Женщина в Берлине
Я смотрела этот фильм со своей, с нашей стороны, и мне стало ясно одно - этот фильм не об изнасилованиях бедных немок страшными красноармейцами.
Фильм захватил с первых минут, когда в руинах разбомбленного города на одном уровне встречаются лицо женщины и морда бродячего пса - оба одинаково грязные, с похожим тяжёлым взглядом. Люди, бегущие в подвалы, прячась от бомб, выглядели так знакомо, как в десятках виденных ранее русских фильмах о войне, только говорили по-немецки. Фрагменты лиц, глаза, подвальные тени, суматоха, тревога... Всё, что чувствуешь в эти моменты - это сочувствие, потому что мы прошли через то же самое, и мирное население ни в чём не виновато.
Даже гоготание наших солдат, въехавших в город на танках, и приставание к женщинам на улицах, а потом и прямая охота за ними не вызвали у меня ничего, кроме осознания того, что вот рота уставших от войны людей, да, распоясавшихся и позволивших себе то, что никогда не позволили бы дома, но оправдывающих себя страданиями, через которые прошли они и их страна.
- Почему Россия? Почему?! - кричит в ярости один из наших солдат, - Что вы, блин, там потеряли?
Другой, забрав у одной из женщин ожерелье, со злым недоумением показывает его товарищам:
- У них же всё есть - деньги, драгоценности, дома... Чего они, суки, на нас попёрли?
За столом в доме, в котором живут женщины, продающие себя за безопасность и еду, один из русских солдат начинает хвастать нашими военными достижениями и поносить немецких солдат.
- Не будь таким бестактным, - говорит ему другой.
- Они сами начали, - отвечает первый.
- Если бы русские сделали с нами хоть часть того, что мы с ними за последние четыре года, - говорит один немец, - то в живых не осталось бы ни одного немца.
Когда Анонима ищет контакта с майором Андреем, Маша, одна из наших солдат, говорит ей:
- Оставьте его в покое!
- Почему? - не понимает Анонима.
- Вы повесили его жену.
Майор, протекции которого хочет Анонима, устал от войны, как и все, и, пожалуй, дал своим солдатам распуститься, но только до определённого момента. Когда один из наших солдат начинает избивать гражданского немца, Андрей бьёт ему морду с абсолютной яростью.
- Приказ Сталина знаешь? - кричит он, имея ввиду известный нам приказ о недопущении грубого отношения к местному населению.
- Пристрелишь? - с издёвкой спрашивает солдат.
- Надо будет - пристрелю, - отвечает Андрей.
Люди, и немцы, и русские, показаны Фербербеком как многогранные личности в тяжёлых условиях. Да, некоторые либо насилуют, либо покупают женское внимание за еду. А грузинский солдат пытается объяснить немкам, что он хочет к жене и детям:
- Жену хочу, понимаешь? Мою фрау.
Насилия - это лишь малая часть фильма. Этот фильм - о компромиссах, на которые идут люди во время войны, об их страданиях, о том, как они преображаются и выходят за рамки привычного им самим поведения, сами тому поражаясь и иногда становясь циничными. Но несмотря на всё пройденное, майор не становится циником.
- Я хочу обнимать тебя всю жизнь, - говорит он Анониме.
- Ты в Москве, я здесь, - отвечает она, - ни у кого нет таких длинных рук.
- Попробуй, - с твёрдостью говорит он.
«Проклятый русский идеалист», позже называет его она в своих мыслях.
«Проклятый русский идеалист» отпускает её тогда, когда выясняется, что в её квартире скрывался вооружённый немецкий солдатик. Отпускает, вместо того, чтобы расстрелять. За это его «переводят» из части. «Переводят - это у них так теперь называется», - усмехается в мыслях Анонима.
- Спасибо, - говорит она майору в секунды перед его отъездом.
- За что? - спрашивает он.
- За то, что позволил себя узнать, - и тайное прощальное пожатие рук. Такое же пожатие, но не тайное, было ранее, когда она одевалась утром, сидя на постели, на которой ещё лежал полусонный он, нежное пожатие не врагу, а близкому человеку.
Когда объявляют капитуляцию Германии, и идёт всеобщее ликование солдат на улицах Берлина, за кадром звучит Гимн Советского Союза. Поют его старые слова, со Сталиным и т.д., но не воспринимаешь в этот момент страшных русских насильников, славящих Сталина, а видишь людей, радость которых бьёт через край, потому что закончена война, закончены страдания, и все пойдут по домам. И у меня были слёзы на глазах, и я подпевала беззвучно, потому что было переполнено сердце. И в конце фильма, когда уже бежали титры, и половина зала разошлась, я была не одна, кто сидел в темноте, слушая «Сердце, тебе не хочется покоя» до самой последней секундочки, пока не включили свет.
II.
Взвод молоденького лейтенанта размещается в доме в Кенигсдорфе в первые дни мая 1945 года. Лейтенант попадает в комнату, в которой сержант, описанный в других частях романа как удачливый красавец-удалец с завешанной орденами грудью, пытается насиловать кричащую сопротивляющуюся немку. Немке всего 18 лет, но это не мешает ей после того, как она спасена от насилия лейтенантом, на следующий же день быстренько соблазнить его, до этого имеющего всего лишь одноразовый интимный опыт. Лейтенант проводит в Кенигсдорфе всего пять дней и уезжает. Став знаменитым писателем, он возвращается в Германию через 26 лет. Немка всё ещё его любит - «пусть снова будет война, пусть снова стреляют, пусть меня насилуют, но только чтобы вернулся русский лейтенант».
Нет, это не «Женщина в Берлине». Это - роман писателя-фронтовика Юрия Васильевича Бондарева «Берег». Роман был написан в ранние 70-е, что может объяснить юношескую романтичность, с которой 50-летний писатель описывает страстную любовь, которой воспылала 18-летняя девушка к солдату армии, другой солдат которой только что её атаковал. Это, скорее, не наивность писателя, а наивность нашего времени; кроме того, роман был написан в рамках того, что было тогда дозволено.
Если разрешить себе немного прагматизма, то, пожалуй, не влюблённостью немки можно объяснить её внезапную «страсть» к лейтенанту, а страхом того, что насилие произойдёт опять, со стороны другого русского солдата. Этот лейтенант - главный, он её защитил однажды, защитит и опять. Она волнуется за младшего брата и, простите меня великодушно за грубость, проституирует себя хорошему лейтенанту за то, чтобы её брат оказался в безопасности.
Прошло более 30-ти лет с написания романа «Берег». Макс Фербербек снял свой фильм «Женщина в Берлине» с другой стороны вышеописанной ситуации. Он не побоялся прямо рассказать о том, как немки иногда продавали себя советским солдатам за еду и то, что в сегодняшнем криминальном мире называется «крышей».
А фронтовик Бондарев тридцать лет назад не побоялся написать о сержанте, насилующем немку. Не побоялся потому, что правды не надо бояться. Во время войны были миллионы героев, воевавших за нашу страну, но также были и полицаи, продавшиеся врагу за собственную безопасность и кусок колбасы, и были НКВДисты, пытающие собственный народ в застенках почище фашистов, и охранники в лагерях ГУЛАГа. Поэтому наивно красить всю войну белой краской и уверять, что никогда не могло быть в нашей армии солдат, которые, испытав страшнейшие душевные травмы и помня о миллионах убитых, о зверствах и насилиях, совершённых фашистами на нашей родине, захотели бы отомстить. Миллионы мстили правильно, вражеской армии в бою. Но некоторые могли мстить и мирному населению или считать «вражеских» женщин чем-то вроде трофея. Забудьте о британском историке Биворе, которого, если захотеть, можно заподозрить в анти-русской направленности. Но и Солженицын, и Лев Копелев затрагивали эту больную тему, да и Сталину не пришлось бы издавать приказ о недопущении грубого отношения к местному населению, если бы такого «грубого отношения» не было.
Фербербек, в отличие от Бондарева, не романтичен, а реалистичен, так же как и его главная героиня. Политики слева и справа могут говорить о том, как ужасны русские; борцы за женские права могут возмущаться насилием над женщиной и раздувать количество жертв изнасилований до миллионов. По моему скромному мнению, в число миллионов явно включены те, кто, как Анонима и Эмма Герберт, проституировали себя для того, чтобы обеспечить себе безопасность и еду, а таких, пожалуй, намного больше. Фербербек не занимается ни политикой, ни феминизмом - он показывает, как война меняет судьбы и характеры людей, на примере одной частной истории. Что и должен делать художник.
mso-ascii-theme-font:minor-latin;mso-fareast-font-family:Calibri;mso-fareast-theme-font:
minor-latin;mso-hansi-theme-font:minor-latin;mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:EN-US;
mso-bidi-language:AR-SA">Нам бы не объявлять русских актёров, снявшихся в фильме, предателями, не запрещать бы фильм к показу, демонстрируя всему миру, как мы затыкаем себе глаза и уши, а рассматривать этот фильм тем, что он и есть - художественным описанием частных фактов. Если бы мы это сделали, то уважать нас можно было бы больше, потому что сила вызывает уважение, а сила - и в том, чтобы уметь признавать свои ошибки.
Тем более, что фильм - прекрасен.
(c) Lanrou Jevil
Фильм захватил с первых минут, когда в руинах разбомбленного города на одном уровне встречаются лицо женщины и морда бродячего пса - оба одинаково грязные, с похожим тяжёлым взглядом. Люди, бегущие в подвалы, прячась от бомб, выглядели так знакомо, как в десятках виденных ранее русских фильмах о войне, только говорили по-немецки. Фрагменты лиц, глаза, подвальные тени, суматоха, тревога... Всё, что чувствуешь в эти моменты - это сочувствие, потому что мы прошли через то же самое, и мирное население ни в чём не виновато.
Даже гоготание наших солдат, въехавших в город на танках, и приставание к женщинам на улицах, а потом и прямая охота за ними не вызвали у меня ничего, кроме осознания того, что вот рота уставших от войны людей, да, распоясавшихся и позволивших себе то, что никогда не позволили бы дома, но оправдывающих себя страданиями, через которые прошли они и их страна.
- Почему Россия? Почему?! - кричит в ярости один из наших солдат, - Что вы, блин, там потеряли?
Другой, забрав у одной из женщин ожерелье, со злым недоумением показывает его товарищам:
- У них же всё есть - деньги, драгоценности, дома... Чего они, суки, на нас попёрли?
За столом в доме, в котором живут женщины, продающие себя за безопасность и еду, один из русских солдат начинает хвастать нашими военными достижениями и поносить немецких солдат.
- Не будь таким бестактным, - говорит ему другой.
- Они сами начали, - отвечает первый.
- Если бы русские сделали с нами хоть часть того, что мы с ними за последние четыре года, - говорит один немец, - то в живых не осталось бы ни одного немца.
Когда Анонима ищет контакта с майором Андреем, Маша, одна из наших солдат, говорит ей:
- Оставьте его в покое!
- Почему? - не понимает Анонима.
- Вы повесили его жену.
Майор, протекции которого хочет Анонима, устал от войны, как и все, и, пожалуй, дал своим солдатам распуститься, но только до определённого момента. Когда один из наших солдат начинает избивать гражданского немца, Андрей бьёт ему морду с абсолютной яростью.
- Приказ Сталина знаешь? - кричит он, имея ввиду известный нам приказ о недопущении грубого отношения к местному населению.
- Пристрелишь? - с издёвкой спрашивает солдат.
- Надо будет - пристрелю, - отвечает Андрей.
Люди, и немцы, и русские, показаны Фербербеком как многогранные личности в тяжёлых условиях. Да, некоторые либо насилуют, либо покупают женское внимание за еду. А грузинский солдат пытается объяснить немкам, что он хочет к жене и детям:
- Жену хочу, понимаешь? Мою фрау.
Насилия - это лишь малая часть фильма. Этот фильм - о компромиссах, на которые идут люди во время войны, об их страданиях, о том, как они преображаются и выходят за рамки привычного им самим поведения, сами тому поражаясь и иногда становясь циничными. Но несмотря на всё пройденное, майор не становится циником.
- Я хочу обнимать тебя всю жизнь, - говорит он Анониме.
- Ты в Москве, я здесь, - отвечает она, - ни у кого нет таких длинных рук.
- Попробуй, - с твёрдостью говорит он.
«Проклятый русский идеалист», позже называет его она в своих мыслях.
«Проклятый русский идеалист» отпускает её тогда, когда выясняется, что в её квартире скрывался вооружённый немецкий солдатик. Отпускает, вместо того, чтобы расстрелять. За это его «переводят» из части. «Переводят - это у них так теперь называется», - усмехается в мыслях Анонима.
- Спасибо, - говорит она майору в секунды перед его отъездом.
- За что? - спрашивает он.
- За то, что позволил себя узнать, - и тайное прощальное пожатие рук. Такое же пожатие, но не тайное, было ранее, когда она одевалась утром, сидя на постели, на которой ещё лежал полусонный он, нежное пожатие не врагу, а близкому человеку.
Когда объявляют капитуляцию Германии, и идёт всеобщее ликование солдат на улицах Берлина, за кадром звучит Гимн Советского Союза. Поют его старые слова, со Сталиным и т.д., но не воспринимаешь в этот момент страшных русских насильников, славящих Сталина, а видишь людей, радость которых бьёт через край, потому что закончена война, закончены страдания, и все пойдут по домам. И у меня были слёзы на глазах, и я подпевала беззвучно, потому что было переполнено сердце. И в конце фильма, когда уже бежали титры, и половина зала разошлась, я была не одна, кто сидел в темноте, слушая «Сердце, тебе не хочется покоя» до самой последней секундочки, пока не включили свет.
II.
Взвод молоденького лейтенанта размещается в доме в Кенигсдорфе в первые дни мая 1945 года. Лейтенант попадает в комнату, в которой сержант, описанный в других частях романа как удачливый красавец-удалец с завешанной орденами грудью, пытается насиловать кричащую сопротивляющуюся немку. Немке всего 18 лет, но это не мешает ей после того, как она спасена от насилия лейтенантом, на следующий же день быстренько соблазнить его, до этого имеющего всего лишь одноразовый интимный опыт. Лейтенант проводит в Кенигсдорфе всего пять дней и уезжает. Став знаменитым писателем, он возвращается в Германию через 26 лет. Немка всё ещё его любит - «пусть снова будет война, пусть снова стреляют, пусть меня насилуют, но только чтобы вернулся русский лейтенант».
Нет, это не «Женщина в Берлине». Это - роман писателя-фронтовика Юрия Васильевича Бондарева «Берег». Роман был написан в ранние 70-е, что может объяснить юношескую романтичность, с которой 50-летний писатель описывает страстную любовь, которой воспылала 18-летняя девушка к солдату армии, другой солдат которой только что её атаковал. Это, скорее, не наивность писателя, а наивность нашего времени; кроме того, роман был написан в рамках того, что было тогда дозволено.
Если разрешить себе немного прагматизма, то, пожалуй, не влюблённостью немки можно объяснить её внезапную «страсть» к лейтенанту, а страхом того, что насилие произойдёт опять, со стороны другого русского солдата. Этот лейтенант - главный, он её защитил однажды, защитит и опять. Она волнуется за младшего брата и, простите меня великодушно за грубость, проституирует себя хорошему лейтенанту за то, чтобы её брат оказался в безопасности.
Прошло более 30-ти лет с написания романа «Берег». Макс Фербербек снял свой фильм «Женщина в Берлине» с другой стороны вышеописанной ситуации. Он не побоялся прямо рассказать о том, как немки иногда продавали себя советским солдатам за еду и то, что в сегодняшнем криминальном мире называется «крышей».
А фронтовик Бондарев тридцать лет назад не побоялся написать о сержанте, насилующем немку. Не побоялся потому, что правды не надо бояться. Во время войны были миллионы героев, воевавших за нашу страну, но также были и полицаи, продавшиеся врагу за собственную безопасность и кусок колбасы, и были НКВДисты, пытающие собственный народ в застенках почище фашистов, и охранники в лагерях ГУЛАГа. Поэтому наивно красить всю войну белой краской и уверять, что никогда не могло быть в нашей армии солдат, которые, испытав страшнейшие душевные травмы и помня о миллионах убитых, о зверствах и насилиях, совершённых фашистами на нашей родине, захотели бы отомстить. Миллионы мстили правильно, вражеской армии в бою. Но некоторые могли мстить и мирному населению или считать «вражеских» женщин чем-то вроде трофея. Забудьте о британском историке Биворе, которого, если захотеть, можно заподозрить в анти-русской направленности. Но и Солженицын, и Лев Копелев затрагивали эту больную тему, да и Сталину не пришлось бы издавать приказ о недопущении грубого отношения к местному населению, если бы такого «грубого отношения» не было.
Фербербек, в отличие от Бондарева, не романтичен, а реалистичен, так же как и его главная героиня. Политики слева и справа могут говорить о том, как ужасны русские; борцы за женские права могут возмущаться насилием над женщиной и раздувать количество жертв изнасилований до миллионов. По моему скромному мнению, в число миллионов явно включены те, кто, как Анонима и Эмма Герберт, проституировали себя для того, чтобы обеспечить себе безопасность и еду, а таких, пожалуй, намного больше. Фербербек не занимается ни политикой, ни феминизмом - он показывает, как война меняет судьбы и характеры людей, на примере одной частной истории. Что и должен делать художник.
mso-ascii-theme-font:minor-latin;mso-fareast-font-family:Calibri;mso-fareast-theme-font:
minor-latin;mso-hansi-theme-font:minor-latin;mso-bidi-font-family:"Times New Roman";
mso-bidi-theme-font:minor-bidi;mso-ansi-language:RU;mso-fareast-language:EN-US;
mso-bidi-language:AR-SA">Нам бы не объявлять русских актёров, снявшихся в фильме, предателями, не запрещать бы фильм к показу, демонстрируя всему миру, как мы затыкаем себе глаза и уши, а рассматривать этот фильм тем, что он и есть - художественным описанием частных фактов. Если бы мы это сделали, то уважать нас можно было бы больше, потому что сила вызывает уважение, а сила - и в том, чтобы уметь признавать свои ошибки.
Тем более, что фильм - прекрасен.
(c) Lanrou Jevil