Дело об охотничьей птице. Вторая серия.
Часто пишут о том, что этот брак принес Габсбургам Нидерланды, но отчего-то забывают написать о том, что в нем было что-то помимо династических интересов. Я даже не знаю, как это так сказать, чтобы прозвучало не очень пафосно. Большая любовь. Там еще была большая любовь. То есть не была - откуда ей быть, жених с невестой и встретились-то впервые фактически у алтаря, но - внезапно приключилась.
Сохранились письма Максимилиана к другу Зигмунду Прюшенку. В одном из них он описывает внешность будущей жены: "Это дама красивая, благочестивая, добродетельная, которой я, благодарение Господу, превесьма доволен. Сложением хрупкая, с белоснежной кожей; волосы каштановые, маленький нос, небольшая головка, некрупные черты лица; глаза карие и серые одновременно, ясные и красивые. Нижние веки чуть припухшие, как будто она только что ото сна, но это едва заметно. Губы чуть полноваты, но свежи и алы. Это самая красивая женщина, какую я когда-либо видел".
А через несколько месяцев после свадьбы, 8 декабря 1477, он доверительно сообщает тому же Прюшенку о том, что они с женой устроили "совместную спальню" - редкое явление в знатных семьях того времени, где супруги обыкновенно встречались в одной кровати только с благой целью продолжения рода.
Что касается рода, то счастливая герцогская чета довольно быстро обзаводится сыном Филиппом и дочерью Маргаритой и, собственно, планирует дальнейшее расширение семейства - в марте 1482 Мария снова беременна. Зачем женщина при таком деликатном состоянии себя и таком неважнецком состоянии медицины в то время отправилась на охоту, трястись в седле и скакать по буеракам?.. Мария была известна как страстная охотница и умелая наездница, однако ее лошадь то ли понесла, то ли запнулась, а сама она то ли вылетела из седла, то ли ударилась о дерево - показания источников разнятся в деталях, но сходятся в результате - не оправившись от преждевременных родов и ран, 25-летняя герцогиня умирает.
Выезд на охоту - за Марией бегут три мертвеца, предвестники гибели (миниатюра из часослова, начатого для Марии и законченного уже для Максимилиана):
Это была очень грустная история. Максимилиан пережил Марию на тридцать семь лет и, если верить Куспиниану, все эти тридцать семь лет "не мог удержаться от слез, вспоминая о ней". Он заказывал ее портреты, сделал ее героиней двух своих сочинений - Teuerdank и Weisskunig, чеканил монеты и медали с ее изображением. Он, правда, женился во второй раз - через двенадцать лет вдовства, вырастив сына и передав ему бургундское наследство, - однако второй жене, в отличие от первой, суждено было вживе прочувствовать все прелести династического брака. Бьянка-Мария Сфорца много болела, часто оставалась в полном одиночестве и уж никак не была избалована вниманием супруга-императора - у того были более важные заботы: в очередной раз поссориться с французами или написать очередную главу о многотрудном путешествии доблестного рыцаря Тейерданка к прекрасной Эрнрайх, обещанной ему в жены (читай - предсвадебный вояж Максимилиана к Марии).
Нередко с придыханием живописуют эту романтическую историю, но отчего-то забывают о том, что политические интересы таки да играли в ней немалую роль. Большая любовь была, безусловно, прекрасным, но все же факультативным бонусом в том, что состоялось как династический союз - и, собственно, династическим союзом продолжало оставаться все пять лет брака и еще долгие, долгие годы после смерти и Марии, и Максимилиана, и их детей и даже внуков.
История - с немалой помощью любящего супруга - оказалась довольно несправедлива к Марии Бургундской. К ней подошли в некотором роде с мерками Людовика XIII - в том смысле, что трудно быть дочерью Карла Смелого и женой Максимилиана Габсбурга - уж больно велики отбрасываемые тени. Собственно, отчасти поэтому Марии в трудах ученых мужей досталась роль безвольной пешки в партии, разыгранной между Францией и Габсбургами. Отчасти в этом был повинен Максимилиан, усиленно идеализировавший покойную супругу в ее именно что супружеской, сиречь кроткой и добродетельной, ипостаси.
Между тем Марию вряд ли закономерно обвинять в пассивности и безволии - все-таки владела бургундскими землями именно она, а не Максимилиан, и современники говорят о ней как об умной и энергичной правительнице, и даже перебежчик Коммин замечает, что "ее больше почитали и боялись, чем ее супруга".
И для публичной репрезентации ей был выбран совсем иной образ, нежели тот, что позже - и весьма успешно - был внедрен в массовое сознание стараниями Максимилиана.
Вот с этого момента, собственно, мы и переходим непосредственно к делу.