовский институт войны, революции и мира. Как сказано в предисловии к этому изданию, книга «документально показывает судьбу детей, ставших жертвами советской власти». [1]

Теоретически карательная политика большевиков в первые годы советской власти строилась на разграничении представителей трудящихся масс, правонарушителям из числа которых назначались предельно мягкие наказания, и классово враждебных элементов, не заслуживающих снисхождения. Так, в Исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 г. записано: «Режим в трудовых колониях преимущественно для правонарушителей из среды трудящихся, случайно или по нужде впавших в преступление, должен приближаться к условиям работы и распорядка для свободных граждан». Еще более мягкими выглядят в нем правила содержания приговоренных судом к лишению свободы подростков от 14 до 16 лет и «несовершеннолетних из рабоче-крестьянской молодежи - от 16 до 20 лет».

Такое идеологическое обоснование формирующейся советской пенитенциарной системы на практике свелось к тому, что уголовные элементы рассматривались в течение многих десятилетий как «социально близкие», в отличие от осужденных по 58-й статье - политической. Сказанное в полной мере относится и к колониям для несовершеннолетних.

Политика большевиков вела к разрушению социально чуждых им семей, к отрыву детей от родителей, с тем, чтобы дать этим детям «правильное», коллективистское воспитание. На практике осиротевшие голодные дети из порушенных нравственно здоровых семей, осужденные за воровство и бродяжничество, за сбор колосков, бегство из фабрично-заводских училищ, за опоздание на работу, за слово правды, квалифицированное как антисоветская агитация, оказывались во власти невежественных, вороватых «воспитателей», поощрявших доносительство и культ силы. Все это, конечно, сопровождалось пропагандистской риторикой. Над беззащитными детьми издевались и «воспитатели», и уголовники. О том, что дело, как правило, обстояло именно так, свидетельствуют воспоминания людей, прошедших через детприемники, детские дома и колонии, а также отчеты гулаговских проверочных комиссий.
Давно замечено, что, если карать не за что-то, а во имя чего-то, остановиться нельзя. Придя к власти, большевики стали смотреть на детей из социально чуждых им слоев общества как на политических противников. Их брали в заложники, мучили, убивали. Так, в концлагерях Тамбовской губернии в июле 1921 г., даже после проведенной по их «разгрузке» кампании, находилось свыше 450 детей-заложников в возрасте от одного года до 10 лет.


Слово ГУЛАГ - аббревиатура Главного управления лагерей ОГПУ-НКВД-МВД СССР - давно уже стало синонимом долговременной жесточайшей трагедии, безмерных страданий и гибели ни в чем не повинных людей.

В 40-томной серии «Россия. XX век. Документы» вышла книга «Дети ГУЛАГа. 1918-1956» (М., 2002), посвященная детям, оказавшимся без родительской опеки в мире взрослых. Ее издатели - Международный фонд «Демократия» и Гуверовский институт войны, революции и мира. Как сказано в предисловии к этому изданию, книга «документально показывает судьбу детей, ставших жертвами советской власти». [1]

Теоретически карательная политика большевиков в первые годы советской власти строилась на разграничении представителей трудящихся масс, правонарушителям из числа которых назначались предельно мягкие наказания, и классово враждебных элементов, не заслуживающих снисхождения. Так, в Исправительно-трудовом кодексе РСФСР 1924 г. записано: «Режим в трудовых колониях преимущественно для правонарушителей из среды трудящихся, случайно или по нужде впавших в преступление, должен приближаться к условиям работы и распорядка для свободных граждан». Еще более мягкими выглядят в нем правила содержания приговоренных судом к лишению свободы подростков от 14 до 16 лет и «несовершеннолетних из рабоче-крестьянской молодежи - от 16 до 20 лет».

Такое идеологическое обоснование формирующейся советской пенитенциарной системы на практике свелось к тому, что уголовные элементы рассматривались в течение многих десятилетий как «социально близкие», в отличие от осужденных по 58-й статье - политической. Сказанное в полной мере относится и к колониям для несовершеннолетних.

Политика большевиков вела к разрушению социально чуждых им семей, к отрыву детей от родителей, с тем, чтобы дать этим детям «правильное», коллективистское воспитание. На практике осиротевшие голодные дети из порушенных нравственно здоровых семей, осужденные за воровство и бродяжничество, за сбор колосков, бегство из фабрично-заводских училищ, за опоздание на работу, за слово правды, квалифицированное как антисоветская агитация, оказывались во власти невежественных, вороватых «воспитателей», поощрявших доносительство и культ силы. Все это, конечно, сопровождалось пропагандистской риторикой. Над беззащитными детьми издевались и «воспитатели», и уголовники. О том, что дело, как правило, обстояло именно так, свидетельствуют воспоминания людей, прошедших через детприемники, детские дома и колонии, а также отчеты гулаговских проверочных комиссий.

Давно замечено, что, если карать не за что-то, а во имя чего-то, остановиться нельзя. Придя к власти, большевики стали смотреть на детей из социально чуждых им слоев общества как на политических противников. Их брали в заложники, мучили, убивали. Так, в концлагерях Тамбовской губернии в июле 1921 г., даже после проведенной по их «разгрузке» кампании, находилось свыше 450 детей-заложников в возрасте от одного года до 10 лет. [2]

Затем последовало раскулачивание, унесшее жизни сотен тысяч крестьянских детей. Основная масса крестьянских семей в полном составе выселялась в отдаленные районы страны. Везли под конвоем, в скотских условиях. В одном из приведенных в сборнике писем председателю ЦИК СССР Калинину о высылке семей из Украины и Курска говорилось: «Отправляли их в ужасные морозы - грудных детей и беременных женщин, которые ехали в телячьих вагонах друг на друге, и тут же женщины рожали своих детей (это ли не издевательство); потом выкидывали их из вагонов, как собак, а затем разместили в церквах и грязных, холодных сараях, где негде пошевелиться. Держат полуголодными, в грязи, во вшах, холоде и голоде, и здесь находятся тысячи, брошенные на произвол судьбы, как собаки, на которых никто не хочет обращать внимания...» [3]

Находясь на спецпоселении, в гиблых местах, непригодных для жизни, в условиях постоянного голода, дети спецпоселенцев были обречены на вымирание. В ходе обследования условий жизни спецпоселенцев в спецпоселке Бушуйка было установлено, что из 3306 живущих там человек 1415 составляют дети до 14 лет, из которых «за 8 месяцев умерло 184 человека детей до 5 лет, что составило 55% всей смертности в поселке... Так называемый детдом, в котором живет изолированно от родителей подавляющее большинство детей... представляет из себя барак с двойными нарами». [4]

В докладной записке Ягоды о положении спецпоселенцев от 26 октября 1931 г. председателю ЦКК ВКП(б) Рудзутаку отмечалось: «Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика... Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8% в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8-12% этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15% в месяц». [5]

Безответные дети, старики и женщины перешли на подножный таежный корм. Перед фактом массовой детской смертности от голода комендантам поселков дали понять, что не стоит строго блюсти инструкцию о ссылке, запрещающую покидать место отбывания. Не следует, проинструктировали комендантов изустно, препятствовать уходу детей (только детей!) в лес и тундру в поисках продовольствия и попытках бегства в родные края. И уходило ссыльное детство в зимнюю тайгу, чтобы, заблудившись, умереть от истощения или стать жертвой хищников. По весне местные власти северных городков Урала с тревогой сообщали о выходе из лесов многих тысяч голодных беспризорников. [6] Детская беспризорность была обычным явлением в «кулацкой ссылке». Только в трудпоселках Западлеса в конце 1934 г. было установлено 2 850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали. [7] В архиве Комиссии при Президенте России по реабилитации жертв политических репрессий хранятся письма, которые свидетельствуют о трагической судьбе малолетних «членов крестьянских дворов», ставших жертвами политических репрессий.

«В 1931 г. 12 апреля арестовали моего мужа... 15 мая меня выслали... Ничего не дали с собою. Голых, босых и голодных, с детьми малыми. Отправили в Нарым шесть ребятишек и беременная сама 8 месяцев. На север, Нарымский край, Нововасюганский район по Васюгану на баржах. Выгрузили в болото, не было никакой постройки. Там дети и люди гибли как мухи от голода и холода. Там и мои дети погибли. За что, а кто даст на этот вопрос ответ?» Это строки из письма М.Л. Базих.

А в 1937-1938 гг. очередь дошла и до семей рядовых и номенклатурных коммунистов, объявленных врагами народа. Их жен и детей разбросали по лагерям и колониям.

Изменниками объявлялись не только отдельные люди, но и целые народы. Их депортировали, и вновь гибли дети.

Пусть не введет читателя в заблуждение категория детей, именуемая в документах беспризорниками. В огромном большинстве это дети из семей порушенных, их родители расстреляны, брошены в лагеря, либо - жертвы голодоморов, раскулачивания. Мало-мальски серьезных исследований относительно того, откуда взялось громадное число беспризорников, не проводилось. Да и сами дети, если их спрашивали, чьи они, вряд ли сказали бы, что отцы их - дворяне, священники, чиновники, промышленники, офицеры, полицейские чины... Дети понимали, чем это им грозит. Все они называли себя жертвами голода или детьми рабочих и крестьян. Так обстояло дело в 20-х гг, до коллективизации.

Осиротив миллионы детей, советская власть до отказа набила ими детдома и детские колонии, принялась их «перековывать» и «перевоспитывать».

В 1921 г. была создана Комиссия при ВЦИК по улучшению жизни детей во главе с главным чекистом Феликсом Дзержинским и вскоре сменившим его А.Г. Белобородовым, бывшим в 1918 г. председателем исполкома Уральского облсовета и имевшим прямое отношение к расстрелу царской семьи. Беспризорниками занимались Наркомпрос, НКВД, Наркомюст, губернские и местные власти. Неоднократно занималось этим вопросом Политбюро ЦК партии. На необходимость ликвидации беспризорности указывал Сталин. И при всем том за весь период советской власти ликвидировать беспризорничество не смогли. Его порождали условия жизни, созданные советской властью. Периодически от массы беспризорников очищали столичные и южные города, но проходило немного времени, и они снова появлялись там.

Большевистские «вожди» не только по своему усмотрению переписывали историю, но и истребляли память о репрессированных. Известно немало случаев, когда в детдомах малолетним детям меняли фамилии. И в наши дни эти уже состарившиеся люди все еще ищут своих родителей.

Хранящиеся в архивах ежегодные сводки о числе несовершеннолетних в исправительных заведениях ГУЛАГа не отражают реального положения дел. Цифры, измеряемые десятками тысяч, - это только вершина айсберга. Нет никаких обобщенных данных о миллионах взрослых и детей, ставших жертвами «красного террора», спровоцированных большевиками голодоморов, раскулачивания и этапирования крестьянских семей в необжитые районы Северного Урала и Сибири, депортации семей из Бессарабии, Прибалтики, западных областей Украины и Белоруссии в 1939-1941 гг., депортации целых народов в годы Отечественной войны. По понятным причинам такие сводные отчеты вряд ли были затребованы высшим советским руководством, особенно после Нюрнбергского трибунала. А если они в единичных экземплярах и существовали, то не подлежали хранению. Но и сохранившиеся документы свидетельствуют о катастрофе, постигшей народы СССР. Последствия ее сказываются по сей день.

Конечно, находились честные, совестливые люди, которые не могли смотреть равнодушно на страдания и гибель детей. Обычно заступников постигала участь тех, за кого они пытались заступиться. Но бывали редчайшие исключения.

В 1933 г. во время паспортизации (колхозникам паспорта не выдавали!) производилась зачистка городов от «деклассированных элементов». В ходе ее шесть с лишним тысяч человек были доставлены из Москвы и Ленинграда в Западную Сибирь и в баржах по Оби «сплавлены» на Север, в Нарым, на остров Назино, где в первые же дни большинство из них погибло.

О том, что эти ссыльные не получали ни грамма хлеба, об издевательствах над ними, взрослыми и детьми, о случаях людоедства написал в адрес Сталина и его соратников занимающий скромную должность инструктора Нарымского окружкома ВКП(б) В.А. Величко[8] , и в Нарым была послана комиссия.

«...Изложенные в известном ЦК и крайкому письме тов. Величко... факты в основном подтвердились, - читаем в докладной записке комиссии, - ...нами обнаружена была группа в 682 чел. трудпоселенцев, присланных 14/IХ из Томской пересыльной комендатуры для размещения в Колпашевской комендатуре. Группа состояла из детей до 14 лет - 250 человек, подростков - 24 человека, мужчин - 185 и женщин - 213 человек. Эта группа была размещена частью в холодном полузакрытом сарае, а частью прямо под открытым небом около костров. Среди них было много больных, и за 13 дней уже умерло 38 человек... Мы посетили остров Назино. При осмотре его мы там нашли 31 братскую могилу. По заявлению местных работников комендатуры и райкома партии, в каждой из этих могил зарыто от 50 до 70 трупов. Вообще же учета, какое точно количество людей похоронено на острове Назино и кто именно по фамилиям, - таких сведений нет». [9]

В книге «Дети ГУЛАГа. 1918-1956» опубликованы директивные документы, отражающие цели, которые преследовали советские руководители в ходе большевистского эксперимента над страной, рассекреченные гулаговские и другие официальные документы, связанные с выполнением этих директив, а также свидетельства частных лиц и самих - в ту пору несовершеннолетних - жертв репрессий.

Часть этих документов представлены в альманахе «Россия. ХХ век. Документы».
ПРИМЕЧАНИЯ

1. Дети ГУЛАГа. 1918-1956. М., 2002. С. 5.

2. См.: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. («Антоновщина»). Документы и материалы. Тамбов, 1994. С. 246. Док. 283.

3. Дети ГУЛАГа. 1918-1956. М., 2002. С. 81. Док. 40.

4. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 52. Л. 214, 219.

5. Земсков В.И. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы // Социологические исследования. 1991. № 10. С. 10.

6. Базаров А. Дурелом, или Господа колхозники. Курган, 1997. С. 356.

7. Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы // Социологические исследования. 1991. №10. С. 11.

8. Дети ГУЛАГа. 1918-1956. М., 2002. С. 136-143. Док. № 79, 80.

9. «Остров смерти» // Народная трибуна. Томск, 1993. Март-апрель.

С.С. Виленский, председатель Московского историко-литературного общества «Возвращение».

Документ №1
Открытое письмо председателю ВЧК Ф.Э.Дзержинскому от Е.М.Ратнер
10.05.1921

Гражданин Дзержинский.

Назначая Вас председателем всех учреждений по охране детей в России, Советское Правительство так усердно рекламирует в своей прессе Ваше «золотое сердце», что даже в душах людей, наиболее критически относящихся к этому роду литературы, могла явиться тень сомнения. Правда, Ваш 3-х летний педагогический стаж в качестве Председателя ВЧК, казалось бы, достаточно предопределял пути и методы воздействия на подрастающее поколение, но предполагать, что все они будут целиком применяться и к гражданам самого младшего возраста, решился бы далеко не всякий. Вот почему я считаю своим долгом в качестве иллюстрации, рассеивающей на этот счет всякие сомнения, привести несколько фактов из жизни одного ребенка, уже много много месяцев имеющего счастье находится на Вашем попечении. Это мой 3-х летний сын Шура, содержащийся вместе со мной в Бутырской тюрьме. Счастье, выпавшее на его долю, действительно, велико. Других детей в его положении Вы силой отнимаете у арестованных матерей и помещаете в советские воспитательные учреждения с большим риском попасть на фабрику ангелов - одной из немногочисленных отраслей советского производства, процветающей не в пример прочим. В Бутырках Шура благоденствовал вместе с другими членами: с.р.овского общежития.

Но трудность положения правительства растет. Отечество - в опасности, и интересы коммунистической политики властно требуют принятия по отношению к Шуре самых строгих репрессивных мер. С этой целью вначале предполагается отправить Шуру в один из провинциальных каторжных централов, дабы лишить его возможности вредного воздействия на внешний мир. В одну прекрасную ночь вооруженные до зубов чекисты наводняют помещения тюрьмы, вытаскивают силой чуть ли не с постелей полураздетых женщин, толкают, бьют, тащут за руки и за ноги по железным и каменным лестницам неизвестно куда, неизвестно зачем. Врываются и в нашу камеру, набрасываются на перепуганного, кричащего не детским криком ребенка.

Потом оказывается, что ЦК партии СР оставляют в Москве, и Шура остается в опустевших Бутырках. Но вольности, которыми он пользовался до сих пор в пределах Бутырского двора, слишком подрывают основы. И Шурку обезвреживают.

1. С этой целью его выпускают на прогулку только на один час в день и уже не на большой тюремный двор, где растет десятка два деревьев и куда заглядывает солнце, а на узкий темный дворик, предназначенный для одиночек.

2. Запираются двери не только коридора, но и его одиночки, хотя корпус почти пуст, и достаточное количество замков отделяет и так Шурку от воли.

3. Коммунистическая комендатура так усердно празднует праздники Св. Пасхи, что даже на второй день ее отказывает в свидании приехавшим в первый раз за всю зиму из деревни братишке и сестренке, гражданам не менее опасного возраста. Дети ждут 2 часа и плачут у ворот, Шурка плачет в тюрьме, правительство РКП торжествует.

4. Должно быть, в целях физического обессиления врага помощник коменданта Ермилов отказался принять Шурке даже принесенное с воли молоко. Для других он передачи принял. Но ведь то были спекулянты и бандиты, люди гораздо менее опасные, чем СР Шура.

Не вспоминаются ли Вам, гражданин Дзержинский, кошмарные картины царской каторги, в тех же Бутырских стенах. А ведь тогда камеры детей не запирались, они пользовались льготными прогулками, им всегда принимались передачи.

Итак, Ваш первый воспитательный опыт удался. Шурка сидит под замком и смирился. Надеюсь, что эта педагогическая система, примененная ко всем детям РСФСР, даст не менее блестящие результаты. Жалею лишь, что положение печати в России лишает меня возможности достаточно рекламировать этот поучительный опыт, но не сомневаюсь, что история вполне вознаградит меня за это.

Евгения Ратнер

Бутырки. 10 мая 21 г.

ГАРФ. Ф. 8419. Оп. 1. Д. 8. Л. 54. Машинопись

Документ №2
Письмо в «Политический Красный Крест»[1] Е.П.Пешковой
16.03.1925

Уважаемая Екатерина Павловна!

Обращаюсь к Вам от себя и от имени моей дочурки Ии, самой маленькой обитательницы Челябинского политизолятора. Прошу Вас снабдить нас следующим:

1) Крупа Геркулес.

2) Ячменный кофе (с маркой госуправления).

3) 2 пары детских чулок (не теплых, мерку прилагаю).

4) Книжку Литосовой и Тихеевой - «Сборник стихотворений - Нюсины стихи».

5) Дюжину разноцветных карандашей.

Для себя попрошу вот что: сообщить мне, где и кем издается «Журнал по изучению детского раннего возраста», его подписную цену и хорош ли он настолько, чтобы можно было истратить на него деньги; а м [ожет] б[ыть] есть что-нибудь другое из этой области, - вот об этом сообщите мне. Кроме того, если будет возможность, снабдите моего мужа В.Ф.ГОНЧАРОВА брюками, а то совсем обносился.[2]

Ия и Елена Гончаровы

Челябинск. Политический Изолятор
ПРИМЕЧАНИЯ

1. Политический Красный Крест с 1918 г. снабжал политзаключенных продовольственными посылками на средства, пожертвованные гражданами СССР, но, главным образом, II Интернационалом. Имелись два отделения - Ленинградское, закрытое властями в 1926 г., и Московское, закрытое в 1937 г. Деятельностью ПКК руководила. Е.П.Пешкова, жена М.Горького.

2. На письме - помета Е.П.Пешковой: «К исполнению. Е.П».

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 67. Л. 227.Подлинник. Рукопись.

Документ №3
Письмо в «Политический Красный Крест» Е.П.Пешковой
В ОГПУ[1]

Моя мать Гильденбрандт Лидия Константиновна была арестована в 1924 г. по делу церковников и постановлением Особого Совещания по высылкам при ОГПУ осуждена на 10 лет тюремного заключения со строгой изоляцией. В настоящее время мать содержится в Костромской тюрьме и с момента прибытия в тюрьму находится на излечении в лазарете.

Мне 12 лет, я осталась совершенно одна без всяких средств к жизни и живу на иждивении у совершенно чужих людей, приютивших меня после ареста. Жить мне с каждым днем становится все труднее и труднее. Мне надо учится, средств у меня нет никаких, купить учебников, обуви и т. д. я не в состоянии и благодаря всему этому я продолжать учение не могу.

Все вышеизложенное заставляет меня обратиться к Вам с просьбой о пересмотре дела моей матери и в виду ея болезни и моей одинокости заменить ей тюремное заключение ссылкой на поселение, где бы она могла зарабатывать себе кусок хлеба и, взяв меня к себе, дать мне необходимое образование.

Лидия Гильденбрандт
ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ходатайство Л.Гильденбрант об освобождении матери из тюрьмы передано в ОГПУ через Политический Красный Крест.

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 67. Л. 101. Копия. Машинопись.

Документ №4
Письмо в «Политический Красный Крест» Е.П.Пешковой
29.06.1929

ПРОСЬБА

Мы, дети в возрасте от 15 до 2 с половиной лет по совету добрых и сердобольных людей обращаемся к Вам со своим великим детским горем о нижеследующем:

30 марта 1927 г. у нас скоропостижно умерла мама, оставив нас, несчастных, пять человек на руках одного отца. Трудно нам было жить без мамы и растить маленькую шестимесячную сестренку, но мы жили, росли, надеясь на лучшее. Но не тут-то было. Наша горькая сиротская доля стала еще тяжелее, когда мы потеряли отца. Его с 9 ноября 1928 г. сослали в Вишерский концлагерь на 3 года, обвиняя его в агитации. Что будет с нами, никому не нужными чужими детьми, круглыми сиротами, мы не знаем. Мы должны без отца и матери, не видя юношеских и детских дней радости, погибнуть, как погибает молодое растеньице, не имея за собой ухода и лучей жизненного солнца. Так зачем же так жестоко и злобно обрушилась на нас судьба? Ведь мы хочем жить, как другие дети - петь, играть и веселиться. Неужели мы вынуждены с этих пор питать не любовь и радость ко всему окружающему, а презрение, злобу и затаенную ненависть. Мы хотим и вправе требовать от жизни тепла, света и ласки!

Добрая и сердобольная женщина, Екатерина Павловна! Мы по своему детскому еще уму не умеем передать Вам всего того, что испытываем, но думаем, что Вам Ваше сердце нашу просьбу дополнит и дорисует мрачную и жуткую картину нашей сиротской жизни и Вы не бросите со смехом и злорадством эту к Вам нашу горячую просьбу с мольбой о детской помощи, а как сердобольная тетя и чужая мама окажете нам великую помощь, такую помощь, за которую мы будем всю потом нашу жизнь признательны и благодарны. Мы просим: верните к нам нашего отца, и если он, по-вашему, окажется виновным, простите его ради нас, малолетних и всеми забытых сирот. Мы знаем только лишь одно, что нашему папе, живя с нами, 5 детьми, часть которых нужно еще было с рук поить, кормить и носить, некогда было зарабатывать грехи преступления против сов. власти, его сослали по наговору не понимавших его слов и дела людей. Дело его находится в Москве в Особом Совещании Коллегии ОГПУ. […] Если же нам нельзя будет просить за своего папу о полном помиловании, то дайте нам возможность хотя [бы] с ним жить, ему нас растить, заменив ему лагерь вольной высылкой в такую местность, где мы могли бы без ущерба своему здоровью расти и идти по дороге социального строя - учиться, в чем особенно нуждаемся (мы, двое из старших, учимся в 6-й группе, а одна в третьей), и тем самым посвятить свои будущие молодые силы на благо Родины и ее обновления, назначив местожительством, принимая во внимание и его весьма плохое состояние здоровья, один из южных округов Сибири, где было бы возможно нам учиться и заниматься сельскохозяйственной отраслью - пчеловодством: его и нашим любимым занятием; или же другой край с возможностью для существования также вести пчеловодное хозяйство. В настоящее время нас растит бабушка, приехавшая на похороны мамы, и с тех пор нас не бросившая, 70-летняя старушка, за которой от нас самих уже требуется уход. Вот какая наша детская, простая и без всякого лукавства по своей детской откровенности к Вам просьба, которую просим довести до сведения ВЦИК, в отдел частных амнистий, и за нас, обездоленных, попросить милости, на которую мы, невинные дети, и расчитываем.

К сей просьбе подписуемся: дети служителя религиозного культа села Ново-Покровского, Быстро-Истокского района Бийского округа Сибкрая.

Артемковы[1] [5 подписей]
ПРИМЕЧАНИЯ

1. В архивном деле имеется копия ответа детям М.Л.Артемкова из Политического Красного Креста (подпись на копии отсутствует): «15/VIII 29 г. В ответ на Ваше обращение сообщаю, что Вы можете прислать нам заявление в Особое Совещание с просьбой о пересмотре приговора Вашему отцу Михаилу Лукьяновичу Артемкову, указав в заявлении причины. Следует Вам также написать отцу, чтобы он прислал об этом лично от себя заявление в Особое Совещание. Можно также обратиться об этом во ВЦИК» (ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 374. Л. 105. Копия. Машинопись).

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 374. Л. 106-107. Подлинник. Рукопись.

Документ №5
Письмо в «Политический Красный Крест» Е.П.Пешковой
[19.12.1929]

ИЗ ЛЕНИНГРАДА

В начале сентября месяца была арестована группа учащихся школ 2-ой ступени в числе 6-ти человек. Всем были представлены статьи 58-10 и 58-11. 8/ХII с. г. родственникам этих детей, ибо старшему только что исполнилось 16 лет, объявлен был приговор - 2 года заключения в Соловках. Инкриминируемое им преступление по признакам вышеуказанных статей относится к 1927 году, т. е. к периоду времени, когда каждому из них было от 12-13 лет.

Итак, 5 мальчиков получили Соловки, а 6-й, Амос Исаакович РАБИНОВИЧ, ученик 15-ой школы 9-ой группы, коему только что в ноябре мес[яце] исполнилось всего лишь 15 лет, приговорен по заявлению в Прокуратуре к помещению в колонию малолетних преступников. Факт совершенно невероятный, ибо помещение морально здорового мальчика в среду преступно дефективных подростков знаменует собой моральную гибель не успевшего еще сложиться ребенка.

По-видимому, тут произошла ошибка, требующая срочного исправления, ибо мальчик до последней степени нравственно угнетен и в состоянии проделать то, что пытался сделать его товарищ по заключению - вынутый вовремя из петли. Просьбы о поруках остались без результата.[1]
ПРИМЕЧАНИЯ

1. Подпись в документе отсутствует. Документ находится в архивном деле, в котором собраны машинописные копии обращений в ОГПУ от Политического Красного Креста, в которых работниками этой организации в сжатой форме излагалась суть просьбы, с которой заключенный или его родственники, дети обращались в ПКК.

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 406. Л. 104. Подлинник. Машинопись.

Документ №6
Письмо в «Политический Красный Крест» Е.П. Пешковой
01.01.1932

Глубокоуважаемый Алексей Максимович
и Ек[атерина]Павловна!

Отец наш, [Спирин Иван Акимович], сын бедного казака, кончил учительскую школу в 1901 г., был учителем 12 лет, вышел по болезни в отставку, с 1915 по 1928 г. был священником. Семья наша была 16 душ, а отец наш не умел обманывать своих прихожан и стал заниматься хлебопашеством, чтобы не стеснять нас, детей, и не мешать, в 1928 году отделил взрослых, взяв с собой только трех малых детей. На 12 душ у нас было три пары волов, лошадь, 2 коровы, 12-13 десятин посева. Не было ни батраков, ни мельниц, ни предприятий. Своими руками добывали кусок хлеба, ночей не досыпали, не доедали, нарядными не ходили. В 1929 году на отца наложили 180 пудов. Хлеба у него не было, да и мы не могли ему помочь, и его осудили по 61 статье на два года заключения, а имущество его (хата и барахло) конфисковали на 147 рублей. В начале января 1931 года его освободили, дали документ на свободное проживание по Союзу, он приехал в Борисоглебск на жительство; там в одну ночь сделали облаву, собрали всех «пришлых», и вот в это число попал и отец. Просидел 2 мес[яца] в д[оме] з[аключения], в Борисоглебске он пробыл только 5 дней, привезли в свой округ, собрали нас всех в кучу и доставили к нему (два старших брата были в трудовой армии), и отправили всех на север в качестве спецпереселенцев, а через 5 месяцев разрешили свободное проживание в пределах Северного края. Мы поселились на Плесецком канифольном заводе, все работаем, но условия для нашей семьи очень тяжелые; школы на заводе нет, теперь двое из нас ходят за 7 км в Плесецкую, а двое могли бы ходить, но далеко, а настанут холода, как бы и нам не пришлось бросить. Надо квартиру, провиант, а отделить от пайка нечего, села от завода далеко - за 21 км и более, негде прикупить продуктов, а город далеко, и туда не наездишься, а на нашем Плесецком базаре ничего не бывает. Три месяца мы очень голодали, рабочим давали по 400-500 гр. одного хлеба, а мы, дети, часто ничего не получали, по три дня сидели без хлеба. А из столовой получать многосемейным - денег не хватает. Все мы, дети, переболели, да и сейчас хвораем: то рвота, то животы болят, а в больнице прописывают одно - хорошее питание... Отец исходил и изъездил все заводы и станции. Есть и школа и работа, но только не мог найти для такой семьи квартиру. Приходится оставаться здесь и возможно бросить школу. Знакомые и земляки пишут нам из разных мест, ЦЧО, Средне-Волжский край и т. д., что у них продукты гораздо дешевле нашего, и квартир сколько хочешь, и в совхозе не хватает рабочих рук, но одна беда - мы не можем выехать из пределов Сев[ерного] края. Отец сколько раз подавал просьбу о разрешении свободного выезда и проживания по Союзу, но ответа никакого. Мы с 1929 г. страдаем, отец, может быть, наказывается за то, что был священником, а мы за что? За что мы, дети, несем нравственные страдания и физические лишения? Мы читаем Ваши произведения и видим, что Вы поборник правды, поэтому мы смело обращаемся к Вам с просьбой. Простите за такое длинное письмо, но думаем, что Вы обратите внимание на совершенно «отверженных» и своим авторитетом доставите к 15-й великой годовщине маленькую радость. Просим Вас, Алексей Максимович и Екатерина Павловна передать во ВЦИК или куда надо просьбу отца, думаем, что Вы не отвернетесь с презрением от 10-тилетней Лены, 8-милетней Лизы, 6-тилетней Нины, Васи, 6 лет, Сережи, 5 лет, Акима, 4 лет, Вани, 14 лет и Серафимы 16 лет. Это все дети и внучата нашего отца.

Докажите, что все, что пишется и говорится в опровержение буржуазной лжи - не одни красивые фразы.

К сему - [подписи] Спирины

Ходатайствуем о разрешении свободного выезда из пределов Северного края и свободном проживании по Союзу.

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 812. Л. 98-99. Подлинник. Рукопись.

Документ №7
Из докладной записки Майкопского окружного прокурора о недочетах во время описи имущества у кулаков
01.01.1930

Крайком ВКП(б) тов. Андрееву и Иванову

КИК тов. Пивоварову
КрайКК тов. Ларину

В cт[анице] Лабинской у кулаков Самсоненко, Волкова и Смычкова было описано и изъято все до основания, как-то: постельная принадлежность, домашняя утварь, носильные вещи. Были случаи, что у Самсоненко и Смычкова были сняты с ног валенки и сапоги, а также у их детей ботинки.

Там же у кулака Иронова комиссия приказала его дочери снять с себя осеннее пальто и ботинки. Когда последняя отказалась, то тут же немедленно была арестована.

Государственный архив Ростовской области. Ф. 1485. Оп. 8. Д. 203. Л. 89.

Документ №8
Письмо в «Политический Красный Крест» на имя Е.П.Пешковой от Ляли и Гали Добровольских
26.05.1931

Тетя Е.П.Пешкова!

Я к вам обращаюсь с великой просьбой. Нашего отца выслали. Мама совершенно больна. У нее 3-я стадия туберкулеза, она лежит в больнице. Доктора говорят, что если ей дать питание, то она может еще немного прожить. Но она не служит, и о питании не может быть и разговора.

Нас двое я и сестричка. Мне 12 лет, а сестренке 9 лет. Мы пока мама придет из больницы живем у соседей. У нас никаких родственников нет. Была одна тетя, папина сестра, которая нам хоть немножко помогала, но ее тоже выслали. Мама может умереть и мы остаемся на произвол сутьбы. Папа нас взять не может, потому что он в концлагере. Умоляем вас, помогите нам.

Наш папа после революции был красным командиром в Харькове, в школе червоних старшин, потом служил. Аристовали его 17 октября 1930 г., а выслали 9 апреля 1931 г. в Киеве. Выслали совершенно не ожидано без объявления приговора в канцлагерь, его адрес сейчас Уральская область, Красно-Вышерск. Лагерь - 6 рота ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ДОБРОВОЛЬСКИЙ.

А тетю аристовали тоже в Киеве и выслали на вольную высылку на 3 года, адрис Коми область, Усть-Кулом.

Умоляем вас как либо помочь нам чтобы папа смог взять нас к себе. Ляля и Галя Добровольские, наш адрес г. Киев, Андреевская ул. 11, кв. 1.

ГАРФ. Ф. 8409. Оп. 1. Д. 802. Л. 183-183 об. Подлинник. Рукопись.

Документ №9
Из воспоминаний В.А.Кудашкина

Отец у меня погиб в 1920 году на фронте, в Красной Армии. Мать осталась с тремя детьми. Семья владела третью мельницы. В 1930 году мать осудили на семь лет, она была тяжело больна, и после больницы ее освободили. В отсутствие матери нас пришли раскулачивать, дома были дети и бабушка, стали выгонять из дома и насильственным путем вышвырнули на улицу. В чем были только одеты и обуты (на ногах лапти), в том и остались. На мне был шубный пиджак, стали меня раздевать и забирать этот пиджак. Я с трудом вырвался и убежал и остался одетым...

Мы попросили соседа и стали жить в его бане. Когда мама вернулась из тюрьмы, мы попросили у одного хозяина старенькую избушку, владельцы которой были на стороне, и стали в ней жить. Бабушка собирала куски по миру. Меня исключили из школы, где я учился в четвертом классе, и я стал плести лапти и ступни людям за крынку молока. Этим закончилась моя учеба. Брат уехал на сторону и там в 1936 году умер от истощения и болезней, бабушка тоже умерла...

Осенью 1939 года, когда я приехал на призыв, меня забраковали в военкомате в связи с раскулачиванием. Тогда я стал умолять, чтобы мне дали хорошую характеристику. И меня взяли служить в Красную Армию. Было столько у меня радости, что я стал в один ряд в строю будущих защитников рубежей нашей родины!..

Потом участвовал в войне, был контужен, ранен. Инвалид второй группы...

Кудашкин Владимир Алексеевич,Мордовская АССР, село Мордовские Сыреси.

Архив НИПЦ «Мемориал».

http://you1917-91.narod.ru/vilenskiy_deti_gulaga.html - далее...