Дополненение к: http://community.livejournal.com/seraphim_rose/23156.html
(Воспоминания Д. Ланжерона)
В красоте бескрайняя радость
Очарование ее возрастает
И никогда не канет в небытие...
Красота - это истина, истина - это красота, -
Вот и все что мы знаем на земле,
Вот в все, что нам нужно знать...
Джон Киитс (1795-1821)
Евгений Роуз родился в 1934 в семье американских протестантов.
В русскую православную церковь Евгения, будущего отца Серафима, привлекла красота. То, что он сам позже назвал вкус православия.
Красота и страстный поиск истины. Вообще Евгений был человеком с философским складом ума. Помимо же мощного интеллекта и проницательного ума, способного выразить суть вещей в нескольких кратких словах, его сердце было наполнено любовью и состраданием. Его первая встреча с Христом была определена не умом, но импульсом веры, силой чистой и простой любви. Также он полюбил и Россию, русских людей и Русскую Зарубежную Православную Церковь и в конце концов святого царя мученика Николая Второго. Он считал русских людей духовно более развитыми, более искренними и открытыми в отношениях с другими чем американцы, и видел в русских особую склонность к религии и мистике.
Евгений учился в колледже Помона в штате Калифорния и в Калифорнийском университете в Беркли. Человек обширных знаний и широкой культуры, он обладал особыми способностями к иностранным языкам, свободно изъяснялся на французском и немецком, а позже изучил китайский и японский языки. Когда пришло время изучать русский и церковнославянский языки - это далось ему легко. Помимо языков Евгений изучал науки, особенно естественные науки. Профессора выделяли его как необыкновенно одаренного студента.
Он любил музыку, особенно Баха. Ему нравилась опера, он увлекался литературой, поэзией. Среди англоязычных писателей выделял Диккенса. Очень любил природу и животных. Сложен был как атлет, любил занятия спортом в колледже. Был мастер на все руки - мог и автомобиль починить, и квартиру отремонтировать, и дом построить.
Он быстро разочаровался в суете современной жизни, ее жестком материализме и в единственно известном ему христианстве - протестантстве и католичестве, которые по его мнению утратили духовный стержень. Для него было очевидно, что злоупотребление наукой и современными технологиями неуклонно разрушают естественную ткань бытия. Обратившись в поиске истины к Востоку, он принялся за изучение китайской культуры и религий, среди которых были Тао, Буддизм, Дзен Буддизм и гедонические учения Алана Вотса, бывшего епископального священника, отошедшего от христианства и принявшего буддизм.
Вскоре Евгений разочаровался и в восточных религиях, не найдя в них искомой глубины. Он начал склоняться к атеизму, культу чувственности и прямого отрицания Бога, а еще позже вплотную приблизился к полному скептицизму. Это ужасное состояние сомневающегося во всем ума, хорошо описанное у Павла Флоренского в классическом труде Столп и Утверждение Истины (1) через некоторое время привело его на грань безумия и саморазрушения.
Но свершилось чудо. Однажды Евгений зашел на ночную службу в Русском православном соборе Всех Скорбящих Радосте в Сан-Франциско. Это был день, когда празднуется Пасха, русская Пасха, переполненная духовным ликованием и радостью. Там Евгений испытал чувство похожее на то, как если бы он вдруг оказался во времени первых апостолов, чувство, пропитанное духом первых христиан. Он был ошеломлен красотой богослужения, всем услышанным и увиденным в тот день. Он почувствовал, что после долгих лет скитаний наконец нашел свой дом. То, что он испытывал было не похоже ни на интеллектуальное, ни на эстетическое наслаждение, но скорее являлось глубоким экзистенциальным переживанием. Все внутри него загорелось огнем глубокого духовного чувства, не минутного вдохновения, а нерушимой устремленности идти по этому новому пути несмотря ни на что, и этот огонь горел в нем всю жизнь. С тех пор он все глубже погружался в Православное христианство, а стиль его жизни постепенно менялся и из мирского человека Евгений превращался в аскета.
Я познакомился с ним в Сан-Франциско как раз в это время. Евгений сразу же стал одним из самых близких моих друзей. Я никогда не смогу забыть взгляд его добрых и проницательных глаз и его улыбку, его трезвомыслие и самообладание, его собранность и естественное благородство. Большая внутренняя сила сочеталась в нем с застенчивостью. В то время он не знал никого из молодой православной интеллигенции и я представил его своим друзьям. Встречались мы довольно часто. Я ему читал и переводил русскую классическую духовную литературу. Мы много беседовали...
Когда Евгений принимал Православие в 1962 году, он попросил меня стать его крестным отцом, а живущую со мной в то время мать - быть его крестной матерью.
Евгений старался не пропускать служб в Храме Всех Скорбящих Радости. Довольно скоро он уже мог петь в церковном хоре и читать на старославянском языке практически безупречно.
Но основное влияние, сказавшееся на быстроте, с которой Евгений принял православие и утвердился в нем, оказал на него архиепископ Иоанн (Максимович),
известный сегодня как Святой Иоанн Шанхайский. Посланный в Сан-Франциско с миссией возведения там нового храма, архиепископ Иоанн был подвижник. Он никогда не спал в постели, и если его не было в церкви, значит он посещал больных, нуждающихся, людей, находящихся в беде или в тюремном заключении. По его молитвам свершались многие чудеса. Он исцелял людей. Даже в случае отсутствия технической связи, когда больные или нуждающиеся не могли попросить его о помощи по телефону и лишь допускали надежду о его заступничестве в свое сердце, он вдруг являлся, как будто бы слышал о случившейся с ними беде и приносил с собой помощь и исцеление. Во многих случаях исцеление приходило к имеющим самые мрачные медицинские прогнозы.
Святой Иоанн излучал любовь и духовную благодать. Многие из знающих его лично, из тех, кому он помог и кого любил, от всей души любили его в ответ. Их привязанность к подвижнику архиепископу была очень велика. Он имел дар прозорливости. Мог предотвратить самоубийство одним телефонным звонком, произнеся лишь короткое Не делай этого! Во время служения в Китае во время Второй мировой войны, тысячи людей были спасены от депортации и смерти благодаря его усилиям по отправлению их в Соединенные Штаты. До сегодняшнего дня он любим многими сиротами, обязанными ему своим спасением.
Иоанн был маленького роста, одевался в старый поношенный подрясник, горбился. Имел некоторый дефект речи.
Однажды, во время перестрелки между японскими и китайскими солдатами в Шанхае во время японско-китайской войны, он собрался проведать православную церковь в зоне военных действий. Будучи предупрежден, что подвергает себя смертельной опасности и не обращая никакого внимания на подобные предупреждения, святитель Иоанн отправился через военную зону. Там, где он проходил - перестрелка прекращалась. То же самое было и на обратном пути. Когда он проходил мимо японских постов - солдаты отдавали ему честь, пораженные случившимся. Они говорили, что Бог помогает ему.
Письменные труды и проповеди архиепископа Иоанна отличались емкостью и простотой, разъясняя самые сложные вещи.
Благодать и дар любви этого человека направили Евгения по стопам новой жизни.
В шестидесятых годах началось время культурного и религиозного возрождения в кругах проживающей в Сан-Франциско русской эмиграции, обогатившейся присутствием многих выдающихся личностей, среди которых были священнослужители, музыканты, художники и писатели. Ядром этого созвездия являлись Святой Иоанн и несколько замечательных епископов, сохранившими связь с духовным наследием предреволюционной России. Это было настоящим счастьем оказаться там в те времена! Иоанн Максимович издавал свой епархиальный листок (Церковный Благовестник) и благословил меня стать его первым издателем. Вторым издателем стал Евгений Роуз и в первых же опубликованных им статьях обнаружился его незаурядный литературный талант и присущий ему особый стиль, доносящий его слово до самого сердца читателя. Специально для Евгения были организованы Святым Иоанном Шанхайским богословские курсы, прекратившие свое существование как только Евгений их закончил.
Мои друзья братья Заварины начали проводить у себя дома собрания так называемых «Умолюбцев», имеющих философскую, а также религиозную и литературную направленность. Евгений туда приходил и делился своими мыслями.
Эти собрания также посещались талантливым и известным богословом, автором книги Оптина Пустынь и Ее Время, профессором Иваном Концевичем, братом архиепископа Нектария. Также приходили профессора из близлежащего Университета Беркли. Иногда дискуссии растягивались далеко за полночь. Говорили о Гегеле, Канте, Достоевском, профессоре Иване Ильине, о границах между наукой и религией.
Незабываемы службы, проходившие в соборе Всех Скорбящих Радосте в Сан-Франциско, особенно пасхальные. Влияние, которое они оказывали на душу человека нельзя даже сравнить с впечатлением от самой лучшей классической музыки. Неземное пение хора, лики святых, обрамленные горящими свечами, священнослужители в блистающих серебром белых облачениях, тяжелые басы дьяконов, Святой архиепископ, сама служба - все это, нахлынув, переполняло чувства такой разрывающей душу красотой, перенести которую было возможно только в молитве.
Хором управлял Михаил Константинов, певший ранее в Киевской опере, глубоко религиозный человек, которого любили певчие. Я пел с ними в этом хоре и немного позднее там стал петь и Евгений Роуз.
Помню как мы с Евгением по русской традиции встречали в Пасху зарю. Говорят, что «солнце играет» в это утро года. Мы с трепетом наблюдали это явление. Потом мы заговорили о восприятии света, о том, как это чувствуется в церкви, не обычное физическое явление света, а нечто гораздо более глубокое, проникающее в сердце радостью. Все остается самим собой и в то же время преображается.
Праведники всегда гонимы. Архиепископу Иоанну пришлось претерпеть преследования, оскорбления и клевету. Против него был затеяно судебное дело, в котором он обвинялся в проведении нелегальных церковных выборов и даже растрате церковных денег! Его противники пытались противостоять возведению нового собора. Все те, кто любил архиепископа Иоанна, включая Евгения, встали на его защиту. Огромную помощь оказала группа епископов: Нектарий (Концевич), уроженец Сербии и адвокат епископ Савва (Сарачевич), Чилийский епископ Леонтий (Филиппович ) и архиепископ Аверкий (Таушев) из Джорданвилля. Я занимал в то время должность не официальлнаго секретаря архиепископа Иоанна и являлся членом соборного приходского совета. Борьба увенчалась успехом. Новый Собор Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радосте был наконец завершен. Это восхитительное творение с золотыми куполами и настенной росписью теперь украшает бульвар Гири в Сан-Франциско и, заметный издалека, является одним из достопримечательных мест в городе. Но практически сразу по возведении собора истощенное длительной борьбой и волнениями сердце архиепископа Иоанна сдало и 2 июля 1966 он скончался. Он был причислен к лику святых в 1994 году Русской Зарубежной Церковью.
Все эти события кардинально изменили судьбу Евгения. Он отдал всего себя Богу. Вместе со своим братом во Христе Глебом Подмошенским (будущим игуменом Германом), он удалился в нетронутые цивилизацией дикие леса Калифорнии. Недалеко от местечка под названием Платина два отшельника своими руками построили маленький монастырь: несколько жалких маленьких хижин без отопления, электричества, телефона и водопровода. Только ручей недалеко в ущелье. В этом мирном уединении жизнь Евгения превратилась в одну сплошную молитву. (В этом мирном уединении Евгений посвятил свою жизнь непрестанной молитве). Несмотря на все неудобства, он был счастлив, окруженный первозданной красотой природы. Лесные звери приходили к нему за пропитанием. Покидал монастырь он всегда очень неохотно. У него совсем не рождалось желания попутешествовать или посещать другие места. Он был счастлив на своем месте и по словам поэта, он мог
В песчинке разглядеть вселенную,
И небо - в полевом цветке,
Держать в ладони необъятность
И вечность в часе уместить...
Вильям Блэйк (1752 - 1827)
Евгений стал Отцом Серафимом, иеромонахом. Он продолжал издавать журнал «Православное Слово» на английском языке, который стал выпускаться в Сан-Франциско. Основной темой публикаций были жития святых и отшельников. Журнал пользовался успехом. Отец Серафим затронул жизни тысяч людей. Многие благодаря ему обрели веру.
Несмотря на отшельнический образ жизни, он находил время для того, чтобы писать. Написанное им сразу же привлекло к себе внимание читателей как в США, так и в Европе и особенно в России. Особенно выделяются две его книги: Православие и религия будущего и Душа после смерти. Его наверное можно назвать одним из самых выдающихся религиозных писателей двадцатого века. Все его публикации интересны для тех, кто размышляет о духовной жизни: для молодежи, для недавно обретших Христа и для тех, кто уже давно укрепился в вере.
Отец Серафим перевел множество основных русских духовных сочинений и книг таких авторов, как например архиепископ Аверкий Джорданвилльский (Свято-Троицкий монастырь, штат Нью-Йорк). Основываясь на учении отцов церкви, он написал проникновенную статью о теорию эволюции. Он восхищался Святым Августином, читал его Исповедь во время Великого поста и часто цитировал его в своих работах. Отец Серафим был разносторонним человеком, открытым для новых идей. Но к Американской университетской среде он относился критически, считая, что истина там подменяется интеллектуальными играми.
Ему была присуща некоторая апокалиптичность. Он предсказывал, что скоро наступит конец времен, конец историй. Будущее России он связывал с будущим человечества. Он неоднократно повторял: Подвизайтесь! Уже позже, чем вам кажется. (То есть «осталось мало времени»). Сам он многого достиг, ведомый сильным духовным огнем, постоянно горящим в его сердце.
Одним из его любимых изречений было: Держи свой ум на небе, а ноги на земле. Эти слова являются сутью его философии, разгадкой его влияния на людей - действуя практически, он оставался человеком глубоко духовным. Он ценил умеренность и смирение и глубоко уважал мнение другого. Он был терпелив, тактичен и полон любви. Он часто говорил: Не осуждай других - осуждай себя. Всегда смотри на свои собственные грехи и не суди своего ближнего.
Я всегда поддерживал с ним связь. Мы переписывались. Однажды - редкое явление - он посетил восточное побережье и остановился в моем доме в Нью-Джерси, и мы долго беседовали. Он рассказывал о своей жизни в монастыре, в глухом лесу, и про любимых им лесных животных... Опять и опять он возвращался к теме России, о которой говорил с большой любовью и подолгу. О её сегодняшних проблемах, о восстановлении веры, о страданиях верующих русских людей, о преследовании отца Димитрия Дудко, который имел слишком много влияния на души людей и слишком многих привел ко Христу. Он также напоминал, что мы должны благодарить Богу за его щедроты: за то, что имеем доступ к сокровищам православия, за то, что имеем таинства, за то, что есть у нас Храм для молитвы - наша церковь... Потом я свозил Отца Серафима в Джорданвилль (Нью-Йорк) и в Лэйквуд (Нью-Джерси). Мы пели, пока я вел машину...
Он умер в 1982 году после недолгой, но мучительной болезни, в возрасте 48-ми лет, в полном расцвете своих творческих сил. К нему, нашему дорогому незабываемому другу, можно отнести следующие слова из Библии:
А праведник, если и рановременно умрет, будет в покое,
Ибо не в долговечности честная старость,
И не числом лет измеряется:
Мудрость есть седина для людей
И беспорочная жизнь - возраст старости.
Как благоугодивший Богу, он возлюблен
И, как живший посреди грешников, преставлен,
Восхищен, чтобы злоба не изменила разума его,
Или коварство не прельстило души его...
Достигнув совершенства в короткое время,
Он исполнил долгия лета;
Ибо душа его была угодна Господу,
Потому и ускорил он его из среды нечестия.
(Книга Премудрости Соломоновой, Глава 4, 7-11, 13-14.)
В красоте бескрайняя радость
Очарование ее возрастает
И никогда не канет в небытие...
Красота - это истина, истина - это красота, -
Вот и все что мы знаем на земле,
Вот в все, что нам нужно знать...
Джон Киитс (1795-1821)
Евгений Роуз родился в 1934 в семье американских протестантов.
В русскую православную церковь Евгения, будущего отца Серафима, привлекла красота. То, что он сам позже назвал вкус православия.
Красота и страстный поиск истины. Вообще Евгений был человеком с философским складом ума. Помимо же мощного интеллекта и проницательного ума, способного выразить суть вещей в нескольких кратких словах, его сердце было наполнено любовью и состраданием. Его первая встреча с Христом была определена не умом, но импульсом веры, силой чистой и простой любви. Также он полюбил и Россию, русских людей и Русскую Зарубежную Православную Церковь и в конце концов святого царя мученика Николая Второго. Он считал русских людей духовно более развитыми, более искренними и открытыми в отношениях с другими чем американцы, и видел в русских особую склонность к религии и мистике.
Евгений учился в колледже Помона в штате Калифорния и в Калифорнийском университете в Беркли. Человек обширных знаний и широкой культуры, он обладал особыми способностями к иностранным языкам, свободно изъяснялся на французском и немецком, а позже изучил китайский и японский языки. Когда пришло время изучать русский и церковнославянский языки - это далось ему легко. Помимо языков Евгений изучал науки, особенно естественные науки. Профессора выделяли его как необыкновенно одаренного студента.
Он любил музыку, особенно Баха. Ему нравилась опера, он увлекался литературой, поэзией. Среди англоязычных писателей выделял Диккенса. Очень любил природу и животных. Сложен был как атлет, любил занятия спортом в колледже. Был мастер на все руки - мог и автомобиль починить, и квартиру отремонтировать, и дом построить.
Он быстро разочаровался в суете современной жизни, ее жестком материализме и в единственно известном ему христианстве - протестантстве и католичестве, которые по его мнению утратили духовный стержень. Для него было очевидно, что злоупотребление наукой и современными технологиями неуклонно разрушают естественную ткань бытия. Обратившись в поиске истины к Востоку, он принялся за изучение китайской культуры и религий, среди которых были Тао, Буддизм, Дзен Буддизм и гедонические учения Алана Вотса, бывшего епископального священника, отошедшего от христианства и принявшего буддизм.
Вскоре Евгений разочаровался и в восточных религиях, не найдя в них искомой глубины. Он начал склоняться к атеизму, культу чувственности и прямого отрицания Бога, а еще позже вплотную приблизился к полному скептицизму. Это ужасное состояние сомневающегося во всем ума, хорошо описанное у Павла Флоренского в классическом труде Столп и Утверждение Истины (1) через некоторое время привело его на грань безумия и саморазрушения.
Но свершилось чудо. Однажды Евгений зашел на ночную службу в Русском православном соборе Всех Скорбящих Радосте в Сан-Франциско. Это был день, когда празднуется Пасха, русская Пасха, переполненная духовным ликованием и радостью. Там Евгений испытал чувство похожее на то, как если бы он вдруг оказался во времени первых апостолов, чувство, пропитанное духом первых христиан. Он был ошеломлен красотой богослужения, всем услышанным и увиденным в тот день. Он почувствовал, что после долгих лет скитаний наконец нашел свой дом. То, что он испытывал было не похоже ни на интеллектуальное, ни на эстетическое наслаждение, но скорее являлось глубоким экзистенциальным переживанием. Все внутри него загорелось огнем глубокого духовного чувства, не минутного вдохновения, а нерушимой устремленности идти по этому новому пути несмотря ни на что, и этот огонь горел в нем всю жизнь. С тех пор он все глубже погружался в Православное христианство, а стиль его жизни постепенно менялся и из мирского человека Евгений превращался в аскета.
Я познакомился с ним в Сан-Франциско как раз в это время. Евгений сразу же стал одним из самых близких моих друзей. Я никогда не смогу забыть взгляд его добрых и проницательных глаз и его улыбку, его трезвомыслие и самообладание, его собранность и естественное благородство. Большая внутренняя сила сочеталась в нем с застенчивостью. В то время он не знал никого из молодой православной интеллигенции и я представил его своим друзьям. Встречались мы довольно часто. Я ему читал и переводил русскую классическую духовную литературу. Мы много беседовали...
Когда Евгений принимал Православие в 1962 году, он попросил меня стать его крестным отцом, а живущую со мной в то время мать - быть его крестной матерью.
Евгений старался не пропускать служб в Храме Всех Скорбящих Радости. Довольно скоро он уже мог петь в церковном хоре и читать на старославянском языке практически безупречно.
Но основное влияние, сказавшееся на быстроте, с которой Евгений принял православие и утвердился в нем, оказал на него архиепископ Иоанн (Максимович),
известный сегодня как Святой Иоанн Шанхайский. Посланный в Сан-Франциско с миссией возведения там нового храма, архиепископ Иоанн был подвижник. Он никогда не спал в постели, и если его не было в церкви, значит он посещал больных, нуждающихся, людей, находящихся в беде или в тюремном заключении. По его молитвам свершались многие чудеса. Он исцелял людей. Даже в случае отсутствия технической связи, когда больные или нуждающиеся не могли попросить его о помощи по телефону и лишь допускали надежду о его заступничестве в свое сердце, он вдруг являлся, как будто бы слышал о случившейся с ними беде и приносил с собой помощь и исцеление. Во многих случаях исцеление приходило к имеющим самые мрачные медицинские прогнозы.
Святой Иоанн излучал любовь и духовную благодать. Многие из знающих его лично, из тех, кому он помог и кого любил, от всей души любили его в ответ. Их привязанность к подвижнику архиепископу была очень велика. Он имел дар прозорливости. Мог предотвратить самоубийство одним телефонным звонком, произнеся лишь короткое Не делай этого! Во время служения в Китае во время Второй мировой войны, тысячи людей были спасены от депортации и смерти благодаря его усилиям по отправлению их в Соединенные Штаты. До сегодняшнего дня он любим многими сиротами, обязанными ему своим спасением.
Иоанн был маленького роста, одевался в старый поношенный подрясник, горбился. Имел некоторый дефект речи.
Однажды, во время перестрелки между японскими и китайскими солдатами в Шанхае во время японско-китайской войны, он собрался проведать православную церковь в зоне военных действий. Будучи предупрежден, что подвергает себя смертельной опасности и не обращая никакого внимания на подобные предупреждения, святитель Иоанн отправился через военную зону. Там, где он проходил - перестрелка прекращалась. То же самое было и на обратном пути. Когда он проходил мимо японских постов - солдаты отдавали ему честь, пораженные случившимся. Они говорили, что Бог помогает ему.
Письменные труды и проповеди архиепископа Иоанна отличались емкостью и простотой, разъясняя самые сложные вещи.
Благодать и дар любви этого человека направили Евгения по стопам новой жизни.
В шестидесятых годах началось время культурного и религиозного возрождения в кругах проживающей в Сан-Франциско русской эмиграции, обогатившейся присутствием многих выдающихся личностей, среди которых были священнослужители, музыканты, художники и писатели. Ядром этого созвездия являлись Святой Иоанн и несколько замечательных епископов, сохранившими связь с духовным наследием предреволюционной России. Это было настоящим счастьем оказаться там в те времена! Иоанн Максимович издавал свой епархиальный листок (Церковный Благовестник) и благословил меня стать его первым издателем. Вторым издателем стал Евгений Роуз и в первых же опубликованных им статьях обнаружился его незаурядный литературный талант и присущий ему особый стиль, доносящий его слово до самого сердца читателя. Специально для Евгения были организованы Святым Иоанном Шанхайским богословские курсы, прекратившие свое существование как только Евгений их закончил.
Мои друзья братья Заварины начали проводить у себя дома собрания так называемых «Умолюбцев», имеющих философскую, а также религиозную и литературную направленность. Евгений туда приходил и делился своими мыслями.
Эти собрания также посещались талантливым и известным богословом, автором книги Оптина Пустынь и Ее Время, профессором Иваном Концевичем, братом архиепископа Нектария. Также приходили профессора из близлежащего Университета Беркли. Иногда дискуссии растягивались далеко за полночь. Говорили о Гегеле, Канте, Достоевском, профессоре Иване Ильине, о границах между наукой и религией.
Незабываемы службы, проходившие в соборе Всех Скорбящих Радосте в Сан-Франциско, особенно пасхальные. Влияние, которое они оказывали на душу человека нельзя даже сравнить с впечатлением от самой лучшей классической музыки. Неземное пение хора, лики святых, обрамленные горящими свечами, священнослужители в блистающих серебром белых облачениях, тяжелые басы дьяконов, Святой архиепископ, сама служба - все это, нахлынув, переполняло чувства такой разрывающей душу красотой, перенести которую было возможно только в молитве.
Хором управлял Михаил Константинов, певший ранее в Киевской опере, глубоко религиозный человек, которого любили певчие. Я пел с ними в этом хоре и немного позднее там стал петь и Евгений Роуз.
Помню как мы с Евгением по русской традиции встречали в Пасху зарю. Говорят, что «солнце играет» в это утро года. Мы с трепетом наблюдали это явление. Потом мы заговорили о восприятии света, о том, как это чувствуется в церкви, не обычное физическое явление света, а нечто гораздо более глубокое, проникающее в сердце радостью. Все остается самим собой и в то же время преображается.
Праведники всегда гонимы. Архиепископу Иоанну пришлось претерпеть преследования, оскорбления и клевету. Против него был затеяно судебное дело, в котором он обвинялся в проведении нелегальных церковных выборов и даже растрате церковных денег! Его противники пытались противостоять возведению нового собора. Все те, кто любил архиепископа Иоанна, включая Евгения, встали на его защиту. Огромную помощь оказала группа епископов: Нектарий (Концевич), уроженец Сербии и адвокат епископ Савва (Сарачевич), Чилийский епископ Леонтий (Филиппович ) и архиепископ Аверкий (Таушев) из Джорданвилля. Я занимал в то время должность не официальлнаго секретаря архиепископа Иоанна и являлся членом соборного приходского совета. Борьба увенчалась успехом. Новый Собор Пресвятой Богородицы Всех Скорбящих Радосте был наконец завершен. Это восхитительное творение с золотыми куполами и настенной росписью теперь украшает бульвар Гири в Сан-Франциско и, заметный издалека, является одним из достопримечательных мест в городе. Но практически сразу по возведении собора истощенное длительной борьбой и волнениями сердце архиепископа Иоанна сдало и 2 июля 1966 он скончался. Он был причислен к лику святых в 1994 году Русской Зарубежной Церковью.
Все эти события кардинально изменили судьбу Евгения. Он отдал всего себя Богу. Вместе со своим братом во Христе Глебом Подмошенским (будущим игуменом Германом), он удалился в нетронутые цивилизацией дикие леса Калифорнии. Недалеко от местечка под названием Платина два отшельника своими руками построили маленький монастырь: несколько жалких маленьких хижин без отопления, электричества, телефона и водопровода. Только ручей недалеко в ущелье. В этом мирном уединении жизнь Евгения превратилась в одну сплошную молитву. (В этом мирном уединении Евгений посвятил свою жизнь непрестанной молитве). Несмотря на все неудобства, он был счастлив, окруженный первозданной красотой природы. Лесные звери приходили к нему за пропитанием. Покидал монастырь он всегда очень неохотно. У него совсем не рождалось желания попутешествовать или посещать другие места. Он был счастлив на своем месте и по словам поэта, он мог
В песчинке разглядеть вселенную,
И небо - в полевом цветке,
Держать в ладони необъятность
И вечность в часе уместить...
Вильям Блэйк (1752 - 1827)
Евгений стал Отцом Серафимом, иеромонахом. Он продолжал издавать журнал «Православное Слово» на английском языке, который стал выпускаться в Сан-Франциско. Основной темой публикаций были жития святых и отшельников. Журнал пользовался успехом. Отец Серафим затронул жизни тысяч людей. Многие благодаря ему обрели веру.
Несмотря на отшельнический образ жизни, он находил время для того, чтобы писать. Написанное им сразу же привлекло к себе внимание читателей как в США, так и в Европе и особенно в России. Особенно выделяются две его книги: Православие и религия будущего и Душа после смерти. Его наверное можно назвать одним из самых выдающихся религиозных писателей двадцатого века. Все его публикации интересны для тех, кто размышляет о духовной жизни: для молодежи, для недавно обретших Христа и для тех, кто уже давно укрепился в вере.
Отец Серафим перевел множество основных русских духовных сочинений и книг таких авторов, как например архиепископ Аверкий Джорданвилльский (Свято-Троицкий монастырь, штат Нью-Йорк). Основываясь на учении отцов церкви, он написал проникновенную статью о теорию эволюции. Он восхищался Святым Августином, читал его Исповедь во время Великого поста и часто цитировал его в своих работах. Отец Серафим был разносторонним человеком, открытым для новых идей. Но к Американской университетской среде он относился критически, считая, что истина там подменяется интеллектуальными играми.
Ему была присуща некоторая апокалиптичность. Он предсказывал, что скоро наступит конец времен, конец историй. Будущее России он связывал с будущим человечества. Он неоднократно повторял: Подвизайтесь! Уже позже, чем вам кажется. (То есть «осталось мало времени»). Сам он многого достиг, ведомый сильным духовным огнем, постоянно горящим в его сердце.
Одним из его любимых изречений было: Держи свой ум на небе, а ноги на земле. Эти слова являются сутью его философии, разгадкой его влияния на людей - действуя практически, он оставался человеком глубоко духовным. Он ценил умеренность и смирение и глубоко уважал мнение другого. Он был терпелив, тактичен и полон любви. Он часто говорил: Не осуждай других - осуждай себя. Всегда смотри на свои собственные грехи и не суди своего ближнего.
Я всегда поддерживал с ним связь. Мы переписывались. Однажды - редкое явление - он посетил восточное побережье и остановился в моем доме в Нью-Джерси, и мы долго беседовали. Он рассказывал о своей жизни в монастыре, в глухом лесу, и про любимых им лесных животных... Опять и опять он возвращался к теме России, о которой говорил с большой любовью и подолгу. О её сегодняшних проблемах, о восстановлении веры, о страданиях верующих русских людей, о преследовании отца Димитрия Дудко, который имел слишком много влияния на души людей и слишком многих привел ко Христу. Он также напоминал, что мы должны благодарить Богу за его щедроты: за то, что имеем доступ к сокровищам православия, за то, что имеем таинства, за то, что есть у нас Храм для молитвы - наша церковь... Потом я свозил Отца Серафима в Джорданвилль (Нью-Йорк) и в Лэйквуд (Нью-Джерси). Мы пели, пока я вел машину...
Он умер в 1982 году после недолгой, но мучительной болезни, в возрасте 48-ми лет, в полном расцвете своих творческих сил. К нему, нашему дорогому незабываемому другу, можно отнести следующие слова из Библии:
А праведник, если и рановременно умрет, будет в покое,
Ибо не в долговечности честная старость,
И не числом лет измеряется:
Мудрость есть седина для людей
И беспорочная жизнь - возраст старости.
Как благоугодивший Богу, он возлюблен
И, как живший посреди грешников, преставлен,
Восхищен, чтобы злоба не изменила разума его,
Или коварство не прельстило души его...
Достигнув совершенства в короткое время,
Он исполнил долгия лета;
Ибо душа его была угодна Господу,
Потому и ускорил он его из среды нечестия.
(Книга Премудрости Соломоновой, Глава 4, 7-11, 13-14.)