Из "вопинсоманий"
Это из моего текста «КБС.Та сторона. (Есть в моём толстом сборнике Поверхзаборов.)
Динабург был тогда тем кристаллом,вокруг которого ,как вокруг затравки,нарастала, так сказать,друза друзей по интересам. []Толпа толклась ежевечерне и в его комнатке на Свердловской , потом на Артиллерийской,полученной им в компенсацию при реабилитации.Там я ошивался сначала с Шепелёвым,потом и с Маей.Познакомились с поэтами из Объединения "Экспресс" ,руководимого Рахлисом- с Кудиленским , с Нэлей Фельдман (Ангел Нелли).Бывал там и Фоос, были соученики по пединституту Юрины- Рита Буковская,"англичанка" ,с мужем Лепёшкиным,впоследствии запойным историком КПСС в мединституте.Был там Абраменко,по кличке "писатель",бывал весёлый Иосиф Гоцкозик ,будущий директор школы, школьники кричали при его появлении : Ёс идёт! Уважали. Бывал Кирилл Шишов.
Был в компании скульптор Витя Бокарев,автор памятника возле Первой школы. Он был авангардист,и имел мастерскую в подвале ДК ЖД. Однажды солдатики выгрузили все его неподъёмные камни на свалку.
Из Публичной библиотеки приходил Арлен Блюм, Дагмара Боговая ,тоже ленинградка ,остроумнейшая дама.
Марк Нейшулер,знаток джаза.О нём говорили:-Вот придёт Марк и всё опошлит.
Многих не припомню-были две Иры,Большая и Маленькая (Самохвалова, она с КБСа),
Наташа Яшпон , Наташа Князева (Рубинская) ,тогда школьница., Её мама, Мира Константиновна Князева, знакомая Динабургу по работе в ЦБТИ.
В 64-5 годах компания приходила и к нам на Возмездия 13, где мы снимали комнату, входили через окно, чтобы не тревожить хозяина. Уличка эта была между Свободы и Цвиллинга, теперь, наверное, исчезла.
Через Блюма я познакомился с обитателями дома на ул.Свободы, где снимали комнату студенты медики- фотогаф и джазмен Игрь Кузьмин, фотограф Шнякин, и где нашёл приют Арлен после ухода от жены. Мая называла это гнездо "Арленовой слободкой" и при ссорах приглашала меня идти на "все четыре Арленовы стороны".
Другим центром притяжения более солидной публики был круг Тросмана-Шрона.Там был и великолепный Игорь Осиновский,сосланный в местный пединститут на исправление из Москвы ,филолог.Однажды мы попали в квартиру к нему на тематическую посиделку: Тросман докладывал о научно-технической революции и проблеме безработицы будущей. Я усомнился в скором прогрессе- это были ещё хрущёвские времена. Предстоял ещё и застой. Конечно, мне ли было дано предугадать будущее, просто я судил по обстановке на службе,где внедряли ЭВМ не зная зачем, но получали премии за внедрение новой техники.
Был ещё круг более высокого ранга - Тросмана-Шрона, там встречалась публика , близкая к телевидению. Оболенскому, Тимофееву-Рессовскому. Василий Васильевич Павлов вращался в обеих кругах. Он был талантливым выпускником МГУ, ему покровительствовал Турбин, тогдашний влиятельный критик, готовил Вася диссертацию по Тютчеву, но бросил и уехал в Челябинск на открывающийся телецентр. Жена Шрона, преподавателя-металлурга из ЧПИ, была первой ведущей на ТВ, его лицом.
А Динабурга я приметил задолго до нашего знакомства-вид у него был очень нездешний.Я об этом потом упоминал в поздравительной поэме. Приведу её для информации.
УЖЕЛИ ЯМБ ЧЕТЫРЁХСТОПНЫЙ,
Неторопливо-расторопный,
Необходим? Таков закон,
Чтоб сделать время изотропным
И в прошлом вашем и моём,
В далёком ретро оказаться,
И может быть,чтоб там остаться?
Жизнь воскресить захочешь ты,
Но время,сделавшись поэмой,
Сотрёт случайные черты
И жизнь предстанет плоской схемой.
А вот прозаик-он бы смог,
Но мне уменья не дал бог.
Тот год гремел Двадцатым съездом.
Шёл исторический разлом.
Свет Правды воевал со Злом
И просвещал мозги невеждам.
Письмо закрытое ЦК
Нас ошарашило слегка:
Не знают что учить студенты,
Уже пустеют постаменты,
Вослед амнистии ворам
Дошло до реабилитаций,
Идёт раздача компенсаций
И политическим врагам,
И жертвам прежнего режима.
Казалось,что неудержимо
Сама история вперёд
Теперь помчится в беге бурном,
Но с прозорливым Эренбургом
Всего лишь ОТТЕПЕЛЬЮ тот
Период время назовёт.
Мне в детстве тоже снился Сталин,
Потом другие дни настали,
И проклял я любовь свою
К Отцу,предавшему Семью.
Меня пленил иной провидец.
С тех пор не верится словам:
Ведь столько временных правительств
Прошло по нашим головам!
....В то время в городской читальне
кипела жизнь по вечерам,
Тогда каталог генеральный
открыли нам,ОК , спецхран,
И мы сперва оторопело
От изобилия имён,
Пошли залечивать пробелы
Запретов сталинских времён.
Там были разные фигуры:
Хирург,читавший партитуры,
Зал шизофреников прельщал
Теплом и умною наукой.
Григорий,вождь их однорукий,
К своим их бредням приобщал.
Библиотекарш юных бойких
Прислал к нам Ленинградский ВУЗ.
Они на выдаче за стойкой
Гляделись будто стайка муз,
И эренбурговский автограф
Имел,и просвещённый ум
Интеллигентный библиограф
Арлен (sic !) Викторович Блюм.
Я из простых,и мне негусто
Встречалось в жизни знатоков,
А тут Историю Искусства
Листал сам Тросман.Он таков!
Он при познаниях в науке
Носил вельветовые брюки!
Узнал,ему благодаря,
Я Бенуа и Грабаря.
Французскую литературу-
-изданья довоенных лет-
Он,зная толк,извлёк на свет,
А я,стремясь постичь культуру,
Вослед за ним за томом том
Тихонько спрашивал потом.
Ходил туда я с Шепелёвым.
Он парнем очень был толковым,
Хотя богемным человеком,
И ветрогон и хулиган,
А я всегда тянулся к неким
Академическим кругам...
Блажен,кому воспоминанья
Послушны, наготове ждут,
И прежних лет переживанья
Немедля к жизни призовут.
А у меня всегда склероз.
К тому ж,не увлекаясь бытом,
Я жил как будто не всерьёз,
Нездешним будто бы,транзитом
Куда-то в будущее. Но
Не то мне было суждено.
О,как из подсознанья нАверх
Поднять тот миг,как в первый раз
Я увидал тебя,Динабург,
И образ твой меня потряс?
Зимой то было или летом,
Во что ты был тогда одетым?
Летящий шаг и блеск очков
И без шарфа и без носков-
Увы,но точные детали
Мне не видны из этой дали.
Потом нас Туберт познакомил.
Я,осмелев,прочёл стишок
И принят был в том самом доме,
Где вы снимали уголок
Вдвоём с красавицей Людмилой.
Хозяйка-ведьма печь топила,
Окно глядело в огород,
И жил при вас шикарный кот
Какой-то шоколадной масти.
У вас всегда торчал народ
И чай кипел,кипели страсти.
Я от технических наук
Попал в гуманитарный круг.
И вот почти ежевечерне
Я на Свердловской пропадал.
Там как паломник правоверный
Я как причастье поедал
Хлеб,жареный на маргарине,
Пил чёрный чай и воздух синий
От папирос,и разговор-
Ах, вспоминаю до сих пор
Тех дней безумное веселье.
Года прошли,пришло похмелье.
И трезвый взгляд. И прагматизм.
И время,как ни суетись,
Уже не наше.Свет заката
Глядится пристально в меня
И освещает имена
И окончательные даты.
И я пытаюсь вспомнить лица
И эти были-небылицы.
Моншер,неправда ли,пора?
Продолжишь может,генацвале?
А я пока поставлю Vale, et caetera, et caetera.....
(Написано-закончено 16. 11. 86 г.)
Некотрые пояснения и уточнения.
Когда Туберт познакомил меня с Юрой возле читалки ЧТЗ, я прочёл следующий
стишок:
В тёмном лесе (!) ни зги,
И вскричали враги:
-Ой,Сусанин,умрёшь на снегу!
То один,то другой
Сотрясали ногой,
Но Сусанин в ответ ни гу-гу, и т д.
(Григорий Туберт - мой соученик по школе и Динабурга по институту. Необыкновенно талантливый лингвист, но без официального звания. Занимался этрусками. В Израиле занялся изучением иврита и истории языков.)
Тем не менее я был приглашён .
Кота звали Оппортунист,потому что он когда хотел,тогда и появлялся .
Хлеб жарили не на маргарине,а на подсолнечном масле.
Кстати,Юра-это вовсе не его имя. Его назвали Исааком,в честь Ньютона. Но когда в лагере он назвался Исааком, пахан сказал : будешь Юркой.
Поскольку Юра умел "толкать рОманы", его взял под покровительство пахан,страдавший бессонницами,и Юра по ночам их толкал,и поэтому не высыпался.
По требованию Люси они венчались в церкви,для чего Юру и окрестили. Не знаю,может быть,теперь это его крестное имя.
Однорукий Григорий был личностью известной.Его встречали в магазинах,где он рассказывал,как его травят продуктами.Ночевал он по случайности на чердаке в доме,где жил Осиновский.Однажды Игорь выставил за ненадобностью матрас на лестничную клетку.Григорий его прибрал, и был обвинён милицией в краже.К Осиновскому приходили за подтверждением.
Я тогда ещё сочинял спорадически,подражая то футуристам,то символистам. А в это время уже выходили в профессионалы и Фоос ,впоследствии Седов для приемлемости лит.власти, и Лев Рахлис, и Кудиленский, "мастер сонетов".
Как-то уже в 80-е годы я встретил Кудиленского случайно на улице и спросил насчёт творческих успехов.Он сказал,что поскольку достиг совершенства и может спроста написать обо всём,ему это неинтересно и он не пишет вовсе.В это время он уже работал в институте биофизики.
А первые стихи мне нравились:
...А солнца,звёздами пыля,
Всё так же вертится корона
Отрезать нуждам бытия
Холодный угол небосклона...
Или
...О быт,неумный костоправ!
Ну как ты можешь сердцем править?
Оно хоть раз кому солгав,
Уже не смеет не лукавить...
И программное:
Не осуждай пророчества,
Пророчества не лгут.
Не спрашивай их отчества,
Они не в нас живут....
А у Фооса нравились очень музыкальные лирическиеакварели,особенно
впечатляющие,просто завораживающие в его чтении.
...Мой тополь,мой зелёный материк,
Я к твоему молчанию привык...
...Не завидую птицам,
И летать не хочу-
Не по нраву синицам,
Чайкам не по плечу...
....Лучше радугой в море,
лучше просто волной,
лучше на косогоре
бузиной,бузиной.
Динабург свои стихи 45-46 годов как-то начитал мне на магнитофон.Я их до сих пор вспоминаю,стихи начитанного мальчика,Блоковская линия,очень красивые и грустные,с предчувствием будущего.
Накину плащ в пурпурных коймах
И шляпу набекрень надев,
Пойду опять путём знакомых
Не оправдавшихся надежд,
Пойду,сбивая с неба звёзды
И осыпая пышный снег,
Вдыхая сумеречный воздух
В каком-то просветлённом сне.
Берёзы белые с ногами
В густом снегу белым-белы,
Полузасыпаны снегами,
Полузавеяны былым
Непостижим и необъятен
Пустынной ночи габарит
И чей-то бас слова проклятий
Над чёрной ночью говорит
И в этой бездне иллюзорной
Уже я больше не пойму,
Что это-звёзды или зёрна
Идей,не явленных уму?
Люся писала стихи очень трогательные,под влиянием ранней Цветаевой. Её стихи изданы в Ирландии.История такая.Когда Юра уехал из Челябинска в Пермскую аспирантуру,потом решил перебраться на родину предков,в Ленинград,он развёлся с Люсей и как бы женился в Ленинград для прописки.Долгое отсутствие не прошло даром-он похвастался как-то Льву Незнанскому,что в Челябинске его ждёт Пенелопа. Тот, не будь дурнем,убедил её выйти за него замуж,что соломенная вдова и сделала ,и родила ему двойню-Мишку и Машку,чудесных детишек.Юра это дело очень переживал,пытался вернуть её ,но тщетно.Незнанские постранствовали по Союзу-Лев организовывал выставки художников Уральской зоны. Через него мы побывали в Свердловске у художников Мосина,Брусиловского,Метелёва,тогдашний авангард союзного уровня.И мирового,в сущности. Так вот,осев с детьми в Челябинске ,Лев работал кем пришлось-в последнее время подсобником в кино Кировец.И решил уезжать в Израиль.Это была первая семья,выезжавшая из Челябинска.Можно представить их мытарства.Например,ему для выезда требовалась характеристика с последнего места работы.Бедная директриса кино была в затруднении-как положительно отозваться об изменнике родины,а отрицательно тоже было нельзя.
Уехали они в Израиль,пожили,потом перебрались в Ирландию. В Ирландии они устроились в Дублине,получили дом,Лев занимался скульптурой с успехом. Люся попыталась перебраться в Америку, побыла там год, пришлось быть секретарём -сиделкой у генерала Григоренко, но устроиться с работой и перетащить семью не получилось.вскоре заболела и умерла. Лев через свою дочь от прежнего брака попросил у нас Люсины стихи и их издал там.
Я в студенческие времена сочинял на лекциях по марксизму вольные стишки типа
"Будем жить как кролики,
Веруя в прогресс
И читать до колик
Рез.КПСС..." (Настольная книга- КПСС в резолюциях).
Однажды я сочинил нечто длинное и прочёл Динабургу. Посреди чтения он воскликнул:-Да это стихи? Но после ему кое-что нравилось.Например, в компании он похвалил моё стихотворение про остолбеневшие фонари и заявил:-Вот как надо писать!
Кудиленский на это резонно спросил:-Всем?
А свои ранние стишки и записные книжки,а также письма иногородних школьных друзей я,получив в 60-м году вызов для беседы в КГБ,перетрусил и отвёз на КБС родителям,спрятать.
Они их подальше от греха спалили.Все были пугаными.Тесть с тёщей переговаривались:-Он нас всех посадит! Им,впрочем,после 52 года было чего бояться.
А в КГБ меня спрашивали про Генку Курбатова,который тогда учился во ВГИКе.Намекали на мои неверные высказывания по поводу Венгерских событий,о чём я ему тогда писал.Я выкручивался,болтал нивесть что,дескать мы по молодости недопонимали,а теперь понимаем и в случае чего за Родину,и т.п.
После,когда Мая поступала на работу на Радиозавод,секретное предприятие,к ней прямо на улице пристали ГБшники с расспросами.Намекали,что мои стишки им не нравятся.На это Мая им отвечала,что у неё иное мнение. Ничего,приняли.Кстати,в кругу Динабурга,по крайней мере при мне,разговоры о политике не велись,темы были философскими-литературными.И лагерными воспоминаниями Юра делился скупо.
Я далеко уехал от намеченной в начале темы-где он,КБС? Конечно,если продолжить метафору,то всё это было по отношению к КБСу именно "той стороной". Все четыре стороны света вокруг той начальной точки вроде бы казались открытыми тогда,и стремление центробежное и меня и многих унесло далеко,но этот ориентир никуда не делся,поселковое,провинциальное вместе предубеждениями,нераспутанными заблуждениями,привычками и даже неправильностями речи остались при мне.Особенно теперь,в подвешенном состоянии в чужой,в сущности,среде доживания-взгляд всё чаще обращается туда,в сторону дома.
"Опять,усталый раб, замыслил я побег.."
Воспоминания- тоже бегство,эмиграция внутрь.
ВОПИНСОМАНИИ.
Хорошее словечко,возникшее как опечатка: в стихе Брюсова вместо"воспоминания".
"В огне вопинсоманий".Один из читателей хвалил Брюсова за это изобретение.Может
быть,взять эту строчку в подзаголовок этой моей болтовни?
Со временем в глубине души всё меньше занимательного-"эгоист подобен давно
сидящему в колодце".Память- свет в конце колодца. Но тускнеет,тускнеет.
Идя из пивнушки с друзьями
Вдоль строек и старых руин,
Заметив в строительной яме
Отвалы малиновых глин,
Я вспомнил-за нашим посёлком
Такой возвышался откос.
Я даже вздохнул тихомолком,
Мне даже взгрустнулось всерьёз.
Простите меня за наивность,
Что те вспоминаю года.
Вот пиво бывает на вынос
А детство,увы, никогда.
Раанана, 2002.
Динабург был тогда тем кристаллом,вокруг которого ,как вокруг затравки,нарастала, так сказать,друза друзей по интересам. []Толпа толклась ежевечерне и в его комнатке на Свердловской , потом на Артиллерийской,полученной им в компенсацию при реабилитации.Там я ошивался сначала с Шепелёвым,потом и с Маей.Познакомились с поэтами из Объединения "Экспресс" ,руководимого Рахлисом- с Кудиленским , с Нэлей Фельдман (Ангел Нелли).Бывал там и Фоос, были соученики по пединституту Юрины- Рита Буковская,"англичанка" ,с мужем Лепёшкиным,впоследствии запойным историком КПСС в мединституте.Был там Абраменко,по кличке "писатель",бывал весёлый Иосиф Гоцкозик ,будущий директор школы, школьники кричали при его появлении : Ёс идёт! Уважали. Бывал Кирилл Шишов.
Был в компании скульптор Витя Бокарев,автор памятника возле Первой школы. Он был авангардист,и имел мастерскую в подвале ДК ЖД. Однажды солдатики выгрузили все его неподъёмные камни на свалку.
Из Публичной библиотеки приходил Арлен Блюм, Дагмара Боговая ,тоже ленинградка ,остроумнейшая дама.
Марк Нейшулер,знаток джаза.О нём говорили:-Вот придёт Марк и всё опошлит.
Многих не припомню-были две Иры,Большая и Маленькая (Самохвалова, она с КБСа),
Наташа Яшпон , Наташа Князева (Рубинская) ,тогда школьница., Её мама, Мира Константиновна Князева, знакомая Динабургу по работе в ЦБТИ.
В 64-5 годах компания приходила и к нам на Возмездия 13, где мы снимали комнату, входили через окно, чтобы не тревожить хозяина. Уличка эта была между Свободы и Цвиллинга, теперь, наверное, исчезла.
Через Блюма я познакомился с обитателями дома на ул.Свободы, где снимали комнату студенты медики- фотогаф и джазмен Игрь Кузьмин, фотограф Шнякин, и где нашёл приют Арлен после ухода от жены. Мая называла это гнездо "Арленовой слободкой" и при ссорах приглашала меня идти на "все четыре Арленовы стороны".
Другим центром притяжения более солидной публики был круг Тросмана-Шрона.Там был и великолепный Игорь Осиновский,сосланный в местный пединститут на исправление из Москвы ,филолог.Однажды мы попали в квартиру к нему на тематическую посиделку: Тросман докладывал о научно-технической революции и проблеме безработицы будущей. Я усомнился в скором прогрессе- это были ещё хрущёвские времена. Предстоял ещё и застой. Конечно, мне ли было дано предугадать будущее, просто я судил по обстановке на службе,где внедряли ЭВМ не зная зачем, но получали премии за внедрение новой техники.
Был ещё круг более высокого ранга - Тросмана-Шрона, там встречалась публика , близкая к телевидению. Оболенскому, Тимофееву-Рессовскому. Василий Васильевич Павлов вращался в обеих кругах. Он был талантливым выпускником МГУ, ему покровительствовал Турбин, тогдашний влиятельный критик, готовил Вася диссертацию по Тютчеву, но бросил и уехал в Челябинск на открывающийся телецентр. Жена Шрона, преподавателя-металлурга из ЧПИ, была первой ведущей на ТВ, его лицом.
А Динабурга я приметил задолго до нашего знакомства-вид у него был очень нездешний.Я об этом потом упоминал в поздравительной поэме. Приведу её для информации.
УЖЕЛИ ЯМБ ЧЕТЫРЁХСТОПНЫЙ,
Неторопливо-расторопный,
Необходим? Таков закон,
Чтоб сделать время изотропным
И в прошлом вашем и моём,
В далёком ретро оказаться,
И может быть,чтоб там остаться?
Жизнь воскресить захочешь ты,
Но время,сделавшись поэмой,
Сотрёт случайные черты
И жизнь предстанет плоской схемой.
А вот прозаик-он бы смог,
Но мне уменья не дал бог.
Тот год гремел Двадцатым съездом.
Шёл исторический разлом.
Свет Правды воевал со Злом
И просвещал мозги невеждам.
Письмо закрытое ЦК
Нас ошарашило слегка:
Не знают что учить студенты,
Уже пустеют постаменты,
Вослед амнистии ворам
Дошло до реабилитаций,
Идёт раздача компенсаций
И политическим врагам,
И жертвам прежнего режима.
Казалось,что неудержимо
Сама история вперёд
Теперь помчится в беге бурном,
Но с прозорливым Эренбургом
Всего лишь ОТТЕПЕЛЬЮ тот
Период время назовёт.
Мне в детстве тоже снился Сталин,
Потом другие дни настали,
И проклял я любовь свою
К Отцу,предавшему Семью.
Меня пленил иной провидец.
С тех пор не верится словам:
Ведь столько временных правительств
Прошло по нашим головам!
....В то время в городской читальне
кипела жизнь по вечерам,
Тогда каталог генеральный
открыли нам,ОК , спецхран,
И мы сперва оторопело
От изобилия имён,
Пошли залечивать пробелы
Запретов сталинских времён.
Там были разные фигуры:
Хирург,читавший партитуры,
Зал шизофреников прельщал
Теплом и умною наукой.
Григорий,вождь их однорукий,
К своим их бредням приобщал.
Библиотекарш юных бойких
Прислал к нам Ленинградский ВУЗ.
Они на выдаче за стойкой
Гляделись будто стайка муз,
И эренбурговский автограф
Имел,и просвещённый ум
Интеллигентный библиограф
Арлен (sic !) Викторович Блюм.
Я из простых,и мне негусто
Встречалось в жизни знатоков,
А тут Историю Искусства
Листал сам Тросман.Он таков!
Он при познаниях в науке
Носил вельветовые брюки!
Узнал,ему благодаря,
Я Бенуа и Грабаря.
Французскую литературу-
-изданья довоенных лет-
Он,зная толк,извлёк на свет,
А я,стремясь постичь культуру,
Вослед за ним за томом том
Тихонько спрашивал потом.
Ходил туда я с Шепелёвым.
Он парнем очень был толковым,
Хотя богемным человеком,
И ветрогон и хулиган,
А я всегда тянулся к неким
Академическим кругам...
Блажен,кому воспоминанья
Послушны, наготове ждут,
И прежних лет переживанья
Немедля к жизни призовут.
А у меня всегда склероз.
К тому ж,не увлекаясь бытом,
Я жил как будто не всерьёз,
Нездешним будто бы,транзитом
Куда-то в будущее. Но
Не то мне было суждено.
О,как из подсознанья нАверх
Поднять тот миг,как в первый раз
Я увидал тебя,Динабург,
И образ твой меня потряс?
Зимой то было или летом,
Во что ты был тогда одетым?
Летящий шаг и блеск очков
И без шарфа и без носков-
Увы,но точные детали
Мне не видны из этой дали.
Потом нас Туберт познакомил.
Я,осмелев,прочёл стишок
И принят был в том самом доме,
Где вы снимали уголок
Вдвоём с красавицей Людмилой.
Хозяйка-ведьма печь топила,
Окно глядело в огород,
И жил при вас шикарный кот
Какой-то шоколадной масти.
У вас всегда торчал народ
И чай кипел,кипели страсти.
Я от технических наук
Попал в гуманитарный круг.
И вот почти ежевечерне
Я на Свердловской пропадал.
Там как паломник правоверный
Я как причастье поедал
Хлеб,жареный на маргарине,
Пил чёрный чай и воздух синий
От папирос,и разговор-
Ах, вспоминаю до сих пор
Тех дней безумное веселье.
Года прошли,пришло похмелье.
И трезвый взгляд. И прагматизм.
И время,как ни суетись,
Уже не наше.Свет заката
Глядится пристально в меня
И освещает имена
И окончательные даты.
И я пытаюсь вспомнить лица
И эти были-небылицы.
Моншер,неправда ли,пора?
Продолжишь может,генацвале?
А я пока поставлю Vale, et caetera, et caetera.....
(Написано-закончено 16. 11. 86 г.)
Некотрые пояснения и уточнения.
Когда Туберт познакомил меня с Юрой возле читалки ЧТЗ, я прочёл следующий
стишок:
В тёмном лесе (!) ни зги,
И вскричали враги:
-Ой,Сусанин,умрёшь на снегу!
То один,то другой
Сотрясали ногой,
Но Сусанин в ответ ни гу-гу, и т д.
(Григорий Туберт - мой соученик по школе и Динабурга по институту. Необыкновенно талантливый лингвист, но без официального звания. Занимался этрусками. В Израиле занялся изучением иврита и истории языков.)
Тем не менее я был приглашён .
Кота звали Оппортунист,потому что он когда хотел,тогда и появлялся .
Хлеб жарили не на маргарине,а на подсолнечном масле.
Кстати,Юра-это вовсе не его имя. Его назвали Исааком,в честь Ньютона. Но когда в лагере он назвался Исааком, пахан сказал : будешь Юркой.
Поскольку Юра умел "толкать рОманы", его взял под покровительство пахан,страдавший бессонницами,и Юра по ночам их толкал,и поэтому не высыпался.
По требованию Люси они венчались в церкви,для чего Юру и окрестили. Не знаю,может быть,теперь это его крестное имя.
Однорукий Григорий был личностью известной.Его встречали в магазинах,где он рассказывал,как его травят продуктами.Ночевал он по случайности на чердаке в доме,где жил Осиновский.Однажды Игорь выставил за ненадобностью матрас на лестничную клетку.Григорий его прибрал, и был обвинён милицией в краже.К Осиновскому приходили за подтверждением.
Я тогда ещё сочинял спорадически,подражая то футуристам,то символистам. А в это время уже выходили в профессионалы и Фоос ,впоследствии Седов для приемлемости лит.власти, и Лев Рахлис, и Кудиленский, "мастер сонетов".
Как-то уже в 80-е годы я встретил Кудиленского случайно на улице и спросил насчёт творческих успехов.Он сказал,что поскольку достиг совершенства и может спроста написать обо всём,ему это неинтересно и он не пишет вовсе.В это время он уже работал в институте биофизики.
А первые стихи мне нравились:
...А солнца,звёздами пыля,
Всё так же вертится корона
Отрезать нуждам бытия
Холодный угол небосклона...
Или
...О быт,неумный костоправ!
Ну как ты можешь сердцем править?
Оно хоть раз кому солгав,
Уже не смеет не лукавить...
И программное:
Не осуждай пророчества,
Пророчества не лгут.
Не спрашивай их отчества,
Они не в нас живут....
А у Фооса нравились очень музыкальные лирическиеакварели,особенно
впечатляющие,просто завораживающие в его чтении.
...Мой тополь,мой зелёный материк,
Я к твоему молчанию привык...
...Не завидую птицам,
И летать не хочу-
Не по нраву синицам,
Чайкам не по плечу...
....Лучше радугой в море,
лучше просто волной,
лучше на косогоре
бузиной,бузиной.
Динабург свои стихи 45-46 годов как-то начитал мне на магнитофон.Я их до сих пор вспоминаю,стихи начитанного мальчика,Блоковская линия,очень красивые и грустные,с предчувствием будущего.
Накину плащ в пурпурных коймах
И шляпу набекрень надев,
Пойду опять путём знакомых
Не оправдавшихся надежд,
Пойду,сбивая с неба звёзды
И осыпая пышный снег,
Вдыхая сумеречный воздух
В каком-то просветлённом сне.
Берёзы белые с ногами
В густом снегу белым-белы,
Полузасыпаны снегами,
Полузавеяны былым
Непостижим и необъятен
Пустынной ночи габарит
И чей-то бас слова проклятий
Над чёрной ночью говорит
И в этой бездне иллюзорной
Уже я больше не пойму,
Что это-звёзды или зёрна
Идей,не явленных уму?
Люся писала стихи очень трогательные,под влиянием ранней Цветаевой. Её стихи изданы в Ирландии.История такая.Когда Юра уехал из Челябинска в Пермскую аспирантуру,потом решил перебраться на родину предков,в Ленинград,он развёлся с Люсей и как бы женился в Ленинград для прописки.Долгое отсутствие не прошло даром-он похвастался как-то Льву Незнанскому,что в Челябинске его ждёт Пенелопа. Тот, не будь дурнем,убедил её выйти за него замуж,что соломенная вдова и сделала ,и родила ему двойню-Мишку и Машку,чудесных детишек.Юра это дело очень переживал,пытался вернуть её ,но тщетно.Незнанские постранствовали по Союзу-Лев организовывал выставки художников Уральской зоны. Через него мы побывали в Свердловске у художников Мосина,Брусиловского,Метелёва,тогдашний авангард союзного уровня.И мирового,в сущности. Так вот,осев с детьми в Челябинске ,Лев работал кем пришлось-в последнее время подсобником в кино Кировец.И решил уезжать в Израиль.Это была первая семья,выезжавшая из Челябинска.Можно представить их мытарства.Например,ему для выезда требовалась характеристика с последнего места работы.Бедная директриса кино была в затруднении-как положительно отозваться об изменнике родины,а отрицательно тоже было нельзя.
Уехали они в Израиль,пожили,потом перебрались в Ирландию. В Ирландии они устроились в Дублине,получили дом,Лев занимался скульптурой с успехом. Люся попыталась перебраться в Америку, побыла там год, пришлось быть секретарём -сиделкой у генерала Григоренко, но устроиться с работой и перетащить семью не получилось.вскоре заболела и умерла. Лев через свою дочь от прежнего брака попросил у нас Люсины стихи и их издал там.
Я в студенческие времена сочинял на лекциях по марксизму вольные стишки типа
"Будем жить как кролики,
Веруя в прогресс
И читать до колик
Рез.КПСС..." (Настольная книга- КПСС в резолюциях).
Однажды я сочинил нечто длинное и прочёл Динабургу. Посреди чтения он воскликнул:-Да это стихи? Но после ему кое-что нравилось.Например, в компании он похвалил моё стихотворение про остолбеневшие фонари и заявил:-Вот как надо писать!
Кудиленский на это резонно спросил:-Всем?
А свои ранние стишки и записные книжки,а также письма иногородних школьных друзей я,получив в 60-м году вызов для беседы в КГБ,перетрусил и отвёз на КБС родителям,спрятать.
Они их подальше от греха спалили.Все были пугаными.Тесть с тёщей переговаривались:-Он нас всех посадит! Им,впрочем,после 52 года было чего бояться.
А в КГБ меня спрашивали про Генку Курбатова,который тогда учился во ВГИКе.Намекали на мои неверные высказывания по поводу Венгерских событий,о чём я ему тогда писал.Я выкручивался,болтал нивесть что,дескать мы по молодости недопонимали,а теперь понимаем и в случае чего за Родину,и т.п.
После,когда Мая поступала на работу на Радиозавод,секретное предприятие,к ней прямо на улице пристали ГБшники с расспросами.Намекали,что мои стишки им не нравятся.На это Мая им отвечала,что у неё иное мнение. Ничего,приняли.Кстати,в кругу Динабурга,по крайней мере при мне,разговоры о политике не велись,темы были философскими-литературными.И лагерными воспоминаниями Юра делился скупо.
Я далеко уехал от намеченной в начале темы-где он,КБС? Конечно,если продолжить метафору,то всё это было по отношению к КБСу именно "той стороной". Все четыре стороны света вокруг той начальной точки вроде бы казались открытыми тогда,и стремление центробежное и меня и многих унесло далеко,но этот ориентир никуда не делся,поселковое,провинциальное вместе предубеждениями,нераспутанными заблуждениями,привычками и даже неправильностями речи остались при мне.Особенно теперь,в подвешенном состоянии в чужой,в сущности,среде доживания-взгляд всё чаще обращается туда,в сторону дома.
"Опять,усталый раб, замыслил я побег.."
Воспоминания- тоже бегство,эмиграция внутрь.
ВОПИНСОМАНИИ.
Хорошее словечко,возникшее как опечатка: в стихе Брюсова вместо"воспоминания".
"В огне вопинсоманий".Один из читателей хвалил Брюсова за это изобретение.Может
быть,взять эту строчку в подзаголовок этой моей болтовни?
Со временем в глубине души всё меньше занимательного-"эгоист подобен давно
сидящему в колодце".Память- свет в конце колодца. Но тускнеет,тускнеет.
Идя из пивнушки с друзьями
Вдоль строек и старых руин,
Заметив в строительной яме
Отвалы малиновых глин,
Я вспомнил-за нашим посёлком
Такой возвышался откос.
Я даже вздохнул тихомолком,
Мне даже взгрустнулось всерьёз.
Простите меня за наивность,
Что те вспоминаю года.
Вот пиво бывает на вынос
А детство,увы, никогда.
Раанана, 2002.