Чтобы петь.
Чтобы петь.
Удивительное создание человек. Всё-то ему Господь сотворил для какой-нибудь цели. Глаза - чтобы смотреть и, желательно, видеть. Уши, соответственно, чтобы слышать. Чтобы слУшать. Руки - чтобы писать-печатать, брать всякие нужные и совершенно ненужные вещи… Чтобы ласкать ими любимых. Чтобы расставаться с деньгами. Чтобы касаться клавиш или струн. Смычка касаться и скрипки… Чтобы потрогать лоб ребенка - не горячий? Чтобы почесать животик коту. Да мало ли для чего.
Сцена. Артист. Перед ним - маленький приборчик, микрофон. Стой себе и пой, чего еще надо? Но если у человека этого звуки происходят не только из натянутых связок, если поет он сердцем, умом и душой, то поет у такого человека и лицо его, и тело. И поют у такого человека его руки.
Знаю я, станете вы все тут сейчас надо мной смеяться. У виска покрутите. Скажете, притянуто за уши. Не притянуто. Я так вижу. Когда я думаю о поющих руках, передо мной сразу возникают два человека - невысокий, «кряжистый и жилистый» и очень сдержанный на этот раз Брюно Пельтье, в своей красно-черной рубахе, поющий знаменитые «Амстердам» и «Кредо человека из Ламанчи», песни легендарного Жака Бреля. И - легкий, изящный, стремительный Кинчев, ведущий о любимом своем герое Дурне, сказочнике и воине, вот уже столько лет свой рассказ с продолжениями.
Казалось бы, такая разная музыка. Противопроложные полюса. Французская песенная классика и русский рок. Что может быть у них общего? Абсолютно непохожие - с редкостной красоты Голосом очаровательный, элегантный и такой романтичный их Пельтье и наш неистовый Кинчев, щедро одаренный Словом русский поэт, «последний герой» и «опричник небес». Французы - традиционно сильные философские тексты и размышления, музыка для сердца и эмоций; Кинчев - песни для ума и духа, многолетний поиск и обретение пути…
Но давайте не будем спешить. Давайте еще раз посмотрим на них и попытаемся понять. Как. Они. Умеют. Это. Делать.
Мы будем смотреть на их лица и - на руки.
Вот он слушает вступление, прищуривается и окидывает взглядом зал. Настраивается. Руки, верные и сильные, пока молчат. Начинает петь… Руки все еще ждут, когда придет их время и станут они вместе с голосом наносить на полотно, слой за слоем, свои краски, рисовать свои истории.
Но вот первый взмах руки - и появился перед нами, «как на ладони», Дурень, и возникает его страна, разоренная и несчастная, где «угар, ветер, мор да пожар». И манит, манит этими руками «пожар-птица» Дурака, манит и нас тоже Кинчев этим жестом, зовет и нас с ним вместе «солнца тропы искать».
Второй взмах руки - и мы видим старый порт, полный морских запахов - рыбы, соли, пота… Моряков, вся жизнь которых от самого рождения «в вязкой неге морей», проходит здесь.
В амстердамском порту - моряки там поют,
Петь им сны не дают, рассыпаясь, как ртуть
В амстердамском порту - там храпят моряки,
Заступив за черту тихой черной реки.
Третий, безнадежный взмах - по непутевым, умирающим «порой, подняв кружку ко рту, перед самой зарей» своим героям, о которых Брюно печалится и которых все же так любит.
Вместе с Дураком да Сказочником, с гибкими, как ветки, руками Кинчева, украшенными картинками затейливыми, ведущими нас «по лесам собирать сказки»; вместе с Дон Кихотом - Брюно, который, то опускает руки в отчаянии и сутулится, то, решаясь все же на борьбу с вечными мельницами, поднимает их вверх, к своей «линаксессиблетуаль», недоступной звезде, - вместе с ними проходим мы сквозь их песни. Крепко держат нас эти говорящие руки и ведут они нас через свой песенный мир, сквозь куплеты и припевы, от начала и до самого до конца не отпуская ни на шаг. A мы, затаив дыхание, слушаем, смотрим, впитываем эту музыку. Музыку голосов. Лиц. Музыку рук.
Руки певца - тончайший инструмент, искусно играющий на струнах, спрятанных внутри нас. Инструмент этот может с легкостью заставить танцевать - Брюно лишь поднимает руки вверх и прикрыв глаза, уже как будто кружится в хмельном танце с амстердамскими гуляками и их веселыми подругами, отдающими морякам свои тела за гроши. Вслед за его жестом - эх, «пить так уж пить» - мы тоже готовы гулять с ними до утра, и смеяться до утра, и танцевать до утра, пока не сломается старый аккордеон или не свалится от усталости играющий на нем музыкант…
Благодаря инструменту этому чудесному - рукам, поющим вместе с голосом, нас так трогает наивность брелевского «Кредо», так пугает и ломает обреченность, с которой роняет Брюно свои сильные руки и опускает плечи… Чтобы через секунду мы увидели его напряженные губы, искаженные в гримасе человека, полного решимости погибнуть за одно только слово «да», увидели прижатые к груди кулаки, и чтобы с облегчением вздохнули - он не сдается! И расправили бы плечи. Наши собственные плечи.
В руках, в этом загадочном музыкальном инструменте, скрыта сила огромная. Смотрите, вот, ведя рассказ, «сколько горя в нужде Дурень мыкал», как он «веселил городов толпы», Кинчев поднимает руки открытыми ладонями вверх, будто хочет он этими руками, руками совершенной красоты, тонкими, сильными, обжигающими, как и его стихи, будто хочет он приподнять зал над землей; он словно держит нас на весу на протяжении всей песни, снова и снова подхватывает-удерживает, не дает опуститься вниз. Гармония слов и рук, которые в этом жесте ладонями обращены к небу, заставляет и нас тоже думать: как же, ну действительно, как «найти, увидеть, да не проглядеть, не потерять»? Руки переливаются из «луча» в «клинок», они тянут, влекут к себе тех, «кто видел как по небу плывет огонь» и падают вниз, когда «из сердца уходит боль». Слова-руки-символы обволакивают и кажется, что, если отключить звук и не слышать слов, ты по песне рук все равно узнаешь эти стихи. Заканчивая победным «над нами по сей день горит Солнце», Кинчев замирает, высоко подняв руку и, вытянувшись за ней всем телом, откидывает голову назад и смотрит вверх...
Как художник волшебной кистью, вдохновенно рисуют руки человека, мазок за мазком, вместе с голосом, картину-песню. Руки послушны его воле, его мысли, его порыву. Научиться этому нельзя; это идет от ума и от сердца, от сердца человека, которому дано чувствовать чужую боль как свою собственную. Которому дано огромное счастье и тяжкий крест - дарить свой Талант людям, стоя на сцене.
...Руки нужны людям, чтобы петь. Господь, наверное, сразу так и рассудил. А нам - нам нужно просто хотя бы один раз увидеть такого артиста, чтобы совершить это простое открытие.
* * *
Видео "Амстердама" и "Кредо" в исполнении Брюно Пельтье (на концерте, посвященном творчеству Жака Бреля в Квебеке, Канада) :
* * *
Тексты и стихотворные переводы песен.
В Амстердамском порту -
Моряки там поют
Петь им сны не дают
Рассыпаясь как ртуть
В Амстердамском порту --
Там храпят моряки
Заступив за черту
Тихой черной реки
В Амстердамском порту
Умирают порой
Подняв кружку ко рту
Перед самой зарей
В Амстердамском порту --
Там рожают парней
В вязкой неге морей
И в соленом поту
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui chantent
Les rêves qui les hantent
Au large d'Amsterdam
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui dorment
Comme des oriflammes
Le long des berges mornes
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui meurent
Pleins de bière et de drames
Aux premières lueurs
Mais dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui naissent
Dans la chaleur épaisse
Des langueurs océanes
В Амстердамском порту --
Там жуют моряки
Рыбьих душ чистоту
Рыбьи кости хрупки
Там их зубы крепки
Там их судьбы хрустят
В небе звезды дрожат
Точно кости трески
И воняет треской
Там до самых сердец
Обретут наконец
Там их руки покой
Подтянувши штаны
Хохоча там встают
И до ветру идут
А ветра там сильны
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui mangent
Sur des nappes trop blanches
Des poissons ruisselants
Ils vous montrent des dents
A croquer la fortune
A décroisser la lune
A bouffer des haubans
Et ça sent la morue
Jusque dans le coeur des frites
Que leurs grosses mains invitent
A revenir en plus
Puis se lèvent en riant
Dans un bruit de tempête
Referment leur braguette
Et sortent en rotant
В Амстердамском порту --
Пляшут там моряки
И глядят в пустоту
И смешны их прыжки
Позабывши про сон
Кружат женщин своих
Всю ночь шпарит для них
Ветхий аккордеон
Обжимают подруг
Знают в хохоте толк
Эти парни -- как вдруг
Музыкант их умолк
Он не смог -- он устал
Они злость затая
Прочь бредут по мосткам
Чуть забрезжит заря
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui dansent
En se frottant la panse
Sur la panse des femmes
Et ils tournent et ils dansent
Comme des soleils crachés
Dans le son déchiré
D'un accordéon rance
Ils se tordent le cou
Pour mieux s'entendre rire
Jusqu'à ce que tout à coup
L'accordéon expire
Alors le geste grave
Alors le regard fier
Ils ramènent leur batave
Jusqu'en pleine lumière
В Амстердамском порту --
Там где пьют моряки
Если пьют -- так уж пьют
Не жалея тоски
За здоровье тех шлюх
Что пригрел Амстердам
В Гамбург их не сошлют
Наконец пьют за дам
Что тела им дарят
Добродетель сдают
За куски серебра
А когда всё допьют
Прямо в звездную высь
Потравить им не грех
А я плачу о тех
Что в любви мне клялись
В Амстердамском порту
В Амстердамском порту
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui boivent
Et qui boivent et reboivent
Et qui reboivent encore
Ils boivent à la santé
Des putains d'Amsterdarn
De Hambourg ou d'ailleurs
Enfin ils boivent aux dames
Qui leur donnent leur joli corps
Qui leur donnent leur vertu
Pour une pièce en or
Et quand ils ont bien bu
Se plantent le nez au ciel
Se mouchent dans les étoiles
Et ils pissent comme je pleure
Sur les femmes infidèles
Dans le port d'Amsterdam
Dans le port d'Amsterdam.
Rêver un impossible rêve
Porter le chagrin des départs
Brûler d'une possible fièvre
Partir où personne ne part
Aimer jusqu'à la déchirure
Aimer, même trop, même mal,
Tenter, sans force et sans armure,
D'atteindre l'inaccessible étoile
Мечтать, и с мечтой невозможной
Нести горечь вечных разлук
Гореть в лихорадке дорожной
Замкнуть мироздания круг
Любить до разрыва, до боли
Любить, даже пусть до беды
Стремиться, без сил и без воли
Достичь недоступной звезды
Telle est ma quête,
Suivre l'étoile
Peu m'importent mes chances
Peu m'importe le temps
Ou ma désespérance
Et puis lutter toujours
Sans questions ni repos
Se damner
Pour l'or d'un mot d'amour
Je ne sais si je serai ce héros
Mais mon coeur serait tranquille
Et les villes s'éclabousseraient de bleu
Parce qu'un malheureux
Вот мое странствие
Путь до звезды
И неважно мне время
И неважен успех
Безнадежности бремя
И бороться всегда
Без вопросов и слов
Cгинуть пусть
За одно только "да"
Я не знаю, герой ли я тот
Но душа обрела бы покой
Засияла бы зелень долин
Ведь несчастный один
Brûle encore, bien qu'ayant tout brûlé
Brûle encore, même trop, même mal
Pour atteindre à s'en écarteler
Pour atteindre l'inaccessible étoile.
Все горит, пусть и сжег все дотла
Все горит, даже пусть до беды
Чтоб достичь той, что в путь позвала
Чтоб достичь недоступной звезды
Удивительное создание человек. Всё-то ему Господь сотворил для какой-нибудь цели. Глаза - чтобы смотреть и, желательно, видеть. Уши, соответственно, чтобы слышать. Чтобы слУшать. Руки - чтобы писать-печатать, брать всякие нужные и совершенно ненужные вещи… Чтобы ласкать ими любимых. Чтобы расставаться с деньгами. Чтобы касаться клавиш или струн. Смычка касаться и скрипки… Чтобы потрогать лоб ребенка - не горячий? Чтобы почесать животик коту. Да мало ли для чего.
Сцена. Артист. Перед ним - маленький приборчик, микрофон. Стой себе и пой, чего еще надо? Но если у человека этого звуки происходят не только из натянутых связок, если поет он сердцем, умом и душой, то поет у такого человека и лицо его, и тело. И поют у такого человека его руки.
Знаю я, станете вы все тут сейчас надо мной смеяться. У виска покрутите. Скажете, притянуто за уши. Не притянуто. Я так вижу. Когда я думаю о поющих руках, передо мной сразу возникают два человека - невысокий, «кряжистый и жилистый» и очень сдержанный на этот раз Брюно Пельтье, в своей красно-черной рубахе, поющий знаменитые «Амстердам» и «Кредо человека из Ламанчи», песни легендарного Жака Бреля. И - легкий, изящный, стремительный Кинчев, ведущий о любимом своем герое Дурне, сказочнике и воине, вот уже столько лет свой рассказ с продолжениями.
Казалось бы, такая разная музыка. Противопроложные полюса. Французская песенная классика и русский рок. Что может быть у них общего? Абсолютно непохожие - с редкостной красоты Голосом очаровательный, элегантный и такой романтичный их Пельтье и наш неистовый Кинчев, щедро одаренный Словом русский поэт, «последний герой» и «опричник небес». Французы - традиционно сильные философские тексты и размышления, музыка для сердца и эмоций; Кинчев - песни для ума и духа, многолетний поиск и обретение пути…
Но давайте не будем спешить. Давайте еще раз посмотрим на них и попытаемся понять. Как. Они. Умеют. Это. Делать.
Мы будем смотреть на их лица и - на руки.
Вот он слушает вступление, прищуривается и окидывает взглядом зал. Настраивается. Руки, верные и сильные, пока молчат. Начинает петь… Руки все еще ждут, когда придет их время и станут они вместе с голосом наносить на полотно, слой за слоем, свои краски, рисовать свои истории.
Но вот первый взмах руки - и появился перед нами, «как на ладони», Дурень, и возникает его страна, разоренная и несчастная, где «угар, ветер, мор да пожар». И манит, манит этими руками «пожар-птица» Дурака, манит и нас тоже Кинчев этим жестом, зовет и нас с ним вместе «солнца тропы искать».
Второй взмах руки - и мы видим старый порт, полный морских запахов - рыбы, соли, пота… Моряков, вся жизнь которых от самого рождения «в вязкой неге морей», проходит здесь.
В амстердамском порту - моряки там поют,
Петь им сны не дают, рассыпаясь, как ртуть
В амстердамском порту - там храпят моряки,
Заступив за черту тихой черной реки.
Третий, безнадежный взмах - по непутевым, умирающим «порой, подняв кружку ко рту, перед самой зарей» своим героям, о которых Брюно печалится и которых все же так любит.
Вместе с Дураком да Сказочником, с гибкими, как ветки, руками Кинчева, украшенными картинками затейливыми, ведущими нас «по лесам собирать сказки»; вместе с Дон Кихотом - Брюно, который, то опускает руки в отчаянии и сутулится, то, решаясь все же на борьбу с вечными мельницами, поднимает их вверх, к своей «линаксессиблетуаль», недоступной звезде, - вместе с ними проходим мы сквозь их песни. Крепко держат нас эти говорящие руки и ведут они нас через свой песенный мир, сквозь куплеты и припевы, от начала и до самого до конца не отпуская ни на шаг. A мы, затаив дыхание, слушаем, смотрим, впитываем эту музыку. Музыку голосов. Лиц. Музыку рук.
Руки певца - тончайший инструмент, искусно играющий на струнах, спрятанных внутри нас. Инструмент этот может с легкостью заставить танцевать - Брюно лишь поднимает руки вверх и прикрыв глаза, уже как будто кружится в хмельном танце с амстердамскими гуляками и их веселыми подругами, отдающими морякам свои тела за гроши. Вслед за его жестом - эх, «пить так уж пить» - мы тоже готовы гулять с ними до утра, и смеяться до утра, и танцевать до утра, пока не сломается старый аккордеон или не свалится от усталости играющий на нем музыкант…
Благодаря инструменту этому чудесному - рукам, поющим вместе с голосом, нас так трогает наивность брелевского «Кредо», так пугает и ломает обреченность, с которой роняет Брюно свои сильные руки и опускает плечи… Чтобы через секунду мы увидели его напряженные губы, искаженные в гримасе человека, полного решимости погибнуть за одно только слово «да», увидели прижатые к груди кулаки, и чтобы с облегчением вздохнули - он не сдается! И расправили бы плечи. Наши собственные плечи.
В руках, в этом загадочном музыкальном инструменте, скрыта сила огромная. Смотрите, вот, ведя рассказ, «сколько горя в нужде Дурень мыкал», как он «веселил городов толпы», Кинчев поднимает руки открытыми ладонями вверх, будто хочет он этими руками, руками совершенной красоты, тонкими, сильными, обжигающими, как и его стихи, будто хочет он приподнять зал над землей; он словно держит нас на весу на протяжении всей песни, снова и снова подхватывает-удерживает, не дает опуститься вниз. Гармония слов и рук, которые в этом жесте ладонями обращены к небу, заставляет и нас тоже думать: как же, ну действительно, как «найти, увидеть, да не проглядеть, не потерять»? Руки переливаются из «луча» в «клинок», они тянут, влекут к себе тех, «кто видел как по небу плывет огонь» и падают вниз, когда «из сердца уходит боль». Слова-руки-символы обволакивают и кажется, что, если отключить звук и не слышать слов, ты по песне рук все равно узнаешь эти стихи. Заканчивая победным «над нами по сей день горит Солнце», Кинчев замирает, высоко подняв руку и, вытянувшись за ней всем телом, откидывает голову назад и смотрит вверх...
Как художник волшебной кистью, вдохновенно рисуют руки человека, мазок за мазком, вместе с голосом, картину-песню. Руки послушны его воле, его мысли, его порыву. Научиться этому нельзя; это идет от ума и от сердца, от сердца человека, которому дано чувствовать чужую боль как свою собственную. Которому дано огромное счастье и тяжкий крест - дарить свой Талант людям, стоя на сцене.
...Руки нужны людям, чтобы петь. Господь, наверное, сразу так и рассудил. А нам - нам нужно просто хотя бы один раз увидеть такого артиста, чтобы совершить это простое открытие.
* * *
Видео "Амстердама" и "Кредо" в исполнении Брюно Пельтье (на концерте, посвященном творчеству Жака Бреля в Квебеке, Канада) :
Click to view* * *
Тексты и стихотворные переводы песен.
В Амстердамском порту -
Моряки там поют
Петь им сны не дают
Рассыпаясь как ртуть
В Амстердамском порту --
Там храпят моряки
Заступив за черту
Тихой черной реки
В Амстердамском порту
Умирают порой
Подняв кружку ко рту
Перед самой зарей
В Амстердамском порту --
Там рожают парней
В вязкой неге морей
И в соленом поту
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui chantent
Les rêves qui les hantent
Au large d'Amsterdam
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui dorment
Comme des oriflammes
Le long des berges mornes
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui meurent
Pleins de bière et de drames
Aux premières lueurs
Mais dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui naissent
Dans la chaleur épaisse
Des langueurs océanes
В Амстердамском порту --
Там жуют моряки
Рыбьих душ чистоту
Рыбьи кости хрупки
Там их зубы крепки
Там их судьбы хрустят
В небе звезды дрожат
Точно кости трески
И воняет треской
Там до самых сердец
Обретут наконец
Там их руки покой
Подтянувши штаны
Хохоча там встают
И до ветру идут
А ветра там сильны
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui mangent
Sur des nappes trop blanches
Des poissons ruisselants
Ils vous montrent des dents
A croquer la fortune
A décroisser la lune
A bouffer des haubans
Et ça sent la morue
Jusque dans le coeur des frites
Que leurs grosses mains invitent
A revenir en plus
Puis se lèvent en riant
Dans un bruit de tempête
Referment leur braguette
Et sortent en rotant
В Амстердамском порту --
Пляшут там моряки
И глядят в пустоту
И смешны их прыжки
Позабывши про сон
Кружат женщин своих
Всю ночь шпарит для них
Ветхий аккордеон
Обжимают подруг
Знают в хохоте толк
Эти парни -- как вдруг
Музыкант их умолк
Он не смог -- он устал
Они злость затая
Прочь бредут по мосткам
Чуть забрезжит заря
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui dansent
En se frottant la panse
Sur la panse des femmes
Et ils tournent et ils dansent
Comme des soleils crachés
Dans le son déchiré
D'un accordéon rance
Ils se tordent le cou
Pour mieux s'entendre rire
Jusqu'à ce que tout à coup
L'accordéon expire
Alors le geste grave
Alors le regard fier
Ils ramènent leur batave
Jusqu'en pleine lumière
В Амстердамском порту --
Там где пьют моряки
Если пьют -- так уж пьют
Не жалея тоски
За здоровье тех шлюх
Что пригрел Амстердам
В Гамбург их не сошлют
Наконец пьют за дам
Что тела им дарят
Добродетель сдают
За куски серебра
А когда всё допьют
Прямо в звездную высь
Потравить им не грех
А я плачу о тех
Что в любви мне клялись
В Амстердамском порту
В Амстердамском порту
Dans le port d'Amsterdam
Y a des marins qui boivent
Et qui boivent et reboivent
Et qui reboivent encore
Ils boivent à la santé
Des putains d'Amsterdarn
De Hambourg ou d'ailleurs
Enfin ils boivent aux dames
Qui leur donnent leur joli corps
Qui leur donnent leur vertu
Pour une pièce en or
Et quand ils ont bien bu
Se plantent le nez au ciel
Se mouchent dans les étoiles
Et ils pissent comme je pleure
Sur les femmes infidèles
Dans le port d'Amsterdam
Dans le port d'Amsterdam.
Rêver un impossible rêve
Porter le chagrin des départs
Brûler d'une possible fièvre
Partir où personne ne part
Aimer jusqu'à la déchirure
Aimer, même trop, même mal,
Tenter, sans force et sans armure,
D'atteindre l'inaccessible étoile
Мечтать, и с мечтой невозможной
Нести горечь вечных разлук
Гореть в лихорадке дорожной
Замкнуть мироздания круг
Любить до разрыва, до боли
Любить, даже пусть до беды
Стремиться, без сил и без воли
Достичь недоступной звезды
Telle est ma quête,
Suivre l'étoile
Peu m'importent mes chances
Peu m'importe le temps
Ou ma désespérance
Et puis lutter toujours
Sans questions ni repos
Se damner
Pour l'or d'un mot d'amour
Je ne sais si je serai ce héros
Mais mon coeur serait tranquille
Et les villes s'éclabousseraient de bleu
Parce qu'un malheureux
Вот мое странствие
Путь до звезды
И неважно мне время
И неважен успех
Безнадежности бремя
И бороться всегда
Без вопросов и слов
Cгинуть пусть
За одно только "да"
Я не знаю, герой ли я тот
Но душа обрела бы покой
Засияла бы зелень долин
Ведь несчастный один
Brûle encore, bien qu'ayant tout brûlé
Brûle encore, même trop, même mal
Pour atteindre à s'en écarteler
Pour atteindre l'inaccessible étoile.
Все горит, пусть и сжег все дотла
Все горит, даже пусть до беды
Чтоб достичь той, что в путь позвала
Чтоб достичь недоступной звезды